Это ее рассмешило.
- Хотела бы я видеть их лица. Мои кошки немного другие.
- Кошки есть кошки, разве не так?
- Не совсем. Некоторые поменьше, некоторые побольше. Мои же совсем большие. Сомневаюсь, что в каком-нибудь приюте справились бы с нашим львом. Или с тигром. Или с пумой. Или с тремя ягуарами. Эти хуже всех. Ягуар - ужасный зверь.
- Господи, что же вы делаете с этими чудовищами?
- Ну, представляем их для киносъемок. Продаем молодняк. У людей есть частные зоопарки. Мы пускаем их бегать на воле. Привлекают заказчиков.
- Меня бы они не привлекли.
- Мы держим ресторан. Людям нравится на них смотреть.
- Ресторан? Я тоже. Эта страна кормится с продажи хот-догов друг другу.
- Ну да, но я не могу забывать о своих кошках. Их нужно кормить.
- Глупости, это можно устроить. Позвоним Гобелю, пусть за ними приедет. За сто долларов он позаботится о твоей стае, пока нас не будет.
- Ты считаешь, отдых со мной стоит ста долларов?
- По меньшей мере.
- Ах так. Тогда я не могу сказать "нет". Думаю, тебе нужно позвонить Гобелю.
* * *
Я высадил ее возле дома, нашел телефонную будку, позвонил в зверинец Гобеля, вернулся домой и все закрыл. Потом снова поехал к ней. Начало темнеть.
Гобель уже прислал грузовик, и я встретил его на обратном пути, полным живых полос и пятен. Я остановился в сотне метров от ее дома, и через минуту она прибежала с чемоданчиком, я помог ей сесть, и мы тронулись.
- Тебе нравится?
- Все отлично.
Мы поехали вниз к Калиенте, а на следующий день двинулись в направлении на Энсенаду. Маленький мексиканский городок миль семьдесят вниз по побережью. Там мы нашли крохотный отельчик и остались в нем на три или четыре дня. Все было прекрасно.
Энсенада вся очень мексиканская, и вам кажется, что вы покинули Штаты и находитесь бог весть как далеко оттуда. В нашей комнате был балкон, и каждый вечер мы валялись на нем, глядя на море и не замечая текущего времени.
- Кошки, говоришь... Ты их дрессируешь?
- Этих наших - нет. Они не годятся. Слишком дикие, особенно тигры. Но других - дрессирую.
- Ты их любишь?
- Слишком больших - нет. Но люблю пум. Хотела бы с ними выступать. Но тогда их понадобится много. Пумы из джунглей. Не те дикари, которых показывают в зоопарках.
- А чем отличается дикарь?
- Он бы тебя убил.
- Они все такие или нет?
- Ну да, дикарь убивает всегда. Будь он человеком, его считали бы сумасшедшим. Все от того, что он живет в неволе. Те звери, которых ты видел, выглядят нормально, но в действительности они безумны.
- Как ты отличаешь кошек из джунглей?
- Я ведь их ловлю в джунглях.
- Ты хочешь сказать, что ловишь их живьем?
- Разумеется. Мертвые мне ни к чему.
- Господи Боже! Как ты это делаешь?
- Ну как, сажусь на пароход и плыву в Никарагуа. Все самые лучшие пумы - из Никарагуа. Калифорнийские и мексиканские против них - заморыши. Потом нанимаю несколько индейцев и отправляюсь в горы. Потом ловлю пум. Потом привожу их сюда. На этот раз я, наверное, останусь там с ними на некоторое время, чтобы начать дрессировку. Мясо коз там гораздо дешевле, чем здесь.
- Ты так говоришь, словно уже собралась в путь.
- Так и есть.
Она отхлебнула немного вина и долго смотрела на меня. Повторила это несколько раз, не отводя от меня задумчивого взгляда:
- Так и есть, если поедешь со мной.
- Ты с ума сошла? Думаешь, я поеду с тобой ловить этих дьяволов?
- Фрэнк, я взяла с собой вполне достаточно денег. Пусть Гобель спокойно оставит себе этих заморенных кляч, если ему хочется их кормить, ты продай машину за любую цену, которую предложат, и поедем ловить кошек.
- Это идея.
- Хочешь сказать, ты едешь?
- Когда отправляемся?
- Завтра отсюда уходит грузовой пароход, который причалит в Бальбоа. Оттуда пошлем Гобелю телеграмму, твою машину можем оставить в отеле, когда ее продадут, деньги нам перешлют. Этим мне нравятся мексиканцы. Они медлительны, но честны.
- Согласен.
- Господи, я так рада.
- Я тоже. Мне все эти хот-доги, пиво и яблочные пироги с сыром так осточертели, что я их с удовольствием запустил бы в реку.
- Тебе там понравится, Фрэнк. Мы будем высоко в горах, где приятная прохлада, а потом, когда приготовим свой номер, можем объехать с ним весь мир. Поедем куда захотим, будем делать что захотим, и еще останется куча денег на всякие глупости. Нет ли в тебе хоть капли цыганской крови?
- Капли? Да я родился с золотыми серьгами в ушах.
В ту ночь я спал плохо. Когда начало светать, я открыл глаза - сна ни в одном глазу... И тут мне пришло в голову, что даже Никарагуа недостаточно далеко.
Глава 14
Когда она вышла из поезда, в черном платье, которое делало ее выше, черной шляпке, черных туфлях и черных чулках, ей явно было не по себе. Носильщик уложил чемодан в машину, мы тронулись и несколько миль не решались заговорить.
- Почему ты не написала, что она умерла?
- Не хотела тебя в это втягивать. К тому же на меня свалилось столько всяких дел...
- Я чувствую себя очень неудобно, Кора.
- Почему?
- Пока тебя не было, я поехал отдохнуть. Был во Фриско.
- Почему из-за этого тебе вдруг стало неудобно?
- Не знаю. Ты в Айове, твоя мать умирает, а я веселюсь во Фриско.
- Не знаю, почему тебе должно быть неудобно. Я рада, что ты куда-то съездил. Если бы мне это пришло в голову, я сама посоветовала бы тебе отдохнуть, пока меня нет.
- Но у нас тут все остановилось. Все было закрыто.
- Неважно. Мы все наверстаем.
- Я просто не находил себе места, пока тебя не было.
- Господи, да я тебя ни в чем не упрекаю.
- Думаю, тебе пришлось нелегко, а?
- Ничего приятного в этом не было. Но все уже кончено.
- Выпьем как следует, когда приедем домой. Я привез отличную выпивку на пробу.
- Не хочу ничего.
- Это поднимет тебе настроение.
- Я бросила пить.
- Ну, ну...
- Я тебе все расскажу. Это долгая история.
- Мне кажется, там должна была произойти уйма всякого...
- Нет, ничего не случилось. Только похороны. Но мне многое нужно тебе сказать. Думаю, теперь нас ожидают лучшие времена.
- Ну так ради Бога, не тяни. О чем речь?
- Не теперь. Ты был у своих?
- Что бы мне там делать?
- Ну ладно, у тебя все хорошо?
- Нормально. Насколько это может получиться у одинокого мужчины.
- Ручаюсь, что все было великолепно. Но я рада, что ты сказал это.
Приехав домой, мы увидели перед закусочной автомобиль, а в нем - какого-то типа. Когда он вылезал из машины, на его физиономии появилась гаденькая ухмылка. Это был Кеннеди - тот тип, из конторы Каца.
- Вы меня помните?
- Разумеется, я вас помню. Входите.
Мы впустили его в зал, а меня Кора затащила на кухню:
- Это плохо, Фрэнк.
- С чего ты взяла?
- Не знаю, но чувствую.
- Дай я с ним прежде поговорю.
Я вернулся к нему, она принесла нам пиво и оставила одних. Я перешел прямо к делу:
- Вы все еще у Каца?
- Нет, я от него ушел. Мы поругались, и я с ним завязал.
- Чем теперь занимаетесь?
- Вообще-то ничем. Потому я, собственно, к вам и пришел. Я уже был тут несколько раз, но никого не было дома. Но теперь я услышал, что вы вернулись, и решил подождать.
- Скажите, что я могу для вас сделать?
- Мне пришло в голову, нет ли у вас для меня кое-каких денег.
- Сколько захотите. Много у меня, само собой, нет, но если вас устроят долларов пятьдесят-шестьдесят, то я с удовольствием.
- Полагаю, вы дадите мне больше.
Он все еще гнусно скалился, а я решил, что уже пора оставить все эти околичности и узнать, зачем он пришел.
- Ну так что, Кеннеди. Чего вы хотите?
- Что ж, скажу все как есть. Когда я уходил от Каца, те бумаги, где я записал признание миссис Пападакис, все еще лежали в картотеке; ясно? А поскольку я ваш друг и все такое, мне было понятно, что вам бы не понравилось, когда такие вещи валяются где попало. Так что я их забрал. Мне показалось, вы хотели бы получить их.
- Вы имеете в виду ту ерунду, которую она выдала за признание?
- Вот именно. Я, разумеется, знаю, что в них ничего нет, но подумал, вдруг вы захотите иметь их под рукой.
- Сколько вы хотите?
- Ну а сколько вы дадите?
- Да я не знаю. Сами же говорите, в них ничего нет, но сотню я бы мог дать. Точно. Это я потяну.
- Я думал, это стоит гораздо больше.
- Ну да?
- Я рассчитывал на двадцать пять кусков.
- Вы не сумасшедший?
- Нет, я не сумасшедший. От Каца вы получили десять тысяч. Заведение тоже кое-что принесло, думаю тысяч пять. За дом и участок вы можете получить в банке десять тысяч. Значит, вместе получится двадцать пять.
- Вы хотите раздеть меня догола из-за этой бумажки?
- Она того стоит.
Я даже не вздрогнул, но, видно, в глазах что-то блеснуло, раз он вырвал из кармана пистолет и направил на меня:
- Не вздумайте, Чемберс. Во-первых, у меня нет их с собой. Во-вторых, если вы что-то затеваете, вам же хуже будет.
- Я ничего не затеваю.
- Я вам и не советую.
Он все еще держал меня на мушке, а я не спускал с него глаз.
- Думаю, вы меня зажали в угол.
- Я не думаю. Я это знаю.
- Но слишком высоко берете.
- Говорите, говорите, Чемберс.
- От Каца мы получили десять тысяч, это факт. И они пока у нас. Заведение нам действительно дало пять тысяч, но одну из них мы истратили. Она ездила на похороны матери, а я - отдохнуть. Потому здесь и было закрыто.
- Говорите, говорите.
- А за дом и участок мы не получим десять тысяч. Сегодня никто не даст и пяти. Максимум четыре.
- Продолжайте.
- Значит, десять, четыре и четыре. Это будет восемнадцать.
Он встал:
- Ну ладно. Восемнадцать. Завтра я позвоню, готовы ли деньги. Если да, скажу вам, что нужно делать. Если нет, бумаги получит Саккет.
- Это глупо, но вы достали меня.
- Значит, завтра в двенадцать. У вас будет достаточно времени, чтобы съездить в банк и вернуться.
- Ладно.
Он отступил к дверям, не сводя с меня пистолета. Был уже поздний вечер, смеркалось. Пока он отступал, я оперся о стену, как будто совсем расстроившись. Когда он уже наполовину был на улице, я включил свет, и эта резкая вспышка его осветила. Он споткнулся, а я прыгнул на него. Мы рухнули на землю, я - сверху. Выкрутив ему руку с пистолетом, я бросил его в комнату и заломил другую, потом втянул его внутрь и пинком захлопнул дверь. Она стояла там. Стояла все это время за дверью и слушала.
- Забери пистолет.
Она забрала, но осталась стоять. Я поднял его, швырнул на один из столов, перевернул на спину и избил до полусмерти. Когда он потерял сознание, я вылил ему на лицо стакан воды. Едва он пришел в себя, как я взялся за него опять. Наконец, когда его морда стала похожа на бифштекс и он захныкал, как ребенок, у которого забрали игрушку, я остановился:
- Давайте соберитесь, Кеннеди. Звоните своим компаньонам.
- У меня нет никаких компаньонов, Чемберс. Клянусь, что я единственный, кто...
Я опять взялся за него, и мы повторили все сначала. Он все еще твердил, что у него нет сообщников, тогда я захватил его руку на рычаг и нажал:
- Как хотите, Кеннеди. Если сообщников у вас нет, то я вам ее сломаю.
Он выдержал это дольше, чем я рассчитывал. Выдержал, хотя я жал сколько мог и уже говорил себе, смогу ли я вообще ее сломать. Моя левая все еще была слаба после перелома. Если вы когда-нибудь пробовали переломить ногу старого петуха, то поймете, как тяжело сломать кому-то руку. Но наконец он сказал, что позвонит. Я отпустил его и объяснил, что нужно сказать. Потом посадил к телефону в кухне и перенес туда же аппарат из зала, чтобы видеть его и слышать, что ему ответят. Она была с нами, с пистолетом в руке.
- Когда я дам знак, стреляй в него.
Она оперлась поудобнее, и в уголке ее губ заиграла жестокая усмешка. Думаю, что ее улыбка испугала Кеннеди больше, чем все, что с ним сделал я.
- Я не промахнусь.
Он позвонил, отозвался какой-то тип:
- Это ты, Вилли?
- Пэт?
- Я. Послушай. Мы обо всем договорились. Как скоро ты со всем этим сможешь быть здесь?
- Завтра, как и договорились.
- А сегодня уже не успеешь?
- Как я возьму это из сейфа, если банк уже закрыт?
- Ладно, тогда сделай, как я говорю. Рано утром забери все и приезжай сюда. Я у нее в заведении.
- У нее в заведении?
- Эй, шевели мозгами, Вилли. Он знает, что в наших руках; ясно? Но боится, что если эта женщина узнает, сколько придется выложить, то все ему сорвет; понимаешь? Если я с ним поеду в город, то до нее дойдет, что здесь что-то нечисто, и она может увязаться за нами. Значит, мы все провернем здесь. Я просто постоялец, который заночевал в их кэмпинге, и она ни о чем не догадается. Завтра приедешь как мой приятель, и мы провернем это дельце в два счета.
- Как он соберет деньги, если никуда не поедет?
- Не бойся, все улажено.
- А какого черта ты там будешь торчать всю ночь?
- На то есть причина, Вилли. Знаешь, может, он на нее только ссылается, а может, и нет. Но пока я здесь, ни один из них не сбежит; ясно?
- Он не может тебя услышать?
Он взглянул на меня, и я кивнул.
- Стоит возле меня в телефонной кабинке. Я хочу, чтобы он все слышал; понимаешь, Вилли? Хочу, чтобы знал, что мы не шутим.
- Мне все это не нравится, Пэт.
- Послушай, Вилли. Ни ты, ни я, никто не знает, честно он играет или нет. Но возможно, и так, и я даю ему шанс. Черт возьми, пока парень готов платить, нужно с ним по-хорошему, тебе не кажется? И вообще, делай, что я тебе говорю. Утром, как только сможешь, привезешь все сюда. Как только сможешь, ясно? Не хочу, чтобы она начала гадать, почему я торчу здесь целый день.
- Ну ладно.
Он повесил трубку. Я подошел и врезал ему еще:
- Это чтобы ты знал, что говорить, если он позвонит снова. Ясно, Кеннеди?
- Ясно.
Мы подождали пару минут, и телефон зазвонил. Я поднял трубку, передал ее Кеннеди, и он повторил Вилли то же самое, только чуть иначе. Он сказал, что на этот раз один. Вилли в это не слишком поверил, но проглотил. Потом я отвел его в домик. Она пошла с нами, но пистолет отдала мне. Закрыв Кеннеди, я быстро вытолкнул ее за дверь и поцеловал:
- Надо же, как ты заводишься, когда идет игра по-крупному. А теперь слушай как следует. Я не отлучусь от него ни на минуту. Буду с ним всю ночь. Ему еще будут звонить, и мы дадим ему поговорить. Думаю, тебе надо открыть заведение. Но только пивную. Внутрь никого не пускай. Если его приятели приедут на разведку - ты работаешь, и в заведении все в порядке.
- Ладно. И, Фрэнк...
- Да?
- Обещай мне, что ты в следующий раз дашь мне по морде, если я захочу быть умнее тебя.
- О чем ты?
- Нам нужно было отсюда убраться. Теперь я поняла.
- Черта лысого нам было нужно. Пока мы не получим всего, останемся здесь.
Она меня поцеловала:
- Мне кажется, я тебя люблю, Фрэнк.
- Мы выбьем это из них. Не бойся.
- Я не боюсь.
* * *
Я оставался с ним всю ночь. Не давал ему есть и не позволял спать. Раза два, а может, три или четыре, он говорил с Вилли, а один раз Вилли захотел поговорить со мной. Ну, в общем, можно сказать, что у нас получилось. В промежутках я продолжал его избивать. Это мерзко, но мне требовалось, чтобы ему крайне нужно было доставить те бумаги сюда. Когда он вытирал полотенцем кровь с лица, было слышно радио, включенное в пивной под деревьями, и голоса людей, которые смеялись и веселились.
* * *
Около десяти часов утра на следующее утро она пришла:
- Думаю, они здесь. Их трое.
- Приведи сюда.
Она взяла пистолет, засунула его за пояс, так что спереди его не было видно, и ушла. Через минуту я услышал, как кто-то грохнулся. Это был один из его дружков. Она гнала их перед собой, и им приходилось пятиться задом, с поднятыми руками, и один из них рухнул, зацепившись ногой за бетонную дорожку. Я открыл двери.
- Сюда, джентльмены.
Они вошли, все еще с поднятыми руками, она вошла за ними и подала мне пистолет:
- Все были при оружии, но я отобрала у них пушки. Они остались в зале.
- Лучше сходи за ними. Могут появиться еще такие же гости.
Она ушла, но быстро вернулась, уже с пистолетами. Вынув обоймы, она положила их на постель около меня. Потом вывернула карманы наших визитеров. Через минуту бумаги были у нас. К тому же в еще одном конверте мы обнаружили шесть фотокопий и негатив к ним. Они собирались шантажировать нас и дальше, им и в голову не пришло ничего лучшего, как, собираясь к нам, взять с собой фотокопии. Я взял все, вместе с оригиналом, вышел на улицу, скомкал и поднес спичку. Когда все сгорело, я втоптал пепел в землю.
- Ладно, ребята. Я вас провожу. Пушки останутся здесь.
* * *
Когда я проводил их до автомобилей и вернулся, ее в домике не было. Я обошел здание сзади, но ее не было и там. Я поднялся наверх. Она была в своей комнате.
- Ну что, мы справились? Всему конец, тем проклятым бумагам, фотокопиям, всему. Просто гора с плеч.
Она молчала и смотрела как-то странно.
- Что с тобой, Кора?
- Значит, всему конец? Фотокопиям и вообще. Но не для меня. У меня миллионы копий, не хуже, чем были эти. Что скажешь? У меня их миллионы. Со мной еще не покончено.
Она рассмеялась и бросилась на кровать.
- Ну, если ты такая дура, что сама суешь голову в петлю, лишь бы отомстить мне, то у тебя есть действительно миллионы возможностей. Это точно.
- Вовсе нет, и в этом вся прелесть. Чтобы я совала голову в петлю? Разве Кац тебе не сказал? Если они один раз признали неумышленное убийство, то второй раз судить меня не могут. Так написано в законе. Нет, нет, мистер Фрэнк Чемберс. Я ничем не рискую, а вы будете болтаться на виселице, будете болтаться, болтаться, болтаться!
- Послушай, что с тобой происходит?
- А ты не знаешь? Вчера вечером тут была твоя приятельница. Не знала обо мне и осталась ночевать.
- Какая приятельница?
- Та, с которой вы были в Мексике. Она мне все рассказала. Мы теперь добрые подруги. Ода думала, будет лучше, если мы подружимся. А когда узнала, кто я, то испугалась, что я ее убью.
- В Мексике я не был уже год.
- Ну нет, был.
Она вышла, и я слышал, как она идет в мою комнату. Когда она вернулась, в руках у нее был кот, но необычно большой. Серый и пятнистый. Она положила его передо мной на стол, и кот начал мяукать.
- Когда вас не было, у пумы родились детеныши, и она привезла тебе одного на память.
Она оперлась о стойку и снова рассмеялась тем странным, безумным смехом:
- Кошка вернулась! Прыгнула на щиток с пробками и погибла, но теперь вот она снова! Ха-ха-ха-ха! Тебе не смешно?! Как тебе не везет с кошками!