Капитан Костя Константинов обещал поискать. Не пообещал "доставить", а только поискать. При этом я понимаю, насколько трудную задачу я ему задал. Сейчас такие специалисты уже практически перевелись. Я однажды разговаривал со спецназовцем ФСИН. И он высказал мнение, что уголовный мир изменился на семьдесят процентов. Вернее, на семьдесят процентов изменились люди, отбывающие наказание на "зонах".
Раньше большинство находящихся там составляли "бакланы", после них самая многочисленная среда - профессиональные уголовники разного профиля. Сейчас количество "бакланов" осталось прежним, хотя народ "распоясался", но реальные сроки хулиганы получают редко, а вот количество профессиональных уголовников уменьшилось втрое. Но выросло количество непонятных полуинтеллигентных типов, взяточников и казнокрадов, умеющих красиво говорить.
При таком раскладе среди уменьшившегося уголовного контингента найти специалиста по "поножовщине", наверное, очень трудно. Тем более мне требовался не тот, кто пятерых спьяну зарезал, а тот, кто умеет с ножом общаться профессионально. Такие всегда были редкостью, а сейчас, когда все бандиты предпочитают пистолет, "ножевики", скорее всего, перевелись вообще.
Досмотрев до конца видеозапись на флешке, я перебросил ее к себе на смартфон, благо места свободного на диске было в избытке, и отослал с одним из дневальных переходник капитану Константинову. Тот позвонил мне через десять минут:
- Алексей, ты не спишь?
- Я и не ложился. В дороге имел возможность выспаться. Меня в машине, если не сам за рулем, всегда в сон клонит. Особенно почему-то в грузовике, - соврал я, не желая объяснять оперативнику, что после разговоров о Старшем брате Сатаны нахожусь в некотором возбуждении, которое не способствует сну. И даже если лягу, едва ли смогу сразу заснуть. А мое тело так привыкло, что, если я нахожусь в лежачем положении больше обычных четырех часов, оно устает, и потом болят все мышцы. Объяснять это было бы и долго, и не нужно. Кому интересно мое возбуждение?
- Это хорошо. Мне принесли переходник вместе с флешкой. Спасибо.
- Тебе спасибо.
- Это моя работа. Еще что у меня… Я запросил ФСБ относительно спеца по уголовному ножевому бою. Объяснил, что это необходимо для операции против Старшего брата Сатаны. Иначе они не стали бы шевелиться. Мне пообещали поискать. Есть в Каспийске один старый уголовник, уже давно вышедший на пенсию, то есть "завязавший". Его попробуют найти. В современных "зонах", как мне сказали в республиканском управлении ФСИН, искать бесполезно. Тех, кто ножом махал и кого-то порезал или зарезал насмерть, полным полно. Но бойцов с умением правильно держать нож не найти. Они в уголовной среде перевелись. Вымерли, как динозавры. Есть еще на примете в ФСБ один цыган, специалист по отдельному направлению - цыганскому ножевому бою. Если нужно, его привлекут.
- Не нужно цыгана, - отказался я. - Цыганский стиль я изучал. Он от классического отличается только тем, что в нем предпочтение отдается ржавым ножам, после которых даже легкие раны начинают гноиться. Человек страдает сразу после схватки. Мне это не интересно. Я считаю этот стиль подлостью. А вот опытный бывший уголовник - с этим я с удовольствием пообщаюсь. Когда что-то конкретное обещали сказать?
- Сегодня в течение дня его будут искать. Он может жить с женой на даче. Они туда прячутся от жены сына, которая пытается выселить их из квартиры. Такая вот история. Тогда придется на дачу ехать. Телефона там нет, мобильника человек не имеет. Как только что-то выяснится, я позвоню, - пообещал Константин.
- Хорошо. Я буду ждать звонка, - пообещал в ответ я.
Дело, как мне показалось, сдвинулось с мертвой точки, начинается движение по инерции. А инерция всегда куда-нибудь да выводит, что-то да показывает.
С пониманием этого я уже мог себе позволить лечь спать. Что и сделал прямо там, в канцелярии, где мне и было отведено спальное место. Правда, даже стандартная кровать здесь, в узком пространстве, занимала бы слишком много места. И потому солдатскими руками были сколочены нары, которые оказались слегка уˆже, чем кровать, и позволяли пройти между крайней доской и стеной. Я всегда был неприхотливым, мог спать просто на двух положенных рядом досках и вполне удовлетворялся этим…
* * *
Разбудил меня не телефонный звонок, а короткий стук в дверь. Очень аккуратный стук, больше похожий на кошачье поскребывание.
- Кто там? - спросил я.
- Можно к вам, товарищ капитан? - раздался тихий голос.
- Минутку… - Я посмотрел на часы. Спал я, оказывается, уже два с половиной часа, за которые полноценно выспаться было сложно. Но одеться мне было недолго. Короткий сон мне практически не помешал и не создал в голове тумана, как бывает после чрезмерно продолжительного сна. После короткого сна из головы не успевают выветриться те мысли, что были там раньше.
Одевшись, я открыл дверь. За порогом стоял ефрейтор Кораблев и прятал что-то за спину.
- Что тебе, Матвей? - спросил я, стараясь говорить как можно мягче.
- Да вот, придумал я как-то не так давно одну штуку… - Матвей замялся. - Вернее, не придумал, а прочитал в Интернете, но там без всяких чертежей было, я только мысль уловил, а все остальное по аналогии придумал. И свое кое-что добавил. Это было еще в прошлую командировку сюда. Здесь, в гаражных мастерских, есть механик хороший, я с ним поговорил. Сейчас вот приехали, я его навестил, он мне и отдал, что для меня сделал, как я в прошлый раз просил…
- Ты присаживайся, присаживайся, - предложил я, ничего не понимая в сбивчивой и слегка стеснительной речи ефрейтора Кораблева. - Толком расскажи, что тебе сделали, что вообще ты заказывал и при чем здесь я. Нужна какая-то помощь? Объясни просто и конкретно.
- Вы же, товарищ капитан, говорят, самый большой специалист в нашей армии по ножевому бою… - Ефрейтор посмотрел на меня с надеждой, чего-то ожидая. А я был рад, что он не назвал своего командира чемпионом спецназа по "поножовщине", как выразился недавно генерал ФСБ из Москвы. Это было бы обиднее.
- Ну, не так уж категорично. Я просто чемпион войск специального назначения по ножевому бою. И все. Не всей, кстати, армии, а только частей специального назначения.
- А кто в армии со спецназом военной разведки сравниться может! - хитро усмехнулся ефрейтор. - Чемпион спецназа автоматически становится чемпионом армии…
- Нет такого термина, как чемпион армии. Есть чемпион вооруженных сил, но по ножевому бою такой чемпионат не проводится. Однако не в этом суть. Чем могу быть полезен? Ты именно ради этого пришел, как я понимаю…
- Не совсем так, товарищ капитан. Я сам хочу быть полезным. Потому и пришел. И не по спортивному интересу, потому что вещь, которую я собираюсь сделать и уже почти сделал, - не спортивная, а боевая…
Я вспомнил, что рассказывал мне о ефрейторе Матвее Кораблеве его бывший командир, мой предшественник майор Телегин. И потому разговаривал как можно мягче, чтобы не обидеть изобретателя и не отбить ему охоту к изобретательству. Такие случаи бывали, и я с ними много раз встречался, когда хорошая идея вдруг терялась только потому, что была изначально не понята и отвергнута.
- Рассказывай, что ты сделал?
- Я еще не сделал, но делаю. - Он полез в закрепленный "липучкой" на бронежилете "Ратника" длинный карман для запасного автоматного магазина и вытащил оттуда лезвие ножа. Лезвие было довольно толстым и тяжелым. Рукоятка пока отсутствовала, но то, на что она должна крепиться, имело странную форму и вызывало мое непонимание. Должно быть, в рукоятку вставлялось какое-то приспособление. Если он надумал сделать стреляющий нож, то я могу ему не только рассказать, но и показать настоящий "стреляющий нож разведчика". Но сначала пусть скажет, что он хочет сделать.
Я принял клинок из рук в руки, постучал ногтем по стали и сразу определил:
- Клапан расковывали?
- Так точно, товарищ капитан. Сначала два клапана сварили, потом расковали. Но это не сложно. Самое сложное было - просверлить по центру ножа отверстие. Требовалось лезвие вставить в прорезанный кругляк так, чтобы получилась точная центровка. А потом сверлить на токарном станке. Больше ни на чем так просверлить невозможно.
Отверстие, в которое войдет, пожалуй, только иголка, я увидел лишь после слов ефрейтора. Оно начиналось ниже гарды и завершалось рядом с острием.
- А зачем это нужно? - не понял я. - Объясни…
- Нож, про который я читал в Интернете, в рукоятке содержит баллончик со сжатым газом. Как в пневматическом пистолете. Когда нож воткнут в человека, нажимают на кнопку клапана, и в рану выходит мощная струя газа. И производит разрыв внутренних тканей. Такой нож производит американская компания WASP Injection Systems. Жестокая штука…
- Очень жестокая, - согласился я. - Обычно человеку бывает достаточно того, что в него воткнут нож. Зачем же еще разрыв внутренних тканей? Кому это нужно?
- Вот я тоже так подумал. Там к тому же необходимо мощное давление. У нас таких баллончиков не делают. А с нашими баллончиками от пневматического пистолета можно стрелять иглой. Это не менее опасно, потому что вытащить иглу будет проблематично и болезненно, хотя и не смертельно. Вот я и подумал: может, вам такой нож нужен?
- Зачем? - не понял я. - Сделай для себя. Ты тоже в бой ходишь. Может, нож сгодится… Если нужно что-то дополнительно, обращайся, чем смогу помочь - помогу.
Внезапно мне пришла в голову мысль, что такое предложение поступило от ефрейтора не случайно. Видимо, солдатам уже известно, за кем мы выходим на охоту. А это уже вопрос серьезный. Если противник предупрежден, он или вооружится, или спрячется так, что найти его будет невозможно.
Стараясь не пугать ефрейтора своими подозрениями, я мягко спросил:
- Извини, Матвей, а откуда тебе такая идея пришла?
- Я же говорю, в Интернете вычитал.
Это я понял, но о цели нашей операции в Интернете еще не писали.
- Я не про идею ножа говорю, а про идею предложить нож мне. Почему ты решил, что мне такой нож может понадобиться?
- Так мы же, товарищ капитан, приехали сюда охотиться на какого-то эмира - знаменитого ножевого бойца. И вас сюда послали - тоже ножевого бойца. Это автоматически может означать, что вы должны с ним встретиться и провести поединок. Насмерть драться будете.
- Откуда такие сведения?
- Об этом все говорят… В роте все знают…
- И здесь, в военном городке, тоже уже знают? Ты своему другу, который тебе клинок сверлил, говорил, для чего хочешь нож сделать?
- Нет. Я ему заготовку еще в прошлую командировку отдал. И не знал, сумеет он просверлить или нет. А он сумел.
- У нас в роте многие знакомых среди местных имеют?
- Многие. Не все, но многие.
- Как думаешь, успели уже что-то рассказать?
- Едва ли. Как приехали, все спать завалились с дороги. Это я один такой бессонный. Я в машине выспался…
- Хорошо, Матвей, иди сейчас к дежурному по роте, прикажи роту поднять, я хочу говорить с солдатами.
Ефрейтор ушел. И уже через минуту я услышал, как громко крикнул дневальный:
- Разведрота! Подъем! Выходи на построение!
Я дал роте еще минуту на то, чтобы построиться, и только после этого вышел в казарму…
Глава 3
Тропа поднималась настолько круто, что это сбивало дыхание. А своим дыханием Омахан в былые годы всегда гордился. Наверное, теперь сказывался возраст. Начал уже сказываться, хотя самому в это верить не хотелось.
Эмир давно уже замечал за собой эту неприятность. Он начал быстрее уставать. Если раньше во время маршевого перехода через любой, даже предельно высокий перевал он всегда двигался впереди своего джамаата, задавая темп движения, то сейчас задавал только начальный темп, а потом, не желая показывать моджахедам подступившую усталость, останавливался отдохнуть, пропуская джамаат мимо себя, словно желал посмотреть, кто как идет.
Но как человек опытный Омахан тоже не месте не стоял, понимая, что остановка только повредит ему. Он медленно шел рядом. Так дыхание сохранялось лучше, и ноги в короткие моменты осмотра строя отдыхали.
Так было еще год назад, как помнил эмир. Но год назад, когда у него остался, пожалуй, последний в республике мощный по своим силам джамаат, Омахан понял, что долго прятаться в горах не получится. Джамаат найдут и уничтожат. Большой и сильный, он - всегда заметная цель.
И тогда один умный человек подсказал, как поступить. И Омахан совет принял. Он всегда внимательно прислушивался к любым советам. Не обязательно всем им следовал, но всегда обдумывал услышанное. Может быть, переворачивал сказанное по-своему, исходя из собственного опыта и собственного характера. Но дельные советы отмечал. Может быть, не все выполнял сразу, если не было к тому насущной необходимости. Но этот совет воспринял сразу и однозначно. Нужно так и сделать, понял Омахан, и сделать как можно быстрее.
Совет исходил от бывшего гранатометчика, а теперь пулеметчика Темирхана Бадавиева, четыре месяца тому назад вернувшегося из Сирии. Темирхан рассказал, как они воевали сначала в Ираке, а потом в Сирии. Сам он был моджахедом в рядах Джабхат-ан-Нусры и воевал в последнее время в пригороде Дамаска, участвуя в штурме городских кварталов.
Их джамаат состоял наполовину из сирийцев. И когда правительственные силы окружили джамаат, их эмир приказал сирийцам сбрить бороды и уйти, раствориться среди жителей Дамаска с тем, чтобы снова собраться по команде, которая должна будет передаваться от одного к другому. А остальных иностранцев - жителей Кавказа, турок, афганцев - эмир сам повел на прорыв. Они прорвались, треть состава потеряли, но вышли из окружения. А в Дамаске сохранились большие силы, которые в нужный момент готовы снова отпустить бороды и взять в руки оружие.
Вообще-то это был даже не совет, а простой рассказ о том, как Темирхан снова оказался в родных горах, хотя уехал оттуда с твердым желанием победить и только после этого вернуться вместе с большими силами, чтобы и на Кавказе установить свой порядок. Так было раньше, когда горцы продавали своих старших сыновей в мамлюки, не имея средств на то, чтобы самим их вырастить. А потом, когда мамлюки захватили в Египте власть, они пришли на Кавказ и принесли туда ислам.
Но сейчас вернуться пришлось раньше, и без помощников. Более того, вернуться пришлось ранеными, измученными, но окрыленными страстным и неукротимым желанием отомстить. Отомстить в первую очередь русским, которые вмешались там, в Сирии, когда судьба Дамаска казалась уже предрешенной. Вмешались - и все перевернули на свой лад.
Эмир Омахан это все выслушал и воспринял на свой счет. Его джамаат тоже обложили со всех сторон. Это было своего рода окружением. Если раньше, всего-то несколько лет назад, он выходил на "простор", нападал за один раз на два, три, а то и четыре населенных пункта, уничтожал там представителей власти, а потом спокойно, не слишком торопливо, с богатой добычей уходил назад, то сейчас едва успевал совершить одно нападение, как приходилось буквально бежать в горы. Причем иногда даже в горы дальние, совершенно не обжитые, преодолевая сразу несколько перевалов, чтобы запутать следы и не показать, где находится его базовый лагерь, в котором можно отсидеться долгое время, вплоть до следующей вылазки.
При этом Омахан был уверен, что имеет полное право указывать людям, как им жить. Просто на основе своего жизненного опыта, своих долгих страданий на "зонах". Он лучше других знает, как люди должны жить. Это же знали и его моджахеды.
Если раньше большая часть джамаата состояла из простых местных жителей, которым скучно сидеть дома без дела и без работы, которой на всех не хватало, то в последнее время эмир начал набирать себе людей, вернувшихся из Сирии, Ирака, Афганистана. Короче говоря, тех, кто успел повоевать и приобрел боевой опыт. На таких можно было положиться в бою, можно было быть уверенным, что они не побегут, оказавшись под обстрелом, как случалось с теми, кто раньше не воевал. К войне тоже должна быть привычка - это Омахан хорошо понимал. И должен быть у моджахедов боевой опыт, позволяющий им в сложных ситуациях принимать самостоятельно правильные решения. Не всегда же эмир находится рядом, чтобы подсказать, как поступать. Он просто физически не может всегда быть рядом со всеми хотя бы потому, что его действия всегда одинаковы - джамаат атакует каждое село, куда входит, всегда сразу со всех сторон по одной команде. Это значит, что разные группы находятся от него на разном расстоянии.
А в том, что он способен подсказать правильно, эмир Омахан не сомневался. Он всегда считал себя незаурядной личностью, достойной, несомненно, большего, чем он получил от жизни в реальности.
Когда-то были времена, когда эмир Омахан, тогда еще просто Омахан Исмаилов, мечтал стать вором "в законе". Мечтал "разруливать" сложные ситуации между крутыми парнями, которые обязаны его слушаться. Но этому мешало то, что в молодости он работал на строительном комбинате бетонщиком. Вор "в законе" никогда не должен был работать. У него не было нужды в трудовом стаже.
Но такое желание пришло к Омахану слишком поздно. И это был один из немногих моментов в его жизни, когда он смирился. Он редко смирялся, предпочитая добиваться своего всеми возможными средствами и методами, чаще всего при помощи силы. Наверное, с самого рождения, вернее, с того момента, как помнил себя, Омахан ощущал себя незаурядной личностью, которая всегда должна быть выше всех окружающих.
Понятно, что ни ростом или положением в обществе. Положение в обществе в том понимании, как его применяют в современном мире, Омахана никак не устраивало, потому что такое положение всегда было кому-то подконтрольно. Если не вышестоящим лицам, то прокуратуре или полиции.
Выросший в семье республиканского чиновника средней руки, Омахан много раз видел или слышал из разговоров отца с матерью, как на отца оказывается давление со стороны чиновников рангом выше. Уже тогда это унижало мальчика, уже тогда он решил, что даже главные чиновники будут бояться его. Он хотел управлять людьми. Причем управления хотел бесконтрольного, чтобы никто не посмел и не сумел возразить ему, если он будет принимать какое-то решение. При этом он обычно считал, что принимает всегда правильные и справедливые решения.
Так было еще с самого детства, в детском кругу, где Омахан желал всеми командовать. И он командовал. И принимал решения. И если он говорил другим, что с кем-то не следует иметь дело, нельзя водить дружбу, то все мальчишки из компании подчинялись.