- Я сам с собой разговариваю, Халмер, - ответил я. - Извини, мне просто нужно было к кому-то обратиться. - Я отвернулся и набрал свой домашний номер. Мне хотелось знать, не звонил ли кто-нибудь из моих старых приятелей-полицейских - может, появились новости про Вилфорда и Айрин Боулз - и звонили ли мне вообще. Если нет, я собирался поехать прямо домой, ночью осмыслить информацию, и завтра с утра попробовать найти другую зацепку.
У меня за спиной послышался голос Халмера:
- Сдается, она неплохо знала свою сестричку.
- И мне тоже сдается, - сказал я. - Что осложняет дело.
Тут Кейт подошла к телефону, и я сказал:
- Привет, это я. Кто-нибудь звонил?
- Митч, - произнесла она изменившимся голосом, - тут два…
- Что?
Вмешался другой голос:
- Тобин? - мужской, грубоватый, властный.
- Кто это?
- Инспектор второй категории Вагнер. Откуда вы звоните?
- Из Манхэттена. А в чем дело?
- С вами хочет поговорить капитан Дрисколл.
- Дрисколл? А, этот. О чем?
- Этого мне знать не положено, - ответил он. - Он дал мне ваш адрес, я на машине, могу за вами заехать.
- В этом нет необходимости, я сам доберусь. Где он, снова в Куинсе?
- Нет, в участке. Знаете, где находится двадцать седьмой участок?
- Нет.
- На Кармин-стрит, сразу как свернете с Седьмой авеню. К западу от Седьмой.
- Хорошо. Он сейчас там?
- Да.
Я взглянул на часы. Было почти полшестого.
- Сейчас - час пик, - сказал я. - Я могу немного задержаться. Я в Гарлеме. Выезжаю.
- Я позвоню капитану, - сказал он.
- Будьте добры, позовите мою жену к телефону.
- Конечно.
Кейт, взяв трубку, спросила:
- Митч? Что-нибудь случилось?
- Не знаю. Поеду к Дрисколлу и выясню, чего ему нужно. Потом перезвоню тебе.
- Митч, звонила Рита Кеннели, они выпустили Робин.
- Что они сделали?
- Она сказала, что это произошло через пять минут после того, как ты ушел; пришел человек в штатском и сказал, что Робин освобождается из-под ареста, через час принесут официальные бумаги и она свободна. Теперь они договариваются, чтобы ее перевели в частную клинику.
Что-то произошло. Интересно знать, что именно и имеет ли это какое-то отношение к тому, что меня вызывает Дрисколл.
- Что ж, я, пожалуй, поеду, Кейт. Как только выясню, в чем дело, сразу тебе позвоню. - Повесив трубку, я обратился к Халмеру: - Отвезешь меня обратно в Виллидж?
- Конечно, - сказал он, поднимаясь на ноги. - У вас такой вид, будто что-то случилось.
- Случилось.
- Что? То есть можно мне узнать?
- Я сам бы хотел узнать, - ответил я ему.
Глава 23
Халмер остановился за квартал до полицейского участка и сказал, что подождет меня.
- Это совсем не обязательно, - ответил я. - Я не знаю, сколько я там пробуду, а оттуда я собираюсь прямо домой, в Куинс.
- Ничего, мне все равно нечего делать.
- А как же "Частица Востока"? Ты же должен там работать.
- Пускай Вики повкалывает, - заявил он. - Ей не вредно сбросить лишний жирок. Правда, мистер Тобин, я лучше с вами побуду. Мне интересно смотреть, как вы работаете.
- Да ты что? От меня сегодня не очень-то много толку было.
- Вы слишком прибедняетесь, - возразил он.
- Это невозможно.
Он, рассмеявшись, сказал:
- Ну все равно я с вами побуду. Какого черта, если Робин отпускают, может, они теперь сцапали того, кого надо, стоит подождать, чтобы об этом услышать.
- Ну ладно, хорошо. Спасибо.
- Рад вам помочь, - сказал он в ответ, и, видимо, от чистого сердца.
Я вылез из машины и направился к участку. Это было здание из красного кирпича, четырехэтажное, с черными ступеньками. Построено оно было приблизительно в то же время, что и тот участок, в котором я числился в течение последних семи лет службы в полиции; во всяком случае, оно здорово напоминало то, другое здание, и пока приближался к нему, у меня возникло ощущение - словно время двинулось вспять и все возвращается на круги своя. Я продолжал нести службу, Джок Стиган был жив, моя тайная связь с Линдой Кемпбелл все еще не раскрыта, а жизнь не утратила смысла.
Но прошлого не вернешь. Это был не мой участок; я назвал свое имя дежурному и попросил, чтобы меня проводили в кабинет капитана Дрисколла. Сержант набрал какой-то номер и предложил мне подождать на скамейке.
Я сел и стал ждать. Вошли двое в штатском, сопровождая маленького человека в наручниках с узким, похожим на мордочку хорька, лицом. Вышел какой-то офицер в форме, рассеянный и озабоченный, видимо получивший только что нагоняй от начальства. По лестнице спустились еще двое в штатском, подошли ко мне и спросили, я ли мистер Тобин.
Я поднялся со скамьи:
- Да, это я.
- Пройдемте с нами.
Мы поднялись по лестнице в комнату для допросов, квадратную и пустую, если не считать нескольких стульев и допотопного обшарпанного стола у стены.
- Подождите здесь, - сказал один из них и вышел из комнаты.
Я почуял недоброе. Сопровождая меня сюда, они оба, казалось, держались настороже. И зачем приводить меня в комнату для допросов, а не в кабинет капитана Дрисколла? И какой смысл оставлять здесь одного?
Ответ напрашивался сам собой: им известно, что я - бывший полицейский, на моей совести гибель напарника, за что меня выгнали с позором со службы. В этом здании я не найду друзей, а только одни воспоминания, острые как нож.
Не находя себе места, я мерил комнату шагами. Скорее бы все это кончилось. Робин теперь свободна, а ее не освободили бы, не найдя ей достойную замену. Только вот кого?
Меня?
При этой мысли я остановился. Неужели они подозревают меня? Вот, значит, почему они освободили Робин, почему хотели допросить меня, вот почему так настороженно держались и привели в комнату для допросов, которая одновременно вызвала у меня воспоминания о горьком прошлом и о том странном помещении, где я впервые встретился с епископом Джонсоном?
Меня заставили томиться в ожидании четверть часа, а когда наконец дверь открылась и вошли пять человек, я понял, что угадал.
- Мне сказали, что капитан Дрисколл желает со мной поговорить, - обратился я к ним. Хотя знал, что капитана не увижу.
- Поговорите сначала с нами, - предложил один из них.
- Садитесь, мистер Тобин, - добавил другой. - Это не займет много времени.
Глава 24
Это действительно заняло совсем немного времени - ровно столько, сколько понадобилось, чтобы пройти все формальности. Еще не так давно меня могли бы подвергнуть в этой комнате пятнадцатичасовой процедуре допроса несколькими детективами, сменяющими друг друга, но теперь полицию все жестче заставляли соблюдать законы, в том числе и те, что ограничивают их власть и защищают тех людей - вроде меня, - чья виновность еще не доказана.
Итак, мне подробно зачитали мои права и посоветовали связаться со своим адвокатом. Когда я заявил, что не собираюсь делать ничего подобного, один из детективов, обращаясь как бы к другому, намекнул:
- Когда-то защитники готовились к слушанию в суде. Теперь думают только о том, как подать апелляцию.
Тот, который объяснял мне мои права, посоветовал:
- Я настоятельно рекомендую вам обратиться к своему адвокату, мистер Тобин. Может, вы этого не понимаете, но вам грозят крупные неприятности.
- Вряд ли, - возразил я.
Ко мне обратился еще один:
- Вы думаете, мы все здесь собрались затем, чтобы дурака валять?
Я ответил ему:
- Я думаю, что вы здесь, ребята, собрались из-за того, что вас ввели в заблуждение. Какая разница, что я здесь скажу, мне вас все равно не переубедить. Вызывать адвоката не стану потому, что нахожусь здесь по ошибке - и самое худшее, что мне грозит - это провести несколько часов в камере. Я могу даже подыграть вам, если хотите, и сознаться во всем, в чем вы будете меня обвинять. Но, когда вы получите в руки доказательства, факты, объективные свидетельства, в то время как сейчас располагаете только предубеждениями против бывшего полицейского, тогда протокол этого допроса окажется в мусорной корзине, и мы все напрочь о нем забудем.
- Как вы самоуверенны, Тобин, - заметил тот, кто в основном пока говорил со мной.
- Я невиновен.
- Да неужели? Не соблаговолите ли выслушать наше мнение по этому поводу, Тобин? - Что-то произошло со словом "мистер", с которым он обращался ко мне, когда зачитывал мои права; видимо, на том этапе соблюдение элементарной вежливости - обязаловка, а затем после оглашения декларации миндальничать с такими, как я, непозволительная роскошь.
- Да, соблаговолю - мне и самому не терпится узнать, почему я здесь.
- Отлично. - Он придвинул стул и сел; остальные продолжали стоять на своих местах, наблюдая за мной, и со скрещенными руками на груди напоминали огромные шахматные пешки.
Тот, кто сидел, начал развивать свою мысль:
- Вы отправились в кафетерий в прошлую субботу, Джордж Пэдберри впустил вас и сказал, что ваша родственница наверху. Итак, вы поднялись по лестнице и обнаружили, что она занимается сексуальным извращением с Вилфордом и Боулз. За вами и прежде числились грешки по части секса, и вы не могли…
- Что еще за грешки?
- Мы знаем, почему вас выгнали со службы, - ответил он.
- Не знал, что супружеская измена считается извращением, - возразил я.
Он покачал головой, пропустив мои слова мимо ушей.
- Я не сказал, что вы - извращенец, - я сказал, что у вас были грешки по части секса. Не каждый ради голой женской задницы забудет про служебный долг, Тобин.
Я закрыл глаза.
- Ладно.
- Итак, - продолжал он, а я слушал его, закрыв глаза, чтобы ничего не видеть, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил, а не на том, что нахлынуло на меня, когда я прочитал во всех взглядах этих людей, обращенных на меня, осуждение и презрение.
- Вы застали их за этим занятием, - продолжал он, - и озверели. Двоих убили, но не смогли поднять руку на свою кузину. И вот она застыла в шоке - еще бы, у нее на глазах близкий родственник убивает двух человек, а шок - вещь такая - может вызвать потерю памяти, и тогда она не сможет сообщить, что убийство - ваших рук дело, вот вы и решили рискнуть, оставив ее в живых. Но Джордж Пэдберри знает всю правду. Вы припугнули его, заставили сначала подтвердить ваши слова, но потом подумали, что он расколется, и разделались с ним. А потом затеяли подлинный спектакль, выступив в роли сыщика, занимающегося поисками убийцы. В основном, конечно, вы старались для себя, но при этом не теряли надежду подставить кого-нибудь как истинного убийцу и загладить свою вину перед родственницей, освободив ее. Инспектор Донлон вас в чем-то заподозрил, поэтому пришлось убить и его. Вас видели рядом с его машиной.
- Вот на чем вы прогорели, Тобин. Это была ваша крупная промашка, - торжествующе заметил один из стоявших полицейских.
Первый продолжал:
- Совершенно верно, ведь именно за Донлона мы потянем вас к ответу, Тобин. Понимаете, в чем вы дали маху? В Нью-Йорке отменена смертная казнь за убийство. За обычное убийство. Но вы убили полицейского. Такого убийцу в Нью-Йорке посадят на электрический стул.
Наступило молчание, должно быть, они закончили. Открыв глаза, я увидел, что все смотрят на меня.
- Детали? - потребовал я.
- Что-что?
- В вашей версии полно дыр, - объяснил я. - Заткните их.
- Покажите мне эти дыры, - сказал тот, кто сидел на стуле.
- Хорошо. Начнем с извращенки. Тот факт, что молодые люди живут в Гринвич-Виллидже, еще не доказывает, что они ведут аморальный образ жизни. Вам придется изрядно попотеть, чтобы достать доказательства того, что Робин или Терри Вилфорд занимались групповым сексом.
- Пусть решают присяжные, - ответил он.
Другой добавил:
- Вы когда-нибудь имели дело с судом, Тобин? Вы сами сказали, Гринвич-Виллидж. Для присяжных этого достаточно.
Возможно, он был прав. Я продолжал:
- Следующее - кровь.
- Кровь? - спросил первый. - Что вы хотите сказать?
- Кто бы ни убил Вилфорда и Боулз, - ответил я, - он должен был перепачкаться в крови, надеюсь, вам это ясно? На мне была кровь? Первый патрульный прибыл - когда? - не позже, чем через полчаса после убийства. Если это было спонтанное убийство, значит, я не захватил сменной одежды, возникает вопрос, куда же делась кровь?
- Вы ее смыли, - ответил он. - Просто воспользовались душем, смыли кровь с себя и с одежды и спустились вниз чистенький, как новый полтинник. Но в душевой кабине вы оставили следы, и мы нашли еще вот это. - Он протянул руку, и другой детектив, подойдя к нему, подал полотенце, а тот развернул его и показал мне. Оно было белое с названием гостиницы, вышитым зелеными буквами, и все - в коричневых пятнах.
- Мы его нашли, - объявил он. - Вы его не очень надежно спрятали.
- Ладно, тогда выходит, я разгуливал в насквозь мокрой одежде, и этого никто не заметил.
- Тобин, - сказал он, - последние полторы недели мы все разгуливаем в насквозь мокрой одежде. А кто заметит разницу между рубашкой, мокрой от пота и рубашкой, мокрой от того, что ее держали под краном? Так что свою зацепку про кровь можете забыть.
- А как же Джордж Пэдберри? Мы с ним находились в кафе в присутствии дюжины, а то и больше копов. Почему он не разоблачил меня?
- Вы его запугали.
- Вот как? В присутствии копов?
В разговор вступил другой:
- Угрожали, пока были с ним одни, что покажете на него как на убийцу.
А третий добавил:
- Не исключено, что вы заткнули ему рот, заявив, что у вас остались дружки в полиции, так что ему лучше помалкивать.
- Ребята, а сами-то вы всему этому верите? - спросил я.
- А то как же, конечно верим, - ответил тот, что сидел передо мной. Какие еще дыры остались незаткнутыми?
- Я подошел к машине Донлона, - заявил я, - уже после того, как он умер. Когда медэкспертиза определит время его смерти, дайте мне знать, а я предоставлю вам алиби на время убийства.
- Значит, вы признаете, что были возле машины после его смерти?
- Да.
- И вы знали, что он мертв?
- Я подумал, что он спит.
- Что? Ну уж этому-то я ни за что не поверю.
- Ну а что же вы от меня хотите услышать? Что я знал о его смерти и не сообщил в полицию? Даже если это правда, я же все равно в этом не признаюсь. - Я протянул руки вперед. - Зачем толочь воду в ступе? Проверьте руки на парафин. И станет ясно, стрелял ли я недавно из пистолета, - предложил я и добавил:
- В такой чертовски жаркий день не надевают резиновых перчаток, согласны?
Другой на это возразил:
- Ведь вы же видели его после смерти - логично было поверить, что это самоубийство и потребовать у нас проверить на парафин руки Донлона?
- Зачем? Вы все равно это сделаете, - пожал я плечами.
- Точно, - кивнул главный, - мы копаем под вас основательно, стараясь ничего не упустить, Тобин, потому что хотим отделаться от вас раз и навсегда. Потому что не желаем терпеть вас больше.
- Вам будет стыдно, - вырвалось у меня, - за эти слова, когда выяснится, что я невиновен.
- Поживем - увидим. Ну так как насчет оставшихся дыр?
- Дайте подумать.
- Как угодно, не возражаем.
Я размышлял, говорить или не говорить им о покушении на мою жизнь, о мальчике, которого убили вместо меня. Но они же махнут на это рукой, сочтя за совпадение, или даже постараются пришить мне еще и это убийство. И уж в любом случае не погладят по головке за то, что ввел следствие в заблуждение тем, что скрыл свою причастность к делу Вилфорда-Боулз.
Но почему мне мерещится что-то важное в этом покушении на мою жизнь или в том, что вместо меня убили того мальчишку. Нет, не вместо меня, просто в том, что его убили.
Неужели его наметили жертвой? Нет, конечно, не его, а меня, в этом нет сомнений. Но, когда мальчик погиб, что-то изменилось, вот только что и где?
Сидевший передо мной детектив спросил:
- Ну? Что-нибудь придумали?
Мои мысли витали где-то очень далеко, вокруг того мертвого мальчика, я пытался понять, при чем здесь он и где собака зарыта. Покачав головой, я ответил:
- Подождите минутку. Что-то наклевывается - дайте мне еще чуть-чуть подумать.
Другой из их компании сделал какое-то замечание, но я не прислушивался к его словам. Только для того, чтобы не молчать и выиграть время для размышлений, я поинтересовался:
- Если Донлон знал, что убийца - я, почему же он подпустил меня к себе и позволил застрелить из своего собственного пистолета?
- Он вас недооценил. Решил, что вы только с женщинами и детьми храбрец.
- Они - не дети, - рассеянно возразил я, хотя сам же считал их детьми, едва начавшими постигать взрослый мир. Но в обычном смысле этого слова детьми их назвать было нельзя.
Единственным убитым ребенком был этот мальчик. Убитым вместо меня.
- Эврика! - воскликнул я.
- Ну что еще?
- Наконец-то до меня дошло, - сказал я вместо ответа. - Теперь все стало на свои места.
- Ну так просветите нас, - предложил он.
Я покачал головой:
- Нет, не сейчас. Вы через какое-то время сами все узнаете. Сейчас вы хотите пришить мне убийство Донлона, что ж, давайте с этим покончим. А когда вам станет ясно, что я невиновен, тогда я хочу видеть капитана Дрисколла. Никому из вас я ни слова не скажу. Я буду говорить только с капитаном и только наедине, без свидетелей.
- Что вы собираетесь сделать, Тобин, вызвать его на дуэль один на один? - рассмеялся главный.
- Нет, - ответил я. - Я собираюсь сообщить ему имя убийцы.
- Какой драматизм. Мы все под впечатлением, Тобин.
- Я тоже, - сказал я, думая совсем о другом.
Тот, что сидел передо мной, спросил:
- Ну что - все? Больше к нам вопросов нет?
- Сдаюсь.
Он поднялся на ноги:
- Тогда пошли.
Глава 25
В одиннадцать часов меня наконец отвели в камеру и оставили в покое. Если до тех пор ничего не случится, меня продержат здесь до середины завтрашнего дня, а затем переведут в городскую тюрьму. Я едва дождался, пока окажусь наедине с самим собой, освобожденный от необходимости думать, говорить, двигаться, и груз ответственности больше не будет давить на мои плечи.
Использовав положенный мне телефонный звонок, я известил Кейт о том, где я нахожусь и что случилось, и попытался успокоить ее, что через день-два все уладится. Она, само собой, ни одному моему слову не поверила, решила, что я влип в серьезную переделку, и настояла на том, чтобы позвонить Фрэнку Кантору, адвокату, который давно уже вел мои дела. Приехал Фрэнк, он хотел поговорить со мной, выяснить все, что можно, я же желал только одного - чтобы меня оставили в покое. Я не мог быть с ним полностью откровенным, так как опасался, что он не сможет держать язык за зубами. Во время беседы мы оба чувствовали себя как на иголках: он пытался вытянуть из меня сведения, я отмалчивался и кончилось все тем, что он ушел, разозлившись на меня.