Я свернул с Кингсбридж-роуд на Роджерс-лейн, проехал немного по извилистой дорожке и остановился перед домом Клэнси. "Мерседес" мой уздечкой не оборудован, поэтому я пожал плечами, глядя на мальчика с плантации с его протянутой рукой и неистребимой надеждой, что когда-нибудь в нее опять вложат поводья, и поднялся по ступенькам на веранду, громко топая ногами.
Был час ночи, и свет горел только в одном окне наверху. Я знал, что Клэнси ни капельки не обрадуется моему приходу, но все равно нажал кнопку звонка.
Пусть злится на Эда, если хочет.
Пришлось подождать какое-то время, но в конце концов мне открыла супруга Клэнси, Лаура. Лауру Маршалл можно с легкостью описать в пяти словах: богатая стервозная матрона из пригорода. Она подвизается в конгрессе штата в должности какого-то мелкого подгонялы. А посему вечно подгоняет то членов молодежной лиги, то клуба "По понедельникам", то своего Клэнси Маршалла. Она зазнайка и, по ее убеждению, супруга преуспевающего законника, эдакого старого и щепетильного знатока биржевого права. Я не хочу сказать, будто она и впрямь не знает, чем Клэнси зарабатывает на хорошую жизнь, но ей не без успеха удается вводить себя в самообман, благодаря которому Лаура не испытывает угрызений совести, тратя не праведно нажитые богатства супруга.
По какой-то причине, ведомой только ему одному, Клэнси безумно влюблен в это яркое олицетворение нашей эпохи и смертельно боится, что когда-нибудь Лаура соберет пожитки и уйдет от него вместе с детишками, которых у них двое. Разумеется, двое (ведь невозможно иметь, скажем, два целых и еще шесть десятых ребенка). Не то чтобы Клэнси очень сомневался в своем мужском обаянии. Просто он считает, что рано или поздно его грязные делишки начнут слишком уж бросаться в глаза, и Лаура больше не сможет не замечать их. И тогда она уйдет. Что ж, вероятно, так оно и будет. От Клэнси ей не больше проку, чем от ежемесячного почтового перевода с алиментами. И никаких тебе сплетен.
Почти все, кто меня не знает, при первой встрече принимают меня за молодого идущего в гору дельца, занимающегося рекламой, страхованием или чем-нибудь подобным. В каком-то смысле это очень близко к истине. Но Лаура Маршалл, увидев меня под дверью своего дома в час пополуночи, наверняка сразу же решила, что у нас с ней не может быть никаких общих знакомых, во всяком случае, что касается светской жизни. Поэтому, как говорили в викторианскую эпоху, ее глаза обдали меня леденящим холодом.
Ну и черт с ней. Меня так просто не заморозишь.
– Я хотел бы поговорить с Клэнси, – сказал я, нарочно употребив христианское имя, чтобы посмотреть, как она морщится.
– В час ночи? – спросила она.
– Это необходимо, – ответил я, не собираясь приводить никаких других оправданий.
– У моего супруга есть приемные часы, – начала было Лаура, но я быстренько прервал ее, поскольку времени у меня было не так уж много.
– Передайте ему, что пришел Клей. Он захочет со мной встретиться.
Лаура взглянула на меня так, будто очень в этом сомневалась.
– Подождите здесь, – велела она, захлопывая дверь перед моим носом.
Я стал ждать. На веранде было старое зеленое кресло-качалка, и я уселся в него. Оно заскрипело, полностью оправдав мои предчувствия, и я принялся раскачиваться с громким шумом, потому что мне пришла охота позабавиться и позлить Лауру Маршалл точно так же, как меня злило ее существование.
Спустя пару минут Клэнси открыл парадную дверь. На нем был халат в духе Джорджа Сэндерса, темный, с фигурной вышивкой, блестящими лацканами. И еще улыбка, которую можно было бы расценить как зловещую, не будь Клэнси таким бесхребетным существом.
– Входите, мистер Клей, – сказал он. – Мы можем поговорить в кабинете.
Я последовал за ним в дом. Кабинет располагался рядом со столовой, которая располагалась рядом с гостиной, которая располагалась рядом с парадной прихожей. Погоняла же располагалась где-то еще, вне пределов видимости.
Очутившись в кабинете, квадратной комнате, сошедшей со страниц журнала "Как облагородить дом и сад", и очень похожей на ту, в которой знаменитости показывают Эду Мэрроу свои трофеи, Клэнси зажег свет, закрыл дверь и повернулся ко мне со словами:
– Где тебя надоумили прийти сюда?
Голос его звучал тихо, но жестко, на смену привычной улыбке попрошайки пришла злобная мина.
– У Эда, – ответил я. – Он меня не только надоумил, но и обязал.
Дела-то идут.
– Не смей являться ко мне домой, – заявил Клэнси. – Заруби это себе на носу раз и навсегда. Не смей приходить ко мне домой.
– Посмею, если будет важное дело.
Он пропустил мои слова мимо ушей.
– Я сказал Лауре, что ты работаешь у одного моего клиента. Вполне законопослушного клиента. Ты пришел по делу. Когда будешь уходить, скажи что-нибудь в этом духе.
– Ладно, ладно Давай перейдем к сути.
– Суть в том, что ты не должен приходить сюда, – долдонил Клэнси. Никогда. Впредь даже и близко не подходи к моему дому.
Интересно, придется ли мне когда-нибудь вот так же таиться от Эллы? подумал я и, выкинув Эллу из головы, сказал:
– Коли тебе пришла охота полаяться, лайся с Эдом, а у меня есть дела поважнее.
– Я хочу, чтобы ты понял, – ответил он. – Не приходи сюда. У меня есть присутствие, и я сижу там целый день. Что бы ни случилось, с этим можно подождать до утра.
– Эд велел мне прийти к тебе. Я не хочу никаких препирательств на эту тему. По твоей милости я просидел в вонючей тюряге девятнадцать часов, так что теперь не жалуйся, если я даже причиняю тебе неудобства.
– Мне пришлось потрудиться, чтобы вытащить тебя. Они не хотели отпускать.
– Чепуха. Ты сидел сложа руки. Такая уж у тебя привычка. Да сядь ты, ради бога, и давай поговорим толком. У меня нынче ночью много дел.
Клэнси хотел было продолжить выступление на тему "Мой дом – моя крепость", но в конце концов до него дошло, что это ему ни фига не даст.
Поэтому он уселся за свой письменный стол – такой же пустой, как у Эрнеста Тессельмана, но не настолько огромный – и скорчил страшную рожу, а я сел в кресло напротив.
– Ну, что такое? – спросил Клэнси. – Давай покончим с этим побыстрее.
– Вечером я нашел Билли-Билли, – сказал я. – И легавые тоже. Они едва не застукали меня рядом с ним.
Брови Клэнси поползли вверх, и он забыл, что должен злиться на меня.
– Где он, у тебя или в полиции?
– У них.
– Итак, ты хочешь вызволить его. Клей, ты мог просто позвонить. Незачем было тащиться в такую даль.
– Заткнись и послушай хоть несколько секунд, Клэнси Билли-Билли был мертв, когда я нашел его. Так что полиция, фигурально говоря, получила дохлое дело.
– Мертв? – Клэнси с минуту поразмышлял, откинувшись на спинку кресла, потом улыбнулся мне. – Стало быть, и делу конец. Можно опять работать в обычном порядке.
– Боюсь, что нет. Эд хочет, чтобы я нашел ему этого парня.
– Зачем? Полиция заполучила тело Кэнтела и может быть довольна. Конец истории.
– Эд не доволен. Нам пришлось пережить кучу неприятностей, и Эду нужен парень, который заварил всю кашу.
Клэнси облокотился о стол и подался ко мне. Заботливый, искренний, законник до мозга костей. Любящий муж канул в забвение.
– Послушай, Клей, – сказал он. – Так дела не делаются. Поверь мне, Клей. Вчера и позавчера мы усердно привлекали к себе внимание, вступая в трения с полицией, а это – не лучший способ поддерживать организацию в рабочем состоянии.
– Скажи это Эду, а не мне. Я только исполняю указания.
– И скажу. Где он? Дома?
– Ага, только он вряд ли тебе поможет. Он весьма раздражен.
– Я – его адвокат, Клей. Я обязан предостерегать его от глупых поступков. А заставлять тебя играть в Шерлока Холмса глупо. Ты начнешь встречаться с людьми, не состоящими в организации, докучать им, опять накличешь на нас свору легавых, выставишь организацию на всеобщее обозрение и не дашь легавым забыть всю эту историю. Билли-Билли Кэнтел мертв, тело в полиции. Значит, дело закрыто.
– Но дело Бетти Бенсон еще не закрыто, – напомнил я ему. – По правде сказать, это и есть основная причина моего приезда сюда.
– Это я улажу в два счета, – сказал он. – Можно свалить на Билли-Билли оба убийства. А легавые не станут слишком уж усердствовать, выясняя, кто его убил. Стало быть, дело завершено. Пусть все так и остается, вот тебе мое мнение.
– Как я уже говорил, ты должен обсуждать это не со мной.
– Я побеседую с Эдом, – сказал Клэнси. Он произнес это очень твердым тоном, и я понял, что ему понадобится время, чтобы набраться храбрости.
Только потом он позвонит Эду Ганолезе и скажет, что тот действует не правильно.
Ну, да это не мое дело.
– Вернемся к Бетти Бенсон, – предложил я. – Я был там, говорил с ней, пил кофе, оставил отпечатки пальцев по всему дому. Они определили время убийства с точностью до получаса, и я уже признался, что какую то часть этого времени был там.
– Когда ты уходил, она была жива, и все тут.
– Как я это докажу?
– Во сколько ты покинул квартиру?
– Около четырех. А убили Бетти Бенсон между четырьмя и половиной пятого. Я признался, что ушел в четыре.
– Хорошо, куда ты потом отправился?
– Прямиком домой. Парень в гараже может сказать, во сколько я приехал.
Они записывают время, когда забирают и выдают машины.
– Прекрасно. В четверть пятого ей позвонил телемастер, и она еще была жива. Я могу это устроить. У нее был телевизор?
– В гостиной не было.
– Хорошо. Она ответила: "Извините, но у меня нет телевизора". Это было в четверть пятого. Я смогу обстряпать это завтра к десяти утра. Потом мы пустим слушок, что Кэнтел совершил и второе убийство, и снимем тебя с крючка.
– Но зачем он ее убил? Они даже не были знакомы. Не уверен, что легавые схватят эту кость.
– Только сам Кэнтел мог сказать, зачем он ее убил, но, увы, его нет в живых, – Клэнси обворожительно улыбнулся мне. Теперь это был блистательный оратор, упивающийся каждым мгновением своего выступления. Он прекрасно умел стряпать алиби и выдумывать такие мудрые нагромождения событий, что никто на свете не смог бы разгрести их и докопаться до истины. Вот почему он был великолепен в зале суда.
– Что ж, если ты полагаешь, будто сумеешь это сделать... – проговорил я.
– Я сумею это сделать. Прямо с утра. Ты вполне мог приехать ко мне в контору к девяти часам, и я бы все устроил.
– Эд велел мне встретиться с тобой незамедлительно.
– Эд слишком всполошился. Если это все...
– Все, – ответил я и, поднявшись на ноги, добавил:
– Я мистер Клей, да?
– Роберт Клей, – сообщил он мне. – Ты работаешь у Крейга, Гарри и Бурка.
– Это мне вполне подходит.
Клэнси проводил меня до парадной двери, громко рассуждая о делах Крейга, Гарри и Бурка, которых я знать не знал, и вышел вместе со мной на веранду, прикрыв дверь.
– Извини, что я взбеленился, Клей, – прошептал он. Улыбка вспыхнула как неоновая вывеска, и хозяин дома радушно потрепал меня по руке повыше локтя.
– Просто не люблю брать работу на дом. Лаура, понимаешь?
– Понимаю. До встречи, Клэнси.
"Элла не Лаура, – сказал я себе и повторил:
– Элла не Лаура".
– Я побеседую с Эдом о том, как нам покончить со всей этой, ерундой, пообещал Клэнси. – Мы не можем себе позволить тратить время на игру в полицейских и воров.
– Во всяком случае, в роли полицейских, – ответил я.
Глава 19
Я знал, что Клэнси ничего не добьется от Эда. Эду приспичило наложить лапу на зачинщика этой свары, и все тут. После того, как умник попытался застрелить меня, а потом подставить на перроне, я и сам был не прочь отыскать его.
Когда я добрался до квартиры, едва перевалило за половину второго. В два часа я должен был забрать Эллу из "Тамбурина". Оставив "мерседес" перед входом, я поднялся к себе, чтобы минут пятнадцать посидеть спокойно.
Телефон зазвонил, когда я снимал пиджак. Это был Фред Мэн.
– Я насчет Алена Петри, – сказал он. – Ничего не выяснил о его личной жизни, но могу сообщить тебе, где его искать. Он патрулирует по ночам в районе сороковых улиц Вестсайда.
– На машине?
– Нет, на своих двоих. Наряд из двух человек. Извини, Клей, но больше ничего узнать не смог. Я не знаком с этим парнем.
– Все равно спасибо, – сказал я. – Говоришь, ночной патруль? Стало быть, сейчас он на работе?
– Да, наверное, если только у него не выходной.
– Хорошо, спасибо.
Западные сороковые улицы. На Сорок шестой улице, между Восьмой и Девятой авеню был бар, в котором несколько девиц Арчи Фрайхофера обычно дожидаются телефонных звонков. Вероятно, владелец бара знал своих участковых патрульных. В расчете на это я позвонил ему.
Мне ответила пуэрториканская цыпочка с лукавым и бездушным голоском. Я заявил, что желаю говорить с барменом по имени Алекс, на что она ответила:
– А разве я ничего не могу для вас сделать?
– Уверен, что можете, – ответил я. – Но сейчас мне нужен Алекс.
– Кто звонит?
Я не был уверен, что Алекс помнит, кто такой Клей. Прежде мы никогда не общались. Далеко не все в организации наверняка знают, кто я и что я, и порой это дает некоторые преимущества, хотя иногда бывает и наоборот, как, к примеру, сейчас.
– Скажите ему, что звонит хозяин Арчи, – ответил я. Авось, сойдет, коль скоро это достаточно близко к истине.
– Хорошо, – чирикнула цыпочка, и минуту спустя я услышал мужской голос:
– Алекс у телефона.
– Это Клей, – сообщил я. – Ты знаешь легавого по имени Алан Петри?
Патрулирует в ваших краях по ночам.
– А с тобой-то мы знакомы, приятель? – спросил он.
– Позвони Арчи и узнай, кто я.
– Так я и сделаю. Повтори, как тебя звать?
– Клей. Я перезвоню через пять минут.
Все эти пять минут я жалел, что попросту не поехал туда вместо того, чтобы звонить. Но, с другой стороны, я мог только зря проездить, а это была бы слишком большая роскошь.
Когда я позвонил, Алекс спросил:
– На кого ты работаешь?
– На того же, на кого Арчи. На Эда Ганолезе. А теперь, пожалуй, кончай играть в ловцов шпионов. Ты знаешь легавого по имени Петри или не знаешь?
– Знаю.
– Можешь с ним связаться?
– Вероятно.
– Я хочу с ним поговорить. Когда ты это устроишь?
– Возможно, в пятницу.
– Сегодня. Сейчас же.
– Не уверен, – ответил Алекс.
– Что тебе сказал Арчи?
– Почем мне знать, Клей ты или нет?
– Блин! – заорал я. – Сейчас приеду.
Я с грохотом швырнул трубку и устремился к двери, но потом вспомнил про Эллу. Часы показывали без четверти два. Вернувшись в квартиру, я позвонил в "Тамбурин" и попросил передать Элле, чтобы ждала меня в баре, поскольку я задерживаюсь. Потом вышел из дома и поехал на юг.
Глава 20
Этот квартал Западной сорок шестой улицы дал приют целой веренице баров, расположенных в полуподвальных помещениях, и "Ла Сорина" – один из них. Когда я вошел, там было полно девиц. Одни сидели у стойки, другие – в кабинетах вдоль правой стены. В глубине помещения, в обеденном зале, не было ни души. Тут и там среди девиц сидели парни, либо сводники, либо желающие и надеющиеся. Но съема тут нет. Сюда девицам только звонят по телефону.
Разместившийся за стойкой Алекс был долговяз, толстопуз и кислорож. Я протиснулся между двумя девицами, облокотился на стойку и принялся ждать того мига, когда он осознает, что я существую. На это ушло минуты две, по истечении которых он приблизился ко мне и остановился напротив, сдобрив кислую рожу еще и чем-то жгучим.
– Ну, чего? – осведомился он.
– Петри, – ответил я, – это я тебе звонил.
– О, – был ответ, – ты, значит. Клей.
– Совершенно верно.
– Ума не приложу, почему я должен тебе верить.
– Потому что у меня нет времени дурачиться с тобой. А еще потому, что на той стороне улицы есть заведение, которое хотело бы забрать себе твой приварок за телефонные звонки девицам, и от меня зависит, получат они его или нет.
Он поразмыслил с минуту, барабаня пальцами по стойке. Пальцы у него были толстые, а лапищи – и вовсе громадные. В конце концов Алекс повернулся к одной из своих девиц и быстро сказал что-то по-испански. Она ответила, потом встала с табурета и вышла вон.
Алекс снова взглянул на меня.
– Что ты пьешь?
– Пиво, – ответил я.
Он кивнул, отошел и вернулся с кружкой.
– Долго мне еще ждать? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Нет, недолго, – с этими словами Алекс переполз в дальний конец стойки и занялся обслуживанием других посетителей.
Минут через пять девица возвратилась, заняла свое место у стойки и что-то сказала Алексу по-испански. На меня она даже не взглянула. Он кивнул ей, вернулся ко мне и сказал:
– На улице. Свернешь направо и дойдешь до автостоянки. Он ждет тебя там.
– Спасибо, – поблагодарил я.
Существовало две возможности, и я обмозговал обе, пока шагал к двери.
Либо он мне поверил, и легавый ждет меня возле стоянки либо не поверил, и тогда в темноте между входной дверью и ступенями, ведущими на улицу, меня ждут двое парней.
Придется положиться на судьбу. Я быстро вышел из бара и остановился, лишь когда преодолел три ступеньки и очутился на улице. Я оглянулся. Никто меня не поджидал.
Свернув направо, я зашагал к автостоянке. Там переминался с ноги на ногу молодой высокий и поджарый легавый, который крутил пальцами свою дубинку с таким видом, словно только недавно постиг это искусство. Я остановился перед ним и спросил:
– Вы Ален Петри?
– Совершенно верно, – ответил он.
– Вы когда-то знали девушку по имени Мэвис Сент-Пол, – сказал я ему. Вы вместе учились в актерской школе.
– Правда?
– Так сказала Бетти Бенсон. Она что, ошиблась?
Он передернул плечами. У него было лицо студента какого-нибудь колледжа – квадратное, безвольное и на все сто американское. Я готов был спорить, что его кепка покрывает светлые, подстриженные под "ежик" волосы.
– Мне платят за то, что я перебираю ногами, – сообщил он мне. – Может, пройдемся?
Мы зашагали. Я ждал, когда он решит, ответить ли мне. Наконец это произошло.
– Мэвис недавно убили, не так ли? Позапрошлой ночью.
– Совершенно верно, – сказал я.
– Почему вас интересует?
– А вас? Вы с ней давно виделись?
– Я не видел Мэвис и не получал от нее вестей с тех пор, как она спуталась с подонком Грилдквистом.
– Вы недолюбливали Грилдквиста?
– Он ей в отцы годился.
– Но он богат.
– Он запудрил ей мозги, внушил, что сделает из нее бродвейскую звезду первой величины.
– Вам не понравилось то, что она от вас ушла, верно?
– Я мог бы убить ее тогда, – ответил Петри. – Мне не было нужды столько тянуть с этим.
– Я слышал, вы женаты.
– Да, и удачно. У меня двое детей.
– Не гуляете от жены?
– Ну и вопрос.
– Ну, а ответ?
– Я не такой человек.