Лишь одно обстоятельство перестало для нее быть тайной. Ее муж играл на бирже. Она никак не могла поверить в то, что он занимался подобным делом, но это было действительно так. Он казался ей человеком, для которого погоня за наживой - слишком низменное занятие. Когда он отказался от своей должности в министерстве иностранных дел и занялся каким-то таинственным делом, она строила самые различные предположения, но пока она не нашла у него как-то на столе отчет биржевого маклера, ей никогда не пришло бы в голову, что он играл на бирже.
Ознакомившись с отчетом, она пришла к выводу, что ее муж вел крупные дела.
В отчете значились акции на суммы, превышавшие десять тысяч фунтов. Она очень мало смыслила в биржевых делах; они напоминали ей лишь о том, до чего невыносимой бывала ее мать под влиянием биржевых потерь. Затем ей пришло в голову, что если он в самом деле был биржевиком, то она могла бы оказывать ему посильную помощь, а не сидеть дома, оставаясь безучастной ко всему тому, что его интересовало.
Да, она могла быть полезной ему. Деловым людям подобает встречаться со своими деловыми знакомыми, приглашать их к обеду или к ужину после театра… Многие мужья обязаны деловыми успехами ловкости своих жен, умеющих должным образом принять друзей своего мужа, нужных ему людей…
Эдит была довольна зародившейся в ней мыслью. Она занялась осмотром своего гардероба и написала матери письмо с просьбой о возвращении колье.
Гилберт вернулся домой, проведя весь день в Сити. У него был очень усталый вид.
Во время обеда она спросила:
- Ты ничего не будешь иметь против, если я приглашу твоих друзей на обед?
Он изумленно взглянул на нее.
- На обед? - повторил он недоверчиво, но затем, увидев, что на ее лице отразилось огорчение, мягко произнес:
- Это прекрасная идея. Кого ты собираешься пригласить?
- Всех тех, кто является твоими друзьями, - ответила она. - Этого милейшего мистера Франкфорта и… кого еще? - спросила она.
Он мрачно усмехнулся.
- Мне кажется, что этим милым мистером Франкфортом и ограничивается круг моих друзей, - заметил он. - Впрочем, мы могли бы пригласить еще мистера Уоррела.
- Кто это Уоррел? Ах, я знаю, - воскликнула Эдит. - Это мамин маклер!
Он с любопытством взглянул на нее.
- Маклер твоей матери? - повторил он. - Это правда?
- Почему тебя это удивляет?
- Право, не знаю. Но мне так трудно представить твою мать в сочетании с биржевым маклером… Кстати, он является также и моим маклером…
- Кого еще мы пригласим? - спросила она.
- Что касается моих знакомых, - продолжал он насмешливо, - то приглашать некого. Может, пригласим твою мать?
Не обратив внимания на его вопрос, она сказала:
- Я бы могла пригласить двух-трех симпатичных мне людей.
- А как насчет твоей матери? - повторил он вопрос.
Глаза ее наполнились слезами.
- Не будь таким злым, - сказала она. - Ты знаешь, что это невозможно.
- Я совсем иного мнения, - ответил он. - Я заговорил о твоей матери всерьез, и мне кажется, что нет никаких оснований так подчеркивать нашу размолвку. Я, разумеется, чувствую некоторую неприязнь по отношению к ней, но, говоря откровенно, я чувствовал ее и по отношению к тебе…
Он прошелся по комнате.
- Удивительно, - продолжал он, - как быстро исчезают мелкие заботы, неприятности и дрязги перед лицом подлинного большого горя.
Последнюю фразу он произнес, будто рассуждая сам с собой.
- А какое у тебя большое горе? - встревоженно поинтересовалась Эдит.
- У меня его нет, - ответил он, несколько повысив голос. - Я это сказал безотносительно к себе… Единственные мои заботы - житейского характера. Еще недавно немало забот причиняла мне ты, но теперь и это отпало.
- Я рада слышать это от тебя, - ответила она. - Искренне рада… Я в самом деле хочу, чтобы мы были друзьями, Гилберт. Мне очень горько, что я причинила тебе так много зла.
Она встала со своего места и вопросительно взглянула на него.
Он покачал головой.
- Нет, - сказал он. - Ты причинила мне гораздо меньше зла, чем думаешь; иные обстоятельства вторглись в нашу жизнь и разрушили будущее, походившее на прекрасный сон. Очень жаль, что многое сложилось иначе, чем я предполагал, но ведь, в конце концов, сны, как бы они ни были хороши, - слишком шаткий фундамент для жизни. Ты и не представляешь себе, каким я был мечтателем, - быстро добавил он и улыбнулся. Когда он улыбался, у глаз его появлялись мелкие морщинки. - Ты, наверное, не можешь представить меня романтиком, а между тем я был им…
- Ты и сейчас романтик, - поспешила заверить его Эдит.
Гилберт промолчал.
Вторично Эдит заговорила о званом обеде, когда он собрался уходить.
- Ты не хочешь остаться со мной и поговорить обо всем? - смущенно спросила она.
Он заколебался.
- Я бы очень рад остаться, но… - он поглядел на часы.
Девушка поджала губы и почувствовала, что ее захлестнула обида.
Ее предложение было неуместным: он всегда в это время куда-то уходил.
- Ну что ж, побеседуем обо всем в другой раз, - сказала она холодно и вышла из комнаты.
Он выждал, пока за ней захлопнулась дверь ее спальни, и затем покинул дом.
Он ушел как раз вовремя. Если бы он пробыл в доме хотя бы еще пять минут, то ему пришлось бы встретиться со своей тещей.
Миссис Каткарт решила явиться лично, чтобы признаться дочери во всем. "Судьба милостива ко мне", - подумала она, увидев, что Гилберта нет дома.
Эдит не выразила удивления по поводу визита своей матери. Она предположила, что мать явилась к ней для того, чтобы передать ей колье. Увидев свою мать, она испытала угрызения совести, начала сожалеть, что написала ей слишком резкое письмо, так как Эдит была чутким и деликатным существом и более всего опасалась причинить кому-нибудь боль.
Однако по внешнему виду ее матери никто бы не мог предположить, что между ними произошла сцена, оставившая после себя неприятные воспоминания. Это несколько успокоило Эдит, поскольку в ее намерения отнюдь не входило продолжение ссоры.
Миссис Каткарт не стала тратить времени понапрасну.
- Наверное, ты догадываешься, зачем я пришла к тебе, - заявила она, поздоровавшись со своей дочерью.
- Я предполагаю, что ты принесла мне колье, - ответила, улыбаясь, Эдит. - Надеюсь, ты не очень недовольна тем, что я попросила его у тебя. Но я решила, что должна это сделать ради Гилберта…
- Мне очень жаль, но я не смогла принести тебе твое колье.
Эдит удивленно взглянула на нее.
- Как? Что это значит? - спросила она.
Миссис Каткарт явно избегала глядеть в глаза дочери.
- Я понесла на бирже большие потери, - сказала она, - и, полагаю, тебе известно, что твой отец оставил нам ровно столько, чтобы не умереть с голоду, а все то, что мы себе позволяли, мы имели благодаря одним лишь моим усилиям. Кроме того, мы потеряли уйму денег на Канадских океанских акциях, - призналась она.
- И что же?.. - с любопытством спросила Эдит, по тону матери поняв: сейчас последует малоутешительное сообщение.
- Мне пришлось заложить твое колье в одной маклерской фирме для того, чтобы обеспечить им мой долг в размере семисот фунтов.
Эдит глубоко вздохнула.
- Я надеялась, что мне удастся его снова выкупить, - продолжала мать, - но произошло несчастье: преступники взломали несгораемый шкаф фирмы и похитили колье.
Эдит Стендертон пристально взглянула на свою мать.
Если ранее мысль о возможной утрате колье не смутила бы ее, то теперь она почувствовала сильное огорчение. Колье могло бы пригодиться ей также и в дни нужды.
- Ну что ж, - сказала она со вздохом, - делать нечего…
Она не стала упрекать мать в том, что та сочла возможным заложить не принадлежащую ей вещь…
- Что ты мне скажешь на это? - спросила миссис Каткарт.
Эдит пожала плечами.
- Что же мне сказать на это? Колье пропало - придется примириться с этим. Я полагаю, что фирма предложила тебе какое-нибудь возмещение?
Она задала этот вопрос без какого-нибудь умысла - просто ей пришло в голову, что, быть может, удастся что-нибудь спасти.
Миссис Каткарт бросила быстрый взгляд на свою дочь. Неужели этот проклятый Уоррел передал ей все подробности? Она знала, что Уоррел хорошо знаком с мужем Эдит. Если он это сделал, то это было с его стороны очень неделикатно…
- Да, мне предложили некоторое возмещение, - сказала она, - но весьма незначительное. Вопрос о нем еще не решен, но я потом расскажу…
- А какое вознаграждение предлагают тебе? - спросила Эдит.
- Тысячу фунтов, - после минутного колебания сказала миссис Каткарт.
- Тысячу фунтов! - воскликнула пораженная девушка. Она и не подозревала, что ее колье имело такую ценность.
- Это значит, - продолжала мать, - что семьсот фунтов пойдут в уплату долга, а триста фунтов достанутся нам.
- Ну, что ж, придется мне довольствоваться тремястами фунтов, - заметила Эдит.
- Подожди немного, - продолжала миссис Каткарт, - быть может, колье еще отыщется.
Эдит покачала головой.
- Я думаю, что колье уже переплавлено преступниками, - сказала она.
- Я вижу, ты неплохо осведомлена о том, как действуют похитители драгоценностей. Ты даже знаешь о том, что они переплавляют оправу? - насмешливо осведомилась миссис Каткарт. - Уж не твой ли муженек сообщил тебе это?
- Да, - спокойно ответила девушка. - Именно он как-то сообщил мне об этом в разговоре…
- Ты, по-видимому, не скучаешь в его обществе, - сухо заметила пожилая леди и взглянула на часы. - Как у тебя ни приятно, но я вынуждена покинуть твой дом. Я приглашена к ужину. Кстати, и тебя приглашали…
- А Гилберта? - осведомилась молодая женщина.
Ее мать усмехнулась.
- Нет, на Гилберта приглашение не распространяется, - сказала она. - Я достаточно ясно дала знакомым понять, что приму их приглашение только в том случае, если твой муж не будет туда приглашен.
Эдит выпрямилась, и глаза ее сверкнули.
- Я не понимаю тебя. Ты что, намереваешься разгуливать по Лондону и распространять о моем муже всякие небылицы?
- По Лондону я разгуливать не собираюсь, но до сведения моих ближайших друзей я собираюсь довести свое отношение к твоему супругу.
- Это неслыханно, - возмутилась Эдит. - Ты не имеешь права так поступать! Ты совершила оплошность и должна все последствия принять на себя. И я совершила ошибку, но готова ее искупить и с радостью приму все то, что пошлет мне судьба. Неужели ты думаешь, что твое поведение изменит мое отношение к Гилберту?
Миссис Каткарт вызывающе расхохоталась.
- Смею тебя заверить, - сказала она, - что у меня достаточно мыслей, лишающих меня сна, но, во всяком случае, не мысль о том, в каких ты отношениях с твоим Гилбертом, беспокоит меня! Гораздо больше меня беспокоит то обстоятельство, что он вместо того, чтобы оказаться богачом, оказался бедняком! Какое безрассудство с его стороны - отказаться от должности в министерстве иностранных дел! Чего ради взбрело это ему в голову?
- Об этом тебе придется спросить его лично. Он скоро вернется, - едко возразила Эдит.
Этого замечания оказалось достаточно для того, чтобы миссис Каткарт поспешила улетучиться.
Эдит осталась одна.
Обычно это не тяготило ее, но в тот вечер она впервые почувствовала горечь одиночества, пожалела о том, что Гилберта нет рядом…
После ужина Эдит решила почитать.
Она рассеянно перелистывала страницы и вдруг испуганно вздрогнула.
- Что это? - спросила она горничную.
- Что именно, миссис?
С улицы доносились звуки музыки. Она услышала нежную, исполненную тоски мелодию…
Эдит быстро поднялась, подошла к окну и распахнула его. Перед домом стояла девушка и играла на скрипке. При свете уличного фонаря она узнала скрипачку, которая в тот памятный вечер играла "Мелодию в фа-миноре"…
Глава 9.
ЭДИТ ЗНАКОМИТСЯ СО СКРИПАЧКОЙ
Эдит повернулась к горничной.
- Ступайте на улицу и пригласите скрипачку ко мне, - сказала она. - И поскорее… Пока она не ушла.
Эдит приняла решение проникнуть, наконец, в тайну, связанную с этой мелодией и с ее мужем.
Через несколько минут горничная вернулась, ведя за собой скрипачку.
Да, это была она - девушка, игравшая на скрипке в день ее свадьбы! Она остановилась на пороге и с любопытством оглядывала стоявшую перед ней хозяйку дома.
- Входите, прошу вас, - пригласила Эдит. - Вы уже ужинали?
- Благодарю вас, - ответила девушка, - мы обычно не ужинаем, но я плотно поела за чаем…
- Быть может, вы присядете?
Девушка приняла приглашение. Она говорила по-английски без малейшего иностранного акцента, вопреки ожиданиям Эдит.
- Вы, наверное, удивлены тем, что я попросила вас подняться ко мне? - спросила Эдит Стендертон.
Девушка улыбнулась, обнажив два ряда жемчужных зубов.
- Когда меня приглашают в дом, - сказала она, и в голосе ее зазвучала ирония, - то это бывает либо для того, чтобы заплатить мне за игру, либо для того, чтобы подкупить меня и добиться того, чтобы я игру прекратила.
- Я хочу сделать и то, и другое, - сказала Эдит. - Кроме того, я хочу вас спросить кое о чем… Вы знаете моего мужа, Гилберта Стендертона?
- Мистера Стендертона? - тихо переспросила девушка и кивнула. - Да, я знаю его. Мой дедушка часто играл для него раньше, и я тоже…
- Вспомните об одном вечере… В июне, - продолжала Эдит, и ее сердце забилось сильнее. - Вы стояли под этим окном и играли определенную мелодию… мелодию…
Девушка утвердительно кивнула.
- О, да, - сказала она. - Разумеется, я помню об этом вечере, так как он не был обычным…
- Почему? - насторожилась Эдит.
- Потому что обычно для мистера Стендертона играет мой дедушка. Но в этот вечер он чувствовал себя нехорошо, так как уже несколько дней лежал больной, простудившись на скачках, когда нас настигла гроза и мы промокли до костей. Поэтому пришлось отправиться сюда мне и заменить его. Все это было так таинственно и романтично…
- Объясните мне, пожалуйста, что именно было "романтично" и что было "таинственно"?
В это мгновение горничная подала кофе, и Эдит налила своей гостье чашечку.
- Как вас зовут? - спросила Эдит.
- Мэй Спрингс, - ответила девушка.
- А теперь, Мэй Спрингс, расскажите мне все, что вам известно, - сказала Эдит, наливая себе чашку кофе. - Поверьте, что я расспрашиваю вас не из простого любопытства.
- Я охотно, расскажу вам обо всем, - согласилась девушка. - Мне этот день особенно врезался в память, потому что я впервые была в консерватории на уроке музыки. Нам эти уроки не по средствам, но дедушка настаивает на том, чтобы я занималась. Я вернулась домой усталая. Дедушка лежал на диване. Было заметно, что он чем-то взволнован. - "Мэй, - сказал он, - у меня к тебе сегодня просьба…"
Неожиданно девушка запнулась.
- Погодите-ка, - сказала она. - Если не ошибаюсь, доказательство правдивости моих слов находится при мне…
Она вынула из сумочки какой-то конверт.
- Сейчас я вам расскажу о том, что произошло далее в тот вечер, - продолжала Мэй Спрингс. - Как я вам сказала, дедушка был очень взволнован и спросил меня, готова ли я оказать ему услугу. Он знал, что я не откажусь. "Я получил письмо, - сказал он, - непонятно от кого и с необычным поручением. Оно пролежало у меня несколько дней нераспечатанным, так как у меня тогда был жар, и мне было не до него. Затем я забыл о нем и только сегодня, наткнувшись на него, я прочел… Прочти и ты". И он дал мне вот это письмо…
Девушка протянула Эдит конверт.
Эдит взглянула на него и воскликнула:
- Но ведь это почерк моего мужа!
На письме стоял почтовый штемпель Донкастера; оно было адресовано старому музыканту и содержало следующий текст:
"Прилагаю чек на один фунт. Прошу вас от половины восьмого вечера быть у дома мистера Стендертона и играть там "Мелодию в фа-миноре" Рубинштейна. Убедитесь сперва, дома ли хозяин. Если его не окажется дома, то придите на следующий день в то же время и сыграйте ту же мелодию".
И это было все. Ни подписи, ни обратного адреса.
- Не понимаю, - проговорила смущенная Эдит. - Что бы это значило?
Скрипачка развела руками.
- Я сама хотела бы знать, что все это значит.
Эдит внимательно осмотрела конверт и почтовый штемпель. Он был помечен двадцать шестым мая.
- Двадцать шестое мая, - повторила она про себя. - Подождите минуточку, - сказала она и быстро направилась в спальню.
Там она дрожащими от волнения руками достала из ящика письменного столика дневник в красном переплете. В эту книжку она заносила все сколько-нибудь примечательные события своей жизни.
Она отыскала страницу, помеченную двадцать шестым мая, и увидела, что под этой датой значится две записи. Первая сообщала, что портниха отдала ей готовое платье, а вторая была следующего содержания:
"Гилберт Стендертон пришел в семь часов вечера и ужинал у нас. Был очень расстроен и чем-то озабочен. Ушел в десять часов".
Затем она снова взглянула на почтовый штемпель:
"Донкастер, 19.30".
Значит, письмо было опущено в почтовый ящик на расстоянии ста восьмидесяти миль от Лондона и погашено почтовым штемпелем через полчаса после прихода Гилберта к ней домой!
Затем Эдит снова вернулась в столовую, пытаясь скрыть волнение от своей гостьи.
- Я хочу воздать должное вашему искусству, - сказала она и, достав из кошелька золотой, протянула его девушке.
- Ну что вы… - смутилась скрипачка.
- Нет, нет, возьмите, - настаивала Эдит. - Скажите, а мистер Стендертон никогда не заводил в вашем присутствии разговора об этом случае?
- Никогда, - ответила девушка. - Собственно говоря, я не видала его с той поры…
Несколько минут спустя Эдит попрощалась с юной скрипачкой.
"Что все это могло значить? - тщетно спрашивала себя Эдит, оставшись одна. - Какая тайна кроется за всем этим?"
Затем, перебирая в памяти некоторые детали того памятного вечера, она вспомнила, как сильно взволнован был тогда Гилберт, услышав мелодию, как дрожали его руки…
"Но если он лично написал старику-музыканту и сам заказал определенную мелодию, - продолжала размышлять Эдит, - то совершенно непонятно, что же тогда так напугало его…"
Она вспомнила также, что со времени своей женитьбы он не подходил к роялю, не посетил ни одного концерта, хотя до того времени не пропускал ни одного события музыкальной жизни Лондона.
Похоже было, что в тот памятный вечер исполнением "Мелодии в фа-миноре" закончился какой-то определенный период его жизни…
Как-то она предложила ему посетить концерт, на котором должен был присутствовать весь музыкальный Лондон.
- Не обижайся, пожалуйста, но, может, ты сходишь сама? - сказал он ей. - Я боюсь, что буду сегодня вечером занят делами.
И это сказал ей человек, неоднократно уверявший ее в том, что ради музыки он готов отказаться от всего!
Что все это могло значить?