Глава 12
В тот же день без четверти семь Чарлз позвонил в квартиру мисс Лангтон. Маргарет открыла дверь и замерла на пороге.
- Чарлз! - Голос выдавал недовольство.
Дверь в гостиную она оставила открытой. Чарлзу бросилось в глаза обилие красок: темно-красные занавески, яркие диванные подушки. Свет обрисовывал четкий силуэт Маргарет в черном платье. Она продолжала держать дверь и не впускала его.
- Ну? - сказал Чарлз. - Теперь, когда ты убедилась, что это я, может, войдем?
Маргарет опустила руку, повернулась и прошла мимо стола к камину, нагнулась и подбросила совок угля.
Чарлз вошел и закрыл дверь. Он сгорал от нетерпения - ему так хотелось посмотреть на нее, заглянуть в лицо… Маргарет распрямилась и резко обернулась. Чарлза поразили ее бледная утонченность и глаза цвета густого янтаря с темными искрами на фоне этой бледности. Она изменилась, горе изменило ее. И все-таки это была прежняя, до боли знакомая Маргарет.
- К сожалению, я не могу пригласить тебя остаться, я только что вошла, мне нужно приготовить ужин.
- Знакомый дух враждебности! - сказал Чарлз. - Вообще-то я пришел, чтобы пригласить тебя пообедать, сходить куда-нибудь потанцевать или посмотреть шоу - что захочешь.
Да, она изменилась. Он предполагал, что сам тоже изменился, но Маргарет не должна была так сильно меняться. Линии щек и подбородка слишком четкие. Глаза слишком большие. Они кажутся темнее из-за того, что она такая бледная и к тому же одета в черное. Сквозь злость в нем стало проявляться какое-то другое чувство.
- Фредди сказал мне, где ты живешь. Маргарет, я пришел сказать, что я очень сожалею… о ней. Арчи мне рассказал. Я не знал.
- Да… я не могу об этом говорить. Где ты видел Фредди?
- Он с кем-то обедал в "Люксе". Я пока еще не перебрался на Торнхил. В отеле "Люкс" кипит жизнь, Я подумал, не сходить ли нам туда пообедать.
- Нет, - сказала Маргарет.
- Послушай, будь рассудительной хотя бы раз. Перемена пойдет тебе на пользу. Давай на один вечер присыплем песочком топор войны. Не надо его закапывать, просто отбросим предрассудки, как сказали бы законники. В конце концов, человеку положено обедать.
Маргарет смотрела на него большими темными глазами, и ему казалось, что они насмехаются над ним.
- Дорогой мой Чарлз, я не обедаю, я ужинаю. Если мне очень захочется есть, я съем яйцо или сардинку. Если не захочется…
- Возмутительно! - сказал Чарлз. - Пошли обедать, по-настоящему обедать.
- Нет, - отказалась Маргарет, но уже не столь решительно. Ночью она горько плакала, и от этого весь день чувствовала себя слабой и озябшей. Но сейчас настроение начало меняться - в ней нарастало непреодолимое желание вырваться из того унылого круга, к которому скатилась ее жизнь. Перед ней стоял Чарлз, он принес с собой прежнюю жизнь. Его голос, его дразнящие, смеющиеся глаза, его бодрый дух возвращали жажду жизни, былое наслаждение сотнями вещей, которых она теперь была лишена.
- Пошли, - сказал Чарлз. Он смягчил тон, посмотрел ей в глаза.
Она перестала сопротивляться. Почему бы и не отступить на часок - есть, пить, веселиться, танцевать до упаду а завтра будь что будет? - Ну? - сказал Чарлз. - У тебя есть время одеться.
Он через плечо посмотрел на часы, стоявшие на камине - красивая вещица из ярко-зеленого фарфора, с веночком из пестрых и золотых цветов. Они с Маргарет купили ее в старой лавке в Челси, и он подарил ей эти часы на девятнадцатилетие, за месяц до того, как они обручились. Стрелки показывали без четверти семь. Он еще раз спросил:
- Ну? Ты идешь? - и увидел, что на ее лицо возвращаются краски.
Неожиданно она засмеялась и взяла часы в руки. Он удивленно следил за ней: что она собирается делать?
А она открыла часы и стала переводить стрелки назад. Они вращались с легким жужжанием: один, два, три, четыре оборота - и с последним оборотом она уже была той юной, сияющей, полной сил Маргарет, какой была в свой девятнадцатый день рожденья.
- Что ты делаешь? - улыбаясь спросил Чарлз.
- Перевожу часы на пять лет назад, - сказала Маргарет. В ее голосе слышался вызов. Пять лет уносили их к тем временам, когда еще не было того, что Чарлз назвал "эпизодом", - тогда они были просто соседи, друзья, виделись каждый день, и эти дни были заполнены общими интересами, занятиями, развлечениями, ссорами.
- На пять лет?
Она кивнула.
- Да, на пять. По рукам?
- Иди одевайся, - сказал он.
Во время обеда Чарлз старался во всем ей угодить. Постепенно он узнал, как Маргарет жила эти четыре года, и был очень удивлен тем, что она работала все это время, хотя до смерти матери жила на Джордж-стрит.
- Фредди очень боялся, как бы я не подумал, что вы поссорились. - Он засмеялся. - Как можно поссориться с Фредди? Неужели это кому-то удавалось?
- Не думаю.
- А как же ты?
- Мой дорогой Чарлз!
- Нет, а все-таки?
- Если даже так, это не твое дело.
Чарлз призадумался.
- Я так не играю, - сказал он. - Сейчас мы вернулись на пять лет назад, и я подумываю о том, чтобы сделать тебе предложение. Я считаю, что это мое дело, потому что, видишь ли, если девушка поссорилась с отчимом и ушла из дому, нужно заранее узнать почему, пока не сделан роковой шаг.
Маргарет вцепилась в край кресла, и ей показалось, что лампы в длинном зале покачнулись, а комнату заволокло серым туманом. Она сидела не шелохнувшись, пока туман перед глазами не рассеялся, и тогда увидела, как Чарлз наклонился к ней через стол, злобно, но обаятельно улыбаясь.
- А как ты играешь? - спросила она. - Нельзя, знаешь ли, идти по двум дорогам сразу. Если у нас время сегодняшнее, то это не твое дело, а если пять лет назад… - Ее голос надломился, и с нервным смешком она закончила: - Так вот, если у нас пять лет назад, то я не уходила из дому!
- Опять эти твои трюки! - раздраженно заметил Чарлз. Но он увидел, что она побледнела, и на какой-то миг ему даже показалось, что она теряет сознание.
После обеда они танцевали в знаменитом Золотом зале. Маргарет танцевала прекрасно. Какое-то время они молчали - видимо, оба вспомнили, как последний раз танцевали за неделю до свадьбы, которая так и не состоялась.
Чарлз нарушил молчание. Память - опасная штука.
- Все эти старые мелодии мертвы, как дверной гвоздь. Я не помню их названия. А ты?
- Последняя называлась "Я не против быть один, если я один с тобой".
- А эта?
Они были рядом с оркестром. Молодой певец - обладатель пронзительного тенора - громко и гнусаво прокричал: "О беби, будем вместе!"
- Возмутительно! - сказал Чарлз. - Эти ребята рвут страсть в клочки.
- "Ты счастлива! Я счастлив!" - надрывался певец.
- В сущности, эти слова написаны про нас, - сказал Чарлз. - Хочу поблагодарить оркестрантов. Пойдешь со мной?
Маргарет засмеялась.
- Нет. Не надейся разозлить меня такими выходками. Не получится.
- Точно?
- Точно.
- Тогда давай поговорим о том, как будем переплывать канал, или как полетим на Огненную Землю, или о чем-нибудь таком же приятном и безопасном.
Маргарет опять засмеялась - в ее глазах заплясали темные искры.
- У меня есть уборщица - она приходит раз в неделю, и тогда я считаю себя богатой… Так вот, она говорит, что полеты не очень-то приятны и не подходят для дамы, "если она считает себя дамой". Сегодня она сказала, что порядочные люди не могут проводить дни и ночи с "пиратами". Она просто клад. Если бы я могла себе позволить слушать ее каждый день, это меня бы очень утешало.
- Разве тебя нужно утешать? И разве это непременно должна быть уборщица?
Начался следующий танец, и они влились в толпу. Маргарет не сочла нужным ответить на последнее замечание Чарлза. Молодой певец ринулся в атаку: "Станем голубкаа-ами!"
- Очень занятная песня. А танец… - сказал Чарлз. - Не соскучишься. Ты только посмотри, какие трюки выделывает это парень! Ты так умеешь? Да что ты! Тогда давай попрактикуемся.
Он проводил ее домой, и только когда они уже стояли на темной лестничной площадке, сказал:
- Часы вернулись обратно, и я хочу тебя спросить…
- Уже поздно, я пойду.
- Да, уже поздно, но я все-таки спрошу. Четыре года назад ты не дала мне такой возможности. Почему ты так поступила, Маргарет?
Он слышал, как она затаила дыхание, и скорее почувствовал, чем увидел, что она отступила на шаг.
- Я не могу тебе сказать.
- Почему?
- Не могу, и все. Все кончено, умерло и похоронено. - Ее голос стал низким и глубоким. - Все прошло.
- Не думаю, - сказал Чарлз.
Маргарет с отчаянной силой воткнула ключ в замочную скважину.
- Все прошло, - сказала она.
Дверь между ними со стуком захлопнулась.
Глава 13
Маргот Стандинг опять писала в пансион своей подруге Стефании.
"О Стефания, как жалко, что тебя здесь нет. Мне не с кем поговорить, скучно до безобразия. Звонить мистеру Хешу нет смысла, он все время говорит сам, а то, что он говорит, просто ужасно. Он говорит, что у меня вообще не будет никаких денег, пока не найдется завещание или те два свидетельства. Еще он говорит, что уверен, что завещания не было, из-за того, что мой бедный папа сказал его отцу. А вчера он сказал, что не было и свидетельств, потому что так сказано в папином письме. Но он говорит, что мне не о чем беспокоиться, потому что мы с Эгбертом придем к какому-то соглашению, и это самое лучшее, что можно сделать. Но я решила сама зарабатывать себе на жизнь! Я думаю, это так романтично - самой зарабатывать и быть бедной сиротой, а не богатой наследницей. Быть бедной сиротой романтично до безобразия, в книжках они всегда ведут до безобразия бурную жизнь. На богатых наследницах женятся из-за денег, так что лучше их не иметь. Никому не говори, но я дала объявление в газету и получила ответ - я пойду к какому-то человеку, которому нужна симпатичная секретарша! Я боялась, что слишком молода для этой работы, но он написал, что любит молодых., и спрашивал про цвет волос и все такое. Я послала ему маленькую карточку, которую мадемуазель сделала в прошлом семестре, и он сказал, что уверен, что я ему подойду, так что завтра я иду к нему. Я никому не сказала. А главный секрет - только ты никому не говори! и пожалуйста, порви письмо, потому что у тебя есть привычка разбрасывать письма, а это ужасный секрет. Я не сказала ему, что я Маргот Стандинг, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, где я, - ни Эгберт, ни мистер Хеш, никто. Я назвалась Эстер Брандон. Ты согласна, что имя красивое до безобразия и очень романтичное? Я его не сочинила, я его нашла. Я устроила в доме настоящий обыск, хотела найти эти свидетельства или хоть что-нибудь о моей матери. У нас на чердаке есть ящик со старыми вещами. Однажды я захотела что-то из этого надеть на праздник, спросила папу, и он сказал "нет" совершенно устрашающим голосом, а миссис Бьюшамп сказала, что я не должна была даже спрашивать, она считала, что это вещи моей матери. Я стала искать там что-нибудь другое, но там были только платья - ужасно смешные, длинные с оборками, с огромными рукавами, со множеством косточек. Ты не представляешь себе, как они пахли. На самом дне лежала зеленая настольная книга, на обложке золотое тиснение: М.Э.Б. Я решила, что это восхитительная находка - но ничего подобного, книга была внутри пустая. Единственное, что там было, - это обрывок бумаги, застрявший в уголке. Я его вынула, а там было написано Эстер Брандон, как будто подпись, как будто это обрывок письма. Я решила, что имя романтично до безобразия и что так могли звать мою мать, потому что на обложке было Э.Б. Когда мне понадобилось имя, чтобы устроиться на работу, я решила, что буду Эстер Брандон. Но ты никому не говори! И имей в виду: как только дочитаешь письмо, разорви его на мелкие кусочки, а не так, как в книгах, - бросят обрывки где попало, а негодяй подберет их, сложит и узнает то, что ему знать не следует".
Закончив письмо, мисс Стандинг бросила жалобный взгляд на пустую коробку из-под конфет и прошла в гостиную. Она не ожидала застать там Эгберта и, если бы могла, ретировалась бы незамеченной. С другой стороны, с ним можно хотя бы поговорить, к тому же ей стало любопытно, с чего это он влез на стул и разглядывает картину в дальнем углу гостиной.
- Никакой это не Тернер!
- Ты о чем?
- Эта картина - не Тернер. - Он засмеялся грубым смехом. - Для дяди и гуси были лебеди. Он не знал цену вещам, которые покупал. Конечно, он не стал меня спрашивать, а то бы я ему с самого начала сказал, что это не Тернер.
- В любом случае она безобразна, - сказала Маргот.
Эгберт фыркнул и спрыгнул со стула.
- Безобразна? Ну и что, кому какое дело? Будь это Тернер, картина стоила бы тысячи фунтов, а раз это не Тернер, она не стоит и тысячи пенсов.
- Боже милостивый, Эгберт, какое это имеет значение? У тебя и так будет куча денег.
- Дело не в деньгах. К тому же…
- У тебя уже есть горшки. Не знаю, что ты будешь с ними делать.
Эгберт разозлился:
- Денег не бывает слишком много. К тому же их будет не так много, как ты думаешь, после уплаты налога на наследство и прочее.
- Боже милостивый, ты уверен до безобразия, что все достанется тебе, - сказала мисс Стандинг. - А что, если я нашла завещание или одно из свидетельств, о которых так хлопочет мистер Хейл, что ты тогда будешь делать?
Что-то промелькнуло в глазах Эгберта - страх и нечто более отвратительное, чем страх. Не зная почему, Маргот затаила дыхание. Ей захотелось выскочить из комнаты, хлопнув дверью, но вместо этого она повторила свой вопрос:
- Что бы ты стал делать?
- Ты что-то нашла? - В голосе Эгберта появились незнакомые Маргот интонации, и ей снова захотелось выскочить за дверь.
- Может, и нашла. Там есть ящик, принадлежавший моей матери…
Он сделал к ней шаг.
- Вот как? И что в нем было? Что ты нашла?
Маргот отступила на шаг.
- Старые платья. Жуть какие неудобные.
- Что еще?
- Настольная книга. Хочешь знать, что в ней было?
- Бумаги? - спросил Эгберт.
Маргот засмеялась. Она не понимала, почему ей так страшно.
- Ты говоришь чепуху, - раздраженно сказал Эгберт. - Я не верю, что там были какие-то бумаги.
- Может, и не было.
- Ты должна немедленно показать их мистеру Хейлу.
- Может, должна, а может, нет…
- Чушь! Послушай, мне нужно с тобой поговорить.
- Ты и так со мной говоришь.
- У меня к тебе особый разговор. Про настольную книгу ты пошутила, это понятно. Никаких шансов на завещание у тебя нет, а письма твоего отца ясно показывают, что нет смысла цепляться за надежду - ты не получишь ни копейки из его денег. Но я сказал мистеру Хейлу, что тебе не о чем беспокоиться, потому что я намерен поделиться.
Маргот вытаращила глаза.
- Поделиться?
- Ну, это я так выразился. На самом деле никакого дележа не будет, но результат будет тот же, как если бы дележ был. Я вот что имею в виду: если у девушки полно красивых нарядов и карманных денег, есть хороший дом и даже машина - ну так вот, больше ей ничего и не надо, так?
- Возможно.
- Так. Что еще ей может понадобиться?
- Я не знаю… Я не знаю, что ты имеешь в виду.
- Я имею в виду, что нам нужно пожениться, - сказал Эгберт.
Маргот вздрогнула.
- Эгберт, что за безобразная идея!
- Нисколько не безобразная. Это будет для тебя хорошее обеспечение.
Маргот хихикнула.
- Это будет безобразие. - Она опять хихикнула. - Ты что, делаешь мне предложение?
- Да. - В его тоне не мелькнуло ни тени любовной страсти.
- Мне еще никогда не делали предложения. Я не знала, на что это похоже.
- Отнесись к этому серьезно. Это будет очень хорошо для нас обоих.
Маргот попятилась к двери. Страх не отпускал ее.
- Нет, не будет. Мне это противно. Противно до безобразия. Да я скорее пойду замуж за кого угодно - за мистера Хейла, за месье Декло, старика, который учил нас рисованию и нюхал табак!
- Полагаю, ты шутишь. Если не выйдешь за меня, не получишь ни пенса - ни единого пенса.
Что-то жаркое, влажное и жгучее хлынуло к глазам.
- Мне не нужно ни пенса, и лучше уж я выйду замуж за шарманщика, чем за тебя!
На этот раз она выбежала из комнаты, от всей души хлопнув дверью.
Глава 14
Маргот выскочила из гостиной и побежала вниз по лестнице. На полпути она притормозила и перешла на степенный шаг. Почему, собственно, она должна убегать от Эгберта? Это пока еще не его дом, хоть он и ведет себя так, как будто его.
Она остановилась, посмотрела вниз и вдруг заметила, что из кармана ее белого джемпера торчит письмо к Стефании. Надо пойти опустить его в почтовый ящик, только нужно наклеить марку. В кабинете всегда есть марки.
Наклеив марку, она пошла на почту. На улице было скверно: снова опустился туман, под ногами хлюпало, хотя Дождя не было.
Маргот вернулась домой с таким чувством, что нет на свете ничего приятнее этого дома. Еще бы конфеты… Но конфеты кончились, и хоть мистер Хейл дал ей десять шиллингов, они ей понадобятся для осуществления величайшей авантюры: она решила пойти работать секретаршей. Она заранее забавлялась тем, какие волнующие истории будет описывать Стефании. Как досадно, что она оставила тетрадку на диване в гостиной - на сегодня Эгберта ей хватит с избытком.
Она остановилась у дверей гостиной и прислушалась. Кажется, ушел… Да и зачем ему оставаться. Она была уверена, что он ушел, но все-таки повернула ручку со всей осторожностью, приоткрыла дверь и заглянула в щелку.
Эгберт опять стоял на стуле, но уже перед другой картиной, а потому не мог видеть Маргот и диван, на котором лежала тетрадь. Она приоткрыла дверь пошире - тетрадь лежала на диване. Эгберт внимательно разглядывал пухлую, жирную бабу на картине, думая о том, что драпировки на ней намотано, наверное, ярдов сто.
Маргот решилась рискнуть. Диван стоял углом между стеной и окном, и если действовать тихо и проворно, то Эгберт ничего не заметит. Она проскользнула в комнату, подкралась к дивану, и уже было положила руку на тетрадь, но тут Эгберт спрыгнул со стула.