Следователю Клавдии Дежкиной поручают очередное дело из разряда безнадежных. Ей предстоит найти убийцу, жертвами которого уже стали несколько женщин. Преступник осторожен и предусмотрителен - следов не оставляет.
Отработав несколько версий, "госпожа следователь" приходит к выводу, что ее ожидает поединок с насильником-психопатом…
Содержание:
-
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 2
-
ДЕНЬ ВТОРОЙ 4
-
ДЕНЬ ТРЕТИЙ 7
-
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ 9
-
ДЕНЬ ПЯТЫЙ 11
-
ДЕНЬ ШЕСТОЙ 12
-
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ 14
-
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ 16
-
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ 21
-
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ 22
-
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ 27
-
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ 29
-
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ 34
-
ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ 40
-
ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ 44
-
ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ 44
-
ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ 45
-
ДЕНЬ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ 45
-
ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ 48
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ 51
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ 53
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ 55
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ 56
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ 59
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ 59
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ 63
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ 64
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ 65
-
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ 66
-
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ 72
Игорь Зарубин
Привычка убивать
…Нет, я на нее даже не посмотрю. Мне она вообще не интересна. Ничего общего. Даже приблизительно не похожа. Только если очень присматриваться. И то - самую малость. Ну, разве что - волосы чуть-чуть, походка, одежда… Да, кажется, она так же одевалась. А больше ничего общего. Вот может быть - глаза. Но я глаз - не вижу. А интересно, какие у нее глаза? Карие, серые, голубые?
Нет, все, хватит, больше на нее не смотреть. И вообще, пойду лучше в другую сторону. Ничего общего.
Она оглянулась!
Кажется, серые… Уже темно, трудно рассмотреть.
Остановилась. Ага. Троллейбус ждет.
Надо что-то спросить. Просто чтобы услышать голос. И увидеть глаза. Интересно, как она на меня посмотрит?
- Простите, не скажете, который час?
- Без двадцати шесть.
Ответила быстро, но головы не повернула.
Серые или голубые? А может быть, зеленые? Ну не подойдешь ведь так просто и не посмотришь в глаза. Неудобно. Это вообще неприлично Придется ехать за ней.
Стою и жду вместе с ней троллейбус. Холодно. Когда уже зима кончится? Надоела…
Куда она едет? Домой, наверное. Все сейчас едут домой. Только бы не потерять ее в толпе. Можно и совсем близко подойти. Она на меня внимания не обратит. Мало ли…
Ей повезло, она протиснулась в троллейбус одной из первых и успела сесть. А я стою.
Вижу, как она раскрывает цветной журнал, склоняет голову. Значит, ехать долго. Протиснуться к ней не получается. А мне и надо-то всего - увидеть ее глаза.
- Передайте, пожалуйста… - толкает кто-то меня в спину.
Я вздрагиваю. Это нехорошо. Это плохо. Это значит, что я волнуюсь. Это значит, что я опять наделаю глупостей. Нет, не надо было мне на нее смотреть. Надо было пройти мимо. Просто погулять по улицам. Времени у меня достаточно. А теперь буду тащиться за ней, теперь не брошу.
Она вышла почти возле метро. Чуть-чуть не доехала. Попробую-ка угадать, где она живет.
В этой длинной хрущевке? Нет. В тех кирпичных?
А-а-а… Мы еще не приехали. Она быстро перебегает перекресток - я тоже прибавляю ход - и успевает вскочить в подошедший автобус.
А я?! Как быть со мной? Я машу руками, что-то кричу - автобус меня ждет. Повезло.
Кстати, номер у автобуса зловещий - 666.
А, собственно, почему - кстати? Ерунда. Мало ли?..
Вот теперь надо бы заговорить. Просто опять что-то спросить. В автобусе народу не так уж много. И место рядом с ней свободно. Сесть?..
У меня колотится сердце. Руки и ноги начинают противно дрожать.
- Простите, вы не подскажете, какое ближайшее метро?
- "Черемушки"… "Новые Черемушки".
И опять только чуть взглянула.
А глаза - серые!
- А скоро?
- Вам до конца.
Теперь посмотрела внимательнее. Я улыбаюсь ей. Она чуть удивляется, но тоже отвечает улыбкой.
- Вы мне подскажете, где выходить?
- Нет, вы знаете, я раньше выйду. Возле гастронома.
- А, тогда я тоже возле гастронома выйду. У вас хороший гастроном?
- Итальянский, но дорогой…
- И есть что-нибудь интересное?
- Еще бы! - улыбнулась снова. - За такие деньги все интересно.
А она очень милая.
- Вы здесь живете?
- Да.
- Хороший район?
- Что вы! Самый престижный в Москве. Не считая центра, конечно…
- Но дорогой, да?
- А ничего, я приспособилась. Хожу вон на ту сторону. Там гастроном не хуже, а цены - лучше.
Автобус шел мимо темного парка.
- А можно мне с вами?
- Вообще-то я сегодня не собиралась… Нет, схожу, мне еще масла надо взять…
По парку разливался тихий колокольный звон.
Чем дальше мы отходили от дороги, тем звон этот становился громче и настойчивее.
- Не боитесь одна тут ходить?
- Боюсь, конечно, - снова улыбнулась она. - Но сейчас мы вдвоем.
- А хорошо здесь у вас, тихо, только вот автобус…
- А что автобус?
- Номер…
- Три шестерки? А, что-то я тоже слышала. Это плохо, да?
- Для кого как. Кому-то ничего, а кому-то - наказание.
- Наказание?
- Да, за грехи. За разврат, за прелюбодеяние, за предательство.
- А вы откуда знаете?
- Я все знаю.
Я останавливаюсь. Нет, тихо, звон уже смолк. Никого.
Она тоже остановилась. Тоже прислушалась.
- Что? - спросила встревоженно.
Ах, почему я так люблю эти секунды? До нее потихоньку начинает доходить. Нет, даже не доходить, а просто что-то смутно начинает ее тревожить. И она даже не понимает причины своей тревоги. Просто глаза, серые ее глаза начинают блестеть в темноте, просто сияют.
И беру ее за руку. Она почти прижимается ко мне. Страх толкает ее.
- Тихо, - говорю я. - Иди сюда.
Мы с ней сходим с дорожки и скрываемся в кустах.
- А там у нас озера есть, - вдруг не к месту шепчет она.
- Где?
- Вон там… Но они сейчас замерзли…
- Пойдем посмотрим.
Она смотрит теперь на меня своими серыми глазами как бы обреченно. Она еще не может поверить, еще ум загораживает от нее правду. Но она послушно идет за мной.
Я никогда не знаю, когда это случится. И как. Меня уже ведет какая-то сила. Я просто подчиняюсь ей. Каждый раз и для меня это неожиданность. Вот жду-жду, а никогда не могу угадать.
Мы уже почти дошли до замерзшего озера с островком деревьев посредине. Она уже почти успокоилась. Она уже что-то придумала утешительное для себя. Она даже стала шутить:
- Никогда не думала, что пойду в темноте смотреть на замерзшее…
От неожиданности я вздрагиваю.
Отвертка входит в лоб с тихим хрустом.
- …озз-з… - еще проговорила она затухающим голосом и стала садиться прямо на снег.
Но мне надо было посмотреть в ее глаза еще раз, пока они не станут черными. Поэтому мы опустились вместе. Это любопытно - она хваталась за меня, за мои ноги. Да, для нее это тот самый момент, когда уже все неважно. Только бы устоять на ногах.
Кажется, в последнюю секунду она все поняла. Это хорошо. Это чудесно!
Отвертка никак не вынималась. Пришлось коленом наступить ей на шею, дернуть изо всех сил и тут же отпрыгнуть, чтобы брызнувшая жижа не залила мою одежду.
Теперь еще несколько раз в голое тело. Ну зачем, зачем они так плотно одеваются? Сто одежек, и все без застежек…
Отвертка погнулась, превратилась в крюк, но это даже хорошо, не стану вынимать ее из тела. Прямо за рукоятку потащу на этот остров, подальше от греха.
Вот… Отсюда никто меня не увидит. Я быстро раздеваю ее. Та-ак… Еще теплая. Это хорошо.
Ой, а вот это противно… Мокро. Она обмочилась. Паскуда!.. Грязная сыкуха!.. Ну почему надо все испортить?!
Больше не будешь! Больше никогда не будешь так делать! Это же мерзость, блуд! Грех!..
…Снова зазвонил колокол. Надо идти. Теперь я опять в одиночестве. Сила, ведущая меня, отошла куда-то. И так всегда: выбирайся в одиночку…
…Пошел снег.
А место действительно хорошее, автобусы ходят часто. Теперь домой, домой. Все едут домой…
Да, не забыть выбросить отвертку.
И еще мне пришла тоскливая мысль:
"Нет, ничего общего. Даже приблизительно не похожа. Зря… Зря…"
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Пятница. 7.03 - 8.24
Федор теперь вставал вместе с Клавдией. Во всяком случае, порывался. С вечера еще просил:
- Ты же знаешь, я будильника не слышу, толкни меня, а?
- Ладно, толкну, - говорила Клавдия и каждое утро честно толкала мужа в бок.
Он заполошно вскакивал, смотрел на часы, вертел головой.
- А?! Что?
- Ты просил разбудить, - напоминала Клавдия.
- Ванная свободна?
- Свободна.
- А ты?
- Я могу после тебя.
- Нет-нет, уступаю, - галантно говорил он и тут же валился на подушку. - Помоешься, толкни.
По-настоящему он просыпался, когда Клавдия уже успевала помыться, одеться и даже приготовить завтрак.
Она пыталась мужа будить, но он каждый раз говорил:
- Щас-щас, еще минутку.
Федор устроился на работу. Только это была не обычная служба, на которую приходят к девяти, а уходят в пять. Федор нашел-таки применение своим золотым рукам. Оказалось, что слесарь с высоким разрядом еще как нужен. Правда, не на родном заводе, который так и не выкарабкался из банкротства, а в службе автосервиса, который бурно стал развиваться в столице.
Федор ремонтировал иномарки. У него уже появилась своя клиентура, состоятельные нувориши и среднего достатка интеллигенты. Интеллигенты поддерживали жизнь в подержанных "фольксвагенах" и "опелях", а нувориши норовили к своим новехоньким "мерседесам" и "бентли" присобачить какую-нибудь престижную штуковину - встроенный холодильник или телевизор, сигнализацию или электролюк. А то вот недавно человечек захотел установить в креслах массажер. Пришлось помучиться. Но получилось на славу - едет человек, а кресло ему спинку ласкает.
Целыми днями Федор мотался по городу на своем стареньком "Москвиче", но каждый день приносил в клювике.
Жить стало лучше, жить стало веселее.
- Вставай, вставай, кровати заправляй! - по пионерской памяти пела Клавдия, распахивая дверь в Ленкину комнату.
Дочка волчонком сквозь сон смотрела на мать и говорила:
- Ма, твой энтузиазм уже доста-ал.
- Моя Ленуська не выспалась? - присаживалась на край кровати Клавдия, - моя дочурка спа-ать хочет? А что нам снилось такое сладкое?
- Сю-сю-сю, - дразнила дочь обычно, но уже с улыбкой, уже весело.
Но сегодня она укуталась одеялом по самое горло и, сжав губы, молчала.
- Вставай, Ленусь, - поторопила Клавдия.
- Я в школу не пойду, - буркнула дочь.
- Как это? Почему?
- Я больная.
Клавдия приложила ладонь к дочкиному лбу. Потом губами коснулась век. Нет, вроде температуры нет.
- А что такое?
- Ничего. Отстань. - И вдруг всхлипнула.
Клавдина строгость слетела вопреки педагогической трезвости.
- Что с тобой, Ленусь, что случилось, - сама того не замечая, действительно засюсюкала она.
- Ничего, отстань, - Ленка отвернулась к стене.
- Ну давай я вызову врача…
- Нет! Ни за что! - закричала дочка.
На заглянувшего было отца она гаркнула так, что он, захлопнув дверь, чуть не прищемил себе голову.
Клавдия решила ждать, хотя времени у нее было в обрез. И дождалась. Ленка разрыдалась в голос.
Клавдия снова обняла ее и побыстрее успокоила.
- Ну мне, по секрету, что случилось?
- Да, ты смеяться будешь…
- Никогда.
- Будешь-будешь.
- Я вообще смеяться не умею, - серьезно сказала Клавдия.
Дочь внимательно посмотрела в ее глаза и произнесла, снова всхлипнув:
- Теперь меня никто… замуж не возьмет.
Вот тут смеяться или плакать - Клавдия не знала.
Ленке четырнадцать лет. И замужество еще в далекой перспективе. Но дочка рыдает, значит…
- Что это значит? - спросила Клавдия.
- Да?! Что значит? А вот то и значит, смотри. - Ленка приподняла край одеяла, и Клавдия увидела кровь. Чуть-чуть, маленькое пятнышко. Но - кровь. - Мама, - заныла Ленка, - я и сама не заметила, я, наверное, во сне…
- Да что случилось? Что - не заметила? - запаниковала Клавдия.
- Я не знаю, ты будешь смеяться…
- Да не буду я смеяться!!! - загремела мать. - Говори, что случилось.
- Мне Витька снился. И мы с ним… ну, целовались, - всхлипнула Ленка протяжно. - А потом стало так хорошо… А теперь смотрю - кровь.
Клавдия уже, кажется, стала понимать. Но дальше дочь выговорила такое, что Клавдия обомлела.
- Я, наверное… пальчиком… Теперь меня никто замуж не возьмет, - отрыдала дочь последние слова и скрылась с головой под одеялом.
- А-а-а… э-э-э… ну-у-у… о… - сказала Клавдия.
Это всегда кажется, что не с тобой. Это всегда думаешь - с другими. И еще возмущаешься: что ж они такие темные? Почему же не введут взрослеющих детей в курс дела? А потом вдруг оказывается, что вся эта банальность зрела у тебя под боком. И это ты темная, и это ты не ввела в курс дела собственное дитя. Ну верно, она же еще такая маленькая. Всего четырнадцать. Так ты думала вчера. А сейчас думаешь: Господи! Какая я идиотка, ей уже четырнадцать! И это же чудо, что первая менструация началась так поздно. Мамочки, убила бы себя за дурость!
Постепенно обретая членораздельность в речи, Клавдия, как могла, утешила дочь, успокоила, растолковала ей все, даже развеселила, но себя ругала на все корки.
"Дура, дура, дура! - била побольнее. - Слепая, глухая, самодовольная дура! Прости меня, доченька, прости! Надо же - на самом примитивном! Век себе не прощу!"
В школу Ленку она не пустила. Хоть так отмыла свой грех перед ней.
- Ты меня до метро добросишь? - каждое утро спрашивала Клавдия Федора.
- Само собой! - каждое утро отвечал муж.
Но и сегодня, как всегда, Клавдии уже пора было уходить, а он все говорил по телефону и делал умоляющую мину, мол, подожди минутку, важный клиент.
Клавдия так и не смогла его дождаться, опаздывала.
День начинался муторно. Хорошо, что конец недели. Завтра можно будет отдохнуть.
Пятница. 8.36 - 8.55
Наверное, если человек проработал двадцать лет следователем по особо важным делам горпрокуратуры, мир начинает из цветного постепенно становиться черно-белым. Так кажется со стороны. Ну скажите на милость, может радовать вас просто весна, красивая женщина или чудная музыка из открытого окна, если вы точно знаете, что музыка эта звучит с пиратского диска, на котором заработали бешеные деньги темные людишки, попросту обворовавшие музыкантов и композитора, что красивые женщины чаще всего становятся объектами сексуальных преступлений, а по весне из-под снега показываются почерневшие трупы. Их так и называют - "подснежники".
В своем "ягодном" возрасте Клавдия ухитрялась каким-то чудом избегать этих мрачных ассоциаций и радоваться обычным вещам.
"Сегодня двадцать третье февраля, - думала она, глядя в троллейбусное окно. - А я забыла поздравить Федора. Он так болезненно к этому относится. Странно, как это он сегодня забыл упрекнуть. Надо будет обязательно прикупить ему хороший одеколон. Впрочем, нет, одеколонов у него полно. Что тоже странно. Чего это он вдруг начал так пристально следить за собой? А, ну да, важные клиенты…"
Этот ответ что-то не утешил Клавдию. Станут ли принюхиваться к автослесарю эти малиновые пиджаки? Хотя, с другой стороны, - кто их знает…
"А Ленке надо купить "Тампакс". И поздравить. Да-да, именно поздравить. Девчонка стала девушкой. Как-то хоть сгладится…"
Она снова подумала о Федоре, и теперь мысль ее стала смелее, а Клавдия улыбнулась:
"Неужели муженек на старости лет начал поглядывать на молоденьких? Ах, старый кобель! Надо же, прорвало…"
Впрочем, вывод этот был скорее умозрительный, юмористический, не всерьез. Представить себе Федора в роли любовника Клавдия при всем своем богатом воображении не могла.
"А куплю-ка я ему теплые тапочки, - почти мстительно подумала она. - Газетка, телевизор и тапочки - пусть помнит свое место".
Эта идея развеселила Клавдию еще больше. Она даже хихикнула, от чего сидящая рядом женщина обернулась и спросила:
- А? Что вы сказали?
- Весна! - весело ответила Клавдия.
- Ой, что вы! - махнула рукой соседка. - Когда еще…
- Скоро!