* * *
…Маймун.
Непонятно, откуда возникает история о нем. Подобно дыму, окутывающему кудлатую голову Осы, он вплетается во все наши разговоры, всплывает то тут, то там. Маймун всемогущ и вездесущ, для него нет ничего невозможного - так это выглядит в изложении Осы. Иногда мне кажется, что он - один из недосягаемых колумбийских наркобаронов, о которых грезят мои новые приятели. Но чаще Маймун предстает в образе черной дыры, расположенной в галактике NGC4889 в созвездии Волосы Вероники. Туда уже затянуло Осу, хотя и не окончательно: время от времени он вырывается из оков чудовищной гравитации с каким-нибудь трофеем.
Например, часами.
Новенькие "котлы" сверкают на запястье Осы ничуть не хуже солнца или, скорее, луны: серебристо-белые, с тремя хронометрами на циферблате и множеством насечек на ободке.
- Настоящие швейцарские, - торжественно сообщает Оса. - Фирма "Тыссот", сс-сука!
Улугмурод и Орзумурод потрясены, они пытаются приблизиться к часам, но тут же получают отповедь владельца:
- А ну, не лапать!
Удивительно, но ко мне Оса гораздо более снисходителен:
- Хочешь посмотреть, майда?
- Не знаю.
- Дурак, что ли? Они одни такие. Во всем Шахрисабзе.
Оса склонен к художественным преувеличениям, но тут он вряд ли врет: пыльный, изнывающий от зноя Шахрисабз - совсем крошечный городишко. Ничего примечательного в нем нет, за исключением центра, где все связано с великим воином и правителем Тамерланом. И базара Чорсу, куда мы с мамой ходим по воскресеньям. А теперь еще появились и часы неизвестной мне швейцарской фирмы "Тыссот". Не удивлюсь, если они взойдут над руинами дворца Ак-Сарай сегодня же ночью, заменяя луну: такие они ослепительные.
Впрочем, красота часов не трогает меня. Я равнодушен к ним так же, как равнодушен к анаше, наркобаронам и даже байкам о том, как Маймун переплыл зимой пролив Ла-Манш (это где-то в Италии, а может, в Штатах) и получил за это миллион долларов и жилетку из крокодиловой кожи. В запасе у Осы есть еще с десяток историй, но эти - самые запоминающиеся. Оса рассказывает их только мне (при Улугмуроде и Орзумуроде он про Маймуна особенно не распространяется, держит рот на замке). Но стоит нам с Осой остаться одним, как он тут же заводит песню про Маймуна. Я не знаю, как к этому относиться: то ли Оса посвящает меня в тайну, известную немногим, то ли смеется над малолетним дурачком.
Но не такой уж я дурачок. И не больно-то верю Осе. С миллионом долларов еще можно смириться, но крокодиловая жилетка выглядит совсем уж неправдоподобно.
- Все ты врешь, Оса.
- Я?! Да если хочешь знать… - Помолчав секунду, он решается и подзывает меня, согнув указательный палец.
Губы Осы похожи на наждак ничуть не меньше, чем его пальцы. И теперь сухая наждачная бумага немилосердно трет мне ухо.
- Если хочешь знать, он здесь.
- Кто?
- Маймун. Он сам тебе все расскажет, если мне не веришь.
- Про миллион долларов?
- Про что угодно. Ты такого человека не встречал, зуб даю.
Выходит, Маймун - это не черная дыра, а все-таки человек. Я немного разочарован.
- Он весь мир объездил, где только не был! Вот ты где хотел бы побывать?
- Не знаю. Хочу поехать к папе на выходные.
- Сегодня только вторник. - Оса смотрит на меня с сожалением. - А завтра можно пойти к Маймуну. Все равно делать нечего.
- А там что мы будем делать? У Маймуна?
- Ну-у… Видак смотреть. У него и видак есть со Шварценеггером. И вообще, он его друг.
- Чей?
- Дурак, что ли? Шварц Маймуну друг. Видак посмотреть хочется?
- Не знаю.
- Да и пошел ты! Ай, сс-сука, ты бесишь! Амгя бор! Кыждыл! Магюлиз!..
Оса снова грязно ругается - видно, что терпение у него на исходе. Еще бы, все самые соблазнительные перспективы общения с Маймуном уже обрисованы, а я не вдохновился ничем из предложенного списка. Есть от чего прийти в ярость, но Оса при этом еще обижен и расстроен. Как будто заключил пари на миллион долларов и крокодиловую жилетку, что приведет меня, а я (кыждыл, магюлиз) порчу ему всю малину. Мне становится жаль несчастного Осу.
- Ладно. Пойдем смотреть. А телефон там есть? Ты знаешь, мне надо маме звонить.
- Даже два! - с жаром уверяет меня повеселевший Оса.
…День, пришедший после вторника, - самый обычный. И маршрут, по которому мы с Осой поначалу следуем, самый обычный: в обход Чорсу, мимо сельхозтехникума, а потом - вдоль маленького арыка. Очень жарко, и я уже жалею, что поддался на уговоры Осы: лучше бы мы остались в подвале, Улугмурод и Орзумурод наверняка там.
Потому что с нами их нет.
Братья не сопровождают нас, как делали всегда. Не то чтобы это вызывало во мне беспокойство, но я не перестаю оглядываться: вдруг появятся их короткие тени? Наши с Осой тени тоже короткие и с каждой минутой съеживаются все больше - время близится к полудню.
- Долго еще? - спрашиваю я у Осы.
- Нет. - Он горделиво взбрасывает руку и несколько секунд пялится на швейцарский циферблат. - Минут через десять будем на месте.
- А почему братья не пошли? Не хотят увидеть друга Шварца?
- Не пошли и не пошли. Не звали их - вот и не пошли. Много чести им.
- А нам?
- А нам - в самый раз.
Через десять минут мы оказываемся в месте, куда до сих пор не ступала моя нога (и, как я подозреваю, мамина) - в махалле. Одноэтажные домики лепятся друг к другу, как будто держат круговую оборону. Их облупленные фасады опутаны тонкими трубами и проводами. Кое-где валяется строительный мусор, кое-где стены оплетает виноград, а еще я успеваю разглядеть вывеску на одном из домов –
"САРТАРОШХОНА".
Сквозь стекло проглядывает кресло, похожее на трон, пара натертых до блеска зеркал и целая батарея самых разнообразных бутылочек с прикрепленными к узким горловинам резиновыми трубками. Трубки заканчиваются такими же резиновыми грушами. На столешнице из темного камня лежит стопка полотенец, а сверху, на полотенцах, раскрытая бритва с костяной ручкой.
Я ни разу не бывал в парикмахерских (мама стрижет меня и папу сама) - и это большое упущение. Мне хочется немедленно войти под сумрачные своды этой волшебной Сартарошхоны, устроиться в кресле, в котором не побрезговали бы посидеть ни Оцеола, ни Нил Армстронг, - и закрыть глаза.
Вот если бы Маймун оказался владельцем столь чудесного места!
- Ну, чего прилип? - окликает меня Оса.
- Ничего.
- Идем.
- Разве мы не пришли еще?
- Почти.
И правда: не успеваю я додумать целиком захватившую меня мысль о Сартарошхоне, словно о пещере Али-Бабы, как Оса толкает дверь соседнего с ней дома. И мы оказываемся в маленьком аккуратном внутреннем дворике. Видно, что Оса здесь не в первый раз: он уверенно пересекает дворик, направляясь к самому дальнему строению. Мне остается только следовать за ним.
- Подожди здесь, - шепчет мне Оса, стоит нам только оказаться внутри. И исчезает за занавеской.
В полутемном, завешанном коврами коридорчике чуть прохладнее, чем снаружи. Пахнет какой-то едой, но этот запах - не единственный. Есть и другие - знакомые и не очень. Тонкую, въедливую, как будто прибитую пылью анашу я распознаю сразу. И сквозь эту травяную пыль иглами прорастает что-то пряное и острое, как если бы мне пришлось сунуть нос в жестянку со специями. А еще здесь ощутимо отдает кожей, но не грубой; не той, из которой сделаны сумки и башмаки, продающиеся на базаре Чорсу. Не грубой - мягкой.
Такой же мягкой, какими были перышки красноголовой птицы.
Откуда-то издали доносятся приглушенные голоса. Вернее, сразу несколько пар голосов, они накладываются друг на друга. Так что разобрать, о чем голоса пытаются втолковать друг другу, - невозможно. Я и не стараюсь, лишь не оставляю попыток удержать ноздрями запах, который может - вдруг несказанно повезет! - привести меня к птице. Удивительно, но я до сих пор думаю о ней. А еще о Сартарошхоне: что, если попросить Осу зайти туда на обратном пути? Он не сможет мне отказать, ведь я же ему не отказал. Пришел сюда.
И стою, как дурак, в какой-то ковровой норе.
Вдруг Оса позабыл обо мне? Или не выходит нарочно, зная, что я никуда не денусь, вот сс-сука! Джаляб!
- Сс-сука! Джаляб! - шепчу я совсем по-осиному.
И в то же мгновение он вырастает передо мной: с улыбкой на лоснящемся лице. Улыбка обнажает сколотый передний зуб и золотую коронку где-то в глубине рта. Раньше я не видел ее. Может, потому, что Оса никогда еще так широко мне не улыбался.
- Заскучал, майда? Идем.
…Фабрис.
Его зовут Фабрис, а вовсе не Маймун. Но что-то обезьянье в нем все-таки есть. Длинные руки с длинными пальцами - такими подвижными, что вполне могли бы гнуться в разные стороны. Ноги у Фабриса, наоборот, короткие, а волосы забраны в хвост. Они такие же черные, как у Осы, и также кажутся смазанными бараньим жиром. Но вряд ли это жир: от Фабриса очень хорошо пахнет - той самой кожей. Не грубой - мягкой.
Он представляется не сразу. Просто стоит посреди комнаты и внимательно разглядывает меня, склонив голову набок. А потом растягивает губы в улыбке. Совсем как Оса - но это другая улыбка. Она полна нетерпеливого дружелюбия, как будто Фабрису хочется с места в карьер поделиться со мной чем-то очень важным. Есть в ней и еще что-то, что трудно объяснить. И… я уже видел похожий взгляд. Примерно так Оса смотрит на свои новенькие швейцарские часы.
- О-ла-ла, - произносит все еще Маймун. - Адорабль. Оншонто.
Он точно не русский, но и не узбек. Иностранец.
Подумаешь.
Иностранцы работают в папиной обсерватории. Обычно они вежливо здороваются со мной, дарят значки, жвачку, а иногда - маленькое соленое печенье. А один немец подарил мне шариковую ручку, но на немца все еще Маймун не похож.
- Я - Фабрис, - говорит он.
Я киваю головой.
- Я - друг Мухамеджана. - Несмотря на то, что Маймун (или Фабрис) совсем неплохо говорит по-русски, "друг Мухамеджана" дается ему с трудом.
- Оса.
- Оса? Такое маленькое злое… ансект…
В горле Фабриса как будто перекатываются стеклянные шарики, интересно, подарит он мне ручку или нет?
- Оса - не злой.
Слышит ли это Оса, который находится тут же, в комнате? Может, и нет, он развалился на диване в дальнем углу и не отрывает взгляда от экрана телевизора. Я не вижу, что происходит на экране, но наверняка что-то страшно интересное. И опасное. Во всяком случае, то и дело доносятся выстрелы, крики и ржание лошадей.
- Тре бьен. Отлично. Я - друг Осы.
- А я думал, вы - друг Шварца.
- Кого? - Фабрис несказанно удивлен.
- Арнольда Шварценеггера, - терпеливо поясняю я. - Оса сказал, что вы его друг.
Гипотетический приятель Шварца с готовностью смеется, а потом подмигивает мне:
- Ну… Оса немного преувеличил. А тебе нравится Шварценеггер? У меня есть фильмы. Можем посмотреть, если хочешь.
Стеклянные шарики в горле Фабриса все перекатываются и перекатываются. Из-за них словам трудно выбраться наружу, а может, он просто тщательно подбирает их. Иностранец, что с него возьмешь - так думаю я. А еще я думаю об этом его "если хочешь". Обычно так говорит мама: мы сделаем то-то и то-то, если ты хочешь. Но Фабрис - не мама, я вижу его первый раз в жизни.
Странно.
Я пожимаю плечами:
- Не знаю.
- Говорил ведь, что он дурак.
Это Оса, погруженный в просмотр фильма не так глубоко, как мне казалось.
- Сам ты дурак. Кыждыл. Магюлиз!
До сих пор я не произносил этих слов - и не потому, что они находятся под запретом (хотя они находятся под запретом). Ничего не значащие для мальчика девяти лет, но обращенные к кому-то, они могут вывести человека из себя. Уничтожить его. Или отправить уничтожать других. Словом можно убить, - иногда говорит мне мама. Я не совсем уверен, что это - именно те слова, но, просвистев над головой Осы, они заставляют его вскочить на ноги и двинуться ко мне со сжатыми кулаками.
- Что ты сказал?
- Что слышал. - Присутствие Фабриса добавляет мне уверенности. Несмотря на то что он отрекомендовался другом Осы, я чувствую, что он - на моей стороне. И это чувство наполняет меня едва ли не восторгом.
Странно.
- Нет, - спокойно говорит Фабрис. - Здесь никто не ссорится. Здесь все любят друг друга. Согласны?
- У-у, сс-сука! - Так и не донеся кулак до моего лица, Оса возвращается к телевизору.
Вот и все. Вытащить осиное жало намного проще, чем мне казалось.
Но я тут же забываю об этом. И забываю об Осе.
Фабрис - археолог. Знаю ли я, кто такие археологи? В общих чертах. Они - нечто совсем противоположное тем, кто смотрит на звезды. Археологи обычно смотрят себе под ноги. Терпеливо снимают землю, пласт за пластом. Одежка за одежкой.
Одежка за одежкой - именно так говорит Фабрис. Это называется культурный слой. Наверное, меня увлекают звезды? - делает предположение он.
- Ну-у… Не все.
- Есть те, которые ты любишь больше остальных?
Большое Магелланово Облако. Ответ скрыт в названии: оно большое - вот и любви ему нужно больше, чем кому-то другому. Только это не звезда, а целая галактика.
Ободряемый улыбкой Фабриса (и когда только успел к ней привязаться?), я рассказываю о галактиках и о черных дырах. Мой новый друг тоже кое-что слышал о них. Но не знает подробностей. Вот если бы я рассказал ему!..
- Там все пропадает. Эта комната может пропасть. И Арнольд Шварценеггер.
- Грустная перспектива. - Фабрис качает головой.
- Чего уж хорошего, да.
Но если бы пропал Оса - я бы точно не расстроился.
- Лучше остаться на Земле, правда?
- Чтобы снимать ее одежка за одежкой?
- Да!
Фабрис легонько дергает меня за ворот рубашки и смеется. Звезды - это, конечно, замечательно, но уж слишком далеко. Их не рассмотришь в подробностях. Не приблизишь, как бы сильно этого ни хотел. Археология - совсем другое дело: здесь до всего можно дотянуться, все потрогать руками. Примерно так: его рука касается моей руки. Если пальцы Осы жесткие, как наждак, то пальцы Фабриса… Не мягкие, нет. Они похожи на воду в арыке: вода вспенивается и обтекает тебя, образуя крохотные водовороты. Точно такие же водовороты живут под кожей Фабриса. Они немного пугают меня: неизвестно, что вынесет на поверхность с глубины - вдруг склизкую арбузную корку? Они пугают, да.
Странно.
Все можно потрогать руками, заявляет Фабрис. Но лучше сдувать и смахивать вековую пыль с камня специальной кисточкой. И все нужно делать осторожно, чтобы не повредить целостность культурного слоя. Лэ прудэнс. Э-э-э… Осторожность. Осторожность - главное в профессии археолога. Ну а потом, когда артефакты собраны… Знаю ли я, что такое артефакт? Нет? Материальный объект, когда-то созданный человеком и найденный в результате раскопок, не слишком ли это сложно для меня?
Нет.
Совсем не сложно. Фабрис здесь из-за Тамерлана?
Именно, подтверждает он. Когда Фабрис был мальчиком - таким, как я, - то увлекся историей. Сначала европейской, а потом азиатской. История - это всегда движение, перемещение, завоевание; дело, которое мужчины делают сообща, будь то войны или открытие новых земель. Есть множество дел, которые мужчины делают сообща и о которых женщинам знать не обязательно. Ты согласен?
- Да, - отвечаю я. - Я могу позвонить маме?
Фабрису не очень нравится эта идея, он грустнеет. Стеклянные шарики больше не перекатываются в горле. А я уже привык к ним. Как и к его улыбке. Фабрис - очень интересный человек. Может быть, самый интересный из всех, кого я знаю. За исключением людей, которые работают в обсерватории. Но они никогда толком не разговаривали со мной. А Фабрис - разговаривает. Задает вопросы не просто так, а чтобы услышать ответ. И мой ответ так важен, как будто от этого зависит его жизнь.
Странно.
- Я могу позвонить? Оса сказал, что здесь есть телефон. Даже два.
- Один есть точно. Ты хороший мальчик.
В голосе Фабриса не слышится прежнего энтузиазма. Что-то произошло за последние несколько минут, что-то неуловимо изменилось. Но что именно - я понять не в состоянии. Может быть, потом как-нибудь и удастся. А пока я снова оказываюсь в ковровой норе, которая ведет в нору поменьше, - именно там находится телефон. Он стоит на тумбе у полуоткрытого окна, за окном течет арык - тихое ворчание воды ни с чем спутать невозможно. А если к тому же внимательно вглядеться в щель верхнего ящика тумбы (что я и делаю), то можно увидеть… Не специальные кисточки Фабриса, нет, - сложенные полотенца, а еще ножницы, бритвы (не такие красивые, как та, из Сартарошхоны) и пару расчесок. Разговор с мамой длится не дольше обычного, и слышит она все то же, что слышит всегда: я дома, пообедал, читаю книжку. На этот раз - "Зверобой" Фенимора Купера.
Фабрис предпочитает Жюля Верна.
Об этом он сообщает мне, когда разговор с мамой закончен.
- Ты соврал.
- Нет. - Я пожимаю плечами. - Я читаю "Зверобой". Осталось страниц тридцать или около того.
- Ты соврал. Сказал, что ты сейчас дома.
- Вы тоже соврали.
- Я? - Стеклянные шарики вернулись снова, а один (самый большой) бьется и бьется в шею Фабриса, скачет то вверх, то вниз.
- Сказали, что Оса - ваш друг. А это неправда.
- Почему?
Потому что настоящий друг обязательно был бы в курсе, чем занимается Фабрис. Я - совершенно посторонний мальчишка - и то узнал об этом спустя пять минут после знакомства. Всего пять, а ведь у Осы было гораздо больше времени. А дурацкие истории про крокодиловую жилетку и погружение в воды Ла-Манша? И другие, где Фабрис представал то наркобароном, то человеком, которому вживили акульи жабры (была и такая телега, которую Оса как-то раз подогнал по сильной обкурке)? С одной стороны - "он дофига путешествовал, сс-сука", с другой - немного презрительное прозвище "Маймун". Оно, конечно, не самое обидное, но все же… И Оса напирал на Шварценеггера, а оказалось, что Фабрису намного интереснее их шахрисабзский Тамерлан.
Я не знаю, каким образом объясниться с Фабрисом так, чтобы это не выглядело наездом на Осу. Я молчу.
- Ну хорошо. - Фабрис смотрит на меня без тени улыбки. - Тогда, наверное, он твой друг?
- Нет.
- И без него полно друзей?
Нил Армстронг, Оцеола, пара галактик - они не забывают слать мне привет с фотографий из письменного стола.
И мама.