- Разрешите? - Голос был бархатистым, оперным - такие встречаются не часто.
На пороге появился пожилой, но еще весьма бодрый джентльмен в светлых брюках, синем клубном пиджаке и дорогих итальянских ботинках.
- Вы позволите? Леонид Аркадьевич Каргин-Барановский. - Гость с любопытством огляделся. Ни тревоги, ни напряжения - вероятно, с таким же непринужденным видом он входил в фойе театра или в ресторанный зал.
Чувствовалось, что Каргин-Барановский любит выходить в свет.
- Прошу, присаживайтесь. - Капитан с интересом разглядывал вошедшего. Каргин-Барановский был бодр, подтянут - такой вполне мог столкнуть племянника с платформы, если у него, разумеется, имелся мотив. Это капитану Мирошкину и предстояло выяснить.
- Вы, конечно, догадываетесь, по какому поводу вас сюда пригласили?
- Разумеется! Смерть Влади. Очевидно, мне как старшему в семье придется взять на себя подготовку похорон. Консерватория, безусловно, поможет, хотя бы с гражданской панихидой, но основные хлопоты на мне. - Каргин печально кивнул. - Я еще не был в морге, но, судя по всему, хоронить придется в закрытом гробу? - Он вопросительно приподнял бровь. - Ужасная история. Хорошо, что у Ларисы здоровое сердце. Хоронить сына - большое испытание, а ее трудно назвать сильной женщиной.
- Вы хорошо ее знаете?
- Разумеется. После дядиной смерти я много помогал им с Владей. Конечно, не деньгами - они были обеспечены и могли безбедно жить многие годы. Но одинокая женщина с ребенком всегда нуждается в поддержке. Кого-то попросить, куда-то устроить, что-то достать. Да, сейчас это кажется дикостью, но лет сорок назад слово "достать" было понятно каждому.
- Правильно ли я понимаю, что вы были близки с покойным и часто у него бывали?
- Этого я бы не сказал. Владя в отличие от родителей в компаниях не нуждался. - Леонид Аркадьевич тряхнул седой шевелюрой. - Дядя Юра обожал гостей и был душой любого застолья. На моей памяти это был самый хлебосольный хозяин, а я, молодой человек, уж поверьте, повидал многих. Дом всегда был открыт и при Наталье Романовне, это первая жена дяди Юры, и при Ларисе. А Владя совсем другой. Не имею представления, в кого он такой уродился.
- Значит, отношения с покойным у вас не складывались? - Капитан намеренно передергивал.
- Да что вы! Отношения были прекрасные, просто Владя жил затворником. Он даже женат никогда не был! Сомневаюсь, были ли у него вообще романы. - Дядя покойного произнес это с таким видом, как будто именно романы делают человека полноценным членом общества, из чего Мирошкин сделал вывод, что сам Каргин-Барановский точно ловелас.
- Вашему племяннику принадлежала часть ценной коллекции произведений искусства. Кому она достанется теперь?
- Видимо, родственникам. - Леонид Аркадьевич пожал плечами.
- Иначе говоря, вам? - Мирошкин посмотрел ему в глаза.
- Мне? - Слегка обвисшие, делающие его похожим на старого бульдога щеки Каргина нервно дрогнули. - Да нет, я же… Там Агнесса… - Кажется, только сейчас до него дошло, зачем его пригласили сюда. - Вы что же, меня подозреваете? - Голос, еще десять минут назад поражавший оперными раскатами, вдруг сел то ли от испуга, то ли от возмущения. Каргин помолчал немного, пытаясь справиться с волнением. - Я, молодой человек, на чужое имущество никогда не покушался, мне своего хватает. Часть коллекции, очевидно, перейдет в собственность единокровной сестры Владислава Юрьевича Агнессы, если, конечно, он не оставил особых распоряжений. Мне о них ничего не известно и оспаривать их, если они имеются, я не собираюсь. Наконец, у меня алиби на время убийства.
- А вы знаете, когда именно совершено убийство? - удивился капитан.
- Разумеется, как и все. Так вот, к вашему сведению, в ночь со среды на четверг я возвращался из Финляндии со струнным квинтетом. Мы выехали из Хельсинки поздно вечером, после концерта и всю ночь были в дороге. В микроавтобусе нас было семеро, нас досматривали на границе - все время я был на глазах у людей. В Петербурге мы были на рассвете, а расстались около восьми - нужно было заехать в филармонию и выгрузить оборудование. В это время, как я понимаю, Владя был уже давно мертв.
Крыть капитану было нечем: алиби у Каргина-Барановского действительно железное и проверить его ничего не стоит.
Итак, в наличии труп, ценная коллекция и родственники - основные претенденты на наследство, если, конечно, покойный не сделал на этот счет никаких распоряжений. Леонид Каргин-Барановский отбыл, оставив двойственное впечатление. Да, человек интеллигентный, располагающий, но какая-то мелочь не давала Мирошкину покоя. Что именно - он пока не разобрался, но такие разгадки приходят в голову сами, когда нужно, а сейчас стоит заняться поисками завещания покойного Барановского.
Следующий пункт - круг общения Владислава Барановского. Не может человек сорок лет прожить отшельником в большом городе, не бывает такого. Дальше - оценка коллекции. Квартиру они уже опечатали, Мирошкин лично присутствовал и видел шестикомнатные хоромы, от пола до потолка увешанные картинами. Статуэтки тоже имелись - несколько бюстов и греческая богиня, а еще старинные часы, шкатулки, да много всего. Собрание Барановских произвело на него сильное впечатление. Но вот сама квартира выглядела нежилой - какой-то пыльной, старомодной. Ни стереосистемы, ни плазменного экрана, компьютер и тот с трудом нашелся под ворохом бумаг. Комнаты были обставлены старинной мебелью, и это понятно, но на кухне обнаружился не старинный, а просто старый гарнитур, годов, наверное, шестидесятых.
Но по-хорошему с собранием Барановских нужно было что-то решать, и быстро. Коллекция имеет большую ценность, о ней известно многим - не дай бог что пропадет, не сносить Мирошкину головы. Хотя сигнализация в квартире серьезная плюс монументальные двери, современные замки и глухие окна. Не квартира, а неприступная крепость.
- Что, орлы, каковы результаты? - откинувшись на спинку кресла, поинтересовался капитан.
- Никаких, - виновато глянул Никита. - Я весь поселок перетряс - никто ничего не видел.
- А машинист?
- Тоже ничего, - нахмурился Илья. - Да, подъезжая к платформе, он почувствовал, что что-то переехал. Но паники на платформе не было, никто не кричал, хотя парочка пассажиров, по его свидетельству, садилась в первый вагон. Он решил, что ничего серьезного, мало ли какую дрянь люди бросают на пути. Может, там пакет мусорный или собака дохлая, что же, из-за каждого пустяка экстренное торможение устраивать и из графика выбиваться? Словом, плевать он на все хотел.
- А у вас что, Игорь Сергеевич? - Никита уставился на него бесхитростным взглядом.
- Тоже ничего, - буркнул капитан. - Нотариус, у которого хранится завещание Барановского, он же семейный поверенный, как его называет Агнесса, в Штатах на какой-то конференции и вернется послезавтра. У Леонида Каргина-Барановского алиби. Пока не вернулся этот самый юрист, нужно двигать в Дом творчества и дальше работать с местной публикой. Мирок у них, как уже не раз отмечалось, маленький, и все тайное рано или поздно становится явным. Поеду сам, потрясу этих деятелей искусств. Опять же Агнесса Юрьевна, главная наследница семейных сокровищ, все еще в Репине. А вы бросьте все усилия на мир коллекционеров. Узнайте, с кем общался покойный Барановский. Может, кто-то из антикваров проявлял в последнее время к собранию горячий интерес. Действуйте, орлы. Давайте так: Стрешнев продолжает искать свидетелей, а Полуновский занимается искусством, ему это ближе.
- Это еще почему? - ревниво встрепенулся Никита.
- У него сестра искусствовед.
- Добрый день, Агнесса Юрьевна. - Капитан приблизился к лавочке в сиреневых зарослях. Он намеренно застал Барановскую врасплох. Уж слишком она была выдержанной и готовой к разговору в день их знакомства. Посмотрим, что будет на этот раз.
День выдался жарким. Очередной скучный, вопящий о радости жизни день. Такими они казались Агнессе со времен консерватории. Лето и весна радовали в детстве, а потом только острее заставляли почувствовать собственную неполноценность. Подружки бегали на свидания, целовались, им объяснялись в любви, у них случались трагедии на почве неразделенных чувств, они выходили замуж, по бульварам и проспектам гуляли парочки, а Агнесса бродила отвергнутая всеми, как прокаженная. Обида и горечь всегда охватывали ее в это время года. Нелюбовь к лету она сохранила со студенческих времен на всю жизнь.
Но сегодня настроение у нее было на редкость хорошим. Агнесса даже выползла посидеть на лавочке и сейчас с удовольствием нежилась в лучах ласкового северного солнца, щуря глаза и бездумно улыбаясь. Из полусонной неги ее вывел незнакомый голос. Агнесса открыла глаза и попыталась разглядеть нарушителя покоя.
- Капитан Мирошкин. Мы с вами на днях беседовали.
- Ах да. - Она недовольно вздохнула. - Чем обязана?
- Хотел поговорить о вашем покойном брате.
- Я все уже сказала. Мы почти не общались, подробности его жизни мне неизвестны.
- Насколько я понимаю, и вы, и покойный работали в консерватории? - Мирошкин решил не отступать.
- Да, но это ничего не значит.
- По вашему собственному утверждению, музыкальный мир тесен, все на виду, а тут единокровный брат. Ни за что не поверю, что до вас не доходили слухи о нем.
- Не верите? - Агнесса усмехнулась. - Тогда поспрашивайте людей. Влад был пустым местом, о нем просто нечего было сказать.
- Хорошо. Расскажите, пожалуйста, о вашей семье и о коллекции. - Капитан зашел с другого бока.
- Коллекцию собирал мой дед, профессор востоковедения, - без энтузиазма начала Агнесса. - Она формировалась с середины 1920-х годов до конца 1940-х. Когда у отца появилась возможность, разумеется, уже в зрелые годы, он пополнил ее несколькими ценными экспонатами. После его смерти коллекция перешла в нашу коллективную собственность - мою, Влада, Леонида и его матери.
- Это, простите, как? - наморщил лоб Мирошкин.
- Эта коллекция принадлежит не одному человеку, а всей семье. Мы могли распоряжаться ею и ее отдельными предметами только сообща. Продать, обменять, выставить - для всего требуется единогласное решение. Но хранится собрание целиком в доме деда, в квартире, где жил Владислав.
- Интересно. И как это происходило на практике?
- Да никак. Никто из нас не собирался ничего продавать из дедова собрания. Все мы хотели сохранить его в целости. Иногда мы выставляем отдельные предметы, но только в серьезных музеях и галереях и с гарантией абсолютной сохранности.
- Выходит, Владислав Юрьевич был в вашей семье кем-то вроде штатного хранителя?
- Можно сказать и так. Но это все не означает, что мы часто встречались или устраивали ревизии. У нас есть доверенное лицо, я уже говорила. Этот человек занимается делами коллекции: ее сохранностью, выставками, договорами со страховщиками и прочим.
- Вероятно, такие услуги недешево стоят? - Мирошкин как бы невзначай скользнул глазами по убогому наряду собеседницы.
- Эти услуги в основном окупаются выставками. Однажды нам пришлось продать старинную табакерку, и это надолго решило вопрос с оплатой поверенного.
- С Леонидом Аркадьевичем вас, вероятно, связывают более близкие отношения, чем с Владиславом?
- Если считать единицей отсчета наши отношения с Владиславом, то у меня даже с местным сторожем они более близкие, - съязвила Агнесса. - За последние две недели мы со сторожем беседовали чаще, чем с Владиславом за последние двадцать лет.
Любопытная семейка.
- А у Леонида Аркадьевича с Владиславом сложились отношения?
- Думаю, примерно так, как и у меня. Хотя дядя Леня в силу своей природной общительности интересовался им больше. Поздравлял с праздниками, иногда приглашал в гости - кажется, безуспешно. Сам Леня тоже у него бывал.
- Откуда вам это известно, если вы не общались с братом?
- Дядя Леня рассказывал. Звонил и отчитывался: "Вчера заезжал к Владиславу, у него все в порядке".
- Что ж, если вам больше нечего добавить, благодарю, что уделили мне время. - Капитан поднялся.
Не хочет Барановская откровенничать - не надо, обойдемся без нее. Вон сколько народа шныряет за кустами, и у каждого ушки на макушке.
- Добрый день, Дмитрий Гаврилович! - Капитан отыскал своего недавнего собеседника.
- А, господин полицейский! Здравия желаю. - Композитор устроился в пластиковом кресле у коттеджа. - А я вот новости просматриваю. Внучка планшет подарила, так я, извольте видеть, даже газеты перестал покупать: все здесь. А как ваше расследование? Нашли хулигана, который толкнул Владислава Юрьевича под поезд?
- Пока нет. Но ищем.
- А ко мне по какому вопросу? - Он сдвинул очки на кончик носа.
- Вы хорошо знакомы с семьей Барановских, вот я и понадеялся, что расскажете о них, - попросил капитан, присаживаясь на ступеньки коттеджа.
- Не согласен с формулировкой. Я знаю не семью, а о семье.
- Хорошо, пусть так.
- Семьей этих людей назвать сложно. Семья - это же не просто кровная связь, это еще душевная теплота, близость. У Барановских этого не было. Не стало после смерти Юрия Николаевича. Ольга Николаевна, мать Леонида, была женщиной сухой, она не смогла сплотить семью после смерти брата. Агнесса и Владислав - дети от разных браков и никогда не были близки. После смерти отца они, кажется, вообще не общались.
- Давно умер Юрий Барановский?
- Лет сорок назад, Агнесса и Владислав были еще детьми. И знаете, после его смерти как будто проклятие какое-то нашло на весь род.
- В каком же это смысле?
- В самом прямом. Юрий Барановский был популярным композитором и ярким человеком. Открытый дом, множество друзей, ученики, поклонники, семья, дети. Он дважды был женат, слыл дамским угодником, красиво ухаживал, защищал друзей, восстанавливал против себя недругов. У него была красивая, полноценная жизнь. Сестра Юрия Николаевича тоже была женщиной успешной, хотя и несколько в иной области - сделала карьеру по партийно-профсоюзной линии. Они с братом поддерживали близкие отношения, Юрий Николаевич всегда относился к племяннику как к сыну. Одним словом, это была дружная семья, но после его смерти все распалось. Бывшие жены Юрия Николаевича устроили свою жизнь. А вот его дети выросли какими-то, как бы сказать точнее… Неполноценными, что ли?
- Что вы имеете в виду? - нахмурился капитан.
- Видите ли, ни Владислав, ни Агнесса не унаследовали талант отца. Но дело даже не в этом. Оба они какие-то бледные, неживые. Замкнутые, неустроенные люди. Ни один не сумел продолжить род. Слава богу, хоть Леонида Аркадьевича не коснулся этот вирус вырождения. Энергичный, способный человек, открытый. У него трое детей от разных браков, вы в курсе? Младшая, Машенька, здесь часто бывала в детстве. Очаровательная особа, сейчас уже, конечно, совершенно взрослая. Но Агнесса и Владислав - безжизненные ветви некогда сильного родового дерева. - Композитор Никонов смягчил улыбкой излишнюю патетику этих слов.
- Скажите, как по-вашему, у Владислава Барановского могли быть враги?
- Я уже отметил, что плохо знаю это поколение Барановских. Владислав Юрьевич был замкнутым человеком. Нет, он, безусловно, был вежливым и хорошо воспитанным, несмотря ни на что. И как о преподавателе я слышал о нем только лучшие отзывы.
- Простите, что значит это "несмотря ни на что"? - заерзал капитан.
- Между нами: его мать никак нельзя назвать человеком нашего круга. Девушка из простой семьи, необразованная, манеры оставляют желать лучшего. Ее у нас не любили. После смерти Юрия Николаевича она здесь, собственно, и не появлялась.
- А мать Агнессы?
- Наталья Романовна? О, это была царственная дама. Прекрасно ее помню. Красавица, умница, кандидат наук. Сколько внутреннего достоинства, грации!.. Жаль, Агнессе Юрьевне не передалась ее красота.
- Говорите, после смерти Юрия Барановского его бывшие жены и дети не общались?
- Насколько мне известно - нет. Да и что их могло связывать? Обе, насколько я знаю, снова вышли замуж. А Владислав и Агнесса встретились только в консерватории. Оба учились у нас, Владислав Юрьевич одно время даже подавал определенные надежды. Увы, достигнуть успеха ему не позволило отсутствие смелости, внутренней свободы. Он предпочел остаться на кафедре в качестве преподавателя. - Дмитрий Гаврилович сделал рукой изящный жест.
- А как же коллекция? Агнесса Юрьевна говорила, что коллекция находится в совместном владении.
- На этот счет я, уж простите, сказать ничего не могу. Я был у Юрия Николаевича и видел это удивительное собрание, но что касается вопросов владения - это, простите, не ко мне.
- Дмитрий, пора принимать лекарства! - Из распахнутого окна выглянула пожилая дама с элегантной стрижкой.
- Иду, Лидушка. Прошу меня извинить, господин капитан.
Итак, из всего семейства один Леонид процветает, что, впрочем, и так очевидно, и у него единственного имеются наследники. Впрочем, алиби у него тоже имеется. Железное.
Глава 3
Лубаантун, Британский Гондурас, 1924 год
Николай набросил рубашку и вышел из палатки. Влажный густой туман тут же схватил его в объятия. Вид раскинувшихся до горизонта джунглей после четырех месяцев сидения в этой глуши вызвал у Николая глухое до тошноты раздражение. Он устал от этой мокрой жары - так устал, что временами казалось, что в мире уже не существует сухого тепла. Устал от шевелящейся агрессивной зелени джунглей, от наводящего тоску рыка ягуаров по ночам. От вечного напряжения и однообразия, от необходимости жить в замкнутом обществе. В состав экспедиции входили несколько белых и двадцать индейцев.
От англичан его тошнило. Анна, дочка Митчелл-Хеджеса, с которой он от скуки закрутил роман в самом начале экспедиции, ему порядком надоела. Она была скучна, чопорна, влюблена как кошка. С тех пор как ей исполнилось семнадцать, она почувствовала себя взрослой и все чаще стала заговаривать об их браке.
Ни о каком браке с Анной речи быть не могло. Николай вздохнул, отошел от палатки и лениво прошелся вдоль белых полотняных навесов к полевой кухне, где их "мистер дворецкий" Кук, почти кок, уже готовил нехитрый походный завтрак - ломтики солонины и яичница из яиц какой-то неведомой птицы. Не важно, главное, чтобы не змеиные. Фрукты в джунглях имелись в изобилии.
- Привет, Николас. Что так рано, не спится? - оторвался от стряпни Кук.
- Да. Кофе готов? - Он пристроился за простым струганым столом, от которого за версту несло англосаксонским педантизмом. В чем это выражалось - сказать было сложно. В последние недели Николаю стало казаться, что члены экспедиции - люди для него настолько чужие, что даже запах издают какой-то специфический, вызывающий отвращение.
Самое удивительное, что он знал точные день и час, когда это началось. В тот день Анна, сияя от восторга, извлекла из-под обломков сверкающий хрустальный череп. С тех пор неведомая сила буквально выталкивала его из джунглей.
А ведь в какой восторг поначалу приводила его эта экспедиция! Карибское море, путешествие через джунгли, яркий тропический лес, гортанные голоса индейцев, их угрюмые лица, пестрые пончо, необычные украшения, рев ягуара по ночам, даже эта нестерпимая влажность - все сулило открытия и доставляло радость.