- В этом городе сейчас тысячи людей голодают, потому что пришли из деревни и ничего не умеют делать, только таскать кирпичи. В городе не хватает грамотных специалистов. Но ведь ты даже гимназию не окончил, - с упреком бросила она и вернулась к своей работе.
- Ты права. Но что-нибудь придумаю. На шее у вас сидеть не буду. Пока у меня есть деньги, за еду и проживание я буду платить. - Он решительно встал.
- Коля, не в этом дело! - бросилась она к нему. - У тебя нет документов, и ты ничего не понимаешь в нашей жизни! - В ее глазах была такая тоска, что он тотчас устыдился, обнял ее, расцеловал.
- Прости меня. Я действительно еще ничего не понял, но дай мне время осмотреться. Обещаю тебе: все наладится. Да, я не врач, не инженер, но кое-что я все-таки умею. Я умею выживать и приспосабливаться. Дожил же я как-то до двадцати пяти лет? - усмехнулся Николай. - А с мужем твоим я выпью. Обещаю. Документы мне действительно нужны.
Глава 8
Санкт-Петербург, 2016 год
- Лариса на похороны не приедет, - объявил Леонид собравшимся в комнате дамам.
- Почему? - удивилась Агнесса. - С ней что-то серьезное?
- Не знаю. - Леонид раздраженно пожал плечами. - Несла какую-то околесицу насчет врачей, но, по-моему, ей просто жаль денег на билет и на похороны. Кони говорит, она ему звонила - требовала зачитать по телефону завещание. Очень интересовалась, что она получает после Влада.
- Она что, сумасшедшая? - не выдержала Маша. - Единственный сын!
- Машенька, помолчи.
Лилия Константиновна любую естественную реакцию считала дурным тоном. Особенно скверным она полагала осуждать членов семьи своего супруга. Они представлялись ей чем-то вроде аристократической фамилии, которой простительны некоторые чудачества. Машина мама вообще была склонна к жеманству и театрализации жизни. Она поступила в консерваторию, мечтала об оперетте, но, выйдя замуж за Леонида Аркадьевича, сочла дальнейшую учебу излишней и осела дома. Теперь она время от времени радовала своими руладами гостей и разыгрывала миниатюры для домашнего пользования. Что-нибудь из великосветской жизни, вот как сейчас.
- О ком мы говорим? - дернулась Агнесса. - Да она имя собственного ребенка не вспомнит, если врасплох застать. Мать!
- Агнесса, не преувеличивай, - одернул ее Леонид. - Лариса, наверное, не идеал матери, но злословить на ее счет недостойно. И вообще, давайте к делу. Похороны завтра, я обо всем договорился. Из морга едем в храм, потом на кладбище. Будут только свои.
- А консерватория решила отделаться венком? - не успокаивалась Агнесса.
- Слушай, в конце концов, он был простым преподавателем, а не народным артистом. Может, на отпевании кто-то из руководства и будет, не знаю, - отмахнулся Леонид. - Помянуть заедем к нам, Лиля накроет на стол. - Он взглянул на супругу.
Та сдержанно кивнула, склонив длинную шею.
- С этим все понятно. - Агнесса заерзала. - Мы можем поговорить с тобой тет-а-тет?
Маша навострила уши. Лилия Константиновна поднялась из кресла и светски предложила:
- Агнесса, может быть, чаю? Машенька, помоги мне, пожалуйста.
Маша состроила гримасу, но из комнаты вышла: при ней все равно говорить не будут. Далеко отходить она не стала, только махнула матери рукой, чтобы не мешала, подкралась на цыпочках обратно к двери и замерла, напрягая слух.
- Мне нужны деньги, - коротко заявила Агнесса.
- Удивила, - развел он руками. - Мне, знаешь, тоже нужны. Осенью у старшего, у Максима, свадьба. Как ты полагаешь, кто ее оплачивает? Машка на стажировку в Англию собирается - "папа, дай денег". Кредит за ее машину - тоже я. Лилька с Машкой через две недели в Милан на распродажи едут. У меня, знаешь, станок на пределе работает, еле-еле купюры успеваю сушить, - невесело усмехнулся он. - Поищи у кого-нибудь другого.
- Я говорю не о десяти тысячах. Я хочу продать что-нибудь из коллекции.
Леонид не без удивления взглянул на нее. Потом что-то сообразил.
- Зачем тебе такие деньги? Ты что, заболела? Операция нужна? Может, хорошего врача поискать?
- Я совершенно здорова. И мне нужны деньги. Послушай, я не твои собираюсь тратить, а свои. К тому же мы оба знаем, что, если бы не Влад со своей маниакальной идеей сохранить коллекцию непонятно для кого, ты бы давно и с радостью обратил большую ее часть в звонкую наличность.
- О чем ты говоришь? - Леонид возмутился.
- О том, что знаю. Влад рассказывал мне о твоих визитах и предложениях избавиться от не самых ценных полотен. В молодости ты соблазнял его машинами и красотками. Это Влада! В более поздние годы - путешествиями и бытовым комфортом. Но Влад всегда категорически отказывался. - Агнесса смотрела ему прямо в глаза.
- Ты права. - Леонид решил не отпираться. - В моей жизни действительно бывали моменты, когда требовались средства. Потому что в отличие от вас, моя дорогая, я живу полной жизнью. Я всегда любил женщин, у меня семья, и не одна, дети, скоро будут внуки. Да, я люблю хорошо одеваться, путешествовать, получать от жизни удовольствие. А вы, жалкие, полуистлевшие подобия собственных родителей, тихо вырождаетесь. Вы шарахаетесь от настоящей жизни, прячетесь по углам, боитесь взглянуть в глаза реальности, рискнуть, испытать чувства. Зачем тебе деньги? Решила породистого кота завести? Или сподобилась на старости лет прокатиться по Европам?
Агнесса почувствовала, что закипает. Леонид бил по самым чувствительным местам, и она взорвалась.
- Считаешь себя совершенством? Этакий бонвиван, любимец фортуны? Да ты сам жалкое, бездарное подобие моего отца! Подделка! Он был талантлив, его действительно любили женщины. Он был удачливым, богатым, щедрым, жил смело и с размахом, потому что был гением! А ты жалкая подделка под настоящего мужчину! Фальшивка! Ты любишь женщин? Нет, ты волочишься за ними. Тебе не хватает размаха и смелости! - В пылу гнева Агнесса даже похорошела. - Я жалкая? Да, я не красива. Природа щедро одарила отца и поскупилась на нас с Владом. Я не красива и не молода, но, как ни странно, и у меня есть личная жизнь, и меня любят, и у меня есть планы, и я не собираюсь их откладывать еще на десять лет!
Маша за дверью даже присвистнула. Ай да папуля с Агнессой! Дали волю чувствам, ничего не скажешь. Интересно, что у Агнессы за личная жизнь. И зачем ей так срочно понадобились деньги, да еще много? В свете интереса к ним следователя Игоря Сергеевича стоит выяснить подробности.
- Ах, вот как? - раздался из-за двери голос отца. - Что ж, поздравляю. Лучше поздно, чем никогда. Один совет: не спеши осыпать его дарами.
- Кого? - буркнула, сдуваясь, Агнесса.
- Своего воздыхателя.
- Решил, что он на деньги позарился?
- Просто предупреждаю. Бурный поток быстро иссякнет. Цеди по чуть-чуть, дольше протянешь, - усмехнулся Леонид. - А насчет денег… Не возражаю, давай что-нибудь продадим. Меня, например, Шишкин не греет.
- Мне кажется, лучше начать с чего-нибудь более дешевого.
- Начать? Я так понимаю, у тебя далеко идущие планы, одной картиной не отделаемся?
На этот раз Агнесса не обиделась.
- Думаю, ты тоже слишком долго ждал. Только не картин.
Маша за дверью физически ощутила, как изменилась атмосфера в комнате. Интересно, на что намекает Агнесса и почему папа вдруг заледенел.
- О чем ты?
- Ты знаешь. - Агнесса выдержала многозначительную паузу. - Как бы ты ни пыжился, достичь настоящего успеха тебе все равно не удалось. Ты хороший администратор, посредственный композитор и слабый музыкант. А тебе всю жизнь хотелось славы, денег, признания. Думал, никто не замечает? Ошибаешься. Как ты наблюдал за мной и Владом, так и я наблюдала за тобой. Когда мне исполнилось двенадцать, Кони передал мне папино письмо, в котором он подробно объяснял, кто такой Ах Пуч, что он может и как с ним обращаться. - Леонид побледнел, лицо свела болезненная судорога. - Тогда я многое поняла. О тебе, об отце, о себе тоже. Я не верю, что какой-то языческий божок способен подарить талант и успех, но ты считаешь иначе, я знаю. Думаю, если бы мог, ты бы давно уже прибрал его к рукам. Но, видно, отец тебе не сказал, где он хранится. Все эти годы ты пытался развратить Влада, соблазнить его земными дарами, чтобы потом выманить Ах Пуча. Но Влад был святым бессребреником. Я никогда его не любила, но не могла не уважать. В его стоицизме было что-то величественное.
- Ты знаешь, где Ах Пуч? - Ее рассуждения Леонид явно пропустил мимо ушей.
- Разумеется, - с прежним спокойствием проговорила она. - Я предлагаю сделку: тебе - Ах Пуч, мне - коллекция.
- Совсем умом тронулась на старости лет? - Голос Леонида охрип от волнения.
- Не спеши, подумай о моем предложении. И не забудь, что я единственная, кто знает, где он спрятан. Случись со мной что - и он сгинет на веки. - Она поднялась.
Маша едва успела стрелой метнуться по коридору и нырнуть в свою комнату.
- Лиля, Маша! До завтра.
- Агнесса, а как же чай? - Выглянула из кухни Лилия Константиновна.
- Спасибо, в другой раз. Подумай о моем предложении. - Она захлопнула за собою дверь.
- Маша, зайди ко мне, - позвал Леонид Аркадьевич. - Лилечка, мы сейчас, накрывай пока на стол.
Маша нехотя пошла за отцом.
- Зачем тебя вызывали в следственный комитет и почему ты мне так поздно об этом сказала? - Он уселся спиной к рабочему столу и требовательно взглянул на нее.
- Чтобы ты зря не волновался.
- Что за ребячество? Это не двойка в школе, это серьезно! Что им от тебя было нужно?
- Ничего особенного. Расспрашивали насчет Владислава - какой он был, с кем дружил, кто мог желать ему смерти. - Маша лениво ковыряла крученый кант на подлокотнике кресла. - Слушай, пап, а никто в последнее время не интересовался коллекцией? Может, хотел что-нибудь купить или предлагал выставиться?
- Выставиться? - Отец нахмурился. - А при чем здесь это?
- Просто спрашиваю.
- С подобными вопросами всегда обращаются к Кони как к нашему официальному представителю, ты же знаешь. Так почему ты спросила?
- А разве к тебе напрямую никто никогда не обращался? Или к Агнессе с Владом?
- Бывало, конечно. Некоторые думают, что напрямую договориться проще. Но ты же знаешь нашу ситуацию - мы все решаем коллегиально. Маша, отвечай немедленно, при чем здесь покупатели? Тебя о них следователь спрашивал? Кстати, кто с тобой беседовал?
- Капитан Мирошкин. Конечно, спрашивал, но я просто сама интересуюсь. - Она помолчала. - Папа, а тебе не кажется странным, что они, вместо того чтобы закрыть дело, вызывают нас на допросы?
Разумеется, ему казалось. И, разумеется, он был не на шутку обеспокоен. Но уж кому он не хотел демонстрировать беспокойство, так это Маше. Вообще было бы чудесно, если бы они с матерью отправились в Милан прямо сейчас. Жаль, ускорить этот процесс невозможно: билеты куплены, отель заказан.
- Думаю, они отрабатывают обычную процедуру, - успокоительно произнес Леонид Аркадьевич. - Тебе не о чем волноваться.
Маша минутку помолчала, размышляя, но решила больше папу не беспокоить. Ее подозрения могут не подтвердиться, а отец обязательно будет переживать.
- Ладно, пойду переодеваться. Скоро за мной должны заехать.
- Как заехать? Маша, куда ты собираешься на ночь глядя? Уже двенадцатый час. Ты недавно вернулась, завтра похороны… Лиля, она снова куда-то собирается! Поговори со своей дочерью.
- Папа, я тебе уже говорила, что сейчас у нас гостит англичанин, и я обещала ему показать белые ночи. - Она произнесла это тоном утомленной примадонны, стоя в дверях. - Если хочешь, могу пригласить этого Фреда к нам - познакомитесь. Нужны же мне какие-то друзья в Лондоне, а то приеду и буду одна там скучать. Так хоть будет с кем пообщаться.
- Ты от скуки точно не умрешь, - скептически заметил Леонид Аркадьевич. - Лиля, а ты что молчишь?
- Леня, что ты пристал к ребенку? Она взрослая девушка, я в ее возрасте вообще уже одна жила, - беспечно пожала плечами Лилия Константиновна.
- Очень педагогично! - воскликнул отец.
Дверь Машиной комнаты уже захлопнулась, сообщая, что разговор окончен.
- Ты просто меня не любишь! Какая разница, мои это деньги или твои? Когда мы станем одной семьей, у нас все будет общее! Или ты не хочешь на мне жениться? - Слезы мгновенно высохли, зрачки сузились. Она впилась в любимого испытующим взглядом.
По большому счету, Митя не делал ей предложения. Но он постоянно повторял: "когда мы будем вместе", "когда ничто не будет стоять между нами", "когда я буду свободен и нам ничто не помешает". Подобные заявления давали ей моральное право на что-то рассчитывать. Вот сейчас и узнаем, насколько он был искренен. Подумав так, Агнесса с ужасом поняла, что вовсе не жаждет знать, насколько он был искренен. Но слово, как говорится, не воробей.
- Когда мы поженимся, да, - спокойно подтвердил он. - Но я не желаю начинать совместную жизнь с денежного займа.
Агнесса испытала такое облегчение, какое, наверное, испытывает приговоренный к смерти, над которым уже занесли меч и только потом объявили о помиловании. Она без сил опустилась на подушки рядом с Митей и почувствовала, как из глаз полились чистые слезы счастья.
- Если ты не возьмешь эти деньги, я сама переведу их на твой счет. - Она нежно поцеловала его в плечо. - Я постараюсь обернуться с деньгами за пару недель. Завтра похороны, потом оглашение завещания, а потом мы с Леонидом… Словом, через две недели, а может, и раньше, мы с тобой будем свободны. Слушай, - встрепенулась она, впечатленная неожиданно пришедшей мыслью, - а давай куда-нибудь поедем? На море. Куда-нибудь на острова! На Маврикий или на Багамы, а? Теперь мне это по карману!
Митя взглянул на сияющие глаза любимой и подумал, что ко всему можно привыкнуть. Не исключено, что на Багамах после дайвинга, серфинга и нескольких бокалов мартини или дайкири даже Агнесса может превратиться в красавицу. Разве сытая, полная впечатлений и удовольствий жизнь не стоит такой малости, как секс со слегка пожухлой, но зато на редкость горячей бабенкой? Время от времени можно будет позволять себе интрижки на стороне, чтобы поддерживать форму.
- Я не могу, - твердо сказал он. - Ты знаешь, как называют мужчин, живущих за счет женщин? Мне это отвратительно.
- Глупый, глупый мальчик, - проворковала она, лаская его ухо. Она была уверена, что уговорит его. Что все будет хорошо, они обязательно поедут на Багамы, и поженятся, и будут счастливы. Она будет счастлива.
За счастье надо платить, и платить она была готова. Леонид, конечно, согласится обменять Ах Пуча на коллекцию, и тогда она осыплет Митю подарками. Ей нет дела до потомков, до памяти предков, до коллекции. Она хочет жить, любить, ей осталось так мало времени, она не согласна терять ни минуты!
Глава 9
Ленинград, 1925 год
Николай исповедовался. Он зачастил в храм. Отец Феодосий стал его другом и советчиком, с ним он теперь обсуждал планы и делился надеждами. Николая допустили к причастию, и он регулярно присутствовал на службе. Тишина, знакомые с детства лики святых, печальные лица прихожан, неспешные беседы с отцом Феодосием - все это заслонило неуютный, чужой мир за дверями храма. Душа его успокоилась, чудовищные видения перестали тревожить. Однажды, вернувшись после заутрени, он распахнул тайник, без всякого страха взглянул на скрюченного золотого уродца и щелкнул его по носу.
- Ты просто золотой болван и больше ничего, - усмехнулся он. - Нет у тебя больше надо мной власти. Нет!
Тимофей Колодкин сделал Николаю документы. По наивности своей он даже попытался устроиться на службу, но ничего не вышло. Аня была права: такие, как он, без профессии, без знаний, с дворянским происхождением, никому не были нужны.
Деньги таяли. Племянники его обожали, зять терпел. Михаил дома почти не бывал, всегда возвращался поздно, уставал, и на разговоры с братом у него просто не было сил. Аня тоже уставала, но ее изматывала скорее не работа, а необходимость все время быть начеку.
Тимофей Егорович Колодкин был человеком, лишенным всякого благородства, грубым, мстительным, мелочным домашним деспотом. Ему льстила женитьба на дворянке, но не меньшее удовольствие доставляло унижать ее и регулярно напоминать, как жена от него зависит. И если трезвый товарищ Колодкин был еще худо-бедно переносим, то после первой рюмки пребывание с ним в квартире становилось истинным испытанием.
Пил он регулярно и много, как, впрочем, почти все новые хозяева жизни. Николай уже успел ознакомиться с нынешними нравами и теперь не выходил из дома без револьвера. Лучше уж погибнуть в перестрелке с патрулем, чем от кулаков пьяной мрази или от ножа в подворотне. Пока, правда, бог миловал и ничего серьезного с ним не случалось.
Аниных детей Колодкин не выносил. Стоило ему появиться на пороге, как Тося и Саша с испуганными лицами прятались в своей комнате и сидели тише воды. Их затравленные взгляды Николай вынести не мог. Он с трудом терпел издевательства над сестрой и не вмешивался в происходящее только потому, что каждый раз его останавливал ее умоляющий взгляд, но терпеть страдание детей… Теперь он все чаще спрашивал себя, не лучше ли решить вопрос раз и навсегда - просто взять мерзавца за шиворот и вышвырнуть из квартиры. Что, собственно, им грозит? Аня в красках расписывала, что последуют за подобным безумством беды: нищета, бродяжничество, а то и сразу арест и расстрел. И Николай продолжал терпеть, рассматривая пока сугубо теоретически перспективу бегства с семьей из России, продажу Ах Пуча и устройство где-нибудь в Америке.
Пока Колодкин не трогал никого пальцем, с этим можно было не торопиться. Хотя Тося сказала ему по секрету, что однажды, уже давно, он хотел ударить Сашу, но мама заступилась за него, и Тимофей Егорович ударил ее. Дядя Миша выскочил из своей комнаты и набросился на Колодкина. Как ни странно, Колодкин, кажется, испугался. После того случая он только ругается, но не дерется. Николай из этого сделал вывод, что Колодкин не так опасен, и продолжал терпеть - до поры до времени, как утешал он себя.
Так прошло не меньше месяца. Однажды в своих прогулках он добрел до университета - вошел и сразу попал на какую-то лекцию. Вскоре был зачислен слушателем на второй курс восточного факультета. Днем учился, ночами подрабатывал на разгрузке барж.
Жизнь налаживалась. Он ощущал себя частью нового, еще не оформившегося мира, молодого, стремящегося к небывалому будущему. Пессимизм Ани и мрачная сосредоточенность Михаила его тяготили, он уже подумывал о переезде - но нет, слишком уж кусались цены. Жилья в городе не хватало, на окраинах люди теснились в бараках и землянках. Николай уже побывал в коммунальных квартирах и получил достаточное представление об этом изобретении советской власти.
И все равно, несмотря на обстоятельства, он чувствовал себя свободным, полным сил, почти счастливым человеком. Следы измождения ушли, он снова выглядел на свои годы, стал энергичен и бодр.
Однажды вечером он поздно возвращался домой. Дело было недели за две до Нового года, под ногами весело поскрипывал снег, канал, скованный льдом, белой лентой вился в тисках набережной. Старые высокие липы голыми ветками протыкали высокое, усыпанное звездами небо.