– Я Юрий Кравчук, Радио "Страна". Коллега из "Медицинской газеты" мне подсказал, что в первой инфекционной больнице есть законсервированные корпуса для особо опасной инфекции. Зачем нужно было закрывать хирургию в восемьдесят первой?
– Мы решили отыграть вариант, когда больного изначально по ошибке везут не в инфекцию, а в обычную городскую больницу. Такие случаи ведь возможны, вот и приняли решение пойти по такому сценарию. Что странного? – Академик Олейник потер висок. – Давайте заканчивать, господа журналисты. Еще пара вопросов максимум.
– Телеканал "Женский взгляд", Лена Малиновская. Скажите, но поиск температурящих и кашляющих больных на вокзалах, в других общественных местах, – это лишь игра или проводятся реальные мероприятия? О совместных патрулях полиции и медиков уже известно в городе, у нас даже есть видео, снятое очевидцами.
– Все по правде, Лена. Представьте себе, что происходило бы, если бы самая страшная болезнь реально распространялась в Москве. Если человек болен, он заразит всех, с кем окажется в одном помещении. Мы моделируем ситуацию, которая имеет крайне низкую, но не нулевую вероятность.
– Но это на самом деле не чума? – выкрикнул кто-то с места.
Журналисты в зале загалдели.
– Нет, – понизив голос, ответил Думченко. – И не вздумайте, даже "из лучших побуждений", ради ваших проклятых тиражей и рейтингов, брякнуть это слово. Я приложу все усилия, чтобы любого из вас, кто сейчас находится в этом зале, упечь за это как за общественно опасные деяния. Сейчас на выходе каждый даст подписку о неразглашении, в присутствии представителя МВД, генерала Головина. Но даже если вы откажетесь от этого, не дай бог, если прозвучавшее только что слово появится в публикациях или прозвучит с экранов, сроки получите вполне реальные.
– Чушь, нет такой статьи!
– Это вы глубоко ошибаетесь, – раздался от входа голос генерала Головина. – Минуточку, я дойду до микрофона.
Он взобрался на трибуну и тяжелым взглядом окинул притихших журналистов.
– Так вот, вы ошибаетесь, – продолжил он уже в микрофон. – Наверняка известная вам статья двести семь УК РФ. Ее объективная сторона, к вашему сведению, заключается не только в ложном, то есть не соответствующем действительности, сообщении о готовящемся взрыве, поджоге или ином действии, создающем опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба, но также иных общественно опасных последствий, например массовых отравлений, распространения эпидемий и прочего. Это официальная информация, можете проверить хоть в вашем любимом Интернете по запросу "объективная сторона преступления статья 207". Официальный диагноз, который вы можете озвучить без риска уголовного преследования…
– Атипичная лихорадка, пневмония, – подсказал Олейник. – Все. Пресс-конференция окончена. Все свободны. Официальный пресс-релиз получите у пресс-секретаря в обмен на уведомление о возможной ответственности за распространение общественно опасной информации.
Руководители штаба ТОРС направились к выходу из конференц-зала. Когда они вернулись в кабинет Думченко, там их уже ждали другие члены штаба, готовясь к продолжению совещания.
Наталья представила Пичугина Головину.
– Это человек, благодаря которому, отчасти, мы добыли известную вам важную информацию, – сообщила она. – Олег Пичугин.
– Очень приятно.
– Виктор Владимирович. – Наталья присела на свободный стул рядом с генералом. – Давайте уточним обстановку на настоящий момент. Пришла информация?
– Конечно, Наталья Викторовна, все у дежурного эпидемиолога, она готовит отчет на девять вечера. Мне прислали результаты допроса раненого казаха, и вам как, с подробностями или конспективно?
– Лучше с подробностями.
– Тогда не выйдет. Протокол допроса лежит в кабинете инфекциониста восемьдесят первой больницы. Ребята мои уехали уже, все вымотались и нервничают. Я получил фотоотчет с протокола, но он написан от руки таким почерком, что со смартфона не прочесть. Так что давайте кратко и своими словами. Согласны?
– Не знаю… Честно говоря, я не могу отделаться от беспокойства.
– По поводу? – уточнил Олейник, услышав фразу подчиненной.
Он пересел поближе.
– По поводу нашей версии о таксисте Ширяеве как о первом зараженном, распространившем болезнь дальше. Кстати, я не познакомила вас, – Наталья жестом указала на Пичугина. – Олег Иванович Пичугин. Он еще и представитель от ФСБ, неофициально. Но их ведомство уже оказало нам своевременную и важную помощь.
– Версию диверсии отрабатываете? – с пониманием кивнул Олейник. – Есть смысл, да. Но Наталья Викторовна, что стало причиной ваших сомнений? Из ФСБ нет никаких данных на этот счет. И я не думаю, что они могли проворонить подобную ситуацию. Это же для них будет еще тот скандал!
– Интуиция, наверное. Что-то не вяжется. Я даже могу объяснить, что именно. Мы как раз с Олегом Ивановичем говорили, но я не довела мысль до конца. Теперь она у меня окончательно сформировалась. Понимаете, Ширяев ни в каком виде не может быть первым заболевшим. В Москве заразиться легочной формой естественным путем просто немыслимо.
– Значит, вы, Наталья Викторовна, тоже поддерживаете намеренное заражение? – Олейник вздохнул. – Не хотелось бы, конечно. Но тогда вас должно волновать не то, что Ширяев не первый, а скорее то, что он может оказаться не единственным.
– Но мы выявили всех пассажиров, кроме одного, – напомнил Думченко.
– Вот! Вот! – Наталья подняла палец. – Вот, у нас уже концы с концами не сходятся! Неужели вы не видите?
– Чего именно?
– Владелец симки, которого не удалось найти, некий Алексей Мартынов. Он не найден даже при содействии ФСБ, и его местоположение неизвестно, насколько я понимаю.
– Верно понимаете, Наталья Викторовна, – подтвердил Головин. – Его нет в базе московской регистрации, паспорт выдан одним из районных отделов Хабаровска, черт знает когда. Единственное, что майор Самотохин успел выяснить – это отсутствие Алексея Мартынова по месту регистрации в Хабаровске и что в списках пропавших без вести его тоже нет. Мы всюду разослали сторожевые листы, но на то, чтобы хоть один из них сработал, наш клиент должен засветиться хотя бы при покупке железнодорожного билета. Согласно записи Пичугина, SIM-карта триангулировалась в последний раз за городом, но не вечером, а утром. Мои оперативники туда еще не добрались. Точнее, добрались, но координаты не точные, там сотовых баз мало, а домов много. Ходят, аккуратно допрашивают. Как что-то найдут, сразу доложат Самотохину, а он мне.
– Так вот, – продолжила Наталья, получив подтверждение своих слов. – У нас было семь рейсов Ширяева. В одном случае три человека, в остальных по одному, согласно записям диспетчера. Нашли всех, кроме Мартынова. Так? Но заболевший у нас, можно сказать, один, если не считать самого Ширяева.
– Этот, как выразился Пивник, "педегас", – хмыкнул Головин. – Простите, Наталья Викторовна.
– Остальные в этой квартире тоже заражены, – напомнил Олейник. – И персонал бригады "Скорой". Мы получили данные смывов, согласно им в квартире на Никитском обнаружена иерсиния пестис. А еще палочка в легких у погибших казахов, только что прислали результаты вскрытия из морга первой инфекционной.
– Я не о количестве зараженных, Иван Иванович, а о линии инфицирования. Очевидно, что на момент стычки один из казахов был уже мертв, а у остальных были силы драться. Логично предположить, что они утром заразились от него, привязали его к кровати и куда-то уехали. Куда неизвестно. Это раз. Эта линия возможного распространения нами пока никак не прорабатывалась. Это первое, что меня беспокоит. Получается, что они заразились, пока возились, привязывали Санбаева. Потом куда-то съездили, и, только вернувшись, спустя часов шесть от момента заражения, приехали, и перерезали друг друга. То есть они все это время находились в инкубационном периоде и заразу не выделяли.
– Да. Ездить они могли куда угодно, на вызов, к примеру, на какой-нибудь тайный утренник с однополыми поцелуйчиками. Или в магазин. Но к этому времени, как вы верно заметили, они, скорее всего, еще не были заразны. Так что вероятность распространения А20 по этой линии мне кажется маловероятной.
– Хорошо, если так, – ответила Наталья. – Но это еще не все. Что, если мы ошиблись в главном? Посмотрите сами, мы Мартынова не нашли. А он, по-видимому, тоже ехал с Ширяевым, причем его вызов был последним за смену. А остальные пассажиры здоровы.
– Хм… – Олейник поправил очки. – Понимаю. Выходит, что либо все пассажиры здоровы, включая Мартынова, а сам Ширяев заразился иным путем, либо заразился только Мартынов и находится неизвестно где.
– Именно так, а умерший от чумы казах, получается, повисает в воздухе.
Над столом воцарилась мрачная пауза.
– Безрадостная картина у вас вырисовывается, Наталья Викторовна, – признал Олейник. – Выходит, что мы целый день гонялись за призраком, а в это время болезнь, по совсем другим каналам, распространялась по Москве.
– Не думаю, – подал голос Пивник. – Были бы заболевшие, кто-то уже бы обгатился в "Скогую". Я бы не стал паниковать ганьше вгемени.
– Моисей Наумович! – возмутилась Наталья. – Вы хотите дождаться, когда на город обрушится шквал вызовов с температурой и кашлем? Когда на "Скорой" пойдут задержки по два-три часа? Тогда нам придется не один корпус перепрофилировать, а больше половины клиник. А дальше что? Закрыть город? Вы забыли, что в Москве больше двадцати миллионов жителей, включая гостей Каждый выявленный больной это как минимум десятки контактных!
Пивник выкатил на нее рачьи глазки, но не нашелся, что возразить.
– Позволите высказаться? – спросил разрешения Пичугин. – У меня возникла более радужная, если так можно сказать, версия.
– Поделитесь, – кивнул Олейник.
– Возможно, все концы с концами как раз сходятся. Я думаю, что никакой Мартынов не вызывал таксиста Ширяева и не ехал с ним. Куда проще предположить, что некогда приобретенная им SIM-карта, которую он кому-то отдал, бродит по Москве из рук в руки, от одного приезжего к другому, и, в конце концов, оказалась в руках казаха, умершего на…
– На Никитском бульваре, – подсказал Головин.
– Да, спасибо. В смысле, что это он, казах, а не Мартынов, вызвал такси.
– Интересная идея, – согласился Олейник. – выходит, я прав, и мы гоняемся за призраком. За призраком этого Мартынова. А настоящий больной – казах? Интересно…
Ему, как коренному москвичу, эта мысль раньше попросту не приходила в голову, так как он сам и все его знакомые, имея российские паспорта, всегда покупали SIM-карты на свое имя. Только после слов Пичугина он прикинул, сколько в Москве обитает людей с гражданством Казахстана, Таджикистана, Узбекистана, и все ведь пользуются SIM-картами, купленными кем-то для них. Такой вариант, никому из руководства штабом не пришедший в голову, мог быть более чем вероятен.
– Это можно легко проверить, – с улыбкой сообщил Головин и набрал номер Самотохина.
Переговорив с подчиненным, он вернулся за стол и сообщил:
– Похоже, Олег Иванович прав. Дело в том, что адрес, куда Ширяев отвез последнего клиента, и адрес, по которому произошла поножовщина, совпадают. Никитский бульвар, дом двенадцать. И более того, на этого Мартынова, оказывается, зарегистрировано еще целых пять SIM-карт. Похоже, он оказывал услуги по их покупке для людей, не имевших российского гражданства и, соответственно, российских паспортов. Согласно данным от мобильного оператора, которого уже, по распоряжению Следственного комитета, подключили к содействию, три из пяти телефонов были отключены в одном месте и в одно время. В загородном поселке. В том самом, где мои люди сейчас пытаются отыскать след Мартынова. Четвертый телефон отключился тремя часами ранее, а пятый не выходил на связь с сотовыми вышками уже длительное время, его можно выкинуть из головы.
– Лихо закручен сюжет, – констатировал Олейник. – И что это нам дает?
– Ничего хорошего, – хмуро ответила Наталья. – Получается, что, если придерживаться нашей рабочей версии, дескать, Ширяев первый зараженный от первичного источника, то он заразил всего одного пассажира. И этот пассажир – казах с симкой Мартынова.
– Да. Но это, я думаю, прекрасно! – Олейник улыбнулся. – Тогда получается, что мы выявили всех, и всех, если так можно выразиться, блокировали. Все они либо в карантине, либо мертвы.
– Все верно. – Наталья кивнула. – Но это лишь в том случае, если принятая нами рабочая версия верна. А я в этом глубоко сомневаюсь.
– Причины? – заинтересовался Головин.
– Во-первых, низкая вероятность такого события. Получается, что Ширяев отработал смену, возил людей, близко с ними общался, но заразил почему-то всего одного пассажира, причем последнего.
– Он мог быть не заразным всю смену, – предположил Олейник. – Вы же прекрасно знаете, что протекание чумы состоит из двух стадий, из которых только вторая…
– Безусловно, это возможно, – согласилась Наталья. – Но вероятность низка. И ее значительно снижают другие факторы. Так, во-вторых, нам неизвестен первичный источник заражения. Любому специалисту понятно, а неспециалисты сейчас поймут, что для возникновения легочной формы чумы в ее первичном варианте нужен больной во второй стадии сепсисной чумы. В Москве.
– Нда. Представить такое сложно, – согласился Олейник.
– Точнее, невозможно, – уточнила Наталья. – И эта невозможность вынуждает нас принять очень скользкую версию о неком диверсанте, распылившем аэрозоль в салоне автомобиля Ширяева.
– Не такая уж она скользкая. – Олейник покачал головой. – Ширяев в тяжелом состоянии, в реанимации. Казах умер. Они могли заразиться одновременно, около двадцати одного часа вчера. Но у казаха, в силу каких-то причин, болезнь могла развиваться быстрее, вот он и умер быстрее.
– Может, он СПИДом болен был? – прикинул Пичугин. – Низкий иммунитет. Он же нетрадиционной ориентации, вполне возможно. Я читал, что у этих ребят все болезни протекают быстрее, чем обычно.
– Тогда версия с терактом становится основной! – заявил Головин. – И надо оповещать ФСБ по официальным каналам, а не как сейчас, негласно.
– Пожалуй. Зато не надо ломать голову над поиском природного источника заражения. Вы, генерал, тогда этим и займитесь, – велел Олейник. – Полностью избежать утечки нам все равно не удалось, а сотрудники ФСБ не будут на каждом углу кричать слово "чума".
– Люди есть люди. – Наталья нахмурилась. – У них есть родственники, близкие, знакомые, друзья. Даже если они не скажут слово "чума", они позаботятся, чтобы близкие люди покинули Москву. Это сложится с блуждающими слухами…
– В ФСБ серьезные люди работают, – возразил Олейник. – В любом случае генерал прав. Сообщить о таком мы обязаны. Заодно ФСБ, возможно, поможет нам понять, кто именно был целью диверсии и кто ее совершил.
– Кхе… – негромко кашлянул Пичугин. – Простите, но мне тоже нужно сделать звонок.
Наталья глянула на него и отвела взгляд. Она прекрасно понимала, кому именно собирается доложиться ее новый знакомый. Но, несмотря на всю неприязнь к Ковалеву, даже на ненависть к нему, она не могла проецировать это чувство на Пичугина. Он, безотчетно, потом и на осознанном уровне, вызывал у нее симпатию. Весьма сильную. И голос не был главной причиной для этого. Хотя… Слишком уж он был похож на голос другого, очень дорогого ей человека.
Пичугин поймал взгляд Натальи лишь на миг, но сердце его сжалось. Он понимал, что ее чуть заметно выраженное недовольство связано с неприязнью к Ковалеву, но чем вызвана такая нелюбовь, он не понимал. Ясно было, что корень зла лежит где-то далеко в прошлом. Вот только не хотелось всякий раз об этот корень спотыкаться.
Они с Головиным покинули кабинет, а в коридоре разбрелись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу. Пичугин набрал номер Ковалева, дождался, когда тот ответит, и вкратце доложил, что удалось выяснить в штабе ТОРС.
– Похоже, это все же диверсия, Максим Константинович. Мнение специалистов фокусируется именно на этой версии. Похоже, впрыск аэрозоля в салон такси. Они к этой идее пришли. Но не понимают, кто мог быть целью террориста. Сидят, головы ломают.
– Ты не говорил им про Бражникова?
– Нет, конечно, права не имею.
– А… Ну да. Я о твоей догадке доложил Трифонову, в смысле официальному куратору проекта, бункер вскрыли, Бражникова и его людей эвакуировали в карантинные боксы. Я уверен, что официальный куратор сам доложит, но к утру. А до утра у тебя есть возможность выслужиться перед штабом ТОРС. Ловишь идею?
– Можно рассказать о Бражникове?
– Если посчитаешь нужным. Лишнего не говори. Скажи, смена в бункере. Все было заперто. Всех вывезли, всех локализовали. Все в ведении военных медиков. Они же проведут обеззараживание. Официальные данные получат от специалистов Министерства обороны и из медицинского ведомства.
– Но его личность можно выдать как возможную мишень диверсанта? Иначе для них вообще нет смысла в этой информации. А так, некая секретная разработка, рука врага.
– Ты сам-то в этом уверен? – с иронией поинтересовался Ковалев.
– У меня мало данных для выводов, – признался Пичугин.
– Вот и добывай данные. Я для этого тебя связал со штабом ТОРС. Мне нужен не гипотетический террорист, которого, возможно, не было, и даже вероятнее всего не было, а реальный источник заражения Бражникова. Эта информация нужна мне лично, и для меня лично она очень важна. Понятно?
– Вполне. Выходит, вы не рассматриваете версию с аэрозольным баллончиком, распыленным в машине?
– Бражникова нет в списке пассажиров, – весомо заявил Ковалев. – И ни с одним из найденных пассажиров он не мог контактировать. Не его круг. Бабы какие-то левые, педераст-проститутка, мажоры малолетние.
– Выходит, цепочка?
– Выходит, так. Или, наоборот, всех заразил Бражников. Но как и когда? Ведь все пассажиры Ширяева здоровы.
– Кроме казаха.
– Да. Но у кого аналитический ум, у меня или у тебя? Так что давай рой. А мне давай результаты.
– Хорошо, понятно.
Положив трубку, Пичугин задумался, взвешивая, стоит ли вообще говорить о Бражникове. Выходило, что стоит. Иначе… Собственно, иначе тоже было можно, но неожиданно свалившаяся симпатия к Наталье диктовала свою линию поведения. Несвойственную Пичугину.
Он вздохнул и вернулся в кабинет.
Там все были куда больше на нервах, чем когда он выходил. Олейник горячо спорил с Натальей, Думченко вставлял редкие реплики, остальные озадаченно наблюдали за происходящим.
– Вы настаиваете на своей версии, Наталья Викторовна? – вопрошал Олейник.
– Да. Я уверена, что все было наоборот. Что первым заболевшим является не Ширяев, что Ширяев, наоборот, является последним заболевшим, заразившимся от того, о ком мы ничего не знаем. Именно поэтому, а не из-за "низкого иммунитета", летальный исход у казаха наступил в районе полудня, а у Ширяева не наступил до сих пор. Казах заразился раньше! И не от террориста, а от природного источника! Надо лишь понять, где и как.