- Ты кто? Откуда у тебя ключ? - спросила она и кивнула в сторону журнального столика, на котором лежал гостиничный брелок с ключом.
- Ромка дал, - теперь уже стараясь собраться с мыслями и выйти из трудной ситуации, грозившей ему немедленным и самым жестоким наказанием, ответил Неаронов, - Я его друг.
- Друг? - стягивая на груди полы халатика и не веря ни в одно слово, переспросила девушка.
- Да, мы вместе ведем избирательную компанию Пантова. Вам известна эта фамилия?
- Слышала, - без всякой интонации в голосе ответила девушка.
- Ну вот, видите, я же не насильник…
- А чего же руки распускаешь?
- Вы сказали из душа: "Входи". Я заглянул и обомлел. Словно затмение какое-то нашло.
- Затмение на него нашло! Чуть не изнасиловал!
- Я не мог бы этого сделать, - чтобы выкрутиться из щекотливой ситуации, теперь напропалую врал Вован, и вспомнив, какой инвалидностью обладает телохранитель директора Центра знакомств Евнух, сделал окончательное признание, - Я кастрирован. На войне. Хотите покажу?
- Нет-нет, - испугавшись ответила девушка, - Лучше быстрее уходите.
Он встал, подошел к ней и постарался выдавить из себя слезы:
- Я даже не знаю, как вас зовут. Но искренне прошу извинения. Только умоляю вас, не говорите об этом случае Роману.
- Уходите! - она распахнула перед ним дверь.
- Я вас очень прошу…
- Уходите…
Он ехал назад и, искренне завидуя Алистратову, не мог выбросить из памяти образ раздетой незнакомки. Иногда его пробирал холодный пот: как ему удалось удержаться! Ведь ещё мгновение, и он бы овладел ею. Тогда Пантов пальцем бы не пошевелил, чтобы, как это бывало в прежние времена, вызволить его из беды. Наоборот, скорее всего даже радовался бы, если бы Вован сгинул за решеткой. Но Бог милостив и уберег его от пагубной страсти. И теперь Вован был даже уверен, что девчонка, дабы не распалять воображения своего ухажера, никогда не расскажет о том, что с нею произошло, когда она принимала душ.
Вован поставил машину на автостоянке и не спеша поднялся на второй этаж, где размещался кабинет Пантова. В приемной он нос к носу столкнулся с Алистратовым. Тот незлобно улыбнулся и протянул руку для приветствия:
- Ну, как дела, опальный генерал?
- Как в троллейбусе, - ответил Вован, - Мы рулим - все трясутся.
- Не знаю, как все, а вот тебе потрястись придется. Завтра поедешь со своим патроном в Марфино.
- А ты что, здесь будешь развлекаться? - Вован представил, как Алистратов глядит груди своей возлюбленной.
- Не твое дело, - окинув ироничным взглядом Вована с ног до головы, ответил Роман и зашагал к выходу.
"Все-таки надо было её трахнуть", - с ненавистью глядя вслед имиджмейкеру, подумал Неаронов и тяжело вздохнул: ничего, когда-нибудь и на его улицу снова вернется праздник.
2
Пошла уже третья неделя, а Сердюков и не думал покидать Марфино и возвращаться в город. Он был уверен, что в областном центре его никто не ждет. Ни жена, которая молчаливым приветствием только благословила его отъезд. Ни бывшая любовница, которая накануне его командировки сказалась больной и оформила бюллетень. Правда, до него дошел слух, что Леночка Пряхина снова готовится для поступления в аспирантуру.
Стараясь отвлечь свои мысли от многочисленных проблем, которые остались в городе, Сердюков истязал себя работой. Поднимался чуть свет и разъезжал по району, ни на шаг не отпуская от себя Теляшина. По его разумению как раз в Марфино никаких проблем и не было. Одна лишь работа.
Получив статус доверенного лица и временного помощника, Федор Игнатьевич, хотя каждый раз и жаловался на неугомонность профессора, да на свою не ко времени одолевшую старческую усталость, с Сердюковым не расставался. Он видел, что у Пантелеича кошки скребут на душе, и со своей стороны пытался отвлечь его от гнетущих раздумий. Они объехали почти все местные заводики и фабрики, побывали во многих сельских хозяйствах.
Нет, Сердюков даже не думал ни о предстоящей избирательной компании, ни о своем рейтинге, ни о собственном сопернике. Он просто исполнял свои обязанности депутата, встречался с избирателями, для которых был в одном лице и генеральным прокурором, и министром труда и министром социальной защиты, и искренне радовался, когда обнаружил, что на улицах Марфино резко уменьшилось число пьяных, праздношатающихся людей, а водники стали получать в кассах предприятия какие-то деньги. И хотя некоторые недоброжелатели за его спиной в открытую судачили, что заслуги его, Сердюкова, в открывшемся финансировании водообъектов нет никакой, а всему виной хлопоты одного лишь Пантова, он не обращал на ехидные реплики и высказывания никакого внимания. Пусть не он. Пусть Пантов. Главное, что людям на пользу.
Только хитрый Теляшин, кряхтя залезая и вылезая из "Уазика", на котором они колесили по избирательному округу, видел, что Сердюков мало-помалу, сам того не замечая, набирал предвыборные очки. Работницы швейной фабрики в Сосновке, которую Пантелеич поднял буквально с колен, души не чаяли в своем депутате. Еще полмесяца назад пустые пошивочные цеха могли навести уныние даже на самого безнадежного оптимиста, но с помощью вмешательства Сердюкова предприятие постепенно заработало и отдел реализации готовой продукции не успевал строчить накладные для отправки товара в центр и разные районы области.
Теперь он был званым гостем в воинских частях, для которых выбил из области обмундирование и медикаменты. Во многих поселках, куда они наведывались с завидной регулярностью, Сердюкова благодарили родители малоимущих семей, чьим детям он помог найти бесплатное место в летних лагерях отдыха и труда.
В отличие от Пантова и его доверенных лиц, Сердюков не требовал лучшего номера в марфинской гостинце, а как и в предыдущие наезды останавливался в летней кухоньке на дворе у Теляшина. В той самой, где он провел свои лучшие в жизни дни с Леночкой Пряхиной. Они поздней ночью возвращались в Марфино, Сердюков скидывал с ног грязные сапоги и жадно пил молоко, которое каждый раз не забывала оставлять на его столе жена Федора Игнатьевича.
- Что сильно тебя охмурила девка? - спросил однажды Сердюкова Теляшин.
- И не спрашивай, Федор Игнатьевич! За последние три месяца я столько глупостей наделал, сколько за всю жизнь не наберется.
- Может быть, все как-нибудь устроится?
- Что устроится, Игнатьевич? - поднял на Теляшина уставшие глаза Сердюков.
- Ну то, что ты сам хочешь, - философски развел руками старик, - Или к жене вернуться, или с молодухой примириться…
Сердюков с ехидцей в голосе заметил:
- Дипломат с тебя, Федор Игнатьевич, никакой. Ты бы со своим богатым опытом советовал что-нибудь определенное. Или - к жене. Или, как ты говоришь, - к молодухе.
Теляшин недовольно хмыкнул:
- Такого опыта, как у тебя, Пантелеич, у меня отродясь не было. Весь мой опыт - это лежать и попукивать в одной постели со своей старухой.
- А может ничего не менять? Пусть все как шло, так и идет своим чередом. Куда-нибудь, да выберемся…
- В этих вопросах я тебе не советчик и не джин из бутылки. Но вот одну простую вещь могу сказать. У каждого грешника на Земле есть свое предназначение - тянуть лямку, за которую ещё в молодости ухватился. - Теляшин искоса посмотрел на Сердюкова, - Я вот ведь в профессора не лезу? И на других баб никогда не зарился. Хотя было, конечно, подгуливал, но о своем, пусть говнистом, но родном всегда помнил.
Сердюков понял, на что намекает старый хитрец.
- А если это была любовь?
- Какая любовь, Витя! Не любовь это вовсе, а городская избалованность. У нас люди спину гнут так, что о любви и подумать-то некогда. А у вас положенное время отработал, идешь домой, вокруг сплошные юбки раздуваются, а потому и дурные мысли даже в умную, как у тебя, голову лезут. Я это приметил, когда мы около вашей думы бастовали.
Впервые за все дни Сердюков от души расхохотался.
- Ну, Федор Игнатьевич, ты и Спиноза!
Старик обиделся:
- Я тебе от всего сердца, а ты сразу обзываться начинаешь. Надо же слово-то какое похабное подобрал - Спиноза!
Сердюков уже плакал от смеха и держался за живот:
- Да не обзывал я тебе вовсе, Игнатич, а наоборот похвалил. Спиноза - это ученый, известный философ!
Старик, казалось, разозлился ещё больше:
- Ну вот опять нахамил. Всем своим видом показываешь, что ты умный, а я - дурак безграмотный. Все, с завтрашнего дня беру отвод от должности доверенного лица и выхожу на производство. Я с тобой, как с писаной торбой с утра до ночи ношусь, скидок на свой преклонный возраст никаких не делаю, совсем замотался. А ты ржешь, над стариком, как сивый мерин.
Сердюков уткнулся лицом в подушку и даже начал икать от приступа хохота. Когда он поднял голову, старика в кухоньке уже не было. Он встал с кровати, прошелся из угла в угол: как-то нехорошо получилось. Неужели и в самом деле обиделся на него старик?
Он вздохнул и расстелил кровать. Спальное ложе показалось ему слишком широким. Он с головой накрылся одеялом и уже через несколько секунд уснул.
Кто-то настырно тряс его за ногу. Он открыл глаза и увидел перед собой улыбающееся лицо Теляшина.
- Вставай, депутат-развратник. Нас в районе директора сельских школ ждут.
Сердюков с благодарностью посмотрел на старого водника. Значит, нисколько не обижался накануне вечером Теляшин, а, наоборот, выпендривался, чтобы хоть как-то отвлечь его, Сердюкова, от тягостных мыслей.
Когда они проезжали выдраенную до блеска стиральным порошком центральную площадь, Теляшин тронул его за рукав и показал на огромный плакат "Хотя нас и меньшинство, но мы за Сердюкова - экологически чистого человека".
- Твоя идея, Игнатич? - оглянувшись на Теляшина, без какого бы то ни было осуждения в голосе спросил Сердюков.
- Когда б я успел! Это не моя идея, а твоя работа. Наши люди прекрасно видят не только то, кто за какой юбкой увивается, но и кто делает для них благо.
- Не говори высокопарно, старик. А то я начинаю видеть себя в виде бронзового памятника на гранитном постаменте. - Он отвернулся, слегка покраснел и ещё раз стрельнул взглядом в сторону транспаранта.
Что ни говори, а ему было приятно: пусть не все, но жители Марфино все-таки заметили и оценили его старания. Впрочем, как ему казалось, благодарить они должны вовсе не его, а ту щепетильную ситуацию в которую он угодил на старости лет.
Где она теперь? С кем? Кантоной? Выздоровела ли?
Из задумчивости его вывела ехидная реплика Теляшина:
- Извини, но на памятник, Пантелеич, ты пока ещё не наработал…
3
Проворочавшись всю ночь на постели и до самого утра так и не сомкнув глаз, Клякса теперь полностью была согласна со своей хозяйкой и пришла к выводу: Кантона жених завидный и отпускать его от себя было бы непозволительной роскошью. Она даже рассердилась на незнакомую ей соперницу, которая позарилась на чужое. Разве не ей, Кляксе, Пьер преподносил дорогие подарки - костюмчик из бутика, браслетик из жемчуга. Нет, решила она, когда за окном начало рассветать, так просто своего она не отдаст.
Правда и Пантов, тоже не жалел денег. И пусть колечко с бриллиантом, которое он ей подарил после проведенной вместе ночи, навсегда исчезло в кармане Петяевой, она по-прежнему продолжала получать от Пантова презенты и сувениры. Вернувшись из Франции, он напомнил о себе розами и золотыми сережками, которые были выполнены в виде огромных сердечек. В букете была спрятана записочка: "Светик, когда же мы с тобой встретимся?". Потом были ещё и ещё букеты с любовными признаниями. Но последнее письмецо, обнаруженное в здоровенной коробке с шоколадными конфетами, которую принес Бобан, её позабавило, а затем напугало. Оно состояло лишь из одной, казалось бы, дурашливой фразы: "Светка - конфетка, ам - и на веки в Амстердам". Прочитав его, она сначала подумала, что Пантов предлагает ей поездку по Нидерландам. Но что значит "ам"? Съесть он её хочет, что ли? А потому послал этот шкаф, Бобана, чтобы её запугать?
Она разорвала записку на мелкие кусочки и бросила в мусорное ведро, предпочитая придерживаться советам Виолетты Павловны и не обращать внимания на просьбы Пантова о встрече.
Но и депутат не сдавался. Каждый день около её подъезда стала парковаться "девятка", за рулем которой она видела Бобана. И хотя у Светки Марутаевой работа была из разряда рискованных и опасных, к которой она даже начала привыкать, угрюмое лицо пантовского телохранителя приводило её в ужас. Пусть он не сделал ей ничего плохого, а в злополучную ночь, когда она вылетела из окна дома отдыха, даже заступился, отгораживая от разъяренного дружка, она все равно боялась его. Светка вспоминала его грубые ласки, молчаливое сопение и звериное спокойствие ко всему происходящему. Клякса нисколько не сомневалась, что Бобан был готов выполнять любой приказ своего начальника. Но когда она выскакивала из подъезда, Бобан тоже выходил из машины и молча протягивал ей очередной букет с записочкой.
Когда у Светки стали совсем сдавать нервы, она поделилась своими опасениями с Евнухом. Конечно, можно было обо всем рассказать и самой Петяевой, но Клякса не стала делать поспешных шагов.
Евнух, выслушав девушку, лишь по отечески погладил её по черным волосам, ободряюще приобнял за плечо и снисходительно улыбнулся:
- Прости его, он больше не будет.
И в самом деле: прошло уже три дня, но ни самого Бобана, ни его машину Светка больше не встречала.
С кровати Клякса поднялась как никогда решительной и отчаянной. Она теперь знала, что нужно делать. Выпив чашку крепкого кофе и облачившись в костюмчик, который ей купил Кантона, она направилась к зданию областной думы. Молодой сержант, которому она так мило строила глазки и давала понять, что у него есть все шансы пригласить её в кино и купить мороженое, быстро помог отыскать телефон помощницы депутата Сердюкова и прямо из бюро пропусков Светка набрала нужный номер.
- Приемная депутата Сердюкова, - услышала она в трубке голос своей соперницы и тут же произнесла заготовленную фразу.
- Вас беспокоит невеста Пьера Кантоны. Если вы Лена Пряхина, то мне хотелось бы с вами поговорить…
- О чем?
Клякса, как заправская актриса, всегда готовая выдавить из себя слезу, разрыдалась в трубку, чего никогда от себя не ожидала.
- Лена, вы не думайте, что я пришла сюда, чтобы наговорить вам разных гадостей и выплеснуть свои обиды. Ситуация, в которую я угодила, куда сложнее.
Через минуту ей выписали пропуск, и Клякса, весело подмигнув сержанту, прошла в фойе думы.
Они сидели друг перед другом. Взволнованная визитом неожиданной гостьи Пряхина и опухшая от слез, казалось, совсем растерянная, Светка Марутаева.
- Понимаете, Лена, я жду ребенка. От него, Пьера. Поверьте мне, я не хотела бы рожать. Зачем связывать себя дополнительным бременем, но месяц назад он сделал мне предложение и сам же настоял на малыше…
- Но и в чем же вы увидели проблему? - искренне поинтересовалась Пряхина.
- В нем. - Светка принялась утирать платком слезы, - Пьер - человек увлекающийся, наверное, как и все люди этой национальности. Но зачем было настаивать на ребенке! Правда, сделать аборт ещё не поздно…
- И не вздумай, девочка! Поверь мне, между нами ничего не было.
- Вас я ни в чем не виню… - Светка подняла на собеседницу доверчивые глаза.
Но Пряхина, понимая, что вся эта сцена выглядит довольно-таки глупо, принялась оправдываться:
- Однажды он по чистой случайности подвез меня домой из Марфино. В другой раз я помогла ему с переводом на презентации…
- А третий? Третий раз? - почувствовав заминку в голосе соперницы, требовала ответа Клякса.
- Мы были в кафе. - Набравшись храбрости, созналась Пряхина.
- Я так и знала: он к вам неравнодушен. - У Светки снова покатились слезы.
Помощница депутата помолчала, подыскивая нужные слова.
- Ну, теперь это его дело - равнодушен, неравнодушен… - она взяла Кляксу за руку, - Поверь мне, главное, что я равнодушна. А это для тебя очень многое значит.
- Скажите откровенно, он вам нравится?
- Нет. У меня есть человек, которого я безумно люблю.
- Но вы ведь с ним, наверное, договорились о следующей встрече? - Светка с мольбой смотрела в глаза Пряхиной.
- Да, - уже взяв себя в руки, ответила собеседница, - В шесть часов вечера мы договорились встретиться в сквере у академического театра. Но можешь не сомневаться, я не приду.
Светка, полагая, что разговор пришел к необходимому ей завершению, поднялась со стула.
- Значит, мне не делать аборт?
- Ни в коем случае. У вас все образуется. - Пряхина обнадеживающе улыбнулась.
Уже в дверях Клякса повернулась и ещё раз посмотрела на Пряхину. Та поняла, о чем говорит печальный взгляд.
- Можете не сомневаться. О нашем разговоре не узнает никто. Тем более ваш жених.
- Спасибо тебе, Леночка. - Вздохнула Клякса и скрылась за дверью.
Она до безумия была довольна собой и здесь, в огромном фойе депутатского обиталища, ей хотелось кружиться от счастья. Как она ловко обтяпала это дельце! Через полчаса она все расскажет Петяевой, и та непременно похвалит её за артистизм и находчивость. "Никуда теперь не денется, влюбится и женится" - думая о Кантоне, чуть слышно пропела Клякса слова из когда-то известного ей шлягера и направилась к выходу, где, проявляя нетерпение, её поджидал молоденький сержант. Он издалека заметил её и восторженно смотрел на Кляксу, видимо, все-таки надеясь договориться о свидании.
Но кто-то неожиданно взял Светку под руку. Она обернулась и увидела Пантова.
- Вы?
- А ты разве не ко мне пришла?
Она смотрела на него широко открытыми глазами, лихорадочно соображая, как объяснить свое появление в этом высокопоставленном здании. Не палить же правду-матку о том, что у неё несколько минут назад состоялся душеспасительный разговор с помощницей депутата, которая посягнула на её личную собственность.
- К вам, - наконец, решилась Светка сыграть ещё одну театральную роль.
- Но как же ты сюда прошла без моего разрешения?
Она кивнула в сторону сержанта, который теперь тревожно наблюдал за ними.
- Он меня пропустил. Я его очень-очень попросила.
- Ах ты моя искусительница! Но я так рад тебя видеть. Ну, пошли, пошли в мои апартаменты.
Он, не ожидая согласия, повлек её за собой. "Только бы не встретиться с Пряхиной!" - подумала Марутаева, когда двери лифта захлопнулись, и Пантов нажал на кнопку этажа, на котором несколько минут назад уже побывала Клякса. Но на этот раз ей не повезло, и когда кабина остановилась, они нос к носу столкнулись с помощницей депутата Сердюкова. Увидев бывшую гостью в присутствии Пантова, Леночка в удивлении приподняла брови, и Светка прочитала в её взгляде немой вопрос: уж не жаловаться ли решила невеста Кантоны?
Они разминулись, не сказав ни слова друг другу. Пантов, по-прежнему не выпуская руку Кляксы, тащил её в сторону своего кабинета. Они вошли, и в углу за компьютерным столиком она увидела Вована, который так не по-джентельменски обошелся с ней в доме отдыха. Они встретились взглядами, и она не могла не увидеть, как на лице обидчика заиграла пренебрежительная улыбочка. Пантов не заметил, а скорее почувствовал испуг Светки и неприязнь к ней своего помощника, которыми они обменялись, разглядывая друг друга. Еще одна нелепейшая ситуация, но на выручку пришел Пантов.