Пантов, как показалось милиционеру, неожиданно оживился.
- Чей образ?
- Она упоминала какую-то Матерь Божию.
- А вы сами-то икону видели?
- Я, Михаил Петрович, в этом деле полный профан. Сам не верующий и иконы меня не интересовали. А вы, я так понимаю, разбираетесь в иконной живописи?
Пантов небрежно бросил взгляд на майора. Ему даже показалось, что этот сыщик что-то знает о его былом прошлом. По крайней мере, Пантов решил не изображать из себя такого же профана с головой для того, чтобы носить фуражку, понимая, что если даже милиционер и слышал карем уха о его давних увлечениях, то было бы неразумно отрицать свои познания в антикварном деле.
- Когда-то увлекался с большим интересом, - как бы нехотя ответил он на вопрос майора и добавил, - Если удастся разыскать икону, могу оказать услуги консультанта. Я ведь так понимаю: чем древнее икона, тем больший срок получат преступники за её похищение…
- Конечно, - согласно кивнул начальник отделения, - Произведение искусства, национальное достояние. Пусть даже в частной коллекции. Да ещё грабеж с применением оружия. По полной программе получат. И грабители и наводчики.
- Ну, все, - встав с кресла, подвел итог Пантов, - Надо ещё пикетчиков навестить.
Милиционер взял фуражку со стола.
- Я с вами, Михаил Петрович, мало ли что?
- У вас что, других дел мало? Тем более, я своих избирателей не боюсь, - стараясь показать свою смелость и бесстрашие, отозвался на предложение Пантов.
- Всякое случается, - как бы самому себе ответил майор и направился к выходу.
Забастовочный лагерь, стихийно переместившийся из областного центра на центральную площадь Марфино, напоминал индейское стойбище. Несмотря на жару, в центре площади горел костер, к которому то и дело подходили распаренные люди в одних плавках и подкладывали бытовой мусор. В огонь летели полиэтиленовые бутылки, ботва от моркови и редиса, какое-то грязное тряпье. Но как ни старались пикетчики поддерживать около своих "вигвамов" и под которыми они прятались от дождя, чистоту, все-таки площадь была усеяна всяким хламом. На асфальте и на газонах валялись бутылочные осколки, разбитые вдребезги защитные каски, куски марли и бинтов, бумаги и картона, обрывки игральных карт, очистки от печеной картошки.
Одна группа пикетчиков, производившая впечатление умиротворенности, размещалась в самом центре. Люди вяло переговаривались между собой. Исцарапанные от частого стука об асфальт и наполненные водой каски лежали рядом. Некоторые пикетчики мочили в воде куски тряпья и прикладывали к голове. По их опухшим лицам Пантов понял, что это и есть его избиратели, которые, как успел ему подсказать сопровождающий майор, накануне перебрали лишнего и теперь сидели в ожидании новых подарков в пол-литровых бутылках.
Еще десятка три человек стояли в стороне и о чем-то живо дискутировали. По их свежим масляным пятнах на робах, можно было угадать, что они совсем недавно покинули рабочие места и пришли на площадь.
- Это сердюковцы, - кивнул в их сторону начальник отделения.
Увидав кандидата в депутаты, обе группы тут же окружили Пантова. Одни радостно приветствовали появление своего кумира, другие стояли молча и выжидающе разглядывали его парадную наружность.
- Приветствую вас, господа рабочие, - громко произнес Пантов и расплылся в улыбке. Далее из его уст последовала штампованная фраза, - Вот приехал к вам, чтобы поинтересоваться, как идут дела?
- Ура! - закричали опухшие и раздетые до плавок и на дежурную фразу ответили дежурным лозунгом, - Вместе мы - сила, поодиночке - могила! Даешь зарплату! Даешь человеческие условия для рабочей жизни!
Пантов поднял руку вверх.
- Я понимаю ваш протест, друзья. В таких условиях, действительно, стало жить невыносимо. Но я приехал к вам не с пустыми руками…
- Тогда наливай скорее, - раздался смелый выкрик, который сразу же был поддержан одобрительным гудением толпы.
Пантов не обратил на запрос наглеца внимания и повторил:
- …Но я приехал к вам не с пустыми руками. Я привез вам зарплату. Деньги уже поступили на счета ваших предприятий.
- Ура! - в один голос обрадовались пикетчики и проскандировали новый лозунг, - Мы не просим чужое, мы просим свое!
- Правда, мне удалось выбить для вас деньги пока только за один месяц. Но могу вас заверить, что лед тронулся. Если вы окажете мне доверие и я буду избран на новый срок, то обещаю, что зарплату впредь вы будете получать регулярно.
- Разрешите задать вопрос? - вдруг услышал он голос из стана тех, кто был в робах.
- Конечно! - ответил он и постарался отыскать глазами посмевшего перебить его.
Перед ним стоял пожилой рабочий.
- Моя фамилия Теляшин. И я являюсь председателем профсоюзного комитета водников.
- Самозванец он! - в разнобой закричала толпа раздетых, - Никто его не выбирал. И нет у нас никакого комитета. Комитет здесь, среди тех, кто днюет и ночует на площади!
- Тихо! - постарался успокоить разбушевавшихся рабочих Пантов, - Дайте сказать товарищу.
- К сожалению, я вам не товарищ, - с вызовом ответил Теляшин, - Мы из другого стана. Так сказать, вражеского. Из тех, кто отказывается пить дармовую водку, которую так регулярно привозят вместо зарплаты. А спросить я вас хотел вот о чем. Даже если, как вы заявляете, мы начнем получать свои деньги, то много ли мы на них разживемся? В то время как по стране средний заработок составляет уже больше тысячи рублей, мы, водники, не получаем и трехсот. Скажите, разве это зарплата?
Пантов сдержал гнев и постарался быть как можно спокойнее.
- Зарплата несомненно увеличится. Я и фракция моих единомышленников по думе давно выносим на заседаниях проект о приватизации водообъектов. Как только он будет утвержден, вы даже не предполагаете, насколько увеличится ваши оклады.
- И кто же будет владельцем водообъектов? Не тот ли самый француз, который на днях посещал Марфино?
- Отчасти он. А отчасти - область. Никто не собирается продавать вас в рабство. Наоборот, наша фракция мечтает, чтобы все водные производства были модернизированы. Поднимется производительность, а значит увеличится и заработок.
- А нельзя ли сделать так, чтобы сами рабочие стали владельцами водообъектов?
Пантов небрежно махнул рукой в сторону Теляшина.
- Такое уже было. Кухарки становились командирами, руководили производствами, а коммунизм так и не построили и к светлому будущему народ не привели.
- Но и государство в одночасье не разворовали, - парировал Теляшин. - И зарплату нам не задерживали.
- Вы что же, выступаете против нынешней власти? Хотите третьей мировой войны?
- Напротив. Мы не призываем ни к каким силовым действиям. Мы люди православные, во всем с Богом советуемся. Но хотим, чтобы одна половина акций принадлежала рабочим водообъектов, а другая государству.
- А на какие шиши будете проводить реконструкцию? Насосные станции на ладан дышат!
- Дайте кредит и мы его отработаем. В любом случае будут ли командовать водообъектами французы или отечественные директора, администрация области заинтересована в стабильной их работе. А чем мы хуже иностранцев?
- В том, что те сразу готовы расплатиться валютой. А оправдает ли себя кредит - бабушка надвое сказала…
- Вот видите, - подвел итог дискуссии Теляшин, - Вы нам не верите. Так почему же мы должны за вас голосовать?
- Кончай базар! - закричали раздетые, - Мы вам верим, Михаил Петрович, и во всем на вас полагаемся. Подходите к нашему столу, посидим за чашкой чая.
Пантов поймал на себе насмешливый взгляд старого водника, который переиграл его и за которым осталось последнее слово. Он, Пантов, готов был бы ещё поспорить, но время его поджимало: сборщики подписей уже четверть часа ждали назначенной встречи. Да и Теляшин, как видно, не желал больше с ним разговаривать. Развернулся и пошел с площади, увлекая за собой товарищей.
Пантов оглянулся, выискивая за собой Вована. Тот стоял на подножке джипа и ожидал команды.
- Чаи, господа, будем с вами распивать после выборов. К сожалению, сегодня я с вами посидеть не смогу - ещё несколько встреч запланировано, - поклонился народу Пантов, - Но про угощение - не забыл.
Он демонстративно щелкнул пальцами и Вован вытащил из джипа ящик с водкой. Толпа заулюлюкала от радости. Пантов, не обнаружив возле себя начальника милиции, обрадовался и направился к машине.
Майор, понурив голову, вслед за группой Теляшина шел в сторону своего штаба - отделения милиции. Ему нужно было позаботиться об усилении вечерних нарядов. Наступающему вечеру предстояло стать незабываемым.
4
После вечернего заседания в думе, когда в очередной раз, невзирая ни на угрозы, ни на обещания губернатора открыть парламентариям дополнительное финансирование, большинство депутатов даже отказались выносить проект о приватизации водообъектов на голосование, Хоттабыч попросил Сердюкова задержаться и пройти с ним в кабинет.
Сердюков прекрасно понимал, на какую тему пойдет у него разговор со спикером. И когда вошел в апартаменты Хоттабыча и расположился в кресле, председатель думы кинул перед ним газету.
- Надеюсь уже ознакомился с репликой в свой адрес?
Сердюков отодвинул газету в сторону.
- Ну как же, читали. Всей семьей. Очень забавная заметка. И самое главное - очень правдивая. Ни убавить, ни прибавить.
Хоттабыч, недовольный ироничным тоном, насупился:
- Послушай, Виктор, я ведь тебя не в комнату смеха пригласил. Мы давно знаем друг друга, мне твоя судьба, как старого товарища, далеко небезразлична. Неужели у тебя с Пряхиной все так серьезно?
- Серьезней не бывает, Саша.
Хоттабыч забарабанил пальцами по столу.
- Ты сам-то из этой ситуации какой-нибудь выход видишь?
Сердюков пожал плечами:
- Какой здесь может быть выход? Сердцу, как говорят, не прикажешь…
- В наши-то с тобой годы, Витя, надо полагаться не на сердце, а на серое вещество в голове. Неужели сам не понимаешь, что выглядишь нелепым? Когда люди влюбляются в далеко не молодые годы они всегда выглядят смешными…
- Я так тоже раньше думал. А теперь совсем другого мнения. Некоторые люди, которые в глазах окружающих выглядят как старики, в действительности могут любить не меньше, а даже больше, чем молодые. А выглядят они нелепо со своей любовью только потому, что боятся показаться смешными в чьих-то глазах.
Сердюков хотел верить в свои слова, но неожиданно вспомнил, как совсем ещё недавно они вместе с Леночкой ехали в троллейбусе. Когда водитель неожиданно затормозил, Сердюков потерял равновесие и чуть было не упал на сидящую девушку. Она долго глядела в его лицо, а потом поднялась и вежливо предложила освободившееся место. Он был готов сгореть со стыда.
- А ты оказывается ещё и философ? - впервые за все время разговора грустно улыбнулся Хоттабыч, - Впрочем, мне, наверное, тебя не понять. Ты ведь почти на десять лет моложе. Скорее всего я превратился в старого брюзгу. Знаешь, что я понял? В пятьдесят ты начинаешь смертельно уставать от окружающего мира, а когда дело близится к пенсии, мир смертельно устает от тебя.
- Может быть, - согласился Сердюков, - Всегда больно наблюдать, как стареют твои друзья и близкие…
- И жены, - добавил Хоттабыч.
- Ты прав. Жены в особенности. - Ответил он и вопросительно посмотрел на спикера, - Она приходила жаловаться?
- Приходила.
- Как в старые партийные времена. - Он набрал в грудь воздуха и поежился.
- Только она на тебя не жаловалась и ни в чем не обвиняла. Она просила, чтобы я, как старый товарищ, поговорил с тобой. Она готова все забыть.
- Вот и поговорили.
- И к чему пришли?
Сердюков снова пожал плечами.
- Знаешь, Саша, как и все мы, я, может быть, неплохой советчик другим. Но только не самому себе. И, действительно, не представляю, как поступают в таких случаях. Я уже задавался вопросом и пытался как-то все выяснить: что я жду от этих отношений и чего хочет от них Пряхина? Не полный ведь дурак, понимаю, что главная проблема большинства служебных романов в том и состоит, что они происходят между одинокой, как правило, молодой и привлекательной женщиной и женатым мужиком…
- И любовница надеется на то, что партнер в конце концов разведется и женится на ней. Увы, но истории про золушек бывают только в сказках.
- Но я хочу, чтобы он вышла за меня замуж! - воскликнул Сердюков.
- Тогда форсируй события! Иначе тебя не оставят в покое и при каждом удобном случае, все будут тыкать пальцем в твою персону. А выборы уже на носу. И победить на них, обладая репутацией Дон Жуана, совсем не просто. И мне бы не хотелось терять в парламенте человека из своей обоймы.
- Легко сказать - форсируй. Развод и женитьба - дело не скорое. И все это время наша пресса будет только подогревать страсти. Из пальца тут ничего высасывать не надо. Тем более, этот Агейко меня уже достал. - Сердюков схватил газету и с отвращением снова бросил её на стол, - Каждый мой шаг описывает. В постель заглядывает!
Хоттабыч вдруг по-дружески улыбнулся и постарался успокоить разгневанного товарища.
- Ну, не раздувай из мухи слона. Не такая уж ты и значимая фигура. Вот в Америке самого президента уличили в порочных связях с сотрудницей. И простили. Потому что человек - хороший. Народ, знаешь ли, воровства и предательства простить не сможет, а интрижки его даже забавляют. У нас уникальный, Витя, народ. И очень сердобольный, готовый в любую минуту взять под свою защиту того, кто незаслуженно пострадал. И тот же самый Агейко - он тоже наш народ. Ты поговорил бы с ним по душам и, я в этом уверен, он бы все понял.
- Не смеши меня, Александр Серафимович. Агейко нашего брата депутата готов со света сжить. Что ни статья - то какая-нибудь похабщина в наш адрес.
- Не каждого из депутатов, Виктор. Поверь мне. Я хорошо знаю Юрия уже много лет. Жизнь его сильно обижает и трясет. Но это очень справедливый человек. И кристально честный. Может быть, именно поэтому ему и не везет. - Хоттабыч потянулся к телефону, - Хочешь я сейчас позвоню ему и мы договоримся о встрече? Выпьем по рюмке коньяка и, я уверен, что вы найдете общий язык.
Сердюков в раздумье помолчал.
- Ты уверен, что эта встреча никому не навредит? Ни тебе, ни мне, ни парламенту в целом, наконец? А то обернется так, что мы его специально к себе примагничиваем, чтобы всучить взятку за свои грехи.
- Не беспокойся. Взяток он не берет. Отчего и сурово пострадал в свое время. Одно могу пока тебе сказать: Юрка уже несколько лет неравнодушен к моей дочери. Только она лягается. Мне, как отцу, казалось бы, надо занимать её сторону. Я, впрочем, так и делал. А теперь понял: Эдита и мизинца его не стоит. Да, он бывает несдержан, вспыльчив, но только в силу своего благородства и порядочности.
Сердюков иронично улыбнулся:
- Ты ему такую характеристику нарисовал, словно собираешься уступить свое место в парламенте. А он, не считаясь с твоим благожелательным расположением к нему, тебя же в своих статьях и прикладывает.
- Что касается места спикера, то, если б появилась такая возможность - уступил бы не раздумывая. Только его депутатская стезя нисколько не привлекает. А то, что в газете прикладывает - правильно делает. Иногда стоит посмотреть на себя со стороны. Но открою ещё один секрет: Агейко знает о каждом из нас гораздо больше, чем мы сами друг о друге. И если бы он все это выложил на газетной полосе, то статья бы произвела эффект разорвавшейся бомбы.
- Что же не выкладывает, если такой честный?
- Рано еще. - Хоттабыч положил локти на стол и, закрыв ладонями подбородок, несколько секунд раздумывал о чем-то своем, - Я его сам умолял повременить. Потому что жалко не тех подонков, которые работают среди нас, а его самого. Юрку просто ликвидируют, чтобы избавиться от столь информированного свидетеля. Угроза уже поступила. На прошлой неделе я его вытащил из-за решетки. В казино его спровоцировали на драку.
- Это было связано с готовящимся законом об игральных заведениях? - почему-то поинтересовался Сердюков.
- Нет, Витя, это было связано с приватизационной возней за обладание водообъектами области. Ну что, договариваться о встрече?
- Пожалуй, я был бы не против.
Он вышел от Хоттабыча и направился по коридору к выходу. Задумался и не заметил, как за рукав его одернул какой-то мужик. Сердюков остановился и оглядел несуразный наряд незнакомца. Тот был в длинном брезентовом плаще, на голове сидела голубая бейсболка с длинным козырьком и надписью "Чикаго булз". На плече он двумя руками поддерживал мешок.
- Вы депутат? - спросил он.
- Пока да! - ответил Сердюков.
- Я принес для вашего буфета целый мешок отличного индийского чая.
- А я причем? - удивился Сердюков.
- Распорядитесь, чтобы у меня его купили. У вас в буфете и столовой чая нет, а заведующая столовой закупать не хочет.
- Но я же не директор пищеблока!
- Но вы ведь депутат… пока!
Сердюков, ни слова не говоря в ответ, скорым шагом направился к выходу. Мужик с мешком семенил за ним.
- Чего вам стоит, товарищ депутат, распорядитесь! Они вас послушаются.
Сердюков остановился возле туалетной комнаты, взялся за ручку двери:
- Извините, господин хороший, мне по нужде нужно.
- Справляйтесь, справляйтесь, - понимающе заулыбался и согласно закивал мужик, - Я вас подожду.
Сердюков зашел в туалетную комнату и присел на подоконник, решив на время спрятаться от назойливого просителя.
Стараясь чем-то занять себя, он вытащил из держателя несколько клочков плотной бумаги и усмехнулся: никогда не думал, что в стенах думы можно использовать разработки и проекты законов не по прямому назначению. Хотя, почему не по прямому? Он читал обрывки фраз и бросал листочки обратно в держатель. "Вся биологическая субстанция, проживающая в нашей области…" Он вспомнил о так и не доработанном законе об охране окружающей среды. Надо же! Каким образом эта бумажка могла попасть в туалетную комнату из кабинета экологической фракции, которую он и возглавлял? Ему стало неловко за своих коллег и он с двойной энергией, стал листать клочки бумаг дальше. Обнаружив разорванные проекты по военнослужащим, по бюджету, по компенсации пенсионных вкладов, а также данные по голосованию, он успокоился. Не только в его фракции с отработанными бумагами поступали соответствующим образом.
Прошло четверть часа. Он спрыгнул с подоконника и вышел в коридор. Мужик в брезентовом плаще и бейсболке сидел на мешке. Увидев Сердюкова он по-товарищески заулыбался.
- Вот видите, товарищ депутат, как вас пробрало. А если бы попили крепкого чайку, то хворь бы как рукой сняло.
Сердюков вдруг расхохотался и как мальчишка со всех ног бросился к лестнице…