А Филя не мучился: партитура была разыграна в самом лучшем виде. И сейчас Сева с Володькой наверняка уже подъезжают к "Глории", чтобы рассказать Денису Андреевичу, какой веселый спектакль был только что разыгран во дворе у старого Ираклия. Которого, кстати, предупредили, чтоб он не высовывался, сидел молча, ни на что не реагировал и к никому не кидался на помощь со своими мясниками. Ираклий, свой человек, все понял правильно.
Разговор получался интересный. Когда Кротов убедился, что в определенной степени завоевал доверие Осинцева, если этот человек вообще обладал способностью кому-нибудь верить, Алексей Петрович решил некоторым образом взять быка за рога.
Словно невзначай, посетовал по поводу такой странной, непонятной и трагической гибели Инны Александровны, которую, оказывается, знал довольно неплохо. Точнее, даже и не столько сам, сколько его жена – тоже, кстати, Инна Александровна, но – Полонская…
Борис тут же уверенно закивал: уж эта фамилия была ему хорошо известна! Значит, "строительная фея", как ее почтительно именуют в некоторых высоких кругах, и есть супруга уважаемого?.. Ну надо же, как тесен мир!
Словом, отношения были установлены. И соболезнования Кротова, хоть уже и не мужу, но все же не постороннему человеку, были Осинцевым восприняты нормально.
Он в свою очередь как бы походя поинтересовался, чем, собственно, вызван интерес Кротова к делу двухлетней давности? Алексей Петрович спокойно ответил, что именно это дело и явилось сегодня причиной их встречи. Далеко не случайной.
– Но проигрыш честный! – тут же остановил Кротов настороженного Осинцева, у которого, кажется, возникли не совсем те мысли, которые устраивали бы Алексея Петровича в данный момент. – Я хочу быть с вами, Борис Аркадьевич, абсолютно искренним. Дело действительно серьезное. И надо обсудить некоторые его аспекты не в официальном порядке, а сугубо приватно. Без посторонних.
– Да я слушаю… – Осинцев даже как-то поскучнел. Наверняка эта тема была ему неприятна.
– Возник ряд попутных вопросов, ответы на которые могли бы дать, если бы, естественно, захотели, только вы.
– Но вам-то что за интерес? – с пренебрежительной интонацией спросил Осинцев. – Вы ведь бизнесмен, как я понимаю, а не сыщик?
– Будет правильнее сказать – и то, и другое, Борис Аркадьевич. Более того, мне доводилось в прежние времена служить и в безопасности, и в милиции. Так что круг интересов, как вы можете себе представить, довольно широкий. Но лично мне не хотелось бы лишний раз вызывать у вас неприятные воспоминания, а потому я и выбрал вариант для разговора, скажем так, дружеский. Если вы не против?
– Да уж чего теперь, – скучно отозвался Осинцев. – А на самом деле вы все-таки кто?
– Будет правильно назваться одним из тех, кто взялся отыскать истинного убийцу Инны Александровны, а заодно и тех, кто организовал и заказал сие варварство. Но не пугайтесь, уж вас-то никто не собирается подозревать. Ни в коем случае! Так вы не будете возражать, если я кое о чем все-таки поспрашиваю вас?
– Такой ужин, ей-богу, взяли и испортили!
Кротов захохотал. Даже слезы стал вытирать носовым платком. Осинцев посмотрел на него, помолчал и сам рассмеялся.
– Действительно, черт знает что! – продолжал веселиться Кротов. – Но вы должны простить меня, Борис Аркадьевич, что поделаешь? Не я расследую это дело, но меня очень просили помочь. Причем просили хорошие люди, которых я глубоко уважаю. И я пообещал. Разве в этом есть что-то недостойное?
– Да не об этом я… – Осинцев слабо махнул рукой. – Просто, честное слово, надоело все… Понимаете, мы… ну я и Марина, вернулись в эту проклятую квартиру. Я не хотел, но она настояла. Понравилось ей там, что ли, кто знает. Вот и живем, но все время словно что-то гнетет. Я уже сто разных вариантов предлагал, а она не приняла ни одного. Шлея, понимаете?
– Бывает. Попадет под это самое место, и хоть ты тресни! Сочувствую… Но мои вопросы, в сущности, сводятся вот к чему. Вы не можете вспомнить, не пропало ли что-нибудь из квартиры покойной? Такое, что представляло бы особую ценность?
– Вам нужен ответ?
– Да, потому что может потянуться след к убийце.
– Ну я не думаю, что вы так запросто отыщете, например, следы трехсот тысяч баксов, которое ушли со счета Инны в неизвестном направлении где-то за месяц до ее такой идиотской гибели… Отравить крысиным ядом! Это прямо что-то из Медичи!
– А денежный вопрос тогда не поднимался? Не помните?
– Возможно, он отмечен в материалах дела. Но беда в том, что деньги она снимала со счета сама. А вот куда после девала, неизвестно. Во всяком случае, следствие этот вопрос как-то не очень интересовал… Был и еще факт, не нашедший вразумительного ответа. Не помню теперь, на втором или на третьем году нашей совместной с Инной жизни, будучи в Италии, я приобрел, по ее просьбе, симпатичное колье. И подарил ей. Дорогое. Она надевала его при мне, кажется, всего пару раз. Очень красивое! А хранила в собственном сейфе, в нашей бывшей спальне. Так вот, это колье тоже исчезло бесследно.
– Но вы заявили о пропаже? Когда шло расследование.
– А что толку? Если его никто, по сути, кроме меня, и не видел! Сейф, кстати, был закрыт. Ключи на месте – там, где лежали всегда. В сейфе находились также ее брюлики, как она их называла, – серьги, пара перстней, брошь с брильянтами и большим, на два карата, сапфиром. Эту штучку я ей привез из Швейцарии. Так вот эта хренотень оказалась в сейфе. Нетронутой. Отсюда и вывод.
– Какой же?
– Умный, Алексей Петрович. Как и вся наша правоохранительная система. "Мне показалось"! Верите?
– А почему я должен вам не верить?
– А вот они заявили, что, поскольку нет доказательств существования сего ожерелья, поскольку нет свидетелей и нет никаких вещественных следов ни в сейфе, ни вообще в квартире, хотя я не очень понимаю, что это такое, то и базара нет.
– Так и сказали?
– Ну, может, я немного утрирую, однако… в этом смысле.
– А что, действительно никаких следов не осталось? Наверняка ваше ожерелье, если оно очень дорогое…
– Пятьсот тысяч баксов.
– Ничего себе! Так об этой покупке просто обязаны помнить те, кто вам его продал в Италии. Затем, должны были остаться бирочка с указанной ценой, сертификат на изделие и прочее. Где это все?
– Откуда я знаю? Мне-то зачем было хранить весь этот хлам?
– Тоже верно. А дома искали?
– Когда я появился в своей старой квартире, это уже после похорон Инны, там все было перевернуто с ног на голову. Что искали и что нашли, знают лишь те, кто занимался обыском. Но опять-таки в протоколе обыска ничего существенного. И ни слова о деньгах, будто их и не было, и тем более – об ожерелье.
– Оно вполне может еще где-то всплыть. Вы бы узнали его?
– А зачем я? Вы правильно заметили, есть фирма. Наверняка остались фотографические изображения изделия. Если надо…
– Это было бы очень хорошо. Но мы еще поговорим на эту тему… А теперь, Борис Аркадьевич, я хочу задать вам самый, может быть, неприятный вопрос. Что вы можете рассказать о характере Инны Александровны? По-человечески. По-родственному, вы ведь лет пять-то прожили вместе?
– Знаете, по этому поводу я, пожалуй, попробую отделаться хорошим анекдотом. Но вам станет ясно многое. В том числе, возможно, и причина нашего скоропалительного развода. Хотите?
– Конечно. Если у вас мой вопрос не вызвал резко отрицательных эмоций.
– Вызвал, ну и что? Но вы, похоже, нормальный мужик и способны меня понять. Так слушайте… У одного пожилого еврея умерла жена. Собрались друзья на поминки. Вот один говорит, что покойная Рива была замечательной женой… "Да-да, что вы знаете!" – реагирует вдовец. Другой говорит, что она была замечательной матерью своих многочисленных детей. У вдовца та же реакция: "Да-да, что вы знаете!" Третий уверен, что она была уникальной хозяйкой, четвертый – удивительно гостеприимной, пятый… шестой… А вдовец все повторяет как попугай одно и то же: "Да-да… что вы знаете!" Наконец последний, самый старый и мудрый сказал: "Хаим, вот мы тут вспоминаем твою покойницу, а ты повторяешь одно и то же. Хаим, конечно, мы все вместе знаем о ней меньше, чем ты один. Так скажи нам о том, чего мы точно не знаем про Риву!" И он ответил: "Друзья мои, это была такая сволочь!" Вам нужны дополнения, Алексей Петрович? – грустно усмехнулся Осинцев.
– Отнюдь, – ответил Кротов. – И это мне кое-что подсказывает. Но… выводы окончательные делать пока рано. Я благодарю вас, Борис Аркадьевич, за превосходный вечер. Надеюсь еще встретиться и при более приятных обстоятельствах.
– Пообещайте одно: хоть немного держите меня в курсе, ладно?
– Искренне обещаю…
– Их там было двое, – сказал Валера. – И я их видел, но…
– Что-то помешало сказать правду следователю? – спросил Самохин.
– Вот именно. Но в тот вечер пришли двое, а вот ушел только один. Второй остался у нее.
– Раньше ты его видел, этого второго?
– А как же! Вот и тетка его тоже знает. Да, теть Поль?
– Да видела… басурмана… – поморщилась Полина Ивановна. – В последние дни он зачастил бывать-то. И сама все: ах, Гриша! Чего не звонил? Почему – то, почему не это? Балаболка! Вот и довела до беды…
– Вас следователь об этом допрашивал?
– Так чего допрашивать-то? Я и сама им сказала, когда спросили, кто в доме бывал. Фамилий-то я не знаю, не интересовалась, а как зовут сказала. Гриша, мол. А вот второго-то я ни разу в ее доме не видала, и откуда взялся, тоже не ведаю. А оно вон как вышло!
– Значит, сказали вы про Григория, назвали его имя, а следователь – он что?
– А я почем знаю? Наше дело какое? Вот то-то и оно! Он говорит: раз в тот день, мол, Гриши тут не было, так и болтать нечего.
– А ты, Валера, говорил о двоих?
– Я-то говорил, да что толку? Опиши, говорит, подробно? А как я его могу описать? Да они оба похожи были. Что один, что второй. Этот, который Григорий, он в последнее время тогда стал часто у хозяйки бывать, тетка правду говорит. Раньше-то все я, когда случалась нужда, помогал ей. Я машину еще в армии водить научился. А теперь ее обычно возил этот Григорий, здоровый такой парень, я так думаю, что он из братвы какой-нибудь. Такому обменные пункты брать, а не сумки за этой… таскать. Так вот и говорил, а Мансуров только рукой махнул – и все.
– Слышь, Валера, а может, у этого Григория с Инной-то Александровной чего было? Любовь там, а? Или просто так, для здоровья?
– Да откуда! – Он небрежно отмахнулся. – У нее же тот старик уже был на примете! Который из мэрии. Хоть и старый дядечка, а еще, видать, ничего! Крепенький старичок! Бодрый! Сам машину водил. Вот с ним у нее, наверно, и была любовь, так она смотрела на него.
– А как?
– Ну… как! Как на жениха! – Валера вдруг рассмеялся, видно что-то вспомнив из прошлого.
– А скажи-ка мне вот что, – остановил его Самохин. – Григорий, он что же, в тот вечер вообще так и не выходил, да?
Валера посмотрел на него с некоторым сомнением, будто раздумывал, стоит ли говорить, потом вздохнул и как бы решился:
– Да тут такое дело… Я, после того как теть Поля вызвала милицию, все никак не мог понять, куда ж он девался. Ведь был, я точно помню. И дежурил как раз я в тот день. И по времени все сходилось к тому, что отравили хозяйку вечером. Или ночью. А нашла вот она, теть Поля, только утром. Кабы пораньше, может, и жива осталась бы… Не знаю. Но я думал и потом решил посмотреть, что у нас да как. Наверх поднялся, к чердаку, а там люк на технический этаж открыт. Ну в смысле замка нет. А он всегда висел, мы его регулярно проверяли. А тут нет, и все. Я в люк залез, прошелся туда-сюда, гляжу, с соседним люком, из третьего подъезда, ну та же история. И видно, что его недавно открывали. Пыль стерта, а кругом все в пылище! Убирать-то некому. Да и нужды нет.
– А ты рассказал о своих наблюдениях следователю?
– Так он и послушал меня! Да они же сразу стали мне дело паять! Отпечатки пальцев взяли, чего-то там проверили и заявили, что в квартире убитой найдены мои следы, ну отпечатки то есть. И – на Петровку!
– Но ты все-таки говорил о Грише?
– А чего было делать? Говори – не говори, какой толк? Они мне там такое устроили!.. – Валера нахмурился и опустил голову.
– Что именно?
– А то вы не знаете?! – вдруг вспылил парень. – Такую прессуху показали…
– Для чего? Ты разве говорил неправду?
– А им, что ли, моя правда была нужна, да? А зачем они тогда суку ту ко мне подсадили?
– Что за сука? – спросил Самохин, хотя уже догадался, о ком и о чем, о каких следственных действиях идет речь. – Ты в общей камере сидел?
– Сначала – да. А потом перевели в одиночку. Чтоб думал лучше! И скоро тот мужик появился. Советчик хренов… Это ж он мне и подсказал, на кого надо показания дать. А я… Ладно…
– Вообще-то, Валера, – мягко сказал Самохин, – вот с этого момента я хотел бы, чтоб ты сам записал, как все было.
– Не буду я ничего писать! – чуть не взорвался тот. – Вам надо, вы и пишите!
– Ладно, давай тогда на магнитофон наговаривай.
Николай придвинул к Валере магнитофон:
– Давай представься для записи. Фамилия, имя, отчество, адрес и так далее. Потом я скажу два слова – и начнем запись…
– Ознобихин я. Валерий Владимирович, двадцать шесть лет, по договору с ДЭЗом охраняю второй подъезд в доме пятнадцать… Того мужика, которого подсадили ко мне в Петрах, звали Миша, больше ничего про него сказать не могу. Как познакомились, тут он стал подъезжать ко мне. Он говорил, уже не первый раз парился, поэтому и толковый совет мог дать, как себя с ментами вести, чтоб и они отвязались, и самому целому остаться. Ну я не стал сразу возражать. А потом, когда следователь Мансуров пообещал мне по максимуму определить, тут я подумал, что на хрен мне такая радость? А Миша этот подсказал, как и что надо следаку говорить. Вот тогда я и насчет люка рассказал, и про второго, про Григория этого. Но Мансуров сказал, что я нарочно все путаю, и записывать в протокол не стал. Еще пригрозил, что если я снова начну путать следствие, то он постарается мне накинуть к сроку, который уже обеспечен. А мне что, сильно надо? За чужие грехи париться? И вообще, какой такой срок?! Я что, убивал? Нет, таких доказательств тот следак не имел, я у него проходил как свидетель, а свидетелей не сажают. Это я и сам точно знаю.
– Ну это еще бабка надвое сказала… Бывает, вызовут в качестве свидетеля для дачи показаний, а потом, глядишь, и поехал голубчик с браслетиками на белых ручках…
– Все равно моей вины не было!..
– А кто еще с тобой работал? Допрашивал, улики собирал?
– Майор из уголовки, как он назвался, Лукин фамилия. Мордатый такой, здоровенный, и башка тупая, как у братана какого… Цепь еще на шее носит, с палец толщиной. Он такой же мент, как я… а ладно, ну его теперь! Но я его все равно запомнил!
– Было за что?
– Много чего было… Во, видите? Полчелюсти вставил, в стройбате всякое случалось, а вот целым вернулся, но этот… гад… Ничего, сочтемся когда-нибудь…
– Ты, парень, на себя-то не бери, не надо. Вот тут уж верно, схлопочешь такой срок, что до конца дней хватит. Били, значит?
– А у нас допросы иначе и не проводят! Тебе по морде, ты летишь со стула, тут добавка – по почкам, по печени, снова сажают… Это называется у них мозги прочистить. Всякое было… Как вспомню, так… А ну их!..
– Получается, что ты ничего толком и не знал, а они взялись вышибать из тебя именно те показания, которые были нужны им?
– Точно. Я сперва и сам не понимал зачем. А после двух допросов, когда контролер приволок меня в камеру и сказал, чтоб я больше не рисковал своей жизнью и не падал с лестницы на железный пол, это они так меня отделали, вот тут Миша и стал объяснять, как мне отмотаться от дальнейших побоев и дать показания, которые лично мне не грозят ничем, зато позволят этим гадам ментам быстро закончить дело и передать его в суд. Ну, мол, что на них тоже свои сроки давят, показатели ухудшают и все такое.
– Итак, давай подробнее, что ты показал?
– Чего говорили, то и показал… Ну чего?! Мне сказали, что я видел только одного, а не двоих, которые шли к Инне Александровне и про кого я заявлял раньше. Это они же и про тень на стене придумали… И что в никакие люки я тоже не лазал и ничего не видел. Вот, а потом мне карточку такую дали и сказали, что ее и оставил в квартире убитой сам убийца: выронил, наверно, из кармана, когда чего-то доставал.
– Про карточку поподробней.
– Она, оказывается, из казино была, которое называется "Карусель", это недалеко от дома, на Ямской. Но на ней ничего такого указано не было, только адрес самого заведения.
– Фамилии владельца не было?
– Нет.
– Тогда откуда же они знали, что эта карточка преступника? А не, скажем, хозяйки? Она ведь тоже бывала в том казино?
– И не раз. Но у нее, сказали, имелась своя, именная. А это чужая, значит. Того мужика.
– Интересная логика. Ну ладно, дальше.
– Чего дальше? Велели умыться, домой привезли, чтоб переоделся, и повезли в то казино… Три дня возили, сидел при входе, а они охраняли, чтоб не сбежал. Ну потом я и увидел его…
– Сам узнал?
– Ну как?.. Сперва показали, а потом велели запомнить. Он не один там был, вдвоем пришли. Как раз с тем, кого я тоже на лестнице видел, с Григорием. Но про второго мне велели молчать. А этого… опознать.
– Где и как проводилось опознание?
– А меня после этого опять в камеру сунули, но в общую. Я там и просидел-то всего два дня. В общем, привели к тому следаку, к Мансурову, а в следственном кабинете трое сидят, у стены. И этот, которого я должен был опознать, посредине. Ну я и указал на него. После этого составили протокол, я расписался, а через час меня снова вызвали из камеры к следаку, и он подписал освобождение под подписку о невыезде. Это чтоб я до суда не сбежал. И еще сказал, что если я пасть отворю, то могу сразу заказывать себе похороны по первому разряду.
– Да? Это как же?
– Это когда ты сам дрова для себя в крематорий несешь. Хорошо объяснил. А перед тем как на суд вызвали повесткой и майор Лукин заехал, чтоб у меня, как он сказал, дурных мыслей не возникло слинять, приехал Гриша. Он сразу заявил, чтоб я ваньку не валял, а говорил, что велено. А на лечение – вот зубы вставил и еще осталось – деньжат подкинул.
– Много?
– А какая разница?
– Да мне-то без разницы, и требовать от тебя называть точную цифру ни прав, ни желания нету. А спрашиваю, чтоб знать, за сколько этот парень, которого Гришей зовут, так?
– Ну.
– Так вот, чтоб знать, за сколько тот своего двоюродного братца продал. На будущее. Не хочешь, не говори. Но я бы таких мерзавцев просто душил. Или топил в сортире.
– Но ведь по всему выходило, что убил Инну Александровну именно Андрей.
– Так им надо было. Да и парень сам сознался. Мол, ревность его замучила. Был влюблен, ухаживал, а тут какой-то старик!
– Да фигня все это! Андрея я всего-то и видел один раз. В тот день. А Григорий, тот частенько заезжал к хозяйке. Нет, не знаю, может, что-то у них там и было, он пару раз даже утром уезжал от нее. Мне уже дежурство сдавать, а тут он – бежит по лестнице, насвистывает. И ручкой так: привет, мол!
– А Полина Ивановна его там, у хозяйки, значит, тоже видела?