– Там бригада сейчас, товарищ генерал, из области. А первое сообщение поступило от соседки. Это было… ага, вот записано: в десять тридцать две. Выехала дежурка, сержант Фролов обнаружил труп – на веранде его дома. В смысле – убитого, товарищ генерал. И больше пока ничего. Но вы можете…
– Угу, ладно, сынок, спасибо. Я сам знаю, что могу… – Грязнов положил трубку, тяжелым взглядом окинул сыщиков и закончил: – А чего не могу. Вот так. Убит этот ваш Мансуров, ребятушки. Теперь рассказывайте все. И с деталями. А я буду думать, что делать в этой дерьмовой ситуации…
Позже, в самом конце дня, Вячеслав Иванович, переговорив со своим коллегой из областного управления уголовного розыска, который сегодня вынужден был сам выезжать на труп, ввиду того что жертвой оказался "важняк" из окружной прокуратуры ЦАО, попросил того о небольшом личном одолжении. И вскоре курьер доставил ему копии материалов по только что возбужденному уголовному делу.
Утром, в районе десяти, в Малаховский отдел милиции пришла гражданка Сокольникова Ирина Мартыновна, шестидесяти лет, проживающая по Октябрьской улице, как раз напротив того дома, где, по ее убеждению, и произошло смертоубийство. Жительница поселка настаивала на своей версии, требуя, чтобы на место немедленно выехала милиция.
Дело в том, что на протяжении всей ночи у нее под окнами, точнее, за забором, который примыкал к дому, рычали машины, не давая спать спокойно. Сокольникова выходила на крыльцо и видела, что возле соседа стояли две машины – одна обычная, как все, а другая – большая. На них определенно приехали гости к Паше, соседу, который большой пост в Москве занимает – по судебной части, так считают. Потом одна машина – поменьше которая – уехала. И вроде все успокоилось. Но уже под утро снова зарычала машина и тоже скоро уехала. В начале восьмого Сокольникова вышла во двор – курей кормить – и заметила идущего откуда-то соседа, Пал Борисыча, хотела уж было окликнуть, чтоб поинтересоваться гостями, но тот был будто испуган чем, шел осторожно, оглядываясь, а что самое непонятное, не со стороны станции, а с другого конца, что к шоссе ведет. Зашел он в свой дом, а вскоре опять новая машина зарычала. Из нее выскочили двое незнакомых ей мужиков – молодые, в шапочках, как у этих, которые деньги на рынке у торговцев собирают. И сразу – шмыг оба во двор к Пал Борисычу…
Сокольникова их видела, поскольку как раз из сарая в дом возвращалась. Она бы, может, и не обратила пристального внимания, но скоро услыхала матерные крики, потом вопли, будто бьют человека, ну а скоро все стихло. Она выходить на улицу боялась, больше из окна, из-за занавески, выглядывала, да там много ли увидишь? А потом услыхала, что и эта машина зафырчала да и умчалась туда, откуда приехала, то есть к станции Малаховка. Вот тогда она и решилась выйти, чтобы посмотреть. А как во двор к соседу заглянула, так чуть не обмерла. На веранде увидала ноги лежащего человека. Самого-то видно не было, а ноги торчали. Больше глядеть и не стала, а сразу засобиралась на станцию, чтоб заявить в милицию.
Ну а дальше дежурная группа в составе сержанта и водителя милицейского автомобиля марки "УАЗ" привезла гражданку Сокольникову к указанному ею дому, где и был обнаружен труп гражданина Мансурова. При этом на теле лежащего мужчины были явственно видны следы издевательства и, возможно, пыток. Почему труп оказался на веранде, а не в доме, определить трудно. Может быть, тело хотели транспортировать куда-то, но не стали по причине того, что во дворе было уже светло и убийц могли спугнуть неизвестные прохожие.
Сотрудник милиции, записывавший показания Сокольниковой, похоже, обладал определенным литературным даром. Эмоционально записывал. Но как бы там ни было на самом деле, зафиксированная схема достаточно точно ложилась на картину, нарисованную сыщиками из "Глории", а также на ту воображаемую, которая могла возникнуть уже после их отъезда. Что, к сожалению, и требовалось доказать…
Вячеслав Иванович отпустил Дениса и его сыщиков, сказав, что должен сам обдумать ситуацию, а им велел не разбегаться пока по делам. Возможно, придется еще раз встретиться. После чего углубился в документы.
Предварительное судебно-медицинское обследование трупа подтвердило, что Мансурова пытали. Вероятно, предположил Вячеслав Иванович, чтобы узнать у следователя о судьбе троих пропавших подельников. Но это могло быть и не главным. Многочисленные глубокие порезы на теле Мансурова, пятна крови на полу, на стуле и скатерти, где валялся и окровавленный столовый нож, прямо указывали, что оставлять в живых свою жертву преступники не собирались. Так каков же окончательный вывод?
Много здесь еще было непонятного, но в главном все, пожалуй, сходилось к одному: следователь Мансуров, оставаясь живым, представлял бы определенную опасность для тех, кто не желал пересмотра уголовного дела, которым занимался Гордеев. И Мансурова убрали бы все равно. Если первый экипаж ошибся, благодаря исключительно вмешательству Голованова с Демидовым, то второй действовал наверняка. Видно, не добившись ответа от Котла с его командой, их главный решил повторить акцию по устранению. Но поскольку события развивались стремительно, а бандитам требовался лишь сам следователь, вполне вероятно, что судьба подельников их не интересовала. Они могли даже и не знать, что те уже горели синим пламенем. И это обстоятельство указывает на то, что поджог машины с тремя пассажирами внутри не бандитская разборка, на чем настаивают коллеги из областной уголовки, а конкретная акция, проведенная, скорее всего, следователем Мансуровым.
Дальнейшее изучение описания вещдоков, обнаруженных на даче, подтвердило версию Грязнова. В доме потерпевшего был обнаружен большой пакет, в котором находились туго свернутая куртка из синтетического материала и ношеные, но совсем еще не старые брюки, которые недавно должно быть надевали – брючины внизу были влажными. Но не в том суть! Оба предмета одежды источали сильный бензиновый запах.
Вот тебе и вся логика, подумал Вячеслав Иванович. Значит, бандиты и не собирались заниматься разгадкой тайны пропажи приятелей, им иное требовалось от Мансурова. Что – пока вопрос. Но они либо узнали, либо нет. Однако в обоих случаях его судьба была бы решена аналогичным образом.
Если это действительно так, то, возможно, нет острой необходимости привлекать к расследованию преступления в качестве свидетелей сотрудников "Глории", чего Вячеславу Ивановичу и самому очень не хотелось. Все-таки агентство частное, начнутся следственные действия, возникнет тысяча вопросов: зачем да почему и так далее, обнаружатся нелепые подозрения, начнут склонять имена всех причастных к этому охранному агентству, и его, Грязнова, в том числе, а это надо? Совсем лишнее. Тем более что к гибели следователя Мансурова ни Голованов, ни Демидов никакого отношения не имеют. Напрямую. Косвенно – может быть. Но это надо еще доказывать. А вообще говоря, такое же, косвенное, отношение мы также имеем буквально ко всему, что происходит вокруг нас, чему могли оказаться совершенно случайными свидетелями…
Но ребятам обязательно следует иметь в виду, что в деле, которым занимается Гордеев, начали убирать, причем не стесняясь, действующих лиц. А затем, вполне вероятно, возьмутся и за свидетелей. Об этом прежде всего и надо думать.
Придя к такому выводу, Вячеслав Иванович сам теперь позвонил в "Глорию" и сказал Денису, чтобы ожидали: есть у него для них кое-что. О чем необходимо немедленно поговорить, дабы не допустить в дальнейшем ошибок, в конечном счете приведших к нежелательным результатам. Вот он приедет сейчас и разъяснит, чтоб всем было понятно, – где умная профессиональная работа, а где художественная самодеятельность. И если уж ты что-то взялся делать, то доводи до конца, а не оставляй на волю случая. Оставили – и вот результат.
Еще он подумал, что дело об убийстве "важняка" пока расследует областная прокуратура, а сам Грязнов, не допускающий компромиссов по службе, в данном случае вполне мог чего-то как бы просто и не знать. Но если оно, не дай, конечно, бог, будет передано в Генеральную, где подобные дела почему-то просто обожают вешать на лучшего друга всех сыщиков Александра Борисовича Турецкого, тут уж вообще ни о каких компромиссах речи быть не может. И начнете вы все, братцы, оправдываться как миленькие. А куда денетесь?
Но что необходимо тогда сделать, чтобы отвести от себя твердую руку хотя бы и того же Турецкого? А нужно поделиться определенной частью собственной информации с коллегами из областного управления уголовного розыска. Облегчить им, так сказать, поиск истины. Иначе чем объяснить просьбу генерала Грязнова об оказании ему личной услуги? Вот и будет то самое…
Уже видел более-менее четко свою определяющую роль в этом расследовании Вячеслав Иванович. Однако его видение вовсе не исключало необходимости сделать самоуверенным сыщикам нормальный профессиональный втык. В качестве профилактики. Следователя-то Мансурова они все-таки поставили в безвыходную ситуацию. Вот он и наделал ошибок. Каждый в жизни ошибается – кто по мелочи, а кто и по-крупному. И Мансуров этот, видать, давно уже ошибся в главном, за что и догнала его теперь "награда". Печально это…
Однако вдвойне печально то, что показаниям, отобранным Головановым у Мансурова, теперь грош цена. Показаниям покойника никакой веры не будет. Разве что припугнуть кого. Но ведь старшего Носова этим не испугаешь, а младшего – ищи-свищи! Вот и получается, что вся работа насмарку.
Вячеслав Иванович тяжело поднялся и пошел одеваться, чтобы ехать на Неглинную, в "Глорию". Но по дороге к стоянке машин ему вдруг пришла в голову мысль, и, как показалось, не такая уж плохая. Во всяком случае, не пустая, это точно. Он даже обрадовался маленько. Но решил сегодня ею с товарищами не делиться. А вот завтра – завтра другое дело!..
Выслушав соображения генерала Грязнова, и без того понурые сотрудники агентства посмурнели еще больше. Никуда не денешься, по всем статьям прав был Вячеслав Иванович. Впустую сработано. И то, что еще какой-то час назад они могли считать своим достижением, превратилось в обыкновенную пустышку, место которой в урне для ненужных бумаг.
– Впрочем, – смилостивился наконец, выдержав соответствующую паузу, Вячеслав Иванович, – совсем-то выбрасывать, может, и рановато… Я тут вот подумал… С умом надо было делать, а не как вы – тяп-ляп, понимаешь. Что у вас с этим-то, ну со вторым? Ты мне его фамилию давеча называл, Денис, как его? Лукин, что ли?
– Точно, Михаил Федорович Лукин, майор, служит в окружном управлении внутренних дел, которое на Полянке. Старший опер.
– А он у вас как?
– Под колпаком, – усмехнулся Денис. – Но главным образом не столько он, сколько его дети. А если что произойдет, мужик он здоровенный, сам за себя постоять сможет.
– Здоровый, как наши? – Грязнов кивнул на Демидыча с Севой.
– Не-е, просто бык такой… – раздвинув плечи, показал Денис.
– Лет-то ему сколько?
– За сорок уже.
– И все в майорах бегает? – презрительно хмыкнул Грязнов. – Нет, это не кадр. Такой разве что в морду дать и может… А с другой стороны… Ладно, признания этого Мансурова я у вас забираю. За Лукиным последите, чтоб хоть до завтра дожил.
– А что завтра? – спросил Денис.
– А завтра с утра я его к себе вызову. Для душевной беседы. А там посмотрим. Да, и еще показания того мальчишки дайте. Ну охранника, которого Мансуров с Лукиным у нас в Петрах допрашивали.
– Оригинал? Копию?
– А все равно, можно и копию… Да, ребятушки, раз уж вы влипли… сели в эту вонючую лужу, придется вас вытаскивать. Да и на мою седую голову позор совсем не нужен. Поэтому дальше будете действовать только с моей санкции. Пока не закроете дело. А теперь давайте, что у вас есть на старшего Носова, послушать хочу его голос. Чтоб характер лучше понять…
Сыщики уже сто раз слушали эти магнитофонные записи. Среди них были реплики из телефонных разговоров, несколько бесед с водителем и не установленным пока лицом по имени Семен – это те записи, которые производились у него дома. А вот в главный офис, что расположен на Земляном Валу, проникнуть так и не смогли. Ни телефонная служба, ни сантехническая, никакая иная здесь, увы, не проходила, для этих целей у фирмы имелись собственные кадры. Грамотно было поставлено дело, ничего не скажешь. В записях же имелось много матерщины, намеков на какие-то неизвестные дела, конкретные распоряжения относительно того, кто куда должен ехать, и прочее в том же роде. За исключением самой первой записи разговора с Юлией Марковной, где прозвучали откровенные угрозы в адрес и Андрея, и Лидии, ничего подобного больше не было. Словно что-то почувствовал старый хищник и затаился.
Тем не менее уже одна конкретная акция была им проведена – нападение на адвоката Гордеева. К счастью, неудачная. Но ловкая.
В телефонном разговоре с Денисом на следующий день Юрий сказал, что осмотр места происшествия кое-что все-таки дал. Было найдено его адвокатское удостоверение, демонстративно раскрытое и засунутое в сугроб. При этом наглость нападавшего была поразительной: удостоверение с расплывшимися буквами находилось в желтом круге замерзшей мочи.
Начальник ИТУ, по сути главная власть в поселке Шлёпино, попробовал провести собственное расследование – послал пройтись по домам пару своих сотрудников с целью выявления незнакомых лиц, но проверка ничего не дала. Не знают, не видели – и все. Действительно, глухие места, медвежий угол. Половина жителей – бывшие зеки, а другая половина – не исключено, что будущие.
Зато телефонный разговор между Лидией Поспеловской и Андреем Репиным, который состоялся с разрешения все того ж начальника ИТУ, показался любопытным.
Ну, отбросив эмоции, можно было сказать, что продуманная Юрием Гордеевым и Денисом Грязновым игра получилась внешне убедительной. Опять же если судить со стороны. Андрей пытался уговорить Лидию, ввиду угроз, раздававшихся в ее адрес, прекратить свои игры с адвокатом и вообще все оставить как оно есть. Лидия, разумеется, протестовала, сопротивлялась, но так как времени у них было в обрез, а когда случится новая беседа, никто с уверенностью сказать бы не мог, вынуждена была согласиться. Но тут же попросила Андрея передать находящемуся рядом с ним Гордееву, что она просит аннулировать их договор. Что собирался предпринять сам Андрей, он ей не сказал. Намекнул лишь, что у него недавно появились некоторые надежды, которые указывают на возможность кардинальных изменений в его судьбе, о чем он постарается позже сообщить ей. В письме, разумеется.
То, что телефон Лидии прослушивался, сомнений уже не было. Ровно через полчаса после этого разговора Илья Андреевич Носов из собственного дома позвонил Юлии и сдержанно похвалил ее за проделанную работу. Надо понимать, за то, что она убедила-таки Лидию прервать деловые отношения с адвокатом Гордеевым.
Но конечно же Носов-старший не был доверчивым дураком и понимал, что "некоторые надежды" Андрея Репина наверняка имеют достаточно веские основания. Иначе каким бы образом состоялся, во-первых, этот телефонный разговор вообще и почему, во-вторых, так легко согласился на прекращение договора между Гордеевым и Лидией осужденный Репин. Да, не надо быть семь пядей во лбу, чтобы догадаться о новом договоре, который теперь, вероятно, заключили Гордеев с Репиным.
Возможно даже, уже сожалел Носов о том, что не отдал указания бандиту, напавшему на адвоката, мочить последнего, а не выказывать свое демонстративное презрение к нему. А может, все правильно делал сам киллер, но одного не учел – не успел замерзнуть, находясь без сознания, Юрий Гордеев. Или погода подвела. Нынче ведь не угадаешь: вроде мороз, и тут же оттепель. Однако каковыми ни были погодные условия в Вологодских краях, а навстречу Гордееву все же выехал Филипп Агеев с конкретным заданием: решительно убирать с дороги все препятствия. Такие поручения Филя особенно любил – дело ведь в твоих собственных руках.
Еще раз, теперь уже основательно вникнув во все детали операции, Грязнов-старший наконец забрал с собой необходимые ему назавтра материалы и покинул "Глорию".
А утром сам позвонил на Большую Полянку, в окружное управление внутренних дел, и попросил срочно найти ему майора Лукина. Последнему он суровым голосом сообщил, что, по согласованию с его непосредственным начальником, Лукин должен срочно прибыть на Петровку, 38, к начальнику МУРа.
Чего тут будешь возражать? И в районе десяти майор уже сидел в приемной генерала Грязнова, ожидая вызова. Наконец Людмила Ивановна нажала клавишу интеркома, услышала грозное: "Майора ко мне!" – и, приподнявшись, вежливо указала Лукину на дверь кабинета.
– Проходи, садись, – отрывисто приказал Вячеслав Иванович, не поднимая лица от бумаг, лежавших перед ним в открытой папке.
Он еще потянул минут пять, давая возможность майору, путавшемуся в догадках, зачем он понадобился вдруг уголовному розыску, поволноваться. Поднял голову, уставился на Лукина и стал внимательно рассматривать будто незнакомую, ну и малоинтересную вещь. Наконец пробормотал вслух:
– Это ж надо такое! Да-а… На-ка вот, майор, отсядь туда, к большому столу, и почитай что дам. А после обменяемся.
Он захлопнул папку, что лежала перед ним на столе, и протянул ее Лукину. Тот почтительно принял и отошел к столу для заседаний, присев на стоявший с края стул. Грязнов, не глядя уже в упор, продолжал следить за реакцией майора, читавшего признательные показания следователя Мансурова, в которых ему, майору Лукину, отводилась роль грубого вышибалы сведений из охранника Ознобихина во время допросов того в изоляторе временного содержания здесь же, на Петровке. А потом он перевернет еще парочку страниц – и начнет читать показания теперь уже самого Ознобихина, который не поскупился при описании действий этого подонка майора, не советовавшего арестованному и избитому им охраннику падать с железной лестницы мордой вниз.
Сперва Лукин демонстрировал полнейшее равнодушие и спокойствие. Потом стал наливаться кровью, багровели круглое лицо и борцовская шея. Потребовалось даже оттянуть форменный галстук и расстегнуть верхнюю пуговку сорочки. Блеснула золотая цепь на шее. Отметил себе ее Грязнов. Затем Лукин закашлялся и кашлял довольно долго и напряженно, искоса кидая взгляды в сторону генерала. Но Грязнов теперь смотрел в окно, равнодушно постукивая по столешнице незаточенным толстым карандашом.
Стало слышно, что Лукин возмущенно запыхтел, забормотал что-то похожее на "вот же суки…". Грязнов ждал и молчал.
Наконец майор дочитал, осторожно закрыл папку и с тревожным молчаливым вопросом поднял глаза на генерала. Вячеслав Иванович окинул его ледяным, презрительным взглядом и негромко заговорил:
– Что ж ты, мерзавец, наши ряды позоришь?
– Никак… – дернулся было майор, но будто запнулся. – Он же сам, товарищ генерал, требовал, что ж теперь пишет, гад?..
– Кто требовал? – ядовито спросил Грязнов. – Чего ты мне ваньку валяешь?!
– Мансуров и требовал, чтоб быстрее колоть…
– Ну да, а ты первый день в милиции. Он тебе приказывает – бей! Ты и рад стараться. Так? И сколько тебе за твои старания потом господин Носов отвалил? Ну?!
Лукин сидел сжавшись и напряженно рассматривал пол перед носками своих ботинок.