- Вадим, миленький, что случилось?! Вадим!
Ва-дим!!!
Затылок моего жениха был прострелен. Маленькая, аккуратная дырочка, из которой тонкой струйкой стекала еще теплая кровь… Я посмотрела в сторону леса, но в темноте никого не было видно…
Глава 24
Громко всхлипывая, я перевернула Вадима на спину и стала трясти его за безжизненные плечи.
- Вадим, вставай! Слышишь, вставай! Мне страшно, я боюсь. Ты ведь обещал моему отцу, что никогда не оставишь меня одну…
Вадим лежал неподвижно, как мумия, устремив безжизненный взгляд в далекое, затянутое тучами небо. Рядом равнодушно плескалась река. Река? Боже мой, ведь там Зак, покойник!
А вдруг он сейчас выйдет и бросится ко мне?
Громко вскрикнув от ужаса, я вскочила и со всех ног бросилась в сторону леса, но на бегу остановилась. Вадим был убит выстрелом в затылок, значит, стреляли из-за деревьев. А что, если убийца следит за мной? Стоит мне только подойти поближе и…
- Эй ты, выходи! Хватит прятаться! Выходи, я хочу на тебя посмотреть!
От собственного крика у меня, зазвенело в ушах.
- ..есть.., есть…тесть… - насмешливо ответило эхо.
- Ну где же ты, черт бы тебя побрал!
- ..ал.., ал.., ал…
Результат тот же.
Все, не могу больше, не могу… Ночь, река, покойник… Два покойника, два, и скоро появится третий - я. Боже мой, я… Убийца притаился в лесу. Сейчас он выстрелит, сейчас… Но я-то жить хочу, жить, жить! Я и так побывала в аду, дважды оттуда не возвращаются. Я потеряла все и обрела заново. А теперь… Неужели мои приключения на этом закончатся? Максим… Но почему же он медлит, почему? Может, у меня есть еще шанс спастись? Да, есть! Я уеду, уеду немедленно, в Питер, к родителям, они меня ждут! Но Вадим, как же Вадим? Я не могу бросить его. Это.., это непорядочно!
Всхлипывая и посекундно оглядываясь на темную стену леса, я подползла к распростертому на земле телу Вадима и положила голову ему на грудь. Не дышит, не дышит, черт возьми! А волосы еще влажные, высохнуть не успели. Рекой пахнут… Прости меня, Вадик, что я не любила тебя.
Маша, возможно, да, но я… Понимаешь, у меня есть Максим . Он узнал обо мне такое, что… Нет, не буду об этом, слишком больно… Потерпи, Ваденька, потерпи, дорогой… Я не оставлю тебя. Ты добрый, хороший, а я - нет, потому что я", я…
Потому что я занималась проституцией почти восемь лет, потому что через меня прошли тысячи мужиков, потому что я обманом проникла в дом Виталия Ивановича и.., мамы. Потому что я.., лгала тебе…
Ухе не думая о том, что в спину мне могут выстрелить в любой момент, спотыкаясь и падая на каждом шагу, я с трудом поволокла грузное тело к машине. Я вся была в крови - волосы, лицо, руки.
Платье висело лохмотьями, босоножки пришлось сбросить и оставить на берегу - высокие каблуки только мешали. Запихнув его кое-как на заднее сиденье - не влезал ведь, дверца мешала! - я отдышалась немного, села за руль, включила зажигание и сказала грустно:
- Ничего, Вадюха, держись. Скоро приедем.
Спасибо тебе за все!
Как я вела машину, не помню. Благо, до пансионата было рукой подать. У ворот КПП я остановилась и нажала на сигнал.
…Очнулась я от резкого запаха нашатыря.
Кто-то открыл переднюю дверь и попытался вытащить меня из машины. Сопротивляясь, я вцепилась в руль.
- Машенька, приди в себя. Это я, Толик, - раздался знакомый голос. - Ты можешь идти?
Бросив на Толика безразличный взгляд, я помотала головой.
- Маша, я уже позвонил твоему отцу. Через несколько часов сюда приедут наши люди. Давай, я тебе помогу, хочешь?
Повернувшись к Вадиму, я погладила его по голове и, едва разлепив губы, прошептала:
- Вадик, милый. Ты слышал, что сказал Толик? Он сказал, что скоро сюда приедут наши люди. И папа приедет, я знаю. Только к чему все это?
Ведь тебя больше нет…
Толик потянул меня за руку и заставил выйти.
Я с ужасом наблюдала за тем, как к воротам пансионата подъехала "скорая помощь". Вадима положили на носилки, закрыв его лицо грязным покрывалом.
- Подождите, - сказала я и подошла поближе.
Один из санитаров понимающе посмотрел на меня.
- Вы хотите попрощаться?
- Да, если можно.
- Конечно, конечно.
Приоткрыв покрывало, я поцеловала Вадима в лоб. Лоб был совсем холодный, неживой.
- Это ваш жених?
- Не знаю. Говорят, что я его любила и даже собиралась за него замуж, - пробормотала я.
Санитар удивленно пожал плечами и, кивнув напарнику, понес носилки в машину.
Проводив "скорую помощь" глазами, я подошла к Толику, собираясь попросить его, чтобы он проводил меня в корпус. Но тут за спиной раздался рев милицейской сирены. Канареечного цвета "уазик" остановился рядом с иномаркой Вадима.
- Машенька, ты ответишь на несколько вопросов, и все, - сжал мою руку Толик.
- Но я не хочу…
- Маша, так положено. Подожди немного, приедет отец и со всем разберется. Он найдет тебе лучшего адвоката.
- Адвоката?! А зачем он мне нужен?
- Возможно, тебя будут подозревать.
- Меня? В чем?!
- Я сказал: возможно. Сама знаешь, какие бывают следаки. Если тебя спросят, чем вы с Вадимом занимались у реки, скажешь, что приехали покупаться. Смотри, не ляпни ничего лишнего.
Допрос, на мое счастье, оказался простой формальностью: фамилия, имя, отчество.., месторождения и место жительства.., цель приезда в Москву… Более серьезные вопросы были оставлены на потом.
Мы с Толиком сидели в моем номере и вяло потягивали виски. Глядя на вещи Вадима, то и дел". попадавшиеся на глаза, я с трудом сдерживала рыдания.
- Маш, что же произошло? - наконец спросил Толик.
- Не знаю. Кто-то выстрелил Вадиму в голову.
- Но кто?
- Я не видела никого. Только выстрелы слышала, вернее, не выстрелы, а какие-то щелчки.
Я не понимаю, почему меня не убили? Почему?
Почему? Почему? - Бокал полетел в стену и разбился вдребезги. На стене осталось мокрое пятно.
- Маша, успокойся. - Толик погладил меня по трясущемуся плечу. - Сейчас приедет твой папа и все будет нормально.
- Что будет нормально? - !
- Ну, все…
- Что все, если Вадима уже не вернешь?!
- Неужели ты так сильно его любила?
- Тебе-то какая разница?! Он был отличным парнем, а теперь его нет!
Толик достал из бара новый бокал, наполнил его виски и придвинул поближе ко мне.
- Маш, выпей еще. Тебе успокоиться надо.
Кивнув, я сделала большой глоток и, закашлявшись, уткнулась Толику в грудь.
- Маш, - ты вся в крови, - тяжело задышал он. - И платье, и руки, и лицо. Может, помоешься? Отец ужаснется, если увидит тебя в таком виде.
Я опустила голову и, едва отрывая ноги от пола, шаркая, как древняя старуха, медленно побрела в ванную. Включив горячую воду, села на бортик и закрыла глаза. Шевелиться не хотелось. Совсем.
Хотелось есть, как всегда, и.., поскорее увидеть папу.
- Маша, ты что? - В ванную зашел Толик. - Вода перельется!
Закрыв кран, он заставил меня встать и принялся раздевать. Снял платье, похожее теперь на грязную рваную тряпку, расстегнул бюстгальтер, стянул трусики, провел тыльной стороной ладони по моей груди, помедлил немного и, подняв на руки, посадил в ванну. Взял мочалку, намылил ее и стал тереть осторожно - руки, плечи, живот.
Я испытывала к нему отвращение, но возмутиться, оттолкнуть от себя этого негодяя не находила сил. Танечка, Танька ведь это он, он убил тебя, он, он, он…
- Посмотри, даже вода стала красной.
Голос Толика вернул меня к действительности.
- Это кровь Вадима, - равнодушно ответила я.
- Маш, давай выбросим твою одежду. Зачем тебе лишние следы?
- Ты к чему это говоришь? - насторожилась я.
- Да так, на всякий случай.
- Может, ты хочешь сказать, что это я убила Вадима?
- Я такого не говорил…
- Но ты на это намекнул.
- Тебе показалось.
- Не ври! Я не убивала Вадима. Он не сделал мне ничего плохого!
- Маша, ну что на тебя нашло! Ведь я тебя ни в чем не подозреваю.
- Нет, подозреваешь! Просто не говоришь вслух.
- Ты хочешь сказать, что умеешь читать чужие мысли?
- Умею! Я вообще тебя насквозь вижу!
Толик достал из шкафчика махровое полотенце и поманил меня к себе.
- Машенька, тебе нельзя нервничать.
- Можно!
- Нельзя.
- Не надо делать из меня больную! Я совершенно здорова!
- Иди ко мне. Возьми полотенце. Никто не посмеет бросить в тебя камень. Ты не могла убить своего жениха.
Я вылезла из ванны и закуталась в полотенце.
- Ну, отошла? На вот тебе халат. Скоро приедет отец с ребятами, так что тебе лучше одеться.
Случайно опустив глаза, я увидела, что Толик находится в полной боевой готовности. Мощный член до отказа натянул плотную материю брюк.
Не желая испытывать его терпение, я моментально накинула халат.
- Маша, а ты красивая, - краснея, сказал Толик. - Даже не верится, что тебя по кусочкам восстановили.
- Тебя это не касается.
- Ты на меня обиделась?
- Толик, я давно разучилась обижаться…
Громкий стук в дверь оборвал меня на полуслове. Я выскочила из ванной и нос к носу столкнулась с отцом. За его спиной маячили охранники, целая толпа.
- Машенька, успокойся, все позади. Мама тоже хотела приехать. Но я оставил ее дома.
Взмахом руки отец приказал своим молодчикам немедленно удалиться за дверь. Следом за ними вышел и Толик. Я села с отцом на диван и прижалась к его плечу.
- Папа, я не видела, кто убил Вадима. В него стреляли из-за деревьев…
- Ничего, доченька, главное, что ты осталась жива. Мама как чувствовала, когда не хотела отпускать тебя в эту гребаную Москву. Она не пережила бы твоей смерти.
- Папа, я нашла человека, который посадил меня на иглу, а затем отправил в Грецию с наркотиками.
- Кто он? - сузив глаза, выдохнул отец. - Я убью этого подонка!
- Его убил Вадим, папа. Он спас мне жизнь.
Опустив кое-какие подробности из своего прошлого, я рассказала отцу о встрече с Заком и о том, чем она закончилась. Отец слушал меня очень внимательно, не перебивая и не спрашивая ни о чем.
- Вадим отнес труп в воду, а потом кто-то стрельнул ему в затылок…
- Но кто?!
- Папа, я не знаю. Даже предположить не могу.
- Вадим парень рисковый. Может, насолил кому здесь, в Москве. Ладно, дочка, главное, что с тобой ничего не произошло.
Курносый веснушчатый следователь, не москвич явно ("хекал" он нещадно), в помятом кургузом пиджачке неопределенного цвета и грязноватой рубашке, застегнутой на все пуговицы (где только нашли такого олуха!), беседовавший со мной в присутствии Виталия Ивановича, задавал дежурные вопросы: "Фамилия, имя, отчество?" - Я ответила без запинки, выучила уже. "Год рождения?" - Тут я уже замялась, но папа ответил быстро: 1977-й. - "В каких отношениях вы состояли с убитым?" - "Он был моим женихом". - "Что вы делали ночью на берегу реки?" - "Занимались любовью". Следователь покраснел как рак и, заморгав круглыми, навыкате глазами, перестал писать.
"Милейший, мы торопимся", - вежливо сказал папа. "Откуда был произведен выстрел?" - "Не знаю, из леса, кажется. Простите меня, я ничего не помню. У меня.., у меня голова болит!" Папа достал из бумажника пачку долларов и, не пересчитывая, положил ее на край стола: "Надеюсь, вам этого хватит?" Следователь молча кивнул и, суетливым движением спрятав деньги в карман, вышел из номера.
После недолгих сборов мы сели в бронированный "мерседес" и поехали домой, в Питер. Толик поехал с нами - отмывать залитую кровью машину Вадима он не захотел. Папа спрашивал его по дороге о чем-то, Толик отвечал коротко, иногда - пространно, и я, убаюканная его речью, заснула.
"Леночка, дочка, проснись, пора, вставать", - позвал меня издалека ласковый голос мамы. МОЕЙ мамы. "Сейчас, мамочка", - сквозь сон пробормотала я, приваливаясь к плечу Виталия Ивановича.
"А задница у тебя ничего, соблазнительная". - Это уже тот, из иномарки, что обесчестил меня в день маминых похорон. "Ленка, я, кажется, влюбилась!" - Танечка… "А ну сделай мне минет; сука!" - Клиенты чертовы, хором. "Семьдесят процентов мне, тридцать - тебе. И без глупостей!" - Зак, конечно. "Русский девка, проститутка…" - Ненавижу, грек… "Машенька, солнышко…" - А это Вадик, Вадим… Макс, а ты что же молчишь?
Ты-то, надеюсь, жив? Я люблю тебя Макс, я не могу без тебя…
Застонав негромко, я открыла глаза.
- Машенька, тебе приснился дурной сон? - спросил отец.
- Да, папа, поскорей бы его забыть!
- Это нервы, Машенька. Это пройдет. Дома ты выпьешь успокоительное и придешь в норму.
Я прижалась к отцу, как маленькая девочка, и, вздохнув, спросила:
- Папа, а почему снятся сны?
- Сны? Не знаю, Машенька. Подсознание, наверное, работает, когда ты отдыхаешь.
- А если мне снится прошлое?
- Это говорит о том, доченька, что ты пытаешься его вспомнить.
- Я не пытаюсь его вспомнить. Я хочу его забыть, но у меня ничего не получается.
Дома заплаканная мама бросилась мне на шею и громко заголосила. Она постарела за эти дни.
Несчастная женщина, готовая боготворить собственную дочь… Но я-то не являюсь таковой. Я не Маша, я - Лена, я самозванка, хотя и стала ею не по своей воле.
Взяв маму за руку, я привела ее в свою комнату и усадила на кровать.
- Мама, я должна тебе кое-что сказать. Я больше не могу обманывать ни себя, ни тебя, ни папу. Это очень тяжело - жить чужой жизнью, пойми меня…
- Машенька, ты слишком много пережила. Тебе нужно отдохнуть.
- Дело в том, мама… Дело в том, что я не Маша.
Из груди вырвался громкий стон.
- Машенька, ну что ты такое говоришь, родная? Может, позвать тебе врача?
- Врач мне не нужен. Я не находила в себе сил сказать правду. Но.., вы с отцом стали для меня настоящими родителями. Ближе вас у меня никого нет.
Я перевела дух и продолжила:
- Меня зовут Лена. Я была проституткой. Теперь мне стыдно за свое прошлое. Я хочу забыть его, но у меня ничего не получается, ничего.
Закрыв лицо руками, я заплакала.
- Мамочка, прости меня, если сможешь, прости, - вырвался из горла беспомощный крик. - Ты представить себе не можешь, как я хотела быть Машей! Но я Лена, Лена! - Я упала на колени и прижалась к маминым ногам. Рыдала я так сильно, что в комнату вошел отец. Оторвав меня от матери, он уложил меня на кровать и заботливо укрыл теплым верблюжьим пледом.
- Машенька не в себе, - объяснила мама. - Смерть Вадима выбила ее из колеи. Надо бы пригласить к ней психоаналитика.
- Клава, в Москве она нашла человека, который посадил ее на иглу.
- Что?! - Мама испуганно зажала рот ладонью. - Виталик, ты должен с ним разобраться! - сказала она чуть позже. - Этого выродка надо… убить.
- Он мертв, Клава. С ним разобрался Вадим.
- Я не Маша, не Маша, - опять затвердила я на одной ноте.
Мама вызвала врача, и тот, не мешкая, ввел мне успокоительное. Я почувствовала, как закружилась голова, и провалилась в сон.
Глава 25
Проснулась я рано утром. Стрелки будильника, вытянувшись в одну линию, показывали шесть. Мама дремала в кресле у окна. Бедная, как она устала… И зачем только я мучила ее своими откровениями? Кому они нужны? Ради этих милейших людей, вытащивших меня с того света, я должна стать Машей и стану ей. А Лена? А что Лена? Лены больше нет. Подумаешь, не велика потеря!
- Машенька, как ты себя чувствуешь? - спросила мама, едва открыв глаза.
Я приподнялась на локте и с грустью посмотрела на нее:
- Я-то хорошо, мамочка, а вот ты вею ночь не спала.
- Солнышко мое, как я могла спать, если ты находилась в таком состоянии?
- Ты просидела рядом со мной целую ночь?
- Конечно, дочка. А разве могло быть по-другому?
- Но ведь ты устала! Мамочка, тебе нужно отдохнуть.
- Доченька, я совсем не устала! Я рада слышать твой звонкий голосок!
Я бросилась к матери на шею и осыпала ее поцелуями.
- Мамочка, я в полном порядке. Я чувствую себя великолепно!
- Ну вот и хорошо.
- Я больше никогда не пойду против воли отца, мама. Мне так жалко Вадима. Мне кажется, он меня все-таки любил…
- Конечно, моя девочка. Ты такая красивая, тебя невозможно не любить.
- Я привыкла к нему за эти дни…
- Мы с папой не были в восторге от него, но… он по-настоящему о тебе заботился, Маша, надо отдать ему должное, когда ты уехала в Грецию, он места себе не находил.
- Если бы Вадим остался жив, я бы обязательно нашла для него добрые слова. - Я подняла голову и, вздрогнув, спросила:
- Мамочка, а почему мы скупимся на любовь?
- Не знаю, доченька. Наверное, человек так уж устроен. Помнишь сказку о синей птице? Дети пошли искать ее за тридевять земель, а она оказалась дома - только руку протяни.
- А почему люди боятся настоящей любви?
- Боятся? Вот уж не знаю. Наверное, не хотят попадать в зависимость.
- Разве это так страшно - попасть в зависимость от любимого человека?
- Да, доченька. Я люблю отца, но я… Яне состоялась как личность.
Мама достала платок и вытерла глаза.
- Мамочка, а если ты зависишь от любви, это тоже страшно? - растерянно спросила я.
- Конечно, Маша, - немного подумав, ответила она.
- Но почему?
- Потому что ничего вечного не бывает.
У любви тоже бывает начало и конец.
- Даже у самой большой любви?
- Даже у самой большой.
Мы с мамой спустились в столовую и сели завтракать.
- А что папа? Уже уехал? - намазывая хлеб джемом, спросила я.
- Доченька, ты, наверное, забыла, но сегодня наш папа именинник.
- У него день рождения?
- Да.
- А когда мы будем его поздравлять?
- Вечером, дочка.
- Сегодня вечером?
- Ну конечно! Часам к семи приедут гости.
Будет шумно, весело. Правда, папа хотел все отменить…
- Отменить? Почему?
- Потому что ты еще слишком слаба, моя деточка.
- Мамочка, не надо ничего отменять! Я прекрасно себя чувствую!
- Я сказала отцу то же самое. Да и развеяться тебе нужно. Так что торжество обязательно состоится.
- Доченька, доброе утро, - раздался за спиной голос отца. Он поцеловал меня в щеку и сел рядом.
- Пап, так ты сегодня у нас именинник?
- Да, Машенька.
- Тогда я поздравляю тебя!
Похлопав меня по руке, отец виновато сказал:
- Я не хотел ничего отмечать, дочка, но… Как-то неудобно перед людьми, понимаешь?
- Понимаю, папка! Обязательно будем отмечать! - закричала я и захлопала в ладоши.
После завтрака я выбежала на улицу и увидела Толика.
- Здравствуй, Маша, - явно не собираясь уходить, поздоровался он.
- Привет, а ты кого-то ждешь? Отца?
- Нет, Маша. Я это… Я к тебе приехал.
- Ко мне?
- Ну да. Может, куда съездим?
- С чего бы это?
Вместо ответа Толик стал топтаться на месте.
Выглядел он до смешного глупо.