Статистический анализ по ряду стран не выявил никаких закономерностей между оценками по математике и экономическими показателями страны. Позвольте привести более конкретные примеры. В математической части TIMSS 2007 года американские четвероклассники проиграли не только известным своими математическими талантами детям из восточно-азиатских стран, но и своим сверстникам из Казахстана, Латвии, России и Литвы. Дети из всех других европейских стран с богатой экономикой, за исключением Англии и Нидерландов, показали более низкий результат, чем американские дети. Восьмиклассники из Норвегии, богатейшей страны мира (по доходу на душу населения из расчета рыночного обменного курса - см. Тайну 10), отстали от ровесников не только из всех других богатых стран, но и намного более бедных, включая Литву, Чехию, Словению, Армению и Сербию (интересно отметить, что все эти страны - бывшие социалистические). Восьмиклассники из Израиля - страны, известной своим рвением к образованию и исключительными результатами в высокотехнологичных исследованиях, - заняли место ниже Норвегии, уступив также и Болгарии. Похожие расклады отмечены и в тестах по естественнонаучным предметам.
А КАК БЫТЬ С ЭКОНОМИКОЙ ЗНАНИЙ?
Хотя влияние образования на экономический рост до сих пор было скромным, вы можете спросить: не изменило ли ситуацию развитие в последнее время экономики знаний? Можно было бы утверждать, что с подъемом экономики знаний, когда основным источником богатства становятся идеи, образование начинает играть все более важную роль в развитии благосостояния страны.
Прежде всего я должен возразить, что экономика знаний - вещь не новая. Мы всегда жили в условиях экономики знаний - в том смысле, что богатой или бедной страну всегда делало то, насколько она обладает или не обладает знаниями. В течение первого тысячелетия Китай был богатейшей страной в мире, так как обладал техническими знаниями, которых не имели остальные: бумага, наборное книгопечатание, порох и компас - самые известные, но ни в коем случае не единственные образчики достижений Китая. В XIX веке мировым экономическим гегемоном стала Великобритания: теперь уже она лидировала в мире по техническим новинкам. Когда после Второй мировой войны Германия стала не богаче Перу и Мексики, никто не предлагал считать ее отныне развивающейся страной, поскольку было известно, что она по-прежнему располагает техническими знаниями и организационно-административными ресурсами, которые перед войной сделали ее одной из самых грозных промышленных держав. В этом смысле значимость (или бесполезность) образования за последнее время не изменилась.
Конечно, запас знаний, которым коллективно распоряжается человечество, сегодня намного больше, чем в прошлом, но это не означает, что каждый человек или хотя бы большинство людей непременно образованнее, чем когда-то. Даже наоборот, для многих профессий количество знаний, которыми должен обладать для производственной деятельности обычный работник, упало, особенно в богатых странах. Это может звучать абсурдно, но я сейчас поясню.
Прежде всего, в условиях непрерывного увеличения производительности труда все большая часть работоспособных людей в богатых странах занята теперь на малоквалифицированной работе в сфере обслуживания: расставляют товары на полках супермаркетов, жарят гамбургеры в ресторанах быстрого обслуживания, убирают в офисах (см. Тайны 3 и 9). Так как доля людей, занятых в таких профессиях, возрастает, нам на самом деле образованных работников требуется не больше, а все меньше и меньше - если смотреть на проблему с точки зрения пользы образования для производственных нужд.
В процессе экономического развития все больше знаний находят свою реализацию в машинах. Это значит, что в экономике в целом производительность возрастает, хотя отдельные рабочие меньше своих предшественников разбираются в том, что они делают. Самый яркий пример: большинству продавцов в богатых странах даже не надо уметь складывать цифры - умение, которое было категорически необходимо их предшественникам. Сегодня все это проделывают сканеры штрих-кода. Еще один пример: кузнецы в бедных странах, наверное, больше знают о свойствах металла применительно к изготовлению инструментов, чем сотрудники компании *Бош" или "Блэк энд Декер". Еще пример: тем, кто работает в мелких магазинчиках по продаже электроники, заполонивших улицы бедных стран, под силу починить такое, с чем не справятся некоторые работники "Самсунг" или "Сони".
Во многом это происходит по той простой причине, что механизация - главный путь увеличения производительности труда. Но авторитетная марксистская школа утверждает, что капиталисты сознательно "деквалифицируют труд" своих рабочих, используя пусть даже экономически не слишком оправданные, но как можно более механизированные технологии производства, - для того чтобы одних рабочих можно было легко заменить другими и тем самым ими было бы легче управлять. Чем бы ни была вызвана механизация, вывод состоит в том, что технически более развитая экономика требует меньше образованных людей.
ШВЕЙЦАРСКИЙ ПАРАДОКС
Хотя экономическое развитие и не требует, чтобы среднестатистический рабочий был более образован, для сложных задач нужны образованные люди. Ведь, как я уже отмечал выше, именно способность создавать более продуктивное знание делает страну богаче других. При таком подходе процветание нации определяется качественным уровнем университетов, а не начальных школ.
Но и в нашу вроде бы ориентированную на знание эпоху взаимосвязь между высшим образованием и уровнем благосостояния не столь однозначна. Возьмем уникальный пример - Швейцария. Страна входит в число самых богатых и самых индустриализованных в мире (Тайны 9 и 10), но, как ни странно, в богатом мире она характеризуется самым низкой - причем с большим отставанием - численностью студентов. До начала 1990-х годов процент студентов в Швейцарии составлял примерно одну треть от среднего показателя по другим богатым странам. До 1996 года показатель зачисленных в швейцарские университеты составлял меньше половины от среднего по странам ОЭСР (16% против 34%). С тех пор Швейцария существенно улучшила свои позиции, к 2007 году подняв этот показатель, по данным ЮНЕСКО, до 47%. Но все равно он остается самым низким среди развитых стран, намного ниже, чем в странах с наибольшим количеством университетов на душу населения, таких как Финляндия (совокупная доля студентов - 94%), США (82%) и Дания (80%). Интересно, что здесь Швейцария серьезно отстает и от многих стран с существенно более бедной экономикой, таких как Корея (96%), Греция (91%), Литва (76%) и Аргентина (68%).
Как так оказалось, что Швейцария остается на вершине международного рейтинга эффективности производства, хотя дает высшее образование гораздо меньшей доле населения не только по сравнению с основными своими конкурентами, но и со многими гораздо более бедными странами?
Одно из возможных объяснений состоит в том, что университеты в разных странах отличаются различным качеством обучения. Так, если корейские или литовские университеты не так хороши, как швейцарские, Швейцария может оказаться богаче Кореи или Литвы, даже если среди швейцарцев окажется гораздо более низкий процент людей с высшим образованием, чем среди корейцев и литовцев. Однако это слабый аргумент, если сравнивать Швейцарию с Финляндией или США. Нельзя же со всей серьезностью предположить, будто швейцарские университеты настолько лучше финских или американских, что Швейцарии достаточно и вдвое меньшего показателя совокупной доли студентов, чем у двух этих стран.
Главное объяснение "швейцарского парадокса" нужно опять-таки искать в низкой ориентации содержания образования на производственные нужды. Правда, в случае высшего образования "непроизводительный" компонент - это не предметы, которые развивают у человека самореализацию, гражданскую позицию и национальное самосознание, как в начальной и средней школе. Это, как называют ее экономисты, "сортирующая" функция.
Спору нет, что высшее образование наделяет тех, кто его получает, определенными прикладными знаниями, но другая важная его задача - определить место каждого человека на шкале его пригодности к трудоустройству. Для многих видов работ важна общая образованность, дисциплина, самоорганизация, а не узкоспециальные знания, большую часть которых можно получить и которые нередко и получают в процессе работы. Поэтому если вы изучаете в университете историю или химию, вам это может и не потребоваться в будущей работе менеджером страховой компании или чиновником в транспортном департаменте. Тот факт, что вы окончили университет, говорит вашим будущим работодателям, что вы, скорее всего, умнее, дисциплинированнее и организованнее, чем те, кто в университете не учился. Нанимая вас как выпускника университета, ваш работодатель выбирает вас за эти общие качества, а не за специальные знания, которые зачастую не имеют отношения к работе, которую вам предстоит выполнять.
В условиях возросшего в последнее время интереса к высшему образованию во многих странах, которые имеют уровни дохода высокие и существенно выше среднего и которые могут позволить себе увеличивать число университетов, установилась нездоровая практика. (Швейцария, как показывают вышеприведенные цифры, до сих пор была к ней невосприимчива.) Как только доля людей, поступающих в университеты, превышает некий критический порог, то те, кто стремится получить достойную работу, для этого обязаны иметь высшее образование. Если, скажем, 70% населения учились в университете, то не посещать в университет равносильно молчаливому заявлению, что вы находитесь в нижней трети списка по распределению способностей, а это не самое лучшее начало для поиска работы. Поэтому люди поступают в университет, прекрасно понимая, что они "зря потратят время", изучая то, что для будущей работы им никогда не потребуется. Когда окончить университет хочет каждый, спрос на высшее образование возрастает, что приводит к появлению большего количества учебных мест в университетах, и численность студентов растет еще больше, усиливая и без того немалое социальное давление, побуждающее человека непременно получить университетский диплом. Со временем эта тенденция приводит к девальвации диплома. Теперь, когда университетское образование есть "у всех", вам, чтобы выделяться среди них, придется получать степень магистра или даже доктора философии, даже если практическое применение этого образования в вашей будущей работе окажется минимальным.
Видя, что до середины 1990-х годов Швейцария сохраняла один из самых высоких в мире уровней эффективности национальной экономики, имея совокупную долю студентов в 10–15%, мы можем сказать, что существенно более высокая доля студентов и не требуется. Даже если согласиться с тем, что с развитием экономики знаний требования к квалификации возросли настолько, что доля студентов в сорок с лишним процентов, которую в настоящее время имеет Швейцария, - это минимум (в чем я серьезно сомневаюсь), то и это все равно означает, что по меньшей мере половина университетских дипломов в США, Корее и Финляндии "пропадает зря" в этой игре, сортирующей людей по пригодности к трудовой деятельности. Система высшего образования в этих странах стала походить на театр, в котором некоторые зрители решили встать, чтобы им было лучше видно, из-за чего пришлось подниматься со своих мест и тем, кто сидел позади них. Как только встанет достаточно много людей, стоять придется всем, а значит, никому лучше видно не будет, а неудобнее будет всем.
ОБРАЗОВАННОСТЬ ИЛИ РАБОТА
Если не только начальное, но и высшее образование не так много значат для благосостояния нации, мы должны серьезно пересмотреть роль образования в нашей экономике.
В богатых странах нужно ограничить чрезмерное увлечение высшим образованием. Эта мания привела к нездоровой девальвации дипломов и, как следствие, колоссальному перенакоплению в сфере высшего образования во многих странах. Я не стал бы возражать, если бы страны по каким-то иным причинам имели очень высокий - пусть даже стопроцентный - показатель совокупной доли студентов, но им не стоит обманывать себя, считая, что это окажет существенное влияние на производительность экономики.
Для развивающихся стран необходима еще более резкая смена взглядов. Развивая образование и подготавливая молодых людей к более насыщенной жизни, при решении вопроса увеличения производительности необходимо заботиться не об образованности отдельных людей, а об учреждении институтов и организаций, необходимых для роста эффективности экономики.
Богатые страны отличает от бедных не столько то, насколько хорошо образованы их граждане, а то, насколько хорошо они организованы в коллективные объединения с высокой производительностью труда - будь то такие гиганты, как "Боинг" или "Фольксваген", или небольшие компании мирового класса, как в Швейцарии и Италии (см. Тайну 15). Развитие подобных компаний необходимо поддерживать целым рядом институтов, поощряющих инвестиции и принятие рисков: система торговли, которая защищает и взращивает фирмы в "юных" отраслях (см. Тайны 7 и 12); финансовая система, которая обеспечивает "терпеливый капитал" для перспективных капиталовложений, направленных на повышение эффективности (см. Тайну 2); институты, дающие "право на вторую попытку" как капиталистам (хороший закон о банкротстве), так и рабочим (хорошая система социального обеспечения) (см. Тайну 21); государственные субсидии и положения, касающиеся научных разработок и повышения квалификации (см. Тайны 18 и 19) и так далее.
Образование ценно, но главная его ценность - не в повышении эффективности экономики. Ценность образования - в его способности помочь нам развить свой потенциал и жить более плодотворной и независимой жизнью. Если мы будем расширять сферу образования в расчете, что оно сделает нашу экономику богаче, то нас ждет жестокое разочарование, потому что связь между образованием и эффективностью национальной экономики - тонкая и неоднозначная. Следует отказаться от нашего чрезмерного увлечения образованием, и намного большее внимание, особенно в развивающихся странах, необходимо уделять открытию и модернизации эффективных предприятий и созданию институтов для их поддержки.
ТАЙНА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
ЧТО ХОРОШО ДЛЯ "ДЖЕНЕРАЛ МОТОРС", НЕ ВСЕГДА ХОРОШО ДЛЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ
ЧТО ВАМ РАССКАЗЫВАЮТ
В центре капиталистической системы находится частный корпоративный сектор. Именно там производятся товары, создаются рабочие места и изобретаются новые технологии. Без динамичного корпоративного сектора нет движения экономики. Следовательно, что хорошо для бизнеса, то хорошо и для экономики государства в целом. Учитывая нарастающую международную конкурентную борьбу, страны, которые мешают открывать новые компании, ставят препоны для ведения бизнеса и заставляют фирмы совершать то, чего те не желают, потеряют инвестиции и рабочие места и, в конце концов, отстанут в экономическом соревновании. Государство должно предоставить бизнесу максимальную свободу.
ЧТО ОТ ВАС СКРЫВАЮТ
При всей важности корпоративного сектора, если предоставить компаниям максимальную степень свободы, то это может обернуться ущербом даже для самих компаний, не говоря уже об экономике страны в целом. На самом деле не все ограничения вредны для бизнеса. Иногда ограничение свободы отдельных компаний служит интересам самого бизнес-сектора в целом - например, для того, чтобы отдельные компании не уничтожили общий источник ресурсов, необходимых им всем, таких как природные ресурсы или рабочая сила. Ограничительные законы также помогают бизнесу тем, что заставляют компании предпринимать шаги, которые дорого обходятся каждой в текущий момент, но которые повышают их общую эффективность в долгосрочной перспективе - как, например, предоставление работникам возможностей для повышения квалификации. В конечном итоге имеет значение не общее количество законов, регулирующих бизнес, а содержание этих законов.
КАК ДЕТРОЙТ ВЫИГРАЛ ВОЙНУ
Говорят, что Вторую мировую войну выиграл Детройт. Да, Советский Союз понес огромные потери, больше всех остальных, - по оценкам, число жертв в Великую Отечественную войну (как она тогда называлась) составило более 25 миллионов человек, это почти половина всех погибших за войну в мире. Но СССР - и, разумеется, Великобритания, - не сдержали бы нападения нацистов, если бы у них не было оружия, присланного из Соединенных Штатов Америки - этого "арсенала демократии", как назвал их Франклин Рузвельт. И большая часть этого оружия была изготовлена на переориентированных на военное производство заводах детройтских автомобилестроителей - "Дженерал моторс", "Форд" и "Крайслер". Без промышленной мощи США, представленной Детройтом, нацисты захватили бы Европу и, как минимум, западную часть Советского Союза.
В истории, конечно, не все столь ясно и просто. Быстрые успехи нацистской Германии в начале войны стали возможны благодаря способности ее войск быстро передвигаться - в этом суть знаменитого блицкрига, или "молниеносной войны". А своей высокой мобильностью германская армия обязана высокой моторизации, техническое обеспечение которой осуществлял не кто иной, как "Дженерал моторс" (через свою дочернюю компанию "Опель", приобретенную в 1929 году). Более того, появляются свидетельства, что, преступая закон, на протяжении всей войны "Дженерал моторс" тайно поддерживала связи с "Опель", который выпускал не только автомобили для военных, но и самолеты, мины и торпеды. Похоже, что "Дженерал моторс" вооружала обе воюющие стороны, получая прибыль и с тех, и с других.