- Ты скажешь маме? Она непременно захочет взять меня с собой. Меня и Мейсона. А я не хочу его видеть. Он меня даже не заметил. Нельзя ли нам сразу уехать в Вашингтон?
Дядя Сет обнял ее, как обнимают малышей.
- Я постараюсь, чтобы все закончилось побыстрее.
* * *
Уехать им удалось через неделю, хотя в доме мисс Летти они не провели и одной ночи. В городок, как и предсказывал шериф, нагрянули репортеры. Они приезжали толпами, с камерами и фотоаппаратами. Обступив дом, они терпеливо ждали, пока кто-нибудь появится в дверях, чтобы обрушиться на него с вопросами.
Никто даже не вспомнил про ее день рождения, но Наоми было все равно. Впервые в жизни ей самой хотелось забыть про него.
Их переселили в дом на окраине Моргантауна, где было уже не так уютно, как у мисс Летти. Вместе с ними поселились люди из ФБР - из-за репортеров, а еще из-за угроз, которые уже начали поступать.
Наоми слышала, как один из полицейских говорил об этом. Ее отца тоже собирались увезти куда-то подальше в целях безопасности.
Ей многое удалось услышать в эти дни.
Мама успела поругаться с дядей Сетом: ей не хотелось уезжать из городка. И она собиралась взять детей на свидание с их отцом. Но дядя Сет сдержал обещание: в тюрьму мама поехала одна, в сопровождении женщины-полицейского.
После второго свидания она вернулась домой и наглоталась таблеток. И проспала целых двенадцать часов.
Еще Наоми слышала, как дядя разговаривал с Гарри: они собирались сделать кое-какую перестановку, чтобы в их доме могли поселиться еще три человека. Наоми понравился Гарри - Гаррисон Доббс. Правда, ее порядком озадачило, что он не был белым. Хотя и чернокожим его не назовешь - лицо цвета карамели. Вроде той, какой покрывали мороженое. Наоми любила мороженое, но ей не часто удавалось заслужить подобное лакомство.
На этом карамельном лице особенно выразительно смотрелись ярко-синие глаза. Гарри был шеф-поваром. Как он доверительно объяснил Наоми, это такой человек, который готовит всякие вкусности. Мужчина на кухне был для Наоми в диковинку, но вскоре она привыкла, что Гарри каждый вечер сам готовит ужин. Он подавал на стол блюда, о которых она даже не слышала.
Вкусные и красивые, вроде тех, что показывали по телевизору.
Мейсону они купили Нинтэндо, а ей с мамой подобрали несколько новых нарядов. Наоми даже решила, что могла бы пожить и в этом случайном доме, если бы Сет и Гарри остались с ними.
Как-то вечером, когда ее мама вернулась из тюрьмы, со свидания с отцом, они вновь поругались с Сетом. Наоми пугали эти ссоры: что, если дядя снова решит уехать от них?
- Я не могу вот так все бросить и уехать. Как я увезу детей от отца?
- Сьюзи, он никогда не выйдет из тюрьмы. И ты хочешь раз за разом таскать к нему детей? Зачем ты обрекаешь их на такую участь?
- Том - их отец.
- Твой Том - настоящее чудовище.
- Не смей так говорить о нем!
- Чудовище, и тебе это прекрасно известно. Сьюзи, ты нужна детям, так займись же наконец ими. Этот человек не заслуживает и минутки твоего времени.
- А как же брачный обет? Я поклялась любить, почитать и слушаться мужа.
- Он тоже клялся, но что толку? Господи боже, он изнасиловал, замучил и задушил больше двадцати женщин - и это лишь то, в чем он признался. Чем похвалялся на каждом допросе. Больше двадцати молоденьких девушек. Он мучил их, а потом приходил к тебе, в вашу общую постель.
- Хватит! Прекрати! Хочешь, чтобы я поверила в эти ужасы? И как мне жить с этим? Как мне жить дальше, Сет?
- У тебя двое детей, которым нужна мать. Я хочу помочь тебе, Сьюзи. Мы уедем туда, где дети будут в полной безопасности. Вы пройдете курс лечения у психотерапевта. Детей мы отправим в хорошую школу. Только не заставляй меня распоряжаться твоей жизнью, как это делал он. Я готов позаботиться о тебе и о детях, но ты должна вспомнить ту Сьюзан, какой ты была до замужества. Уверенную в жизни и в себе.
- Как ты не понимаешь? - Мольба в голосе матери была подобна открытой ране, которой не дано затянуться. - Уехать сейчас - значит признать, что все это правда.
- Так и есть. Он сам во всем признался.
- Его заставили.
- Хватит, Сьюзи, перестань. Твоя собственная дочь видела то, что он сотворил. Видела своими глазами.
- Она придумала…
- Хватит, Сьюзи.
- Я просто не верю… Ну как я могла ничего не заметить? Я прожила с ним почти половину своей жизни и ничего не видела. Как такое могло быть? Все эти репортеры, они кричали мне о том же.
- Плевать на репортеров. Завтра мы уедем отсюда. Ну, где же твой гнев, Сьюзи? Почему ты не злишься на него за то, что он сделал? За то, в какое положение он поставил тебя и детей? Надеюсь, рано или поздно ты сможешь встряхнуться, пока же постарайся просто довериться мне. Так оно будет лучше. Завтра мы уедем, и ты сможешь создать новую жизнь для себя и детей.
- Я даже не знаю, с чего начать.
- Начни собираться. Пусть это станет для тебя первым шагом.
Сет ушел, а мать продолжала плакать. Но в скором времени Наоми услышала хлопанье ящиков.
Похоже, она все-таки собирает вещи.
Утром они уедут. Уедут отсюда навсегда.
Закрыв глаза, Наоми мысленно возблагодарила своего дядю. Неделей раньше она спасла жизнь Эшли. И вот теперь дядя спасает ее саму.
Три
В окрестностях Вашингтона Наоми прожила пять месяцев, две недели и пять дней. За этот небольшой промежуток времени она испытала столько взлетов и падений, столько радостей и горестей, что большая часть их давно выветрилась из ее памяти.
Ей нравился их дом в Джорджтауне. Нравились высокие потолки и яркие краски, уютный задний дворик и фонтан с небольшой запрудой.
Большой город покорил ее воображение: Наоми могла часами сидеть у себя на подоконнике, разглядывая бесконечный поток машин и прохожих. Комната ей досталась просто замечательная. Здесь был шкаф вишневого дерева - настоящий антиквариат, а не какая-то там развалюха - с большим овальным зеркалом, тоже обрамленным вишней. В распоряжении Наоми оказалась двуспальная кровать - роскошь, о которой она и не мечтала. Постельное белье было мягким и шелковистым. Укладываясь спать, она легонько водила пальцами по подушке - безмолвная колыбельная, неизменно погружавшая ее в дрему.
Стены нежно-золотистого оттенка украшали фотографии цветов, так что в комнате у нее был собственный сад.
Эта комната нравилась Наоми даже больше, чем мамина, хотя в той были роскошная кровать с бледно-зеленым балдахином и множество других, столь же элегантных вещей.
Мейсон спал на раскладном диване в комнате, которую дядя называл второй гостиной. Но в первые несколько недель он чаще всего ночевал у Наоми - забирался к ней в кровать или вовсе пристраивался на коврике, как большой щенок.
Гарри сводил их в свой ресторан, где на столах красовались свечи и цветы. Он провел для них экскурсию по большой кухне, наполненной жаром, суетой и всевозможными шумами.
Учебный год она встретила в состоянии нервного возбуждения. Новая школа. Новый мир, где никто ее не знал. Это и пугало, и завораживало. Для начала пришлось привыкать к новому имени. Теперь она была Наоми Карсон, новенькая, и кое-кто потешался над ее акцентом. Зато никто из школьников не знал, что ее папа сидит в тюрьме.
Ей не очень-то нравилось ходить к психотерапевту. Сама доктор Осгуд, молоденькая, приятная женщина, вызывала у нее только симпатию. Но как можно было говорить с чужим человеком о родителях и о брате и, что еще хуже, о той ночи в лесу?
У Мейсона был свой доктор, мужчина. Сеансы ему нравились, так как доктор разрешал говорить про видеоигры и баскетбол. Так, по крайней мере, утверждал сам Мейсон. Но уже через несколько недель такой, казалось бы, пустой болтовни он перестал приходить на ночь к Наоми. Одиночество его уже не пугало.
Их мать общалась с другим доктором… когда ей случалось до него добраться. Чаще всего она ссылалась на плохое самочувствие и отправлялась в постель с уже привычной головной болью.
Раз в неделю она брала у дяди Сета машину и уезжала в тюрьму - в исправительное учреждение Хазелтона. Дорога туда и обратно занимала восемь часов. И все это - ради краткой беседы через стекло. Домой она возвращалась ужасно измученной и постаревшей.
И все же она продолжала туда ездить.
В целом жизнь вошла в привычную колею. Мейсон и Наоми ходили в школу, Гарри - в свой ресторан, а Сет в офис, где он занимался инвестированием чужих денег. Мать Наоми устроилась подрабатывать официанткой.
Но как-то вечером Сет вернулся домой с бульварной газетенкой в руках, и тут разразилась целая буря.
Наоми поежилась. Ни разу еще не видела она дядю таким разгневанным, ни разу не слышала, чтобы он на кого-нибудь поднял голос. И теперь она просто не знала, что делать. Она как раз готовила ужин - курицу с рисом, как научил ее Гарри. Мейсон сидел за кухонным столом и корпел над домашними заданиями. Мама сидела тут же, отрешенно глядя в пространство.
Она подскочила, когда Сет с размаху хлопнул газетой о стол. На передней странице Наоми увидела фотографию своего отца и - о ужас! - собственный снимок, сделанный еще в ту пору, когда она училась в Сосновом лугу.
- Как ты могла?! Как ты могла поступить так со своими детьми, с собой?
Сьюзан сжала золотой крестик, висевший у нее на шее.
- Не кричи на меня. Я им практически ничего не сказала.
- Ты сказала им больше, чем достаточно. Это ты дала им фотографию Наоми? Ты разболтала, что мы живем в Джорджтауне?
Наоми заметила, что плечи у мамы поникли. Раньше так бывало в тех случаях, когда отец бросал на нее недобрый взгляд.
- Мне заплатили пять тысяч долларов. Мне ведь тоже надо зарабатывать деньги!
- Каким же образом? Продавая в газеты фотографии дочери?
- Они бы и без меня могли достать этот снимок. Ты же знаешь, газеты треплют наше имя уже много недель. Этому просто нет конца.
- У них не было фотографии Наоми, Сьюзан. - Сет устало потянул узел на галстуке. - И они не знали, где вы теперь живете.
В этот момент зазвонил телефон, и он вскинул руку, чтобы остановить Наоми.
- Не снимай трубку. Пусть сработает автоответчик. Они уже названивали мне сегодня в офис. Газетчикам не составит труда разыскать номер, не внесенный в справочник. Не внесенный, чтобы защитить тебя и твоих детей, Сью. Уберечь вас от того, что сейчас начнется.
- Они и так не оставляют меня в покое. Всякий раз, когда я появляюсь в тюрьме, они уже там, - поджала губы Сьюзан.
Наоми заметила, что вокруг рта у нее залегли глубокие морщины. Морщины эти появились не так давно, после той летней ночи.
- Том сказал, что нам удастся неплохо заработать. Сам он этого сделать не может, таков закон, но…
- Но ты можешь сделать это за него.
Сьюзан вспыхнула, то ли от гнева, то ли от замешательства.
- У меня есть обязанности перед мужем, Сет. Его держат взаперти, в одиночестве. Ему нужны деньги, чтобы нанять хорошего адвоката… чтобы тот помог ему перебраться в общую зону.
- Бог ты мой, Сьюзи, да это бред чистой воды! Ты что, не видишь, что тебе скармливают всякую чушь?
- Поаккуратнее выбирай слова!
- Слова, значит, тебя беспокоят, а вот это нет? - Сет хлопнул рукой по газете. - Ты хоть читала, что тут написано?
- Нет-нет, я не желаю это читать… Они все донимали меня, и Том сказал, что к нему будут относиться с большим уважением, если он сможет рассказать всем свою историю. И что я должна поддержать его.
- Никто не уважает желтую прессу. Даже он должен это понимать. - Сет поморщился, как если бы от боли. - Кто еще тебя донимал? С кем ты успела пообщаться?
- Я говорила с Саймоном Вэнсом.
- С писателем. Криминальное чтиво.
- Вэнс - профессионал. Его издатель собирается заплатить мне двадцать пять тысяч долларов. Об этом прямо сказано в контракте.
- Ты подписала контракт?
- Они же профессионалы. - Сьюзан вскинула руки, словно отражая возможную атаку. - И они заплатят еще, когда заключат договор с кинокомпанией. Так мне сказали.
- Сьюзан. - В голосе дяди Наоми отчетливо различила отчаяние. - Что же ты наделала?
- Я не могу всю жизнь обслуживать столики. Доктор, к которой я ходила, посоветовала мне поработать над самооценкой. Мне нужно найти местечко поближе к тюрьме, чтобы не тратить столько времени на дорогу. Том хочет, чтобы мы с детьми поселились где-нибудь поблизости.
- Я никуда не поеду.
Сьюзан вспыхнула, услышав голос Наоми.
- Не дерзи мне.
- Я просто говорю. Я никуда не поеду. Если ты увезешь меня отсюда, я сбегу.
- Ты поступишь так, как скажем мы с папой. - Истерика, в голосе ее матери отчетливо звучали истерические нотки. - Мы не можем здесь оставаться.
- Почему же это, Сьюзан? - тихо спросил Сет. - Почему вы не можете остаться?
- Ты живешь с мужчиной, Сет, живешь во грехе. С черным мужчиной.
- Наоми, детка. - Он говорил все также спокойно, и лишь глаза неотрывно смотрели на Сьюзан. - Почему бы вам с Мейсоном не подняться пока наверх?
- Я же готовлю ужин.
- Пахнет просто великолепно. Сними пока с огня, хорошо? И поднимись с Мейсоном наверх, помоги ему с уроками.
Мейсон, соскользнув со стула, обнял дядю.
- Не разрешай ей увозить нас, пожалуйста. Я хочу остаться с тобой.
- Ни о чем не беспокойся. Иди пока наверх с сестрой.
- Пошли, Мейсон. - Наоми взяла со стола его вещи и оглянулась. - В Гарри нет ничего плохого. Только ты видишь в этом грех.
- Ты не понимаешь… - начала было Сьюзан.
- Я-то понимаю. Начала понимать с той ночи в лесу. А вот ты, мама, так ничего и не поняла. Идем, Мейсон.
Сьюзан снова принялась плакать. Сет молча поднялся, открыл холодильник и достал оттуда бутылку вина. Он не стал уговаривать сестру сесть, а просто налил себе стакан.
- Ты знала о том, что я гей, с тех пор как мне исполнилось четырнадцать. Как раз тогда я собрался с духом и рассказал тебе обо всем. Мне потребовалось чуть больше времени, чтобы признаться маме и папе. Надо сказать, что в целом они восприняли эту новость достаточно неплохо. Но первым делом я признался своей старшей сестре. Помнишь, что ты сказала в ответ?
Сьюзан все также плакала, закрыв лицо руками, и Сет снова поднял стакан с вином.
- Ты сказала, только не пытайся ухаживать за теми парнями, на кого я сама положила глаз. Куда подевалась та девочка, Сьюзи? Та, что могла поддержать меня в самый нужный момент? Что способна была рассмешить, когда я готов был заплакать? Та девушка принимала меня таким, какой я есть.
- Мне так жаль. Прости меня.
- Очень хорошо, Сьюзан. Но я хочу сказать кое-что… и хочу, чтобы ты меня услышала. Никогда не говори в подобном тоне про мужчину, которого я люблю. Договорились?
- Прости меня. Ради бога, прости. От Гарри я видела только добро. И я, и дети. Я знаю, что он любит тебя. Но…
- Наша связь - непростительный грех. Так ты думаешь? Именно это подсказывает твое сердце?
Она присела к столу.
- Не знаю. Я просто не знаю, что думать. Четырнадцать лет, Сет. Четырнадцать лет замужества. Том не был поначалу таким жестким. Все изменилось постепенно. Так постепенно, что я и не заметила. Он не хотел, чтобы я работала, а я в то время как раз была беременна Наоми. И решила, что это даже хорошо. У меня будет время, чтобы обустроить дом, позаботиться о нашей дочке. Потом он отказался встречаться с мамой и папой - всегда находил оправдания, чтобы не ездить к ним. Затем он и мне стал запрещать такие поездки. Он был главой семьи, Сет. Ну как я могла не послушаться. Потом он положил конец и их визитам.
- Словом, обрубал все связи с внешним миром. Отрезал от всех, кто тебя любил.
- Наша семья - вот о чем я должна думать, повторял он раз за разом. А тут еще родился Мейсон, и Том еще туже закрутил гайки. Но он работал не покладая рук, оплачивал все наши счета. Ни разу он не ударил меня, клянусь. Ни меня, ни детей. То, чего он хотел, устанавливалось как бы само собой. Я скучала по маме и папе. Я ужасно скучала по тебе, но все это…
Сет взял еще стакан и налил ей вина. Подвинул через стол.
- Я не пила ничего крепче церковного вина, с тех пор как забеременела Наоми. Когда-то я была такой, как она, - храброй, сильной и слегка безрассудной. Разве нет?
- Верно.
- Я потеряла это, Сет. Потеряла себя.
- Ты можешь обрести все заново.
Сьюзан покачала головой:
- Я так устала. Вот бы уснуть и не просыпаться… до тех пор, пока все не кончится. Она ведь правда имела в виду то, что сказала. Я про Наоми. Она не поедет со мной. А если я все-таки заставлю ее, сбежит и заберет с собой Мейсона. Она не бросит брата, как я когда-то бросила тебя. Теперь мне придется выбирать между моими детьми и моим мужем.
- Когда-то ты уже предпочла его всем своим близким.
- Жена да прилепится к мужу. - Со вздохом она взяла свой стакан, сделала осторожный глоток. - Чудесное вино. Я совсем забыла, какое оно на вкус. Я дала клятву верности, Сет, когда выходила замуж. Я знаю, Том нарушил обет, он совершил то, о чем и подумать страшно… По крайней мере, иногда мне это ясно. Но мне так трудно пойти против своих обещаний. Трудно признать, что человек, которого я выбрала в мужья, сидит теперь в тюрьме. Я уже не чувствую ничего, кроме усталости. Если бы я только могла, проспала бы до конца своей жизни.
- Это депрессия, Сьюзи. Нельзя бросать лечение. Оно обязательно подействует, нужно только запастись терпением.
- Такое чувство, что прошли уже годы. Знаешь, Сет, когда я еду на свидание в Хазелтон, неизменно говорю себе, что это в последний раз. Не хочу видеть больше тюремные стены, проходить через процедуры на входе. Говорить с ним через стекло. А тут еще эти репортеры и другие… они специально поджидают меня там, выкрикивают ужасные вещи. Ты даже не представляешь…
- Ну так перестань подставляться.
Она вновь покачала головой:
- Понимаешь, Том… он умеет повернуть все так, что я начинаю сомневаться в самой себе. В результате я делаю именно то, что он говорит. Я же знала, что мне не стоит говорить с репортерами. Знала, что не нужно подписывать контракт. Но во мне не осталось ни сил, ни гордости, и я сделала так, как он просил. Он сказал, возьми у них деньги, подпиши бумаги. Том хотел, чтобы я положила деньги на его тюремный счет и нашла дом где-нибудь поблизости. Предполагалось, что я по-прежнему буду посещать его каждую неделю. И раз в месяц приводить к нему детей.
- Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Если надо, пойду в суд. Я могу проиграть, но я постараюсь не допустить, чтобы ты таскала туда детей.
- Она этого не допустит. Моя дочка. - Сьюзан со всхлипом смахнула слезу. - Она не поедет и будет биться насмерть, лишь бы не пустить Мейсона. Боюсь, не очень-то хорошая мать из меня получилась.
- Не сдавайся. - Сет сжал ее руку. - Соберись с силами. Через пару недель посмотрим, что делать дальше. Тебе стоило бы вернуться к психотерапевту.
- Я постараюсь, клянусь тебе. Знаешь, я очень благодарна вам с Гарри. И мне ужасно стыдно, что я послушала Тома… после всего, что вы для нас сделали.
- Не переживай, мы справимся.