- Я ничего о нем не знаю.
- Тогда читайте мою колонку.
- Все равно...
- У каждого есть свои секреты, - с удовольствием объявил Ушер Рудд.
- Я только нахожу их. Мне это нравится. Люди заслуживают этого.
- Публика имеет право знать? - спросил я.
- Конечно, имеет. Если кто-то собирается создавать имя нас законы и управлять нашей жизнью, ему не стоит распутничать и заниматься на стороне грязным сексом. Разве не так?
- Никогда не думал об этом.
- Если старина Джордж прячет грязные секреты, я найду их. Как зовут вашу мать?
- Сара. Она умерла.
Он стрельнул в меня злым, враждебным взглядом.
- Я уверен, что вы делаете работу хорошего детектива, - монотонно проговорил я. - Имя моей матери было Сара Джулиард. Замужем. Умерла. Очень печально.
- Я все раскопаю.
- Будьте моим гостем.
Отец высвободился из толпы избирателей-энтузиастов, обступавших его, и, сказав, что готов к встрече за ленчем, повернулся ко мне. Активисты партии потянулись к пабу.
- Это, - объявил я, показывая на обладателя алого тренировочного костюма, рекламных туфель и бейсболки, - Ушер Рудд.
- Очень приятно познакомиться, - проговорил отец, собираясь автоматически пожать руку. - Вы работаете для партии... м-м... Ушер?
- Он пишет для газет, - поправил я и развернул "Дневник Куиндла", чтобы отец увидел первую страницу. - Это написал он. Он хочет, чтобы я сказал ему имя моей матери.
Я начал узнавать отца. Двадцать четыре часа назад я бы не уловил крохотного напряжения мышц и молчания длиной в долю секунды, означавшего фантастически быстрое осмысление неблагоприятных фактов. Не только сила мышления, но и ошеломляющая скорость. Не только анализ, но и мгновенный расчет всей цепочки последствий. Бывает такой мозг.
- Мою жену звали Сара. К несчастью, она умерла, - вежливо улыбнулся отец Ушеру Рудду.
- От чего? - разозленный милой откровенностью отца, агрессивно грубо выпалил Ушер Рудд.
- Это было очень давно. - Отец сохранял спокойную вежливость. Пойдем, Бен, иначе мы опоздаем.
Мы повернулись и сделали шага три. Но Ушер Рудд рывком обежал нас и, тормозя пятками спортивных туфель, оказался к нам лицом, загородив дорогу.
Голос прозвучал пискляво, зло и триумфально:
- Я добьюсь, что вас отзовут из кандидатов. Оринде Нэгл вернут ее права.
- Ах. - В единственный слог отец вложил все понимание мира. - Так вы стерли в порошок Пола Бетьюна, чтобы расчистить ей дорогу, не так ли?
- Она стоит десяти таких, как вы. - Ушер Рудд пришел в ярость.
- Она счастливая женщина, что у нее так много болельщиков, - Вы проиграете. - Ушер Рудд почти танцевал от ярости. - Победить должна она.
- Прекрасно... - Отец обошел его, я следом, а Ушер Рудд сзади выкрикнул вопрос, который я никогда бы не задал, но безумно хотел знать ответ:
- Если ваша жена давно умерла, как вы обходитесь с сексом?
Отец явно слышал, но не сбился с шага. Я рискнул и украдкой взглянул на его лицо. И ничего не прочел. Он не выказал ни неловкости, ни тревоги.
Может быть, только веселое изумление.
Ленч в пабе прошел оживленно. Все активисты, возбужденные утренней речью, продолжали обсуждать ее. Во второй половине дня мы побывали на заводе фурнитуры, а потом на фабрике, производившей краски. Кандидат, при ходьбе опираясь на трость, внимательно выслушивал местные проблемы и обещал найти способы их решения, если его выберут. Он пожал бесчисленное количество рук и раздал бесчисленное количество автографов.
Составляя план избирательной кампании. Мервин Тэк ожидал, что кандидатом будет Оринда, которая очарует столяров и составителей красок. В свою очередь, некоторая часть рабочих рассматривала другого кандидата как узурпатора. Отец развеял такие настроения, высоко оценив работу Оринды, но не принося извинений за то, что его выбрали вместо нее.
- Прирожденный политик, - шепнула мне в ухо одна из леди-активисток.
- Учитывая, к чему склоняется страна, с Ориндой мы бы потеряли это переходящее от партии к партии место. Хотя она, конечно, так не считает. С вашим отцом у нас лучшие шансы. Но избиратели непредсказуемы. Часто они могут провалить кандидата в отместку. И они обычно голосуют за партию, а не за личность. Поэтому грязные обвинения не очень повредят Полу Бетьюну, особенно среди голосующих мужчин. В душе они не считают связь на стороне большим грехом, просто подумают: "Повезло парню". И если вы надеетесь, что женщины не проголосуют за человека, имеющего любовницу, то вы ошибаетесь. Проголосуют.
- Значит, Ушер Рудд не передвинул крестик из одной клеточки в другую?
- Если и передвинул, то не так намного, как он воображает, мелкий негодяй. На местах не очень-то обращают на него внимание. Другое дело в Вестминстере. Там до ужаса боятся копания в прошлом. И чем выше человек забрался, тем больше он ненавидит "разгребателя грязи". Разве вы не замечали: если член парламента подмочил репутацию, то быстрее всех его вышвыривает собственная партия?
Мне следовало бы ответить "нет". Я не замечают, потому что никогда не глядел в ту сторону.
По дороге в Хупуэстерн я спросил отца, что он думает об Ушере Рудде.
Но он зевнул и сказал, что от усталости валится с ног и лодыжка болит. И почти тотчас уснул. Я осторожно вел машину, ведь у меня еще не выработался инстинкт движения. На перекрестке, резко затормозив на красный свет, я разбудил кандидата.
- Ушер Рудд, - без вступления проговорил он, будто между вопросом и ответом не прошло двадцати минут, - обожжется на законах о частной жизни.
- Я не знал, что есть такие законы, - удивился я.
- Будут.
- Ох.
- У Ушера Рудда под бейсболкой рыжие волосы.
- Откуда ты знаешь?
- Он вчера был на встрече, когда кончился обед. Полли показала его мне. На нем был черный теплый тренировочный костюм и теннисные туфли. Ты его не заметил?
- Я его не помню.
- Узнай, мог ли он выстрелить.
Я открыл рот, чтобы сказать "Вау" или "Оу", но, подумав, воздержался от обоих восклицаний. Отец искоса смотрел на меня, и я почувствовал, что он улыбается.
- Не думаю, что это он, - наконец ответил я.
- Почему?
- Вместо пуль он выбирает ядовитые чернила.
- Ты уверен, что хочешь быть математиком? Почему бы тебе не попробовать писать?
- Я хочу быть жокеем. - Это так же возможно, как погулять по Луне.
- В университете Эксетсра, прежде чем дадут отсрочку в поступлении, потребуют сообщить, где ты собираешься проводить "окно на год". Это в том случае, если ты приедешь туда не в этом октябре, а в следующем году. Они не будут в восторге, узнав о скачках.
- В Эксетере есть скачки.
- Ты чертовски хорошо знаешь, что имеется в виду.
- Мне не нравятся политики. - Переменим тему.
- Политики - смазочное масло мира.
- Ты имеешь в виду, что мир не будет вертеться без смазки?
Он кивнул.
- Когда политики упираются лбом в стену, в мире начинаются войны.
- Отец, - начал я.
- Папа.
- Нет, отец. Почему ты хочешь быть политиком?
- Такой я есть, - помолчав, ответил он. - Ничего не могу поделать.
- Но ты же никогда... Я имею в виду...
- Я никогда раньше к этому не шел? Не думай, что я не взвесил все. С тех пор как я был в твоем возрасте или даже моложе, я знал, что придет день, и я попытаюсь попасть в парламент. Но для этого требовалась солидная база. Мне надо было убедиться, что я могу зарабатывать деньги. Надо было научиться разбираться в экономике. И, наконец, пришло время, совсем недавно, когда я сказал себе: "Сейчас или никогда". И вот это сейчас.
Самое длинное объяснение, какое он когда-нибудь давал мне. И ради меня он упростил его, подумал я. Стремлению требовалось время, чтобы созреть.
И вчера в "Спящем драконе" коробочка лопнула. Стремление встало в полный рост. Сейчас дракон Джулиарда проснулся, ревет и крадется через Уайтхолл на Даунинг-стрит, 10. Размышляя о нем, я сбился с дороги. Пока я останавливался и изучал карту, потом, найдя, где сделал ошибку, подъезжал к стоянке с неожиданной стороны, отец не делал никаких комментариев. Только за одну эту сдержанность я был обязан ему, как оруженосец рыцарю. Каким старомодным может быть человек.
Уже давно перевалило за шесть, когда мы добрались до площади, которая к этому времени почти опустела, и все окружавшие ее магазины закрылись.
Когда я затормозил машину Кристэл, позднее предвечернее солнце заливало мягким золотистым светом асфальт.
В офисе горел приглушенный свет, но людей не было. Я отпер дверь и на столе Мервина Тэка нашел записку, лежавшую на виду:
""Рейнджровер в ремонтной мастерской Руддов. Они тщательно все проверили и никаких неисправностей не нашли".
Глава 4
Надо бы ожидать, что отец, потративший столько нервной энергии на спектакль длиной в день, заработал вечерний отдых. Так думал я. Но во мне еще только чуть-чуть начали просыпаться жизненные силы, которые требуются от человека, собравшегося быть слугой общества. Вроде бы даже не перезаряжая батареи, отец отправился на другой марафон рукопожатий и улыбок. На этот раз не в торжественно освещенном многоцелевом зале "Спящего дракона", а в гораздо более скромном месте, которое обычно использовалось как площадка для занятий пятилетних детей в отдаленных от центра районах Хупуэстерна.
Там на стенах висели доски с пришпиленными детскими попытками рисовать. В основном тонкие фигуры с большими головами и острыми волосами, торчавшими, как змеи Медузы Горгоны. Рисунки дополняли простые призывы "не бегать" и "подними руку", написанные робкими маленькими буквами.
Яркие цвета повсюду бомбардировали глаз до пресыщения. И я не мог поверить, что такого же рода попытки были и моим образовательным трамплином.
Но так оно и было. Другой мир, оставшийся далеко позади.
В помещении стояло несколько рядов складных легких стульев. Проходили дни, и такие стулья становились для меня все более и более привычными. Как и походная трибуна для оратора. На этот раз с микрофоном, квакающим, когда его опробовали, да и в других случаях, когда его включали или выключали.
Освещение - никому не льстившие зеленовато-белые трубки дневного света. Их явно не хватало, чтобы поднять настроение и прогнать депрессию.
Так должно выглядеть чистилище, подумал я. В этой непривлекательной комнате с колонной посередине фактически собралась аудитория особого рода, которую можно пересчитать на пальцах рук и ног.
На пороге нас встретил Мервин Тэк, глядя на часы и проверяя, вовремя ли мы прибыли. Но благодаря удаче и расспросам, как проехать (стыд перед опозданием пересилил во мне гордость), мы явились точно в минуту, объявленную в розданных листовках.
На небольшом возвышении стоял стол, где рядом с временным микрофоном лежал молоток, чтобы призывать собравшихся к порядку. Деловые приготовления дополняли два больших блюда с сандвичами, прикрытых полиэтиленовой пленкой.
Две-три оживленные леди из активисток осыпали отца пожеланиями удачи.
Но уже десять минут спустя после назначенного времени стало ясно, что в этот вечер победу одержала апатия, а не энтузиазм.
Я ожидал, что отца приведет в замешательство такая маленькая аудитория и он быстро проведет неудавшееся собрание. Но он пошутил, отложил микрофон и сел на край возвышения, предлагая редким, рассеянным по комнате слушателям пройти вперед и занять несколько первых рядов, чтобы сделать встречу более интимной.
Его магия подействовала. Все прошли вперед. Он говорил просто, словно обращался к полной комнате друзей. А я наблюдал, как он превращает неудачу в полезное управление по установлению связи с публикой. К тому времени, когда сандвичи освободили от пленки, даже те несколько человек, которые пришли сорвать встречу, оказались прирученными и молчали.
Мервин Тэк выглядел задумчивым и недовольным.
- Что-то случилось? - спросил я.
- Оринда привлекла бы гораздо больше людей, - мрачно проговорил он.
- Она бы собрала полный зал. Ее здесь любили. Она каждый семестр дарила детям призы, которые сама покупала.
- Уверен, что она будет продолжать это делать.
Я сказал без иронии, но Мервин Тэк неприязненно посмотрел на меня и отошел. Одна из леди-активисток ласково пояснила мне, что время встречи совпало с сериалом о влюбленных на телевидении и что даже пабы в четверг вечером от этого страдают. Завтра будет все по-другому, добавила она. Завтра ратуша будет набита битком.
- М-м-м, - протянул я. - А что завтра произойдет в ратуше?
- Но вы же его сын, правда?
- Да, но...
- И вы не знаете, что завтра вечером у вашего отца дебаты лицом к лицу с Полом Бетьюном?
Я покачал головой.
- Фейерверк, - счастливым тоном воскликнула она. - Ни за что на свете не пропущу.
Когда я во время короткой дороги к центру Хупуэстерна спросил об этом отца, он казался полным такого же восторга.
- По-моему, - сказал я, - в завтрашней встрече больше смысла, чем в фиаско, которое могло бы случиться сегодня.
- Каждый голос на счету, - поправил он меня. - Если я сегодня выиграл даже несколько голосов, - это прекрасно. Надо перетянуть на свою сторону "плавающих избирателей". А их приходится убеждать поодиночке, одного за другим.
- Я проголодался, - заметил я, когда мы проезжали мимо ярко освещенной лавки, где готовят еду навынос. Мы вернулись и купили крылышки цыпленка, бананы и бекон. Даже там отца узнали, и он поговорил о политике с мужчиной, жарившим цыплят.
Утром я рано встал, вышел и купил "Газету Хупуэстерна". Обличение разврата и Пол Бетьюн (с фотографиями) заполняли четвертую и пятую страницы. Но на первой о главной теме дня объявлял заголовок: "Стреляли ли в Джулиарда?"
Колонки внизу оповещали: "Да" (свидетели, которые видели своими глазами). "Нет" (потому что он не пострадал). Заявление полиции ничего, не добавляло (они не нашли ружья). Зрители, считавшие себя специалистами по выстрелам, в своих заявлениях утверждали, что да, несомненно, Джулиард был объектом попытки убийства. Так думал и мужчина важного вида, а он всегда прав.
Сведенные воедино версии всех репортеров (включая и Ушера Рудда) свидетельствовали, что отрицание возможности выстрела выше в лагере Оринды Нэгл. Редактор в своей колонке не верил, что на таком низком уровне возможно политическое убийство. Мировых лидеров - вероятно. Но еще даже не избранных местных кандидатов - никогда.
Я прошел через город к кольцевой дороге в поисках мастерской Руддов и обнаружил, что работники не запирают на день территорию. Мастерская состояла из большого цеха под крышей и еще большей площадки, огороженной проволочным забором. Там проводились работы и в беспорядке стоял ожидавший ремонта транспорт. "Рейнджровер" был припаркован на площадке, и солнце уже играло на его металлическом боку.
Я спросил, где управляющий, и он вышел ко мне. Его звали Бэзил Рудд.
Худой, рыжий, веснушчатый и энергичный, он так походил на Ушера Рудда, что вполне мог бы быть его близнецом.
- Не спрашивайте, - с ходу начал он, заметив у меня газету. - Он мой двоюродный брат. Я знать его не хочу. И если вы пришли, чтобы дать работу кулакам, то нашли не того человека.
- Вообще-то я пришел, чтобы забрать "рейнджровер". Это машина моего отца.
- Ох? - Он моргнул. - Мне нужно удостоверение личности.
Я показал ему доверенность, заверенную отцом, и водительское удостоверение.
- Вполне достаточно. - Он открыл ящик, достал кольцо с ярлычком, на котором висело два ключа, и протянул мне.
- Не забудьте выключить сигнализацию. Я пошлю счет в штаб-квартиру партии мистера Джулиарда. Хорошо?
- Да. Благодарю вас. Была какая-нибудь неисправность?
- Если и была, то сейчас ее нет. - Он пожал плечами, и посмотрел в листок с зубчатыми краями, где перечислялась проделанная работа. - Смена масла, общая проверка. Все.
- Я мог бы поговорить с тем, кто проверял машину?
- Для чего?
- М-м-м... Я должен здесь возить по окрестностям отца, а я никогда раньше такую махину не водил... И я подумал, что мог бы получить кое-какие советы насчет мотора, чтобы я не перегрел его, когда буду ползти от двери к двери, убеждая избирателей.
- Спросите Терри, - снова пожал плечами Бэзил. - Он работал с машиной.
Я поблагодарил его и нашел Терри, который мгновенно произвел тройное впечатление: большой, лысый, пузатый. Коричневый комбинезон в серых полосах грязи от машинного масла. Он тоже разглядел газету.
- Здесь не упоминайте о Бобби, об этом проклятом Рудде, - прогудел он со злостью в мощном голосе.
Я и не собирался, но спросят:
- Почему?
- Он подслушает вас и вашу миссис в постели. Он присобачит к окну подслушивающую штуковину, которая ловит вибрацию стекла. Вы и охнуть не успеете, а он уже напечатает, что вы думаете о своем боссе, когда он запускает руку под юбку клиентке, которая в двенадцатый раз привозит машину для проверки. О сексе я даже и не говорю. Кто, когда, с кем... И все грязь и вранье с самого начала. Видите, я уничтожен, это сделал Бобби.
- Но вы еще здесь, - заметил я.
- Да, понимаете, Бэзил взял меня, потому что он ненавидит Бобби, это его кузен, понимаете. В Куиндле для меня все было кончено, меня разорил отец Бобби, дядя Бэзила, я почти все время пил... - Он прервал фразу на середине. - Если вы пришли не жаловаться на Бобби Ушера, проклятого Рудда, то чего вам надо, парень?
- Я... м... м... вы проверяли "рейнджровер" моего отца. Что там с ним было?
- Если не считать причудливую окраску? - Он поскреб сверкавшую лысину. - Чужеродное тело, я бы так сказал, в картере. Больше ничего. Я его почистил по высшему классу.
- Какого рода чужеродное тело?
- Точно не знаю, - неуверенно протянул он. - Но... м... м... как вы узнали, что оно там есть?
Для ответа ему понадобилось много времени, потому что он начал с того, как к нему попала машина.
- Человек из штаб-квартиры вашей партии, он сказал, что его фамилия Тэк или что-то в таком роде, позвонил Бэзилу, мол, может быть, в этом роскошном "рейнджровере" есть что-то ненадежное. Так вот, им надо, чтобы кто-то быстро пришел, забрал машину и проверил ее. Вот я и пошел туда, и этот мистер Тэк дал мне ключи. "Рейнджровер" завелся с первого прикосновения, легкий, как не знаю что.
Я посмотрел на него, но ничего не сказал.