* * *
Когда Архангел и Томми Хойлэйк выиграли приз в две тысячи гиней, Энсо покоился в морге, а Алессандро спал у себя в номере.
Оба Ривера рассчитывали совсем на другое.
Весь день я находился в подавленном настроении, хотя причин для этого не было. Борьба с Энсо не отнимала больше моих сил, но я никак не мог привыкнуть к тому, что он перестал оказывать влияние на мои поступки. Только сейчас я понял, как сильно Энсо владел всеми моими помыслами.
По идее я должен был испытывать облегчение - конюшням ничто теперь не угрожает, - но как ни странно, мое состояние продолжало оставаться угнетенным.
Банкир, владелец Архангела, был вне себя от счастья. Стоя в загоне для расседлывания скакунов-победителей, он сиял, как солнце, и дрожащим голосом шутил с репортерами.
- Прекрасно, мой мальчик, просто прекрасно, - сказал он, обращаясь ко мне, Томми Хойлэйку и Архангелу одновременно. Банкир был готов заключить нас всех в свои объятия. - А теперь - дерби, а?
- А теперь - дерби. - Я кивнул и подумал, что к этому времени мой отец вернется в Роули Лодж.
На следующий день я поехал навестить отца. Он выглядел еще более непреклонным, чем всегда, так как газеты напечатали статьи об убийствах на скаковом поле. В том, что это произошло, отец винил только меня. Благодаря этому происшествию ему не пришлось приносить поздравления по случаю победы Архангела.
- Тебе ни в коем случае не следовало брать учеником этого Алессандро.
- Ты прав, - сказал я.
- В Жокей-клубе будут недовольны.
- Да.
- Этот человек был просто сумасшедшим.
- В какой-то степени.
- Просто маньяком, если решил посадить своего сына на Архангела, убив Томми Хойлэйка.
Мне надо было что-то сказать в полиции, и я подкинул им эту версию. Полиция осталась довольна.
- Одержимый, - согласился я.
- Неужели ты ничего на замечал? Несуразностей, отклонений от нормы?
- Пожалуй, замечал, - дипломатично ответил я.
- В таком случае, ты уж, наверное, мог разобраться с ним раньше.
- Я разобрался... со временем.
- Недостаточно толково, - проворчал отец.
- Да, - терпеливо сказал я и подумал, что единственным человеком, который толково и окончательно разобрался с Энсо, был Кэл.
- Что у тебя с рукой?
- Сломал ключицу.
- Не повезло.
Отец посмотрел на свою подвешенную ногу и еле удержался от высказывания, что ключица просто ерунда по сравнению с его несчастьями. Ну что ж, он был прав.
- Когда ты выйдешь? - спросил я.
Отец посмотрел на меня, как кот на сметану.
- Возможно, скорее, чем ты думаешь. - В голосе его проскользнула едва заметная угрожающая нотка.
- Неужели ты считаешь, я доволен тем, что ты лежишь в больнице? - возразил я, не выдержав.
Отец вздрогнул от неожиданности и слегка смутился.
- Нет... э-э-э... говорят, что скоро.
- Чем скорее, тем лучше, - сказал я, стараясь быть искренним.
- Архангела больше не тренируй. Я видел в скаковом календаре заявки, которые ты подал, не проконсультировавшись со мной. Больше так не делай. Я вполне способен решать, в каких скачках должны участвовать мои лошади.
- Как хочешь, - спокойно ответил я и понял, что теперь у меня не было причин вмешиваться в его планы. Эта мысль, на удивление, не доставила мне никакого удовольствия.
- Скажи Этти, что я очень доволен тем, как она подготовила Архангела.
- Уже сказал, - ответил я. Уголки его рта опустились.
- Передай это от моего имени.
- Хорошо, - сказал я.
В наших с ним отношениях так ничего и не изменилось. Я уже уходил из дома, когда мне исполнилось шестнадцать лет, уйду и сейчас. Не могу же я, в самом деле, оставаться в конюшнях его помощником, даже если он попросит меня об этом.
"Он дал мне все", - заявил Алессандро о своем отце. Я мог сказать, что мой дал мне не очень много. Но я никогда не чувствовал, подобно Алессандро, ни любви, ни ненависти к своему отцу. Я... был равнодушен.
- А теперь - уходи, - сказал отец. - Но сначала найди сиделку. Мне необходимо судно. Иногда она не приносит его по полчаса, даже после звонка. А мне нужно сейчас, немедленно.
Шофер такси, которое я взял в Ньюмаркете, не возражал против поездки в Хэмпстед.
- Подождете несколько часов? - спросил я, выходя на тротуар возле своего дома.
- Пожалуйста. Может, найду кафе, открытое по воскресеньям, где можно выпить чашку чая. - И с этими словами таксист укатил. Оптимист.
Джилли сообщила мне, что похудела на три фунта и покрасила стены ванной комнаты в бледно-зеленый цвет.
- Пополнил свою коллекцию синяков? - спросила она, критически оглядывая меня с головы до ног.
- Ты очень наблюдательна.
- Старый глупый пень.
- Да.
- Хочешь чаю?
- Нет, благодарю, - вежливо ответил я. - Не стану я пить чай, раз ты даже не желаешь мне посочувствовать.
Она засмеялась.
- Сломанное плечо - это конец твоих мытарств, - спросила она, - или самое интересное еще впереди?
- Надеюсь, конец, - небрежно ответил я и рассказал ей, почти ничего не скрывая, то, что со мной приключилось.
- А твой дорогой отец знает?
- Боже упаси, - сказал я.
- Но ведь он все равно узнает, когда Алессандро дисквалифицируют. И тогда поймет, чем он тебе обязан.
- Я не хочу, чтобы он понимал, - ответил я. - Он только станет еще больше меня презирать.
- Хороший у тебя отец.
- Какой есть.
- Об Энсо ты того же мнения?
- Принцип тот же. - Я улыбнулся.
- Ты - псих, Нейл Гриффон. На столь веский аргумент мне нечего было возразить.
- Когда он выходит из больницы? - спросила Джилли.
- Точно не знаю. Надеется скоро встать. Потом неделя-другая физиотерапии, и ему выдадут костыли. Он думает вернуться домой до скачек в дерби.
- А ты что будешь делать?
- Не знаю, - ответил я. - Но у нас есть целые три недели, опасности никакой, так что... хочешь приехать в Роули Лодж?
- Видишь ли... - сказала она.
Я почувствовал, как на меня наваливается усталость.
- Дело твое.
- Нет, что ты. Я приеду в среду.
Вернувшись в Ньюмаркет, я, прежде чем войти в дом, обошел манеж. Мирный пейзаж, освещаемый мягким закатным солнцем перед вечерними сумерками. Золотистые кирпичи, теплые на ощупь; распустившиеся цветы на кустах, а за зелеными свежевыкрашенными дверьми шесть миллионов фунтов стерлингов, в полной безопасности уплетающие вечернюю порцию овса. Тишина во всех конюшнях, рысаки-победители в денниках, атмосфера благополучия и вечного спокойствия.
Скоро меня здесь не будет, и память об Энсо и Алессандро канет в Лету. Когда вернется отец, прошедшие три месяца покажутся странным сном. Отец с Этти и Маргарет займутся обыденными делами, а я буду узнавать знакомые клички лошадей в газетных сообщениях.
Я еще не знал, что буду делать. Мне, конечно, очень полюбилась работа тренера, может быть, я решусь открыть свои собственные скаковые конюшни. Я не хочу заниматься антиквариатом и теперь уже совершенно определенно не вернусь к Расселу Арлетти.
Я подошел к Архангелу, которого больше не охраняли агенты, собаки и фотоэлементы. Гнедой жеребец поднял голову от кормушки и вопросительно на меня посмотрел. По нему было видно, что скачки дались ему не слишком легко, но жеребец выглядел здоровым и сильным, и вполне вероятно, он еще принесет своему банкиру победу в дерби.
Вздохнув, я сделал шаг к двери и вдруг услышал, как в конторе зазвонил телефон. Владельцы часто беспокоили меня воскресными вечерами, но на этот раз звонили из больницы.
- Нам очень жаль, - несколько раз повторил голос на другом конце телефонного провода. - Очень жаль. Очень жаль.
- Но он не мог умереть, - растерянно сказал я. - Он прекрасно себя чувствовал сегодня утром. Я был у него сегодня, и он прекрасно себя чувствовал.
- Это случилось сразу же после вашего ухода, - сказали мне. - Через полчаса.
- Но почему? - Смысл сказанного никак не укладывался в моей голове. - У него ведь была сломана нога... и кость уже срослась.
Может быть, я хочу поговорить с лечащим врачом, спросили меня. Да, хочу.
- Он прекрасно себя чувствовал, когда я уходил, - вызывающе сказал я. - Требовал судно.
- Ах, да. Конечно, - с профессиональным сочувствием произнес высокий мужской голос. - Типичный... гм-м... симптом легочной эмболии. Требовал судно... очень типично. Но не сомневайтесь, мистер Гриффон, ваш отец умер очень быстро. Не мучался. В течение нескольких секунд. Да.
- Что такое, - спросил я, чувствуя нереальность происходящего, - легочная эмболия?
- Сгусток крови, - немедленно ответил он. - Тромб. К сожалению, часто встречается у пожилых людей, надолго прикованных к постели. А перелом вашего отца... гм-м... это ужасно, ужасно, но часто встречается... к сожалению. Смерть из-за угла, как говорится. Но быстро, мистер Гриффон. Очень быстро. Поверьте, мы ничего не могли сделать.
- Я верю.
"Но ведь это невозможно, - подумал я. - Он не мог умереть. Я разговаривал с ним сегодня утром..."
Больница ждет моих указаний, мягко напомнили мне.
Я невнятно пробормотал, что пошлю кого-нибудь из Ньюмаркета. Гробовщика из Ньюмаркета, чтобы он отвез тело домой.
В понедельник я говорил не умолкая. В полиции. В Жокей-клубе. С дюжиной владельцев, которые звонили и спрашивали, что будет с их лошадьми.
Говорил и говорил.
Маргарет справилась с дополнительной нагрузкой так же хладнокровно и спокойно, как решила дело с Сузи и ее подругой. "А подруга Сузи, - сообщила она, - доложила, что Алессандро не выходил из номера с той субботы, когда полиция его туда доставила. Он ничего не ел, ни с кем не разговаривал и всем отвечал, чтобы его оставили в покое. Мама подруги Сузи сказала, что ей это все равно, но так как у Алессандро никогда не было своих денег, а счет оплачен только по субботу, они хотели попросить его освободить помещение".
- Передайте маме подруги Сузи, что у Алессандро есть деньги в Роули Лодж и что в Швейцарии он будет очень богатым человеком.
- Будет сделано, - ответила Маргарет и тут же позвонила в "Форбэри Инн".
Этти взяла на себя руководство утренней и вечерней проездкой и заодно отправила несколько лошадей на скачки в Бат. Вместе с лошадьми уехал Вик Янг и, вернувшись, долго ругал ученика, скакавшего вместо Алессандро на Пуллитцере, утверждая, что он не стоит ломаного гроша.
В полиции я рассказал все, что произошло в субботу утром, и ничего более. "Энсо недавно прибыл в Англию, - объяснил я, - и вбил себе в голову, что его сын должен участвовать в скачках на Архангеле". У них не было причин мне не верить, а я не видел смысла говорить всю правду.
Потом я имел продолжительную беседу с членами Жокей-клуба и несколькими распорядителями, после которой меня тоже отпустили с миром.
Затем я попросил Маргарет на все вопросы владельцев отвечать, что я остаюсь в Роули Лодж тренером до конца сезона и предлагаю желающим забрать своих лошадей.
- Это правда? - спросила она. - Вы действительно останетесь?
- Положение-то безвыходное, - сказал я. Но оба мы улыбались.
- Я поняла, что вам здесь нравится: еще тогда, когда вы отказали Джону Бредону. - Я не стал ее разочаровывать. - Я рада, - сказала она. - Наверное, нехорошо так говорить, тем более что отец ваш только вчера умер, но мне больше нравится работать с вами.
Я не был таким диктатором, как он, вот и все. Маргарет могла хорошо работать с кем угодно. Перед уходом она сказала, что никто пока еще не выразил желания забрать из конюшен лошадей, включая и банкира, владельца Архангела.
Когда она ушла, я позвонил своим поверенным в Лондон и попросил возвратить мне конверт, который велел вскрыть в случае моей смерти. Затем я проглотил несколько таблеток кодеина, подождал, пока боль хоть немного утихнет, и с пяти до шести тридцати совершал вместе с Этти вечерний обход конюшен.
Мы прошли мимо пустого денника Ланкета.
- Черт бы побрал этого Алекса, - сказала Этти, но как-то рассеянно. Для нее все осталось в прошлом. Только предстоящие скачки имели значение. Она рассказала мне о своих планах на будущее. Четко, разумно, убедительно. Я оставался в Роули Лодж тренером, и ей не надо было привыкать к новым порядкам.
Я оставил ее наблюдать за вечерним кормлением лошадей и пошел домой. Что-то заставило меня посмотреть в сторону подъезда. Не двигаясь, почти сливаясь со стволами деревьев, там стоял Алессандро. Я неторопливо пошел через манеж ему навстречу.
Переживания состарили Алессандро до такой степени, что сейчас он выглядел скорее на сорок, чем на восемнадцать. От него остались кожа да кости, а в черных глазах застыло выражение отчаяния.
- Я пришел, - проговорил он. - Мне надо... Вы говорили вначале, что мне причитается половина денег за скачки... можно мне... получить их?
- Да, - сказал я. - Конечно. Алессандро сглотнул слюну.
- Простите, что я пришел. Но я должен был прийти... попросить у вас денег.
- Я могу рассчитаться с вами сейчас же, - ответил я. - Пройдемте в контору.
Я чуть повернулся, приглашая его следовать за собой, но Алессандро остался стоять на месте.
- Нет... не могу.
- В таком случае я отправлю деньги в "Форбэри Инн", - предложил я. Он кивнул.
- Спасибо.
- Вы решили, что будете делать дальше? - спросил я. Лицо Алессандро еще больше омрачилось.
- Нет. - В нем явно происходила какая-то борьба. Собравшись с духом, он крепко стиснул зубы и задал вопрос, который нестерпимо его мучил:
- Когда меня дисквалифицируют?
Как сказала Джилли, Нейл Гриффон был психом.
- Вас не дисквалифицируют, - сказал я. - Сегодня утром я имел разговор в Жокей-клубе. Я объяснил, что вас не следует лишать права из-за того, что ваш отец сошел с ума, и со мной согласились. Вам, конечно, может быть не очень приятно, что я сделал упор на сумасшествие, но ничего другого мне не оставалось.
- Но... - растерянно произнес он, - разве вы не рассказали о лунном Камне, Индиго... своем плече?
- Нет.
- Я не понимаю, почему?
- Не вижу смысла мстить вам за то, что сделал ваш отец.
- Но... он сделал это... в самом начале... потому что я попросил.
- Алессандро, - сказал я. - Как вы думаете, много существует на свете отцов, которые поступили бы подобным образом? Если бы их сыновья вдруг заявили, что хотят участвовать в дерби на Архангеле, кто из них стал бы убивать, чтобы выполнить эту просьбу?
Алессандро надолго задумался.
- Значит, он был сумасшедшим. Действительно сумасшедшим, - произнес он. Лицо его опять помрачнело.
- Он был болен, - ответил я. - Он заболел после вашего рождения, и болезнь затронула его мозг.
- Тогда я... не...
- Нет, - сказал я. - Это не наследственное. Вы так же нормальны, как все. И ваш разум в ваших руках.
- В моих руках, - невнятно повторил он. Напряженная работа мысли отразилась на лице Алессандро, а я молчал, чтобы не мешать ему, и терпеливо ждал, потому что дальнейшая судьба Алессандро зависела сейчас от его ответа.
- Я хочу быть жокеем, - еле слышно произнес он. - Хорошим жокеем. Я перевел дыхание.
- Вы можете участвовать в скачках повсюду, - сказал я. - В любой точке земного шара.
Алессандро напряженно посмотрел на меня, и на лице его не появилось былого высокомерия. Он совсем не походил на того мальчика, который пришел ко мне три месяца тому назад, да он больше им и не был. Чтобы победить отца, я изменил жизнь сына. Я изменил и его самого: сперва - чтобы обезопасить себя, потом - потому что в Алессандро было слишком много хорошего, и за него стоило побороться.
- Если хотите, можете остаться в Роули Лодж, - резко сказал я.
Что-то сломалось в нем: так лопается туго натянутая струна. Невероятно, но, когда Алессандро отвернулся, я мог бы поклясться, что в глазах его стояли слезы.
Он сделал несколько шагов вперед и остановился.
- Ну? - спросил я.
Алессандро отвернулся. Слезы ушли обратно в слезные железы, как часто бывает у молодых.
- Кем? - с опаской спросил он, предчувствуя подвох.
- Жокеем наших конюшен, - сказал я. - Вторым после Томми.
Он сделал еще несколько шагов по дорожке на негнущихся ногах.
- Вернитесь, - позвал я. - Вы сможете прийти завтра?
Алессандро оглянулся.
- Я буду к утренней проездке. Еще три пружинящих шага.
- Ни в коем случае! - крикнул я. - Как следует выспитесь, хорошенько позавтракайте и приходите не раньше одиннадцати. Мы улетаем в Честер.
- Честер? - изумленно воскликнул он и, повернувшись, попятился, удалившись еще на пару шагов.
- Резвое Копыто! - закричал я. - Слышали когда-нибудь о таком?
- Да! - закричал он в ответ и, не в силах удержаться от смеха, вновь повернулся и побежал по дорожке, подпрыгивая, как шестилетний мальчишка.
Примечания
1
Fuilong (фарлонг) (англ) - 660 футов = 220 ярдов = 201, 17 м.
2
Знаменитые мебельные мастера XVIII в.
3
Фут = 12 дюймов = 30, 48 см.