Глава 7
- Движение просто сбросил его с седла, сэр, - сказал один из наездников. - Просто сбросил его с седла. И он ударился головой об ограждение паддока, сэр.
- Это случилось минуту назад, сэр, - добавил второй.
Обоим наездникам было лет по шестнадцать, оба они были учениками, имели одинаково невысокий рост и оба не отличались особой смелостью. Я подумал, что вряд ли они специально напугали лошадь, хотя - кто знает? Твердо я знал только одно: от хорошего здоровья Алессандро зависело мое собственное здоровье.
- Джордж, - сказал я, - поставьте Движение в денник, и, Этти... - Она стояла чуть сзади, прищелкивая языком, но не выглядела слишком опечаленной. - У нас найдется что-нибудь вроде носилок?
- В инвентарной, - кивнув, ответила она и отправила туда Гинджа.
То, что принес Гиндж, носилками можно было назвать с большой натяжкой: грязно-зеленый брезент провисал между двух корявых обломков, которые некогда, скорее всего, были веслами. К тому времени, как появились носилки, сердце мое уже не стучало точно у альпиниста, взобравшегося на Эверест: Алессандро был жив и даже потихоньку начал приходить в себя, так что мрачная тень Энсо перестала маячить перед моими глазами.
Насколько я мог судить, все кости были целы, но тем не менее я действовал с предельной осторожностью. Этти меня не одобряла: она с удовольствием приказала бы Джорджу и Гинджу взять его за руки и за ноги и просто оттащить в сторону. Как человек более выдержанный, я велел осторожно отнести Алессандро в дом и положить на диван в комнате владельцев. Следуя за носилками, я задержался в конторе и попросил Маргарет вызвать врача.
Когда я вошел в комнату владельцев, Алессандро зашевелился. Джордж и Гиндж стояли рядом с диваном: один - старый и повидавший виды, другой - молодой и сварливый, но оба они глядели на своего пациента безо всякого сочувствия.
- Спасибо, - сказал я. - Это все. Сейчас придет врач.
Глядя на них, кому угодно стало бы ясно, что это далеко не все и им есть что сказать, но они поджали губы и отправились высказывать свое мнение в манеж.
Алессандро открыл глаза, и впервые на лице его появилось беспомощное выражение. Он не понимал, что произошло, где он находится и как сюда попал. От удивления он даже стал выглядеть моложе и добрее. Но как только Алессандро заметил меня, к нему мгновенно вернулась память. Голубь превратился в ястреба.
- Что случилось? - спросил он.
- Движение сбросил вас с седла.
- Ox, - сказал он более слабым голосом, чем ему хотелось. Закрыв глаза, молодой Ривера от всей души выругался:
- Гад.
Из конторы послышался шум, и в комнату ворвался шофер. Маргарет попыталась схватить его за руку, но он отшвырнул ее в сторону, как пушинку. Шофер направился в мою сторону, видимо решив, что со мной тоже можно не церемониться.
- Что произошло? - угрожающе произнес он. - Что ты сделал с его сыном? - При звуках этого голоса по моему телу пробежали мурашки, и отчетливо вспомнилась резиновая маска.
Не вставая с дивана, Алессандро заговорил на итальянском языке, который я немного знал благодаря одной своей старой знакомой.
- Прекрати, Карло. Иди в машину. Я упал с лошади. Нейл Гриффон не причинит мне вреда. Возвращайся в машину и жди меня.
Карло вертел головой, как разъяренный бык, но все же успокоился и молча подчинился. Гип-гип ура дисциплине в доме Ривера.
- Сейчас вас осмотрит врач, - сказал я.
- Мне не нужен врач.
- Вы не встанете с дивана, пока я не буду твердо уверен, что с вами все в порядке. Он презрительно усмехнулся.
- Боитесь отца?
- Думайте, что хотите, - сказал я, хотя и так было ясно, что он обо мне думает.
- Ничего страшного, - заключил врач после осмотра. - Пусть сегодня отлежится в постели, а завтра хорошенько отдохнет. Будете, как новенький, молодой человек.
Молодой человек уставился на него неблагодарным взглядом и не удостоил ответом. Пожилой доктор повернулся ко мне, понимающе улыбнулся и попросил дать ему знать, если обнаружатся какие-либо осложнения: тошнота или головная боль.
- Старый дурень, - довольно громко сказал Алессандро, когда я провожал врача. Как только за доктором закрылась дверь, Алессандро сразу вскочил с дивана. - Теперь я могу уйти? - саркастически осведомился он.
- Когда и куда угодно, - тут же согласился я. Глаза его сузились.
- Вам не удастся от меня избавиться.
- А жаль.
Он чуть было не задохнулся от негодования, но ничего не ответил и после короткого молчания довольно неуверенно вышел из комнаты. Я прошел в контору и вместе с Маргарет принялся смотреть, как шофер хлопочет вокруг Алессандро, стараясь как можно удобней устроить его на заднем сиденье "Мерседеса". Машина тронулась, и "его сын" отбыл, даже не обернувшись.
- Все в порядке? - спросила Маргарет.
- Получил хорошую встряску, как плохой коктейль, - пошутил я, и она рассмеялась. Но я заметил, что Маргарет провожала автомобиль глазами до тех пор, пока он не скрылся за поворотом Бэри Роуд.
* * *
На следующий день Алессандро не было, и появился он только в четверг, как раз к утренней проездке. Когда "Мерседес" подкатил к подъезду дома, я стоял в центре манежа и разговаривал с Этти. Приятное выражение на ее лице тут же сменилось гримасой неудовольствия, а когда Алессандро энергично выпрыгнул из машины и целеустремленно направился в нашу сторону, она поджала губы и неожиданно вспомнила, что ей срочно надо навести порядок в одной из дальних конюшен.
Алессандро презрительно посмотрел на ее стремительно удаляющуюся спину и приветствовал меня раздражающе-глупой самодовольной улыбкой. Он протянул мне небольшую плоскую жестяную коробочку, точно такую же, как в прошлый раз.
- Это - вам, - сказал он. Самоуверенность вернулась к нему с удвоенной силой, так что если бы даже он пришел без жестянки, можно было не сомневаться - он опять виделся с отцом.
- На этот раз вы тоже не знаете, что здесь? Он замялся.
- Нет, - сказал он.
И я поверил, потому что на лице его отразилось явное недовольство своей неосведомленностью. Жестянка была заклеена по бокам изоляционной лентой. Алессандро, по-прежнему самодовольно улыбаясь, смотрел, как я, прежде чем открыть коробочку, аккуратно отклеиваю изоленту, скатываю ее в шарик и кладу в карман.
Внутри жестянки, завернутая в вату, лежала маленькая деревянная лошадь.
На ее шее висел ярлык.
У нее была сломана нога.
Я не знаю точно, что Алессандро прочитал в моем взгляде, но глупая улыбка мгновенно исчезла с его лица, сменившись выражением показной храбрости.
- Он сказал, что вам это не понравится, - вызывающе произнес он.
- Что ж, в таком случае пойдемте со мной, - резко ответил я. - Посмотрим, понравится ли это вам.
Развернувшись, я пошел по манежу и на полпути встретил спешащего мне навстречу обеспокоенного и взволнованного Джорджа.
- Мистер Нейл... Индиго сломал ногу... в деннике... совсем как Лунный Камень... кто бы мог подумать, два таких опытных скакуна... и десяти дней не прошло...
- Да, кто бы мог подумать, - мрачно ответил я и вместе с ним прошел в денник, по пути незаметно сунув жестянку в карман куртки.
Добродушный жеребец лежал на соломе, делая слабые попытки подняться. Он то и дело задирал голову и бил по полу задней ногой, но у него совсем уже не осталось сил. Вторая задняя нога торчала под неестественным углом, сломанная чуть выше путовой кости.
Я присел рядом с бедным стариком Индиго и потрепал его по шее. Он вновь поднял голову и забился, пытаясь встать, затем безвольно распластался на подстилке. Глаза лошади остекленели, изо рта потекла слюна.
- Ничего не поделаешь, Джордж, - сказал я. - Пойду позвоню ветеринару. - Я изо всех сил старался, чтобы голос мой выражал только сожаление и не выдавал бушевавшую во мне ярость. Джордж покорно кивнул, но особой печали я в нем не заметил: как и все старые конюхи, он видел на своем веку гибель многих лошадей.
Чтобы поговорить со мной по телефону, молодому круглолицему Дейнси пришлось выскочить из ванной.
- Как, еще одна! - воскликнул он, когда я объяснил, в чем дело.
- Боюсь, что так. И если не трудно, захватите с собой все необходимое для анализа крови.
- О, господи, зачем?
- Я скажу, когда вы приедете.
- А? - Несмотря на удивление, звучавшее в его голосе, он явно был рад оказать мне услугу. - Ну, хорошо, хорошо. Вытрусь насухо и приеду в один миг.
Он прикатил в своем пыльном "Лендровере" через двадцать минут. Выпрыгнул из машины, хлопнув дверцей, приветливо кивнул и тут же направился к деннику Индиго. Во всех конюшнях остался один Джордж. Этти, огорченная тем, что лишилась удобной для тренинга лошади, решила совершить проездку на Южном Поле рядом с ипподромом. Алессандро, скорее всего, отправился вместе с ней, так как его нигде не было видно, а шофер, как обычно, сидел в "Мерседесе".
Индиго стоял на ногах. Джордж, держа его за хомут, объяснил, что к старику неожиданно вернулись силы, что он сам поднялся и съел немного овса и что ломать себе ноги - это просто безобразие, и ничего больше. Я кивнул, взял Индиго за хомут и послал Джорджа перемалывать корм для дневного рациона.
- Прекрасный конюх, - заметил Дейнси. - Старина Джордж когда-то работал главным садовником во дворце вице-короля Индии. Поэтому в конюшнях такие аккуратные клумбы и красивые кусты. Владельцы от них просто в восторге.
Эта новость меня ошеломила.
- Я не знал...
- Странный мир. - Дейнси успокоил Индиго одним прикосновением и принялся внимательно рассматривать сломанную ногу. - Так для чего вам анализ крови? - спросил он, выпрямляясь и задумчиво на меня глядя.
- Скажите, у ветеринаров существует традиция держать язык за зубами?
В его пристальном взгляде промелькнуло любопытство.
- Профессиональная тайна, как у врачей и юристов? Да, конечно. Если речь не идет о том, что кто-то "случайно" угодил соседу в зубы ногой.
- Нет, ничего похожего. - Я в нерешительности умолк. - Просто я хочу, чтобы вы сделали анализ крови частным образом... это возможно?
- В каком смысле "частным"? Мне придется обратиться в Ветеринарные научно-исследовательские лаборатории. У меня нет дома необходимой аппаратуры.
- Я бы хотел отдать кровь на анализ, не называя клички лошади.
- Это как вам угодно. Так часто делается. Но ведь не думаете же вы, что ей дали допинг?
- Я думаю, что ей дали сильное снотворное, - ответил я, - и что ногу ей сломали специально.
- О боже! - Рот у него приоткрылся от изумления, а глаза засверкали, отражая работу мысли. - Вы кажетесь мне вполне нормальным, - сказал Дейнси после недолгой паузы. - Давайте посмотрим еще раз.
Он присел на корточки и легонько провел пальцами по коже. Индиго вздрогнул и бешено замотал головой.
- Ну-ну, старина, - произнес Дейнси, вставая и трепля его за шею. Подняв брови, он посмотрел на меня. - Точно ничего не могу сказать. - Он умолк, что-то напряженно обдумывая. Брови его несколько раз поднялись и опустились. - Вот что, - решительно сказал он, - у меня дома есть портативный рентгеновский аппарат. Если хотите, я его привезу, и мы сделаем снимки. Хорошо?
- Просто здорово, - ответил я очень довольный.
- Ладно. - Дейнси открыл свою сумку, которую поставил при входе в денник. - Тогда я заморожу ему ногу, пока не вернусь, чтобы бедняга не испытывал боли. - Он вытащил шприц и, глядя на свет, начал надавливать поршень.
- Сначала возьмите кровь, - сказал я.
- Что? - Он моргнул. - Ах, да, конечно. О господи, ну конечно. Старый дурак. - Он мягко рассмеялся, отложил первый шприц в сторону и вытащил второй, куда больших размеров.
Дейнси попал в яремную вену с первой попытки, пробормотал "повезло", явно поскромничав, и набрал в шприц, должно быть, целый стакан крови. "Для повторных анализов, - пояснил он, видя мое изумление. - Если дать недостаточное количество, нельзя гарантировать правильность результатов".
- Да, конечно...
Он упаковал образец крови в сумку, сделал Индиго обезболивающий укол, кивнул и, смешно моргая глазами, отбыл. Индиго, не обращая ни на кого внимания, продолжал жевать свою порцию овса, а я, кипя от ярости, вернулся в дом.
На ярлыке, болтавшемся на шее маленькой деревянной лошади, с одной стороны имелась надпись из печатных букв: "Индиго", а с другой стороны такими же буквами было составлено целое послание: "Причиняя вред сыну, вы торопите собственную гибель".
Этти и Джордж не видели смысла в том, что ветеринарный врач уехал, не усыпив Индиго. Они потребовали объяснений.
- Э-э-э... - сказал я. - Он не взял с собой снотворного. Совершенно случайно забыл положить в сумку.
- Ага, - сказали они в один голос, вполне удовлетворенные, и Этти принялась рассказывать, что тренировка прошла крайне успешно и что Счастливчик Линдсей проскакал пять фарлонгов прибавленным галопом и выглядел после этого свежим как огурчик.
- Я посадила вашего проклятого Алекса на Резвое Копыто и велела ему спокойно проезжать лошадь, а он не соизволил мне подчиниться. Он пустил жеребца галопом, оставил Ланкета далеко позади - "жучки" так и вцепились в свои бинокли.
- До чего глуп, - согласился я. - Придется с ним поговорить.
- Он не упустит ни одного случая, чтобы огрызнуться или настоять на своем, - пожаловалась Этти. - Когда вас нет, он просто невыносим. - Она набрала полную грудь воздуха и, чуть поколебавшись, выпалила:
- Мне кажется, вам надо посоветовать мистеру Гриффону выгнать его из конюшен.
- Когда в следующий раз буду в больнице, обязательно с ним посоветуюсь, - ответил я. - Кого вы дадите Алессандро на вторую проездку?
- Пуллитцера, - ответила она без колебаний. - По крайней мере, если он опять не послушается, это не будет иметь значения.
- Когда вернетесь, передайте ему, чтобы зашел в контору.
- А вы разве не с нами? - Я покачал головой. - Мне бы хотелось услышать ваше мнение о Гороховом Пудинге. Если мы заявим его на приз Линкольна, надо будет не позже следующей недели провести испытания. Не забудьте: скачки начинаются в субботу через три недели.
- Завтра проездим его галопом и посмотрим, готов ли он для испытаний, - предложил я, и Этти неохотно согласилась.
Я смотрел на ее тонкую удаляющуюся фигурку и думал, что, пожалуй, чувствовал бы себя крайне польщенным, если бы не знал, почему она со мной советуется. В манеже Этти не было равных, но в полевых условиях она сразу терялась. Хотя в глубине души она прекрасно знала, что разбирается в лошадях куда лучше меня, но у нее срабатывал инстинкт самосохранения, и она перекладывала окончательное решение на мои плечи.
Дейнси вернулся на своем "Лендровере", когда началась вечерняя проездка. Мы протянули провода питания рентгеновского аппарата через окно конторы и воткнули вилку в розетку для калорифера. Чтобы добраться до денника Индиго, пришлось соединить четыре удлинителя. Дейнси сделал несколько снимков, убрал аппарат и, как бы вспомнив, сделал лошади укол, избавляя ее от дальнейших мучений.
- Для полиции вам потребуются свидетельские показания, - сказал он, пожимая мне руку и быстро перемаргивая.
- Нет... Я пока что не собираюсь обращаться в полицию. - Дейнси попытался запротестовать, но я перебил его:
- Поверьте, на это есть причины. Я не могу вам всего рассказать... но я не лгу.
- Вам виднее. - Дейнси искоса посмотрел на денник Лунного Камня и вопросительно поднял брови.
- Не знаю, - ответил я. - А вы как полагаете? - Он задумался на несколько секунд, что говорило о серьезности его отношения к делу, и только потом ответил:
- Перелом коленного сустава требует очень сильного удара. Зачем, если можно с легкостью сломать путовую кость, как у Индиго?
- Значит, несчастье с Лунным Камнем натолкнуло кого-то на мысль? - спросил я.
- Скорее всего. - Дейнси ухмыльнулся. - Смотрите, чтобы у вас не началась эпидемия.
- Всенепременно, - в тон ему ответил я, зная, что с этой минуты мне действительно необходимо быть настороже.
Алессандро и виду не подал, что Этти передала ему мою просьбу зайти в контору. Он направился прямо к поджидавшему автомобилю, и я увидел его совершенно случайно, ибо в этот момент смотрел на манеж.
Я открыл окно и крикнул:
- Алессандро, зайдите ко мне... - Он продолжал идти, делая вид, что не слышит, и поэтому я добавил:
- ...чтобы поговорить о вашем участии в предстоящих скачках.
Он остановился как вкопанный, с занесенной для шага ногой, и, поменяв направление, медленно подошел к окну.
- Зайдите в комнату владельцев, - сказал я. - Туда, где вы отдыхали на диване... - Я закрыл окно, улыбнулся Маргарет печальной умиротворенной улыбкой, которую она могла трактовать как ей вздумается, и удалился подальше от любопытных ушей.
Алессандро нехотя вошел в комнату владельцев, понимая, что деться ему некуда. Я, однако, решил играть честно.
- Можете принять участие в скачках учеников в Кэттерике через четыре недели. Но при условии, что вы не начнете хвастаться перед другими учениками.
- Я желаю победить на Архангеле, - категорически заявил он.
- Иногда мне кажется, что вы - человек крайне умный и со временем из вас может получиться неплохой жокей, - сказал я и, прежде чем он успел напыжиться от гордости, добавил:
- А иногда, например сегодня, вы ведете себя настолько глупо и проявляете так мало здравого смысла, столь необходимого жокею, что ваше честолюбие выглядит просто смешным.
Мускулы его худенького тельца напряглись, глаза засверкали. Слушал он меня очень внимательно, и я не преминул этим воспользоваться.
- Лошадей в наших конюшнях держат для того, чтобы они побеждали на скачках. Лошади никогда не придут первыми, если нарушить им режим тренировки. Если вам велят проезжать Резвое Копыто без бросков, а вы скачете на нем галопом, превышая его возможности, вы утомляете лошадь, а значит, время на ее тренировку увеличивается. Вы не победите ни в одних скачках, если лошади окажутся неподготовленными, а значит, тренировать лошадей с учетом их сил - в ваших интересах. Таким образом, непослушание тренеру - это глупость. Вы меня поняли?
Черные глаза Алессандро стали еще чернее и утонули в глазных впадинах. Он не ответил.
- А теперь - о вашей навязчивой идее насчет Архангела. Я позволю вам проездить его на Пустоши лишь после того, как буду полностью уверен в ваших способностях, особенно в вашей способности относиться к лошадям с полной ответственностью. Доверю я вам Архангела или нет, зависит больше от вас, чем от меня. Но учтите, я оказываю вам любезность, позволяя участвовать в пробегах на скорость, пусть и не на самых известных рысаках. По крайней мере, я даю вам шанс проверить себя и потягаться с профессионалами. Вы должны знать свои силы, чтобы не ударить в грязь лицом на призовых скачках в Ньюбери или Кемптоне.
Алессандро не отрывал от меня взгляда.
- Что же касается Индиго, - резко продолжил я, едва сдерживая свой гнев, - может быть, старик и был для вас бесполезен, но если вы станете причиной гибели других лошадей, это означает, что на них вы уже никогда не сможете побеждать.
Он с большим трудом открыл рот.