***
- Ты очень изменилась, - задумчиво произнес родственник, перебирая бумаги в пластиковых папках, грудой лежащих на столе.
Я аккуратно поставила чашечку с кофе на стеклянную поверхность столика и пожала плечами. Это я и сама знала. У меня и взгляд изменился. И улыбка изменилась. И даже внутренний голос стал теперь иногда более почтительно ко мне относиться. Алиса Бушуева, бизнес-леди, глава фирмы "Элко" - разве это я?
С того времени, как я была почти убита и почти раздавлена страхом и отчаянием, прошло полгода.
Полгода трудной, но захватывающей работы. Полгода учебы, напоминающей восстановление памяти после амнезии, полгода обретения себя новой. В принципе, за полгода можно изменить все. И я это сделала. Так что теперь я имела полное право быть совершенно спокойной - все позади. Ну, или почти все.
Мой дом теперь в другом месте, я продала особняк на улице Энтузиастов и купила просторный дом за городом, в тихом зеленом месте. Рядом был лес, и текла небольшая речушка. Так что Егорка и Федька могли носиться там после занятий в сопровождении Вилли и Спуна. С утра мальчишек отвозили в маленькую частную школу, где им безумно нравилось, а после обеда привозили домой и отпускали на свободу. Правда, поначалу Купавин, который теперь возглавлял службу безопасности "Элко", а по совместительству и личную охрану моей семьи, настаивал на том, чтобы с детьми постоянно находился охранник, но потом согласился, что на его роль вполне годится Вилли, а приблизится к Спуну может только законченный камикадзе. Так что за безопасность детей я не волновалась.
Сейчас на дворе был декабрь, и я начала уже размышлять, какую елку нарядить к Новому году. Нужно было подумать и о подарках. Мои мальчишки мечтали о маленьких снегоходах. Игрушки и сладости для ребятишек из детского дома в поселке Веселом, где сменился директор и воцарились новые порядки, я поручила купить еще неделю назад. Федькиной матери, следы которой я отыскала в женской колонии под Сыктывкаром, я собиралась отправить теплые вещи и продукты. Ну и, конечно, Федькины фотографии и отчет о его успехах в школе. Я надеялась, что к весне моим адвокатам удастся добиться для нее условно-досрочного освобождения. Вот только расстаться с Федькой будет выше моих сил… Ну ничего, авось уговорю ее поселиться у нас, тем более, что домик их в Шушановке по осени спалила какая-то пьянь.
Да, Шушановка… Странное место, где в овраге под корнями старой ивы до сих пор зарыты денежки, мой неприкосновенный запас. Как-то я совсем забыла про него. Надо будет сказать Грине об этом. Или лучше Коле с Лехой, пусть по весне дома отремонтируют. Ведь Коля и Леха теперь живут в бывшем моем домике, невест себе присматривают. Надо им тоже подарки купить, боевые друзья, все-таки.
Я тихонько хмыкнула, вспомнив историческое сражение в ночь на Ивана Купалу. Илья Петрович покосился на меня, но ничего не сказал. Он-то практически не изменился за это время. Через пару недель после моего "воскрешения", дождавшись возвращения Егорки из монастыря и убедившись, что со мной все в порядке, он отбыл в свою Сибирь и возникал в моей жизни только изредка, в виде телефонных звонков и электронных писем. И вот теперь появился внезапно, словно чертик из табакерки. Ну, у меня к его приезду было кое-что подготовлено. А пока он восседает за моим столом в моем кабинете и изучает документы. В документах итоги работы "Элко" под моим чутким руководством. И мне не стыдно за эти итоги. Илья Петрович, формально не является в "Элко" никем, на наследство он не претендовал, в совет директоров не входит. В общем, никто и зовут его никак. Но я все это время ощущала издали его беспокойство за меня. И теперь стараюсь доказать, что вполне справилась с ситуацией. Может, после этого он успокоится…
Наконец родственник поднялся и улыбнулся, словно сытый кот.
- Вы делаете успехи, Алиса Игоревна! - с этими словами он сгреб документы в стопку и хлопнул по ней ладонью. После чего ожидающе прищурился. Я вздохнула. Ну, куда попрешь против этой тигриной интуиции?
Я тоже встала поманила его пальчиком с ноготочком, намазанным лаком цвета тусклого серебра. Илья Петрович деланно приподнял брови, но с готовностью подчинился, только глаза выдали жгучее любопытство.
Когда же я подвела его к картине с изображением восхода солнца и печальной лошади интерес обозначился и на других деталях лица, и я испытала глубокое моральное удовлетворение.
Я уже говорила, что картина эта раньше висела в отцовском кабинете, потом перекочевала в приемную Севки. Когда я приняла дела "Элко", то решила обустроить свой кабинет в другом помещении. Мне просто не хотелось постоянно ощущать присутствие тени погибшего мужа, как дома, так и на работе. Поэтому сделали перепланировку и ремонт нескольких комнат, купили новую мебель, и когда я вошла в новый кабинет, то внезапно вспомнила свой недавний сон. В этом сне Нелли Феофановна говорила мне, что отец хотел, чтобы картина с лошадью вернулась на свое законное место. К своим снам я привыкла относиться с почтением.
Поэтому попросила Нелли, которая снова была секретарем, теперь уже моим, отыскать картину.
Через четверть часа полотно уже красовалось на столе передо мной. Теперь нужно было выбрать, куда именно его повесить. Я бродила по комнате и прикладывала довольно увесистую картину к стене то там, то тут. Наконец место было выбрано, и я устало плюхнулась в кресло. И тут обратила внимание, что на задней стороне холста имеется надпись печатными буквами "Altes Schloss". Вроде ничего особенного - на обороте довольно часто пишут название или имя автора. Что означает этот самый Altes Schloss, я не знала. Но не автора, это точно, потому что на самой картине в правом нижнем углу была подпись остренькими крохотными буковками - А. Никитин. Значит это название произведения? Но к чему нашему отечественному живописцу называть незамысловатый пейзаж мудреным иноземным сочетанием?
Меня, что говорится, заело. Я собрала вокруг сотрудников, владевших иностранными языками. Почти немедленно было установлено, что надпись по-немецки означает "старый замок". При чем тут замок, да еще старый? На картине не было даже самого завалящего строения…
Я озадачилась. Изучила надпись вдоль и поперек. Похоже, ее сделали толстым черным фломастером или маркером. Что-то неуловимо-знакомое было в начертаниях печатных, слегка наклоненных букв, особенно в букве "А". Я притащила разные рукописные бумаги, хранившиеся в сейфе, и после некоторого размышления и сравнения поняла, что словосочетание написано рукой отца. Но для чего? Может быть, он боялся забыть эти слова и в то же время хотел спрятать их от чужих глаз? Но память у отца была блестящей, он никогда ничего не забывал и ничего не делал просто так. Его мозг всегда работал безукоризненно и логично. Он умел просчитывать все наперед. Умел предвидеть.
Я снова ощутила себя лежащей в полумраке спальни в тот вечер и ночь, когда мы с родственником посетили банк и взяли оттуда ключ. Было что-то, что-то уплывало от меня и возвращалось незримым, забытым шепотом, шелестом… Какая-то мысль. Тут я поняла, что сижу, вдавившись лбом в кожаную спинку дивана, и даже что-то бормочу про себя. Не дай бог войдет Нелли - визита врача мне не миновать!
И все же - что это было? Я схватила ручку и на чистом листе написала "ключ - банк - номер". Возле последних двух слов поставила вопросительные знаки. Потом перевела взгляд на надпись на картине, схватила трубку сотового телефона и набрала номер Суповского. Вовчик не удивился моему звонку. Когда же я задала вопрос, есть ли где-нибудь в мире банк с названием "Altes Schloss", озадачился весьма сильно. Но обещал узнать и перезвонить. К концу дня я узнала не только адрес цюрихского банка "Altesschloss", но и фамилию его управляющего - Риттерман.
Все это я рассказала Тайгеру непосредственно около картины. Он задумчиво поковырял пальцем раму, осмотрел надпись и уставился на меня почти с восхищением. И хотя я знала цену таким ужимкам родственника, но на сей раз приняла это как должное. Тем более, что сообщила я ему пока не все. А вернее, только половину. И руку на отсечение даю, он об этом догадывался.
Вторая часть программы была боле короткой. Я просто открыла сейф, достала папку с документами и продемонстрировала Илье Петровичу то самое короткое письмо моего отца Севке, которое я в свое время утащила из "Элко", втеревшись в доверие к глупой секретарше. "Тебе, Всеволод, я оставляю самое дорогое, что у меня есть - мое дело и мою семью. Позаботься о них. И. Е. 18. 13. 93" - писал отец.
Родственник одобрительно хмыкнул, отчеркнул ногтем цифры и произнес задумчиво:
- Ваш батюшка, Алиса Игоревна, обладал не только высоким интеллектом, но и был прекрасным психологом. Он устроил все так, что вы смогли расшифровать все это.
- Мы уже на "вы"? - только и смогла пробормотать я. В горле стоял непонятно откуда взявшийся ком.
- Ну, даже если это и так, предлагаю немедленно поехать в какое-нибудь приятное местечко, выпить на брудершафт и восстановить статус кво! Кроме того, нам нужно обсудить, когда мы поедем в туманную Швейцарию.
- Ну, вообще-то, билеты на самолет уже заказаны, - скромно ответствовала я. - Так что летим мы в Цюрих послезавтра.
- Послезавтра, так послезавтра, - покладисто согласился родственник. И когда ты только успела? - перешел он снова на "ты" без всяких брудершафтов.
- Поручила Нелли позвонить в агентство сразу, как только ты появился. Знала, что на месте не усидишь.
- Я всегда был уверен, что ты - сообразительная девочка. Кстати, я навещал Симу…
Мы оба помолчали. Сима и Игорек ждали суда в следственном изоляторе. Следов Самурая так и не нашли, и я подозревала, что никогда не найдут. Митрофан вышел из всей этой истории чистеньким, аки агнец божий, и однажды даже позвонил мне. Цель его звонка так и осталась неясной для меня. Подозреваю, он хотел просто услышать мой голос и убедится, что Самурая ему сдала именно я. Очень надеюсь, что тот разговор был между нами последним.
Так вот, ни Сима, ни Игорек так и не признались, ради чего, собственно, было организовано ими убийство моего мужа и меня грешной. Твердили, что хотели получить Севкины деньги. Но я-то знала теперь состояние счетов "Элко" но тот момент. Уж Пестов-то мог выбрать более подходящее время. Что-то его подтолкнуло к действиям именно тогда. И вот, кажется, мы скоро узнаем, что именно. Всю дорогу до дома я размышляла на эту тему. Родственник что-то увлеченно рассказывал мне про красоты зимней тайги, но я плохо его слушала.
***
Дома нас жал неприятный сюрприз - Федька подцепил в школе вирусную инфекцию. Несмотря на усилия нашего врача, состояние его не улучшалось. Раскрасневшийся от высокой температуры, он непривычно тихо лежал в постели, завистливо прислушиваясь к топоту Егорки и Тайгера, носящихся по второму этажу с пластмассовыми бластерами наперевес.
Когда на следующий день подошло время выезжать в Москву, откуда летел самолет в Цюрих, я была сама не своя. Родственник повздыхал и сам предложил перенести поездку на три дня, пока Федор немного не поправится. Так что в Швейцарию мы прилетели перед самым католическим рождеством.
Сверкание нарядных елок, праздничные гирлянды и подсветки на старинных домах среди деревьев, запорошенных снегом, спешащие за подарками люди. Мне так хотелось немного расслабиться и побродить по предпраздничному Цюриху… Но приходилось спешить, иначе банк мог закрыться до самого Нового года. А встречать Новый год вдали от дома не входило в наши планы. Прямо из аэропорта мы поехали в банк. Как я и представляла, он находился на тихой улочке в старом здании, облицованном природным камнем до уровня второго этажа. Все произошло на удивление буднично. Нас проводили в хранилище, служащий открыл ячейку с номером 181393 и оставил одних. Тайгер протянул мне ключ. Сказать, что у меня не дрогнуло ничего внутри, когда я, наконец, открыла довольно большую квадратную дверцу, было бы не правдой. Много разных картин промелькнуло в сознании… Вот я уползаю в темноту от горящей машины, вот стою у могилы, вокруг которой кружится сумасшедшая бомжиха, вот читаю письмо, в котором говорится о том, что меня должны были утопить… Я прошла через это. Во имя чего?
Я заглянула внутрь сейфа и увидела там довольно большой черный кожаный чемоданчик, похожий на кейс, но толще раза в три. Мы перенесли его на столик, стоявший посередине комнаты. Был он достаточно увесистым - не меньше пяти килограммов, и закрыт не на замок, а на обычные защелки. Не произнося ни слова, мы открыли их обе и откинули крышку.
Сказать, что я удивилась, значит не сказать ничего. Некоторое время я тупо пялилась на здоровенный кусок оплавленного зеленого стекла, лежащий в гнезде из поролона и серого велюра внутри чемоданчика.
Стоящий рядом Илья Петрович шумно выдохнул воздух и что-то хрипло пробормотал.
- Что? - машинально переспросила я.
- Ну ни фига себе! - невоспитанно повторил родственник и вновь умолк.
- Что это за хреновина? - не менее невоспитанно изумилась я.
- Это императрица, не иначе, - с некоторым даже надрывом ответствовал родственник и принялся любовно оглаживать зеленый булыжник. Потом приподнял его и покачал на ладонях, словно младенца. Я уж решила, что сейчас он прижмет его к груди, но он поднял его вверх и стал разглядывать на просвет. При этом на лице его был какой-то благоговейный ужас. Потом спохватился и протянул мне. Я подержала непонятную штуку в руках и, не найдя ей никакого применения, положила обратно в чемоданчик.
- А теперь объясняй, - предложила я Тайгеру. - Неужели из-за этого, я ткнула пальцем в зеленое непонять-что, - все и произошло?
- Да, - коротко ответил он.
- И что же это такое?
- Изумруд.
- Что? - я буквально онемела. На своем веку я повидала достаточное количество драгоценных камней, и изумруды среди них были. Мне нравились яркие зеленые камешки, особенно в окружении мелких бриллиантов. У меня было такое кольцо. Но считать огромный зеленый кусок без малейшего намека на форму и красоту изумрудом заставить я себя не могла. Да, я кое-что слышала о том, что драгоценные камни до огранки бывают совершенно невзрачными, и только обработка придает им блеск и красоту, но при этом была уверена, что камешки эти совсем небольшие, а то, что я держала в руках весило никак не меньше трех килограммов. Это просто чудовищно!
- Ладно, пойдем отсюда, - вздохнул родственник, закрыл чемоданчик, или скорее футляр, сунул его обратно в сейф, запер его и потащил меня к выходу. - Мне нужно подумать и кое-кому позвонить. Только после этого я смогу тебе что-то объяснить.
- А это мы тут оставим?
- А ты предлагаешь таскать с собой целое состояние и попробовать провезти его через границу?
Конечно, если ты хочешь попасть на первые полосы газет всего мира за попытку провоза гигантского изумруда, то флаг тебе в руки и барабан на шею…
- Нет и нет, - замотала я головой. Но потом все-таки поинтересовалась:
- А ты уверен, что эта каменюга - изумруд?
Родственник помолчал и пожал плечами:
- На девяносто девять процентов. Из-за одного процента я и не хочу сейчас ничего говорить…
Мы покинули банк, удостоверившись в том, что сейф был арендован моим отцом аж на пятьдесят лет.
После чего разошлись в разные стороны, договорившись, что Тайгер свяжется со мной по мобильному телефону, когда будет готов к разговору.
Мне не хотелось сидеть в гостинице и ждать. До вечера я слонялась по городу. Вначале совершенно бездумно. Заходила в магазины, глазела на витрины. Зачем-то купила набор серебряных кофейных чашечек.
Потом вдруг почувствовала себя брошенной и совершенно несчастной. Зашла в маленькое кафе и долго курила над чашечкой изумительно сваренного кофе. Все, что произошло в моей жизни, казалось страшно далеким и нереальным. Чужой красивый город, чужой медленный снег, чужие лица и чужой язык. И я, снова затерянная в безвестности и неприкаянности. Поулыбавшись собственным мыслям и допив кофе, отправилась дальше.
Забрела в большой ювелирный магазин и долго рассматривала украшения с изумрудами. Самый крупный был размером с лесной орех и стоил баснословную сумму. Правда, он был чудесной огранки и чистоты, но все-таки… Я поймала себя на том, что приучаю себя к мысли о том, что видела сегодня действительно уникальный изумруд.
Наконец, когда уже почти стемнело, телефон в моей сумочке весело запиликал. Тайгер сообщил, что ждет меня в гостинице. Вот ведь. Мог бы приехать за мной. Но родственник только назвал адрес и тут же отключился. Перезванивать я не стала, просто взяла такси и отправилась в названный им отель.
Илья Петрович с крайне утомленным видом возлежал на диване в окружении исписанных листков бумаги. На столе громоздился включенный ноутбук, остатки странного обеда из запеченной рыбы и творога с ананасами, а также ваза с кучей яблочных огрызков. Мне предназначался соседний номер, и ворчать по поводу беспорядка я не стала. Когда я уселась в кресло, родственник томно потянулся, выпрямился и одним броском перекинул тело с дивана в соседнее. Потом пошарил взглядом по столу и нажал на кнопочку на панели, встроенной в стену. Немедленно прибежал шустрый мальчик с тележкой, сгреб со стола все, кроме ноутбука и исчез. Родственник проворчал:
- Закажем ужин в номер или спустимся в ресторан?
- Я вообще есть не хочу, - нетерпеливо парировала я.
- А я хочу, причем ужасно.
- Вот и отлично, значит, расскажешь все коротко и ясно. Даже не надейся, что я буду ждать, пока ты насытишься!
- Я был уверен в твоем потрясающем человеколюбии. Ладно, придется потерпеть. Ну, слушай…