Могила: храм тишины и покоя…
Все дороги жизни ведут к могиле.
Смотри, тут кто – то был, совсем недавно. Интересно, кто это приходил? Почему не знаю? – спросил Василий идущего рядом с ним Барона.
Не знаю… Ты видел у ворот машину, по – моему, такси? Она разворачивалась, когда мы въезжали на площадку. Но там, вроде бы, никого, кроме водителя, не было. Я еще удивился и сказал тебе об этом.
Ромалэ, – удивленно, громче обычного, на языке своих предков прошептал Рустам, один из племянников Цезаря. – Что это?!
С этими словами все вдруг остановились. Только вчера бережно и аккуратно были приведены в порядок чуть покосившиеся венки, принесены и поставлены в вазоны, цветочные горшки, свежие цветы. Сегодня венки в каком – то странном беспорядке. Самое странное было в том, что часть венков покоились не на своем обычном месте, а в стороне, несколько из них – за оградой склепа. Кому они помешали? И для чего их перекинули?
Никто из присутствующих не заметил ни лопаты, ни ломы. Их внимание разом, вдруг, приковали к себе лежащая на столе закуска, две водочных бутылки, одна из которых была пустой, и пластиковые стаканы, почему – то валявшиеся под столом, видимо, упавшие случайно.
После некоторого замешательства Василий, обращаясь к Барону, проговорил.
Это опять они. Помнишь, я говорил тебе, что склеп, где покоится Рада, кто – то вскрывал. Мне тогда никто не поверил, ни милиция, ни вы. Та же история.
Опомнись, брат, ты думаешь, что говоришь?
Не понимая произошедшего и обсуждая, кто бы это мог здесь быть, ловкий и стремительный по темпераменту Рустам, быстро обойдя по периметру ограду, уже громче обычного позвал к себе остальных. Нет, не позвал, а окликнул, чтобы к нему подошли.
Что это, откуда? – не понятно было, кого именно спросил Барон.
На земле, слева от памятника, лежали лопаты, ломы и еще что – то, завернутое в тряпку. Наклонившись, Василий потянул за конец тряпки, из которой показались какие – то странные предметы. Этими предметами оказались автомобильный домкрат и металлический трос.
Не трогай, – положив руку на плечо брата, сказал Барон. – Ничего не трогать! – уже всем повелел он. – Рустам, быстро беги на площадку и посмотри, там ли та машина, которая была, когда мы подъехали. Если там, ничего не предпринимай, запомни номер, садись в машину, и – быстро в милицию. Ты помнишь, где она находится? Все, давай, бегом. Нет, стой, с тобой пойдет Василий, – тоном, не терпящим возражений, распорядился Цезарь. – А мы пока тут побудем.
Василий, задыхаясь, еле успевая за Рустамом, быстрым шагом направился к главному входу кладбища.
Подходя к площадке, они явно услышали отдаленный гул отъезжающего автомобиля, звук двигателя которого напоминал звук "Волги".
Что делать? – спросил Рустам.
Как что, давай, заводи машину и едем в милицию.
Барон обошел вокруг ограды склепа, углубленного в землю внутреннего помещения цыганской гробницы. Он разглядывал следы неизвестных людей. Вот три стакана… Значит, их было трое. Или больше? И что они хотели делать здесь, в это время? Конечно, не водку пить. То, что эти неизвестные были чужими, сомнению не подлежало.
Неужели Василий был прав? Неужели кто – то действительно пытался вскрыть склеп? То, что на этот раз склеп не вскрыли, очевидно. Мы им помешали. А вот склеп моей Рады? Почему я не прислушался тогда к брату? Почему не поверил?
Все эти вопросы и не только напрашивались сами собой. Но пока не было ни одного ответа. Так что же делать? Сейчас три часа ночи. Милиция, наверняка, не приедет. В лучшем случае – утром, не раньше.
Барон, привыкший решать и действовать, сейчас был в некоторой нерешительности, какой – то растерянности. Но вскоре он уже держал в руке сотовый телефон и кому – то звонил. На лице его уже не было минутной растерянности. Он вновь был прежним, готовым решать и действовать.
Телефон долго не отвечал. Барон, с какой – то отчаянной решимостью, вновь и вновь набирал номер телефона известного только ему одному абонента.
И вдруг телефон ожил. Отчаявшийся Барон увидел вспыхнувший ярко – зеленый экран сотового телефона и услышал хриплый голос мужчины, видно, еще не проснувшегося, который тихо сказал, что он внимательно слушает…
– Что случилось, Барон? Ты знаешь, который час? Или ты решил у меня об этом поинтересоваться, так вот, уважаемый, сейчас четыре часа…
Прости, Саша, прости, ромалэ, что потревожил тебя. Мне нужна твоя помощь. Помнишь, я как – то рассказывал тебе, что кто – то интересуется нашими цыганскими могилами? Я еще не верил в это. Но мой брат был в этом так убежден, что даже обращался в милицию, только там над ним посмеялись?
Да, что – то припоминаю. Ну, и.
Подожди, не перебивай. Так вот, около часа назад кто – то пытался вскрыть склеп моего брата, которого неделю назад похоронили. Мы этих неизвестных вспугнули, случайно, и они убежали.
Ну, и чем я могу быть тебе полезен, Барон?
Мне нужен надежный человек, который помог бы разобраться, найти эту сволочь. Взять это расследование под свой контроль, либо самому все выяснить. Милиции я не верю. Хватит, уже обратились однажды. И мне этот человек нужен прямо сейчас, немедленно. Ты знаешь меня, цыган умеет благодарить.
Какое – то время никто не отвечал.
Ты меня слышишь, Саша? Ты где?
Подожди, я думаю. Сейчас перезвоню.
Барон в задумчивости, еще какое – то время, не решаясь закрыть крышку телефона, молча смотрел на экран мобильника и думал. Если бы кто – нибудь в эту минуту видел его лицо! Не было прежнего Барона. Вместо него был другой. Он уже знал, что сделает с теми, кто посмел осквернить память, нарушить покой его брата и, не приведи Господи, его жены Рады! Он чувствовал, как в жилах закипает кровь, не горячая, цыганская, а иная кровь. Кровь мести. Тяжелая, необузданная.
Никто не посмел в этот миг нарушить его мысли. Молча, как бы со стороны, наблюдая за Бароном, двое молодых людей, оставшихся рядом с ним, тихо курили в стороне и, словно боясь потревожить покой усопших, а может быть, и самого Цезаря, молчали и чего – то ждали.
Сколько прошло времени, никто не знал. Молча и так же тихо, что неслышно было и скрипа снега под ногами, Барон подошел к рядом находившемуся склепу. Здесь покоилась его Рада.
О чем думал в эти минуты Барон?
Внезапно мелодичный звонок телефона вывел его из задумчивости. Не спеша, Барон включил телефон, который так и оставался в его руке, и так же, не спеша, проговорил:
Говори, Саша, я слушаю. Нет, не надо, уже запомнил. Спасибо, ромалэ.
Едут, это наши вернулись, – проговорил один из молодых людей.
Все разом, как по команде, повернули головы в сторону главной аллеи, которая где – то в самом ее начале обозначалась едва видимыми огнями, освещавшими главный въезд на кладбище. Через какое – то время послышались голоса, затем появились темные силуэты мужчин. По мере их приближения можно было уже различить отдельные фразы.
Барон не шевелился. Молча стоял и ждал, когда эти люди сами подойдут ближе. Он знал, что те, кого привез его брат с племянником, ничем им не помогут. Но надо же как – то это все правильно оформить? С чего – то надо начинать?
Ну, и что тут у вас случилось, кого вы тут поймали, кого напугали, кто тут и что рыл, что тут такое у вас произошло? – без лишних церемоний, не успев остановиться, с ходу спросил один из двух милиционеров, видимо, старший из тех, кого привезли с собой цыгане. – И, вообще, что это вы тут делали в три часа ночи? – пулеметной очередью выпалил свои вопросы страж порядка и остановился, так как посчитал, видимо, что задал все свои вопросы.
Цыгане, как по команде, посмотрели на Барона. Тот молчал. Одним взглядом, обращенным к брату, Барон дал понять, что говорить и объяснять что – либо он не будет, пусть это сделает он, Василий.
Василий, видимо, устав уже от дурацких вопросов, все же вновь рассказал о том, что они сегодня по случаю рождения сына у Барона, по обычаю цыган, решили навестить недавно похороненного родного брата.
Нас было три брата! – заметно нервничая, объяснял он. – Двое из них – вот они, мы, здесь. А третьего нет, он вот здесь, в этом склепе лежит. Мы приехали сюда, сказать ему, нашему брату, что у него родился племянник, которого назвали Петром, понятно?
Василий уже не говорил, он почти кричал, со свойственной ему горячностью быстро заводиться, если его кто – то не понимает. Или не хочет понимать.
Когда мы пришли сюда, – громче обычного продолжал Василий, здесь кто – то был, причем не один. Но все убежали. А убежали потому, что мы им помешали вскрыть склеп, – с той же интонацией подытожил Василий, считая, что этим убедил милиционеров, причем сразу обоих, один из которых все время молчал.
Ну, мало ли кто был здесь. Может, бичи, бомжи приходили… Видишь, как здесь тихо, красиво, притом никто не мешает? – с улыбкой предположил тот, кому ранее были обращены пояснения Василия. – Вон и стаканы валяются, закуска на столе.
Василий, у которого уже не было слов, в отчаянии от непонятливости этого блюстителя порядка, вытянул вперед руку и спросил:
А это что?
Милиционер подошел ближе к указанным Василием предметам, лежавшим слева от памятника. Здесь он разглядел то, что было оставлено, со слов цыгана, неизвестными кладоискателями. Приподнял один конец тряпки, посмотрел, зачем – то понюхал ее. Обойдя вокруг памятника, поднял голову и, придерживая одной рукой шапку (видимо, чтобы не упала), внимательно и изучающее смотрел на него. Что он там нашел интересного?
Молча, обошел весь периметр чугунного литья изгороди. Все это время смотрел куда – то вверх. Что он там искал? Этого тоже никто не знал.
Все присутствующие молча наблюдали за милиционером, боясь помешать ему найти то, что он, видимо, там, наверху, искал.
Ну и что? – неизвестно к кому обратился работник милиции. – Что из этого следует?
И тут же сам ответил на свои вопросы.
Из этого следует, что кто – то из местных бичей либо бомжей здесь был. Они пили водку, но им помешали. Они испугались и убежали. А что венки вне ограды, так мало ли что не сделают разгулявшиеся бомжи? Никакого криминала в этом не вижу. Так что давайте, граждане цыгане, по домам. Дома надо водку пить, а не в…
Что этим хотел сказать представитель доблестной милиции? Где именно надо пить водку? Может, он хотел продолжить – не в общественных местах? Но вовремя остановился. Действительно, разве можно погост назвать местом общественного пользования?
Главное, вызов принят, милиция отреагировала, выехала на место предполагаемого… а кто это сказал – преступления? Какого преступления? Милиция выехала на место предполагаемого происшествия. Все. Точка. Его, преступления, не было. Ложный вызов пьяных цыган. Да пусть они спасибо скажут, что этот ложный вызов сделан в его дежурство, он добрый, простит их.
Вновь наступило минутное молчание. Причин тому было немало. Кто – то молчал от сознания "честно выполненного долга", от предвкушения скорого окончания смены – конца дежурству. Кто – то по иным причинам. Например, по причине удивления профессионально быстрым проведением следствия по факту ложного вызова.
Вдруг все разом повернулись в сторону Барона. Он с кем – то говорил по телефону. Говорил тихо, но всем, кто был рядом, было понятно, о чем он говорил. И что именно он говорил, одновременно отвечая на чьи – то вопросы.
Да, Владимир, я все понял. Факт обращения в милицию зафиксирован официально в дежурной части РОВД. Моим братом и племянником. Вот и милиция здесь. Двое. Нет, мы никуда отсюда не уйдем до Вашего приезда. Что? Зачем? Понятно. Мы ждем Вас.
Закончив разговор, Барон тихо закрыл крышку телефона и на сей раз убрал его во внутренний карман своего кожаного пальто. Лицо его было вновь спокойным.
Все, ромалэ, по очереди греться в машину. Скоро рассвет. Ждем одного человека. Давай, Василий, распорядись, а то промерзли все.
Старший из двух милиционеров, который так быстро провел свое расследование, вдруг отчетливо понял, что его дежурство не закончено. Видимо, оно только начинается. Это значит, что домой сегодня утром он уже не вернется. Начинался зыбкий, пробиваясь сквозь морозный туман, рассвет…
Бегство варваров. Страшит возмездие
Никогда не тревожьте беду,пока он вас не потревожит
Машина мчалась с бешеной скоростью. Четверо мужчин, один из которых вел машину, давя до отказа на педаль газа, и с которым мы еще не знакомы, молчали. Трое остальных – это те, которые так быстро покинули место захоронения цыгана, что не успели даже забрать свои вещи, оставленные там, у невскрытого ими склепа.
Куда? – только и спросил водитель автомобиля. – К нему?
Да, – так же коротко ответил Кривой.
Остальные продолжали молчать.
Минут через пятнадцать – двадцать быстрой езды по ночным, неосвещенным улицам одного из районов города, машина остановилась. Из нее вышел Кривой и направился к последнему подъезду жилого многоэтажного дома. Здесь, на первом этаже, находился опорный пункт милиции. Подойдя к одному из окон, Кривой трижды резко постучал в стекло.
Чего так быстро, случилось что? Я ждал тебя утром.
Давай, Картавин, открывай.
В одной из трех комнат опорного пункта милиции, находившегося на первом этаже обыкновенной "хрущевки" сидели Кривой и Картавин.
Обычно в этой, давно не имевшей даже какого – либо косметического ремонта комнате, участковый принимает граждан, выслушивает их, заполняет протоколы. Эта комната не отличается от иных, по своему содержанию подобных опорных пунктов милиции, которых в городе десятки. Те же стенды с фотографиями пропавших, которых кто – то ищет, кто – то догоняет, а те не хотят, чтобы их нашли либо догнали. Есть такие фото, не раз пропущенные через ксерокс, затем переданные факсом, что сразу и не разберешь, пока не прочитаешь, женщина это или мужчина. Попробуй, угадай. Картавин рискнул бы угадать даже не с трех, а с двух раз, если ему за это пообещали бы приз.
И он всегда приходил в уныние, когда под одной из таких фотографий, словно в насмешку, было обещано солидное вознаграждение, причем с гарантией, что никто об этом не узнает, но с условием, если угадавший назовет и укажет место нахождения разыскиваемого.
И как по ним можно найти кого – то? – не раз задавал себе Картавин этот вопрос, когда ему случалось видеть такие фотографии.
***
Здесь, в этой комнате, стояли старые, видавшие виды письменные столы, с кипами пожелтевших от времени протоколов, жалоб, заявлений и прочей рабочей, но никому не интересной, чепухой. Разные не только по своему прямому назначению, но и по возрасту стулья, среди которых, как память застойных времен, табурет, на котором стоит грязная с кучей окурков пепельница. Причем здесь же, на самом видном месте, висит изрядно надоевший своим юмором плакат. На нем изображен запрещающий знак ПДД на фоне папиросы. Бывает, наоборот. Папироса – на фоне запрещающего знака.
Две другие комнаты, двери которых всегда были закрыты для посторонних, имели иное, далеко не служебное назначение. Об этом знали не многие, могли лишь догадываться.
Начальство смотрело на это так, как и должно было смотреть. Расслабиться им тоже иногда хотелось – от трудов своих и службы благородной, но не благодарной. А почему бы и нет?
Кривой был бледен. Он только что рассказал Картавину о том, как какие – то цыгане ночью приехали на кладбище, и если бы они вовремя не заметили их, все могло бы кончиться печально.
Ты же знаешь, если бы нас застукали на месте, то зарыли бы там же, в том же склепе, – продолжал свое повествование Кривой.
Картавин, выслушав своего напарника и выяснив для себя, что никто из внезапно приехавших цыган в лицо кладоискателей не видел, немного успокоился и спросил, не оставили ли они чего на месте несостоявшихся раскопок?
Услышав ответ Кривого, Картавин так резко вскочил со стула, что тот отлетел в сторону и громче, чем можно себе позволить в это ночное время, прошипел в лицо Кривого, вспомнив не только его родителей до девятого колена, но и всех сегодняшних родных. Не забыл при этом и будущих потомков, если они, конечно, будут у Кривого, потому что он, Картавин, яйца им всем оторвет, это точно.
Предела негодованию, нет, ярости Картавина не было конца. Он вспомнил все, что было, даже то, чего и быть не могло. Обессиленный, поднял валявшийся рядом стул, сел на него и замолчал.
Кривой не посмел нарушить тишину. Тем более он сам во всем виноват. Сколько раз себе говорил: ни капли в рот, когда идешь на дело. И что сейчас? Ну, ладно – ломы, лопаты, домкрат и трос там оставили. Домкрат завернут в тряпку. Несли все это в рукавицах. Но стаканы, бутылки, оставленные там! А вдруг начнут копаться? Это все, конец. Ни я, ни Бык не имели ходок, не привлекались, но Прыщ… еще по малолетке ходил, его тут же вычислят, выйдут на него.
Что делать? – чуть слышно прошептал Кривой.
Внезапно на столе завибрировал сотовый телефон. От неожиданности оба вздрогнули.
Ну вот, это дежурный, – промолвил Картавин, взяв со стола вибрирующий телефон, – Да, слушаю.
Привет, не разбудил? Давай, просыпайся и сразу – на кладбище, это же твой участок? На планерку не приезжай. Разберись на месте, там патрульная машина сейчас. Но у них дежурство заканчивается, не держать же их после работы? Ну, что случилось, – отвечая на вопрос Картавина, продолжил дежурный по РОВД, – какие – то кладоискатели появились, которых вспугнули цыгане. Ты давай, езжай туда, на месте разберись, не держи там ребят, мне еще дежурство сдавать. Все. Потом доложишь, что и как. Да, пока наряд не вернулся, я вызов не записывал. Заявление цыган слева, в той папке, ну, ты сам знаешь. Потом сам оформишь, у меня без этого бумаг хватает. Все, работай!
Кривой молча смотрел на Картавина, как бы спрашивая, ну что там?
Ну, что, как я и полагал, они обратились в милицию, меня ждут, – отвечая на немой вопрос, подытожил Картавин. – Чего сидишь, убирайся с глаз моих. Связался с вами, черт меня дернул. Я сам тебе позвоню.
Кривой, с силой хлопнув дверью, вышел из душной и прокуренной за ночь комнаты.
Услышав за окном шум отъезжающего автомобиля, Картавин приоткрыл дверь одной из комнат и, не заходя в нее, кому – то только ему одному известному сказал: "Хватит валяться, красавица, собирайся".
Подойдя к окну, Картавин широко распахнул форточку, закурил сигарету и задумался.
То, что цыгане могли обратиться в милицию, он не исключал. Их заявление пока не зарегистрировано. Это хорошо, что сегодня дежурит этот капитан, отличавшийся тем, что все заявления и обращения граждан, поступавших во время его дежурства, он не сразу фиксировал в журнале, а по мере их важности и необходимости. Поэтому после его дежурства в специальной для этого отдельной папке всегда находились уже не нужные заявления граждан, необходимости в рассмотрении которых не требовалось. Это, конечно, нарушение, и если вдруг об этом узнает какой – нибудь проверяющий, скандал будет большой. Но, с другой стороны, исключалась дополнительная рутинная работа по их отпискам. Тем более – в конце дежурства, когда так хочется поскорее его сдать и поехать домой на заслуженный отдых.