Алена встретилась с Деревицким в коридоре. Он быстрым, почти стремительным шагом шел ей навстречу. Резко затормозил – иначе и не скажешь. Деликатно взял ее руку, нагнув голову, слегка прижал свои губы к ее пальцам, отпустил и сказал:
– Еще раз благодарю. Отличная работа. До встречи. Идите, Арнольд ждет вас, – и так же быстро, почти бегом, ушел.
Алена вошла в кабинет шефа. Жегис глядел в окно. Обернулся к ней и какими-то новыми – она была просто уверена в этом – глазами окинул ее от туфель до толстой золотистой косы, переброшенной через плечо на высокую грудь.
– Вот, – он взял со стола длинный белый конверт, точно такой же, какой где-то час с небольшим назад рассматривал Олег Машков, – это вам. Сегодня удачный день. Мы хорошо поработали. Можете быть свободны. Аркадий Семенович просил объявить вам свою личную благодарность. До завтра, – кивнул он и снова с головы до пят окинул ее определенно ревнивым взглядом.
"Эх ты, шкаф, – с иронией подумала Алена, покидая его кабинет, – рассмотрел наконец, что ли? Или хозяин подсказал?…"
Глава шестнадцатая НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Попков с нарастающим нетерпением дожидался возвращения дочери. Сказанное ею о Машкове настораживало, но не более. Мало ли какие могут оказаться у чекиста – Федор Данилович обычно предпочитал оперировать привычными категориями и терминами – причины для посещений отнюдь не закрытых для людей заведений всякого рода! Ну был, и что? А может, лично знакомился с теми, кого завтра придется брать за хобот? Мало ли какая иной раз случается оперативная нужда!
Другое нехорошо. Никому не надо знать, где и с кем работает Алена. Ее ведь проверяли, когда рекомендовали на работу в финансовый центр империи Деревицкого. Но, видит Бог, долгий опыт Попкова помог сделать эту проверку достаточно поверхностной, хотя внешне весьма въедливой и тщательной.
Да, опыта ему действительно не занимать… И фамилия у нее от родного отца, давно почившего в бозе. И в кадрах института дело отсутствует. Да и живет она сама по себе. А мать – одинокая неработающая пенсионерка. При желании все можно сделать, как того требуют обстоятельства. А еще проще развернуть эти самые обстоятельства фасадом к себе, иначе говоря, обернуть их себе на пользу. Так что с этой стороны у Попкова каких-то сомнений не было. Подруги Алены? Ну, в принципе девочки понимают, что можно говорить, а чего не следует.
Так что же ее взволновало? И слова-то какие! "Едва не сгорела!" Нервы, что ли?… А кому нынче легко? Вон, уже и Аронов не терпит. Ждать больше не может, торопит: скорей, скорей! Да, это так, кто опоздал, тот потерял. Много, если не все…
Зная, что сюда, в офис к нему на Земляной вал, Алена никогда и ни за какие коврижки не приедет, а весть у нее горящая, Попков отдал подчиненным необходимые распоряжения, велел искать его в случае форсмажора по мобильнику и отбыл к себе домой на Профсоюзную улицу. А прибыв домой, сказал Регине, чтоб она готовила обед и накрывала также и для Алены, включил телевизор и сел ждать ее.
Дневные новости ничего интересного не сообщали, и он незаметно для себя прикорнул в кресле.
Разбудила Алена. Посмотрел на нее Федор Данилович и даже зажмурился от удовольствия, как сытый котяра: до чего ж хороша, девка! Хотя какая уж девка, это так, по старой памяти. Давно женщина, а все никак не устроится с семьей, все работа проклятая. И жаль, а что поделаешь…
Да и эти ее – тоже неустроенные. Ирина – намекнула как-то Аленка – что-то наркотой стала баловаться. Надо бы ее маленько приструнить, да все времени нет. Ну со второй, с Танечкой, пока, слава Богу, спокойно, да ведь, как говорится, все у нас хорошо до поры. Пока гром не грянет… Вспомнил их отставной генерал, глядя на красавицу Аленку, себя тоже вспомнил, когда был помоложе, да покрепче телесами, и приятная волна разлилась по телу. Однако надо бы и дочь послушать.
– Ну что там у тебя загорелось? – спросил снисходительно.
И опять совсем не поразил генерала сам факт пребывания майора Машкова в офисе банка Деревицкого. Из очень доверенного источника знал Федор Данилович об акции, которую готовят две федеральные службы – безопасность и налоговики. И будет она, эта операция, необычайно чувствительным ударом по главному конкуренту. Знал, но ни с кем пока не делился своей информацией. Даже с собственным хозяином – Владимиром Яковлевичем Ароновым. Зачем загодя? Вот начнется, и тогда не составит особых трудностей частично приписать сию акцию и своей собственной инициативе. Вот, мол, какие мы! Еще не отсырел порох! И кто станет в случае удачи разбираться, с чьей ловкой подачи сокрушили господина Деревицкого? То-то и оно!
Но пока он предавался отчасти честолюбивым соображениям, сказанное Аленой будто огромный таз ледяной воды опрокинуло на его седую и умудренную голову.
Она рассказала и даже показала, как пересчитывал в конверте деньги Машков. Для большей убедительности она вынула из сумочки свой собственный и продемонстрировала.
Ошарашенный Попков машинально взял у нее конверт, открыл и увидел зеленые купюры. С изумлением уставился на дочь. Мол, это что, тот самый конверт, о котором она только что говорила?
– Да нет! – зло воскликнула Алена. – Это мой! Я сегодня получила! Премия за отличную работу – от самого Деревицкого, так я понимаю. А Машкову заплатил Жегис. А за что, это уж ты, папуля, думай. Отдай сюда! – И она резко выхватила у него конверт. Сунула обратно в сумочку. – В общем, предпринимай любые действия, но если он еще раз появится в нашем офисе и увидит меня, считай, дело провалено. По-моему, он информирован больше, чем нужно. Я не знаю, о чем он говорил с Рогожиным, и практически мне неизвестно о его взаимоотношениях с Осетровым. А сегодня, между прочим, при неожиданной моей встрече с Деревицким ко мне был проявлен явный интерес. Но я не могу с уверенностью сказать, в каком плане. И это плохо. Я не должна совершать ошибки.
Долго раздумывал над словами дочери Федор Данилович. Даже от обеда отказался, ушел в свой кабинет и заперся там. Поэтому обедали без него.
Наконец, так ни к чему и не придя, он взял трубку мобильника и набрал нужный номер.
– Полковник Караваев слушает, – ответили Попкову.
– Здравствуй, Александр Петрович, – привычно раскатистым басом пророкотал Попков. – Узнаешь?
– А-а… – протянул тот. – Приветствую. Как здоровье?
– Да не очень.
– Прихворнули, что ль?
– А мне доложили, что ты приболел. Вот и звоню – узнать да посочувствовать. Болеть нынче нехорошо. Не вовремя. Да и когда оно бывает – это "вовремя", верно?
– Согласен. Ну давайте увидимся, да обсудим наши недуги. Так?
– Давай, если найдется свободная минутка. Может, подскочишь? Адресок ведь помнишь, поди?
– Отчего ж не подскочить? Давайте и подскочу. Хоть прямо сегодня, попозже. С делами разберусь и навещу… старого друга.
– Ну спасибо. Тогда до встречи.
– И вы будьте… Скажем так, в пятнадцать тридцать. Пока.
Вроде незначительный разговор, а все, что нужно, сказали друг другу. И все правильно понял Александр Петрович Караваев, свой человек – отставного генерал-полковника Попкова. Узнал, но ни разу не назвал по имени-отчеству. Незначительный дружеский разговор, даже треп. А если кто подслушивал – и на такое способны в конторе, – ну так что?
…Примерно то же самое думал и полковник Караваев. Он-то прекрасно понимал, что без острейшей нужды не станет звонить ему на службу Федор Данилович. А раз такое случилось, да еще о здоровье речь завел, значит, худо дело. Где-то случился прокол. Или произошла серьезная и опасная утечка.
Поэтому полковник и не стал мешкать. Достаточно уверенный в себе, он взял с полки первую попавшуюся ненужную папку на "молнии", сказал секретарше, что отбывает по важному делу, будет звонить и важно прошагал к подъезду. Ввиду, надо полагать, секретности поездки, полковник не стал брать оперативную машину с водителем, а сел в собственную голубую "Ладу" девяносто девятой модели.
Отъезжая со стоянки, привычно огляделся, но ничего не заметив на хвосте, спокойно, уже больше не оборачиваясь, покатил по направлению к Профсоюзной улице.
Он не был особо виноват в своей самоуверенности, скорее сработала привычка: кому нужно следить за ним? Абсурд. И потому не увидел полковник, что вслед за ним устремились серые, почти неприметные из-за своей обыденности, "Жигули".
Машина у полковника была новая, всего-то и прошла три тысячи. Бегала быстро, а полковник любил хорошую скорость. Но и "Жигули" не отставали, и это значило, что движок у машины был не обычный, а форсированный. И никуда полковничья "Лада" убежать не сможет.
По мере продвижения по Москве молодой человек с улитками плеера в ушах и с обычным кейсом на коленях, сидевший рядом с водителем "Жигулей", негромко докладывал в микрофон, вмонтированный в приборную доску машины:
– Прошли Калужскую… Прошли Гагарина… Идем направо, на Профсоюзную… Прошли Нахимовский… Идем налево по Гарибальди… Есть контакт.
Молодой человек увидел, как впереди, у поворота к розово-кирпичному комплексу домов бывшей партийной элиты, показался на асфальтированной дорожке высокий пожилой мужчина в тряпичной серой кепочке на седой шевелюре, скромном спортивном костюме и коричневых кедах.
"Лада" прижалась к бортику, и полковник Караваев вышел из машины. "Вякнул" пультом сигнализатора и пошел навстречу седому. Они подали друг другу руки и отправились по той же дорожке в глубь небольшого скверика.
– Поезжай, – сказал молодой человек водителю "Жигулей", и, когда тот, миновав стоящую у обочины голубую "Ладу", свернул в сторону комплекса домов, достал фотоаппарат и несколько раз щелкнул эту парочку. – А вон там остановись.
"Жигули" проехали еще сотню метров и остановились. Молодой человек вышел из машины и, направляя плоскость крышки кейса, словно тарелку радара, в сторону уходящих седого и полковника, медленно отправился следом.
Чуткий магнитофон в кейсе вел запись, а молодой человек слушал разговор в наушниках…
– Кажется, у нас легкая паника? – в вопросе полковника прозвучала ирония.
– Сегодня твоего майора видели в офисе на Ордынке. Что скажешь?
– Не может быть, Федор Данилович, он с самого утра никуда не отлучался. Мне доложили.
– Значит, совсем плохо твое дело. Кто-то тебе вешает лапшу на уши, а ты не видишь. У меня ошибки быть не может. Был. И более того, получал бабки. Считал, во всяком случае.
– Какие бабки!
– Обыкновенные, зеленые. В большом таком белом конверте.
– Вы серьезно?
– Ну как ты думаешь, стал бы я бить тревогу по пустякам?
– Вот те на-а… Нет, я, конечно, немедленно проверю!
– Как? – Теперь насмешка прозвучала в вопросе Федора Даниловича. – Показать попросишь? И спросишь, за что гонорар?
– Ну… есть достаточно способов…
– Вряд ли ты найдешь у него эти деньги. Мы же, как тебе известно, и у Рогожина ничего не обнаружили. А ведь были. Уж это я тебе говорю ответственно, можешь мне поверить.
– Да с тем совсем другое дело! Кстати, там адвокат наседает. Но я его не подпускаю.
– А вот это зря, Александр Петрович. Я бы на твоем месте, напротив, пригласил его, поговорил по душам, дал наводящие… С той тетрадкой еврейской, мать его, все правильно, ничего лишнего нам не надо, но ведь любой факт можно повернуть и к своей выгоде, верно?
– Оно так, конечно.
– Вот и поверни. Посочувствуй. Вдова опять же… Не нравится она мне, больно стала молчаливая. А ты – расшевели. Ты ж понимаешь, что будет, если я это своим поручу?… Да вот, кстати, еще проблемка из ничего. Шустрая эта "Глория"-то оказалась. Такая прямо шустрая, что хоть ошейник надевай. Ты в курсе?
– Знаю кое-что. С адвокатом работает. Но у них определенно есть "крыша". Причем у нас. А кто – не знаю. Так что ручонками там сильно не помашешь… Вы тоже имейте в веду. На всякий случай. Там же у них целая компания. И Генеральная прокуратура, и МУР, и еще какие-то выходы, не исключаю, что и на нашу "дирекцию". Вот так, Федор Данилович, увы…
– Это нехорошо, нет. Но я б таких мужиков взял к себе. Чисто, сволочи, работают… Ладно, подумаем. А вот ты немедленно делай выводы.
– То есть?
– А вот то самое и есть! – жестко сказал Федор Данилович. – Знаешь, чем может запахнуть в случае, если?… Тут уж не о большой звездочке тебе придется думать! Я понимаю твое положение, Александр Петрович, и сочувствую. Но все, чем могу помочь, сам знаешь… И времени у тебя по сути нет. Он что-нибудь знает?
– О чем? Ах, об этом? Ну что я могу сказать?… К великому сожалению, немцы правы: где знают двое, знает и свинья. Не исключаю!
– Тогда и сомневаться не в чем. Черт возьми!… О, Господи, теперь одна надежда, что вы не опоздаете. Аркадий же хитрющий лис! Ему много времени не надо, чтобы замести все следы! Ты это понимаешь? И этот твой мудак дал ему наводящие, ты чувствуешь? Все – в жопу!
– Ну уж все!… Подчистить концы за каких-то пару дней никто не способен. Хвостики да останутся. А налоговики научились их вытягивать и на пальчик накручивать. Хороший клубочек получается. Но вы сейчас-то не переживайте, я все-таки поговорю с Машковым. Жаль будет, он толковый опер… Посмотрим. Ну что, это все?
– А тебе мало?
– Более чем достаточно. Ладно, тогда я поеду. Не надо, не провожайте. Я ближе к вечеру позвоню… если что.
– Хорошо. Обязательно только. А я уж тебе в крайности так и быть помогу. Тебя не заденет…"
Федор Данилович – видел это молодой человек, присевший в отдалении на лавочке и "углубившийся в книгу", – в сердцах махнул рукой и ушел домой.
Полковник повернул по дорожке обратно, к своей машине, а молодой человек спрятал книгу в кейс и отправился в другую сторону, к своим "Жигулям".
Усевшись в машину, он сказал водителю:
– Меня обратно, а кассету передашь немедленно Третьему. Вместе с катушкой.
Он перемотал пленку в фотоаппарате и вынул катушку. Отдал все водителю.
– Пока за ним? – водитель кивнул на удаляющуюся голубую "Ладу".
– Так нам же по дороге! – хмыкнул молодой человек.
Олег Машков ехал домой в Люблино. Он не торопился, потому что за рулем хорошо думалось. А подумать было о чем.
Тревожил сегодняшний разговор с начальником. Тот посреди дня куда-то укатил, сославшись на важные дела, – так сказала секретарша, когда Олег сунулся было к нему в кабинет. А когда возвратился, позвал к себе и был как-то неприятно сух и официален, что ли. Неожиданно спросил, в курсе ли он того дела, которым занимался Рогожин. Ну конечно в курсе, смешно говорить, но вот как раз именно говорить об этом Олег не мог. Не положено ему быть в курсе. И Вадим тоже ничего ему не говорил. Хотя в принципе какая уж тут тайна среди своих? На всякий случай ответил уклончиво: мол, весьма приблизительно. Знал же, куда собирался лететь Рогожин, догадывался зачем. А чтобы сделать определенный вывод, много информации не требуется. Так, пару раз в разговорах мелькнула фамилия Деревицкого. Да вот и Осетров уже после гибели Вадима намекал, что, возможно, Олегу придется войти в группу, которую возглавляет сам генерал Васнецов. Так сказать, заменить Вадима. Но пока приказа или указания руководства нет, он предпочитал об этом не думать.
Кажется, полковника удовлетворил такой его ответ. Хотя этот сухарь вечно всем недоволен.
Потом вдруг спросил: приходилось ли когда-нибудь Олегу бывать в офисе Деревицкого? На это Машков лишь пожал плечами: откуда же? Ни повода не было, ни нужды. Да ему и вообще неизвестно, где находится офис олигарха. Или нет, кто-то говорил: в районе Ордынки, да? Но бывать там не доводилось ни разу. А что, надо будет поехать туда?
Оказалось, никуда ехать не нужно, просто полковник прикидывает планы дальнейшей работы. Действительно, не могут же остановиться все дела только из-за смерти Рогожина! Кто-то должен их продолжить.
Чего– то хмурился Караваев, поглядывая не на своего сотрудника, как обычно, а в окно. Манера у него такая: время от времени кидать взгляды на собеседника, словно подлавливая его на чем-то. Неприятная, надо сказать, манера. Раздражающая.
И так же сухо подвел итог непонятной беседы:
– Ну ладно, свободен. Иди занимайся. Я попозже тебе кое-что передам. Посмотри, но не уходи, в конце дня еще поговорим.
Олег вернулся к себе в кабинет, сел за стол и стал размышлять: что бы все это значило?
О том, что он сегодня с утра был у Жегиса, не знала ни одна живая душа – в этом Машков был просто уверен. Сто раз проверялся, никого на хвосте не было. Да и сама встреча была обговорена еще вчера, и не отсюда, а, естественно, из телефона-автомата. И в самом здании банка никто Олега не видел, за исключением секьюрити на площадке второго этажа да еще двоих французов. А, вот еще и секретарша Жегиса, которая провожала этих французов к президенту банка! Но она совершенно точно с Олегом незнакома. Тогда почему возник вопрос: бывал ли он в офисе?
И Олег вдруг рассмеялся. Чушь какая! Ну конечно, ведь банк и офис Деревицкого – оба расположены на Ордынке. Только первый – на Большой, а второй – на Малой. Рядом, но не вместе. Значит, тут нет никакого подвоха. И он успокоился.
А вот то, что начальник, кажется, собирается поручить ему продолжить оперативную разработку, начатую Вадимом Рогожиным, это действительно удача. И Жегис об этом предупреждал. И беспокойство, вызванное странным вопросом, улеглось, а в голове стали роиться приятные мысли. Гонорар оказался вполне достойным той информации, которую сегодня утром привез Жегису Олег. Десять тысяч баксов – сумма приличная. Молодец Жегис, не мелочится. С таким и работать одно удовольствие, знаешь хоть, за что стараешься…
И ведь как интересно началось!
Это случилось практически сразу после смерти Вадима. Уже поздно ночью, в первом, что ли, часу, вернувшись из Голутвина и сдав девочку Нине Васильевне, Олег позвонил Караваеву и рассказал, что и как было на даче. Тот велел отдыхать, а с утра – на доклад. И Олег поехал к себе домой.
Но возле подъезда его встретил незнакомый мужик, вежливо поздоровался и попросил уделить ему буквально несколько минут. Место у дома было освещенное, да потом Олег и не сомневался в своих способностях, ежели чего, "успокоит" незнакомца, тем более что тот был один.
Ну отошли в сторонку. Незнакомец показал свое удостоверение. Олег прочитал: "Частное охранное предприятие "Кречет", Савицкий Игорь Анатольевич". Кому принадлежит "Кречет" – известно. Но особый интерес Олега вызвало то обстоятельство, что именно о людях Деревицкого сегодня шла речь у Караваева, когда в качестве одного из предположений – "Ну кому нужна смерть Рогожина?" – прозвучала и фамилия Деревицкого. Правда, остановились на версии самоубийства, однако появилось и много неясностей. Да хоть с теми же баксами в цветочном горшке. Словом, вот так: поговорили, а он уже тут, как черт из банки, господин Деревицкий! Точнее, его посланник. Вежливый и спокойный.
И вопрос– то у него был по меньшей мере смешной: на кого грешат?
Честный ответ Машкова стоил бы ровно тысячу баксов, которые для большей убедительности протянул ему этот Савицкий. Полагаясь на искренность. Только соображения начальства – и ничего более. Ну и что? И какая тут тайна? К тому же никакой расписки не требуется.
Прощаясь, Савицкий сказал, что вся информация по делу о самоубийстве Рогожина будет также оплачена, и продиктовал свой номер телефона.