– А мне что-то не спалось. Сны какие-то тягостные, нудные. Проснусь, чтобы избавиться, усну – опять то же самое снится. Словно предчувствие какое-то мучит. Вас поднял ни свет ни заря.
– Ничего, Виктор Онисимович, все нормально. Дела наши, конечно, не блестящие, но кое-какие выводы, мне кажется, сделать уже можно. Я вот все время мысленно анализирую материалы дела и прихожу к выводу, что Такоев не столько раскапывал его, сколько очень грамотно и старательно закапывал. Понимаете, это чисто профессиональное чувство, без всяких эмоций.
– У вас действительно такое ощущение? Или здесь говорит нечто иное?
– Нет, уверяю вас, я никогда дело не путаю с личным. Да и потом, сколько веревочке ни виться, а все приходит конец, – сказал Грязнов. – Думаю, рано или поздно, но правду мы узнаем.
– Правда может всплыть и через десятилетия, но кого же она в таком случае устроит?
– Не стоит так уж пессимистично смотреть на жизнь. Ну, случаются "висяки", куда от них деться? Меня в данном случае другое волнует: зачем Рустам собирал материалы о Русском единстве и казачестве? Ведь это же такая липовая подставка с русскими патриотами, которые из-за какой-то взрывчатки зарезали русских же солдат! Словно все улики были стерты нарочно. И следы сознательно затоптаны. А я ведь тоже знал Рустама исключительно с хорошей стороны... Но – время! Оно способно сделать с человеком что угодно. В общем, как я понимаю, нам обоим нужен сейчас Рустам.
Грязнову подумалось еще, что наконец уж в этот Новый год он не будет мыкаться по друзьям, а проведет его с Тамарой. Нарядят маленькую елочку, украсят мишурой комнату, поставят на стол шампанское и закуски – будет тихий семейный праздник, каких у Вячеслава не было уже много лет.
– Виктор Онисимович, а вы ведь не зря меня подозревали. Я вынужден буду совершить диверсию в вашем городе, – сказал Грязнов.
Овражников удивленно и подозрительно выгнул бровь:
– О чем это вы?
– Хочу умыкнуть-таки у вас Тамару Кузнецову. Когда мы с ней снова встретились, поняли, что старые чувства живы. И все может быть замечательно!
– Ах, вот вы о чем! – засмеялся Овражников. – Попробуйте! Только она ведь и Рустаму нравилась. Мы все это знали и ждали, что они вот-вот поженятся.
– Нехорошо, конечно, получается. Я словно воспользовался его отсутствием. Но все зависело от нее. Кажется, она выбрала меня.
– Ну что ж, – заметил Овражников, – рад буду за вас. Женщина в конце концов должна оставаться женщиной, а не бойцом, так сказать, с преступностью. Пусть она рожает детей, готовит борщи и котлеты, а в милиции замена ей наверняка найдется...
Впереди показалась Грачевка. Уже совсем рассвело. С востока в окна машины заглядывало солнце. Едва поднявшееся над холмом, оно лежало на самой его вершине и, казалось, вот-вот не удержит равновесия и скатится по пологому спуску в низину.
– Люблю встречать восходящее солнце, – сказал Овражников.
– Я тоже. Такое впечатление, что с его лучами в душу проливается свет и энергия добра.
– Вы философ, Вячеслав Иванович. И видно, крепкий орешек, раз профессия вас не испортила.
– Упрямец я, зубами держусь за то, чем дорожу. И никакая мода на меня не действует. Влез вот в кожаное пальто и ношу его уже лет десять. И пока не развалится – не сниму.
Улицы Грачевки были пустынны, машина быстро пересекла селение и достигла дачного поселка. Еще с улицы они заметили неладное: штора в одном из окон на втором этаже моталась на ветру.
– Что-то случилось, – сказал Овражников, выскакивая из машины.
Грязнов молча шел за ним. Овражников взбежал по ступенькам, прошел по коридору и на кухне увидел лежащих на полу сотрудников военной прокуратуры. Они были расстреляны через окно. Под стол закатилась кастрюля с вареным картофелем.
– Господи! Что же это такое! – Овражников беспомощно оглянулся на угрюмо молчащего Грязнова.
– Простите, Виктор Онисимович, но теперь я уже уверен, что нет и не было никаких русских патриотов, а есть Рустам Такоев, который понял тоже, что у веревочки имеется конец. Как его старательно ни прячь.
– А вдруг это провокация? Те же боевики похитили и его, а теперь как бы от его имени творят зло?
– Нет. Я не верю в это! Фоторобот появился не случайно! – твердо заявил Грязнов. – Пойдемте посмотрим в остальных комнатах, и надо срочно вызывать оперативно-следственную группу, то есть ваших же следователей и ребят из краевой милиции.
Они поднялись на второй этаж, зашли в спальню, но сорочки, той самой, которую Овражников вчера держал в руках, там уже не было.
– Пропала его сорочка. Только он сам мог вспомнить о ней, никто чужой не стал бы обращать внимание на эту тряпку, – отметил Грязнов.
Овражников молчал, но на душе у него была темная ночь.
27
Дежурный военный следователь опрашивал соседей: не видел ли кто чего? Потом составлял протокол осмотра места происшествия. Судебный медик хлопотал над трупами погибших, криминалист бегал с фотоаппаратом и снимал с дверных ручек, подоконника пальцевые отпечатки. Все это действовало на Овражникова угнетающе. Он взглянул на Грязнова, сказал:
– Мы здесь, к сожалению, уже ничем помочь не можем. Я в полной растерянности, никак не могу взять в толк, за что же их убили?
– Не хочу предугадывать событий, но я посоветовал бы вашим сотрудникам произвести тщательный обыск в доме и на усадьбе – на предмет всяких подвалов, погребов и прочего. У Такоева была великолепная "крыша" – ваша военная прокуратура. Лучше для темных дел и не придумаешь. Если я прав, здесь наверняка найдут следы оружия или наркотиков. А виновниками этого убийства, косвенно конечно, являемся мы с вами. Видимо, здесь у них хранилось что-то чрезвычайно важное. Чтобы это забрать, следовало убрать засаду. А ребята оказались слишком беспечными. Увы. Проследите цепочку: украли взрывчатку, взорвали банкира, я приехал по этому делу, преступники засуетились, опасаясь возмездия, пошли новые преступления. У вас, между прочим, хорошая интуиция. Вы первым ощутили, что от меня исходит некая угроза. Но повторяю: не прямая, а только косвенная.
Овражников помолчал, обдумывая слова Грязнова, потом сказал:
– Признаюсь, я вынужден согласиться с вами. Но это значит, что мы обязаны провести обыск в городской квартире Такоева.
– И немедленно. Поскольку вчера мы думали, что Такоев жертва. А сегодня я убежден – он преступник. Хотя вы вправе считать, что в данном вопросе я необъективен, все-таки, как вы заметили, он является моим соперником, мы не поделили одну девушку. К тому же и веских доказательств преступной деятельности Рустама у нас тоже нет.
– Вот видите, как легко вы меняете точку зрения! – рассердился Овражников. – Нет уж, давайте доводить дело до конца. И речь здесь уже не о чистоте мундира, а о справедливости. Чтобы убедиться в своей правоте или, наоборот, неправоте, нам необходимо сделать этот проклятый обыск.
– А чистого бланка ордера с подписью прокурора округа у вас, случайно, не найдется? – усмехнулся Грязнов.
– Нам и не нужно. Едемте, я позвоню из машины, чтоб к нашему возвращению в город возле дома Такоева нас встретила оперативно-следственная группа.
– Не забудьте толкового техника с набором отмычек. Я, к сожалению, не при инструменте, сам вскрыть не смогу. А запоры, помню, там солидные. Лучше их открыть, чем ломать дверь.
– Ох, Грязнов, вы и в Москве так работаете? Чужими руками?
– Я всегда действую по обстоятельствам. Но если есть возможность, пользуюсь чужими руками и головой.
Они поднялись на третий этаж и остановились перед дверью квартиры Рустама Такоева. Овражников нажал кнопку звонка. Услышали соловьиную трель.
– Никого нет, – сказал он. – Давайте будем вскрывать дверь. Но прежде пригласите понятых.
Участковый, присутствующий при сем, стал звонить в двери соседних квартир. На лестничную площадку сначала выглянула старушка, у ног которой вертелся маленький бульдог.
– Чего вам, мальчики? – спросила она.
– Военная прокуратура, – представился Овражников. – Мы намерены произвести обыск у вашего соседа, просим поприсутствовать.
Старушка потихоньку стала отказываться, но Овражников напомнил ей о гражданском долге, который она должна исполнять, помогая правоохранительным органам бороться с преступностью. Слова прозвучали высокопарно, однако они повлияли на старушку, и та повиновалась.
Из другой квартиры вышла девушка лет восемнадцати в очень коротком халате, заинтересованно оглядела мужчин, спросила:
– Что угодно, господа?
Девушке объяснили, что от нее требуется, и она тут же согласилась, так как никогда в подобных мероприятиях участия не принимала.
Техник принялся возиться с замками, подбирая то одну отмычку, то другую. Наконец он выпрямился и вытер пот со лба.
– Можете заходить.
Овражников взялся уже за ручку двери, чтобы толкнуть ее и переступить через порог, но Грязнов, испытывавший все это время какое-то томительное беспокойство, решительно остановил его и сказал:
– Так, а сейчас попрошу всех отойти в сторону. Чтоб перед дверью не было никого.
Все, включая Овражникова, послушно выполнили его приказ. Оглянувшись и став за дверным косяком, Грязнов сильным ударом ноги распахнул дверь. И сейчас же в квартире раздался оглушительный взрыв. Сорванная с петель дверь рухнула на площадку, задев высунувшегося из-за спины Грязнова Овражникова.
Из квартиры повалил дым, там занимался огонь.
– Звоните пожарным! – закричал Грязнов, помогая подняться с пола Овражникову. – А вы целы, переломов нет?
– Не знаю... Что это было? – покачиваясь спросил он.
– Квартира была заминирована, вот что!
– Проклятие! Но послушайте, Грязнов, вы что, заранее знали?... Господи, вы же ранены!..
Только сейчас Грязнов заметил, что по разрезанному словно бритвой рукаву его кожаного пальто течет кровь. Осколок зацепил предплечье.
Девушка, отойдя от шока, принесла Грязнову бинт и йод, оперативники из ее квартиры вызвали пожарных. Потом, не дожидаясь их приезда, ринулись в квартиру сами, стараясь погасить огонь подручными средствами. Соседи, слабо веря в их старания, потащили вниз самое свое ценное. Спустились во двор и Грязнов с Овражниковым. Вячеслав наконец почувствовал слабость и головокружение, а Овражникова по-прежнему качало. Похоже на контузию.
– Задали мы работы нашим сотрудникам, – с горечью сказал майор. – У меня плохо с сердцем. Господи! Хуже, чем на войне, то стрельба, то взрывы...
– Я сочувствую вам, Виктор Онисимович. Полагаю, что мы и тут имеем дело все с тем же пластитом, украденным на военном складе. Вы сами убедились: он продолжает взрываться.
– А что теперь делать, Грязнов? Вы мне можете сказать?
Вячеслав вдруг с тревогой взглянул в глаза Овражникова и выкрикнул:
– Тамара! Что с Тамарой?
– Не понимаю. О чем вы?
– Такоев был в городе, и значит... Он сейчас на все способен. Надо срочно узнать, где она.
– Вы меня пугаете, Грязнов. Когда вы виделись с ней в последний раз?
– Да она ночевала у меня в гостинице! Вы позвонили, и я быстро собрался.
– Сейчас я по рации свяжусь с дежурным, наверняка она на службе, – сказал Овражников и направился к милицейской машине.
Грязнов посмотрел ему вслед, заметил, что Виктора Онисимовича заметно перекосило и он к тому же прихрамывает. Подумал: "Не признается, а ведь его крепко стукнуло. Надо бы его уложить, чтоб хоть немного отлежался..." О себе Грязнов не думал, просто раздражался от противного головокружения и подступающей к горлу тошноты.
Вокруг дома собралось множество людей, две пожарные машины тушили пожар, два сотрудника военной прокуратуры и два опера милиции шли по их следам, чтобы выяснить подробности взрыва.
Овражников сидел в машине расстроенный и сказал, что Тамара сегодня вообще не приходила на работу.
– Но она собиралась еще зайти домой и переодеться, – вспомнил Грязнов.
– Что, опять предлагаете обыск? Теперь в ее квартире? – криво улыбнулся Овражников.
– Не знаю, что делать. Но если вы не пойдете со мной, я сам открою ее квартиру. Она собиралась на работу, а ее там нет, значит, что-то случилось! Ждать нельзя! Мы теряем время!
– Ну и что мы на этот раз сделаем? Саперов впереди пустим?
– Что угодно, Виктор Онисимович, но я ждать не могу.
– Знаете, Грязнов, идите-ка сами к краевому прокурору и просите у него ордер на вскрытие чужой квартиры.
– Да не нужен нам, поймите, никакой ордер! Вот у меня ключ от квартиры! Тамара сама дала мне его. А вы действительно поезжайте-ка лучше в травмопункт и не беспокойтесь. Вас, видно, здорово пришибло, – сочувственно сказал Вячеслав. – Извините, я тороплюсь. Времени мало.
Грязнов повернулся и пошел к выходу со двора.
– Подождите! Слышите! Стойте! – крикнул ему вслед Овражников.
Вячеслав оглянулся, потом вернулся, спросил:
– Что случилось?
– Куда же вы без машины?
– Не беспокойтесь, я возьму такси.
– Не кипятитесь. Поедемте вместе, посмотрим, вдруг там нужна наша помощь.
– Спасибо, Виктор Онисимович!
– Скажите, а если и там тоже все взлетит на воздух?
Грязнов поморщился, как от зубной боли, посмотрел на Овражникова с сожалением и сказал:
– Как же вы не понимаете! Здесь взрыв организован с той целью, чтобы все подумали, будто у Рустама кругом враги, которые готовы уничтожить и его самого, и его имущество. А вот взрывать квартиру Тамары нет никакого смысла, ибо станет ясно, что именно Такоев совершил это преступление из ревности.
– Уговорили. Все, поехали. Уж если погибать, так вместе, не с кого будет и спрашивать.
Овражников сел за руль машины, Грязнов рухнул на переднее сиденье. Он был готов теперь к самому плохому.
Во дворе Тамариного дома, напротив подъезда, Овражников и Грязнов увидели ее розовую "хонду". Значит, хозяйка заезжала домой. Теперь предстояло узнать, что было дальше?
Мужчины поднялись по лестнице, Грязнов отпер ключом дверь. Они вошли в квартиру, в которой царил жуткий беспорядок, вещи были разбросаны, шкаф распахнут. Будто хозяйка куда-то безумно торопилась и хватала самое необходимое, выбрасывая остальное.
Они заглянули в спальню, в ванную, ее нигде не было.
– Где же она? – спросил Овражников.
– Я сам хотел бы это знать.
– Может, где-нибудь с подружкой чай пьет, а мы тут с ума сходим?
– Дай Бог, – только и ответил Грязнов.
Он постоял посреди комнаты, озирая странный развал, сказал:
– У нее всегда был идеальный порядок. То, что сейчас здесь творится, совершенно на нее не похоже. Понимаете?
Они перешли на кухню. Овражников заглянул в холодильник, осмотрел стол, дотронулся до чайника и кастрюль, стоящих на плите.
– Все холодное, видно, даже и не завтракала, – сделал он заключение. – А посмотрим в мусорное ведро... Что это тут? – Он вытащил оттуда скомканный листок бумаги и подал Грязнову: – Посмотрите, похоже на записку.
На бумажке был короткий текст:
"Славка, родной мой, любимый! Прости меня за все. Судьба сильнее нас. Я вынуждена уехать с Рустамом. Целую тебя. Всегда твоя. Тамара".
– С вашего позволения, можно мне тоже прочесть? – попросил Овражников.
– Пожалуйста, читайте...
Овражников пробежал глазами записку, сказал:
– Да. Похоже, писала она. Значит, Такоев жив. И увез ее. Скорее всего, против ее воли.
– Теперь вы мне хоть на десять процентов верите?
– Верю на все сто.
– Как же это я о ней не подумал? Надо же было спрятать ее... Но кто мог предугадать?...
– Неужели вы думаете, что Рустам не нашел бы ее даже в Москве? Есть люди, которые своего никогда не упустят. Это судьба. Она права.
– А что ж мне-то теперь делать?
– Если преступник сам вел расследование, как вы думаете, к каким выводам он нас всех подталкивал? Вот то-то и оно. Простить себе не могу собственную близорукость... Что касается вашего конкретного дела, то образец пластита вы получите, возьмете копии актов экспертиз и можете с чистой совестью возвращаться в Москву. А по поводу всего остального нам придется обратиться в Министерство внутренних дел Чечни и просить их помощи, – сказал Овражников. – У нас были встречи с заместителем главного прокурора республики и есть предварительная договоренность о взаимопомощи по обезвреживанию преступников.
– Дай Бог, чтобы это принесло пользу.
Грязнов, придерживая раненую руку, чувствовал, как она начинает отекать и заполнять собой рукав кожаного пальто.
– Болит? – спросил Овражников.
– Да не то чтобы болит, а просто плохо. Все плохо.
– Надо к врачу.
– Это успеется. Меня сейчас больше волнуют результаты баллистической экспертизы.
– Тогда поедемте на службу! Кстати, там у нас и медицина имеется. Надо вашу рану обработать как следует.
Акты криминалистических экспертиз по обоим делам они получили только в конце дня. Заключения баллистиков дали основания предположить следующее: оставшихся в засаде расстреляли с крыши соседнего строящегося дома. Там были найдены три автоматные гильзы. Не исключено, что убийца имел оптический прицел: слишком точные были попадания. Эксперт-баллистик установил траектории пуль, и тогда все стало ясно. Но виноваты оказались и сами молодые офицеры: они готовили ужин, включив свет и даже не занавесив шторой окно.
Что же касается взрыва в квартире Такоева, то там было использовано то же взрывчатое вещество – пластит, которым подорвали в Москве банкира.
– Вот видите, как странно все завязывается на Такоеве? Случайность ли это? – сказал Грязнов.
Овражников ответил не сразу, он все еще не хотел исключить версии о том, что Рустама кто-то мастерски подставляет.
– У нас до сих пор нет полной уверенности, что все эти преступления совершены с участием Такоева.
– Но зато из записки Тамары мы знаем, что он жив, – возразил Грязнов.
– Но ведь и Тамару могли заставить написать эту записку совсем иные люди, понимаете? Вот что меня смущает.
Зазвонил телефон. Овражников поднял трубку и передал ее Грязнову, сказав:
– Это вас, из Москвы.
Вячеслав приложил трубку к уху и с радостью услышал голос Александра Турецкого. Прошло несколько дней, но они были насыщены столь сумбурными событиями, что Грязнову казалось, будто он живет здесь давно.
– Слава, как ты? – спросил Турецкий.
– Нормально.
– Я только что разговаривал с прокурором гарнизона, так что в курсе твоих дел.
– Дела не блестящие, вероятно, придется съездить в Грозный. Так складываются обстоятельства...
– Никуда ты не поедешь, дальнейшим расследованием дел твоего приятеля займутся другие люди. К тому же ты ранен. Если ты очень плохо себя чувствуешь, ложись там в госпиталь, если в состоянии ехать в Москву – возвращайся. Твоя миссия в Ставрополе окончена. Это просьба Кости и моя.
– Но я же здесь ничего толком не сделал.
– Сделал, не скромничай. Да и мы не сидели сложа руки. Рустам Такоев в самом деле жил в той квартире наездами. Он имеет отношение и к финансовым аферам наших банкиров.
– Я прошу тебя рассказать об этом Овражникову, а то он все еще верит в непогрешимость своего подчиненного.
– Конечно, расскажу, но прежде хочу быть уверенным, что ты возвращаешься в Москву.