Он вышел на улицу, достал сигарету и остановился под навесом, потому что начавшийся было снег превратился в надоедливый веселый дождь. Это становилось похоже на весну. Турецкий чувствовал себя усталым и немолодым. Он знал, что второе дыхание открывается, только когда идешь по правильному пути, и чувствовал, что начинает задыхаться. Гонка последних дней могла доконать кого угодно, но дело было не в этом. Иллюзия слаженной команды, интенсивной и эффективной совместной работы стремительно улетучивалась. И крыть было нечем. Турецкий чувствовал себя игроком в покер, который был опозорен неудачным блефом. Он пошел ва-банк и потерял все, даже то, чего по сути и не оставалось, – остатки самоуважения в этой стремительной гонке с выбыванием.
– Денис, будьте добры ваш техпаспорт… – попросил вдруг дремавший, казалось, Школьников.
Турецкий удивленно следил за непонятными действиями Школьникова. Денис, кажется, тоже не мог понять, куда тот клонит. Школьников тщательно изучил техпаспорт и вдруг спросил у Мефодьича:
– Сколько весит машина?
– Тысяча сто пятьдесят девять килограммов.
– Вы уверены?
– А чего тут думать, – резонно возразил чудо-слесарь. – Вот весы, вот машина. Одну на другое погрузишь – будет тысяча сто пятьдесят девять, снимешь – ноль целых ноль десятых.
– А по техпаспорту – тысяча сто пятьдесят. Разница в девять килограммов. Откуда они взялись?!
Все остолбенели.
– Мефодьич, – взревел Турецкий, – ты все проверил?!
– Конечно, все, кроме панелей под дверьми, – признался Мефодьич, – не портить же тачку окончательно.
– Да срывайте их к ядреной фене, – возмутился Денис. – Это все равно уже на машину не похоже!
– Не боись, малец, – завелся слесарь с пол-оборота, тут уже было задето его профессиональное достоинство, – все восстановим в лучшем виде.
В шесть рук они кинулись свинчивать болты и за полминуты сорвали крепко приваренную первую панель. И в узких пазах первой же панели, открывшейся после этой деструктивной операции, были плотно втиснуты три черных полиэтиленовых пакета. Еще по три оказалось спрятано в остальных панелях. Турецкий с удовлетворением подумал, что в данном случае пресловутый закон Мерфи не работал: все папки в стопке были искомыми.
МЕРКУЛОВ
1 марта, утро
Четверка матерых мужиков угрожающе надвигалась на него. Турецкий чувствовал, что надо чихнуть, единственно в этом было его спасение, если он чихнет, то проснется и кошмар исчезнет, он хотел чихнуть и не мог, а четверо уже придвинулись к нему вплотную. Турецкий успел хорошо разглядеть длинный нос первого из них, узкие глаза второго, квадратные плечи третьего и обесцвеченные волосы последнего, вдруг откуда-то взялся пятый, он схватил Турецкого за волосы и что-то заорал в ухо…
– Совесть поимейте, Сан Борисыч, – укоризненно сказал Семен Школьников ему прямо в ухо. – Спать прямо на рабочем столе…
В нормальном виде архив Лозинского с трудом поместился в двух немаленьких чемоданах. В первый отсортировали только старые документы трехлетней и более давности. В таком виде этот чемодан вполне мог быть одним из тех одиннадцати, которыми некогда вице-президент Руцкой фигурально размахивал в Верховном Совете, грозя разоблачить всех и вся. Но информация эта уже изрядно устарела, и Турецкого гораздо больше интересовало содержимое второго чемодана с документами за последние годы.
Бумаг был целый ворох, но они оказались строго систематизированы, и потому разобраться было несложно. Банкир составлял досье на каждого из своих коллег отдельно, однако документы были еще снабжены перекрестными ссылками, благодаря которым вырисовывалась единая и полная картина слаженных и целенаправленных действий.
Турецкий рассказал наконец соратникам перипетии той памятной охоты. Видимо, Лозинский хотел заставить Грязнова охранять его архив, но так, чтобы бравый муровский сыщик об этом ничего не знал, а другим членам совета директоров, – Дуремару в первую очередь – не пришло в голову искать бумаги у Грязнова. Лозинский не мог придумать, как это сделать, пока не услышал, что Грязнов собирается на охоту. Остальное уже было делом техники. Плюс удачное (для Лозинского) стечение обстоятельств – поломанные машины.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что и волк был радиоуправляемым? – ехидно поинтересовался Меркулов.
– Не хочу, – честно признался Турецкий и снова занялся своей частью работы.
Школьников, проглотив выделенную ему стопку финансовых отчетов, переходил от одного из коллег к другому, заглядывая через плечо и подхватывая освободившиеся листки, Турецкий с Меркуловым поминутно вздыхали и переглядывались – они разбирали компромат на своего Генпрокурора и то и дело натыкались на знакомые фамилии. А вот мелькнул и сам Парламентарий. Складывалось такое впечатление, что лидеры "Картеля" были просто "обручены" с боссами преступного мира! Причем если сперва лидер финансовой группы Лозинский контролировал ситуацию и на какой-то момент даже прибрал к рукам правоохранительные ветви власти, то в дальнейшем минюст, почувствовав вкус к самостоятельным действиям, готов был уже съесть Лозинского и остальных "партнеров" с потрохами.
– Откуда Лозинский все это взял? – недоумевал Школьников, которому по молодости просто еще не приходилось видеть столько дерьма одновременно.
– У него везде свои ноздри, – философски объяснил Турецкий, – и они постоянно что-то вынюхивают.
Генпрокурор выглядел на фоне своих собратьев по бизнесу довольно бледно – его досье было самым тонким. Но зато чего стоило, например, распоряжение Оренбургской прокуратуре оказывать всяческое содействие Лозинскому в его финансовой и экономической деятельности в приграничных территориях и, наоборот, не оказывать никакого содействия казахской стороне, осуществляющей грубые и беспардонные нападки на честного российского бизнесмена.
Или образец заботы о подорванном здоровье известного лидера псковской группировки Малагина.
– Как же, помню, Коля-Самосвал, – воскликнул Турецкий, почти обрадовавшись, увидев такое знакомое имя, – популярный даже в столице "авторитет". Санкция на задержание пришла тогда из его родного Новгорода. Классический тип отрицательного персонажа – ранее судимый за разбой, проходивший по нескольким уголовным делам о бандитизме, был руководителем банды, на счету которой десять убийств.
– Ну и что было дальше? – заинтересовался Школьников.
– Дальше? Документы пришли, Колю задержал РУОП на тридцать суток, и стали ждать конвой из Новгорода. И тут приходит в РУОП вот это письмецо, – Турецкий постучал по листкам, украшенным визой Генпрокурора Российской Федерации, – с просьбой отменить этапирование Малагина, мол, нужно еще проверить законность задержания, и к тому же состояние подорванного здоровья Самосвала-Малагина вызывает серьезные опасения медиков. Хорошо бы, дескать, изменить ему меру пресечения на подписку о невыезде.
– А что со здоровьем у него? – поинтересовался Школьников.
– Засопливел, бедняга.
Турецкий передернул плечами: перед ним лежали еще штук десять подобных образчиков эпистолярного жанра.
– Это еще что, – помахал Школьников докладной запиской министра юстиции первому вице-премьеру правительства РФ. – Цитирую: "…хочу также обратить Ваше внимание на совершенно неудовлетворительное положение, сложившееся в стране, с содержанием заключенных в тюрьмах и других исправительных учреждениях, а также с лицами, освобожденными из мест лишения свободы, конституционные права которых откровенно попираются.
Для решения этих и ряда других проблем и был основан Общественный фонд социальной и гуманитарной поддержки лиц, отбывающих наказание и освобожденных из мест лишения свободы. В задачи которого входит оказание материальной и гуманитарной помощи колониям, а также оказание содействия отбывшим наказание в трудоустройстве, приобретении жилья и пр.
Эта организация с ее неформальными методами способна действовать параллельно с государственными структурами и будет способствовать лишь укреплению авторитета власти…" И так далее, в том же духе еще три машинописные страницы. Здорово?!
Но кроме копии докладной записки в запасниках Лозинского хранилась еще и финансовая документация вышеназванного фонда.
Меркулов, казалось, был потрясен сильнее всех:
– Для уголовных "авторитетов" это фактически узаконенный воровской общак, в то же время для меценатов и филантропов – неординарная возможность прославиться и заработать бесплатную "крышу"… Хотя кому теперь интересно, что ты поддерживаешь молодые дарования в области живописи или балета, другое дело – бедные, несчастные зеки… А для "Картеля" легальный банковский счет для перевода денег за "заказанные" дела.
– Разумеется, финансовая отчетность держалась в строжайшей тайне, – постулировал Турецкий.
– Сан Борисыч, – бурно отреагировал Школьников. – О чем вы говорите? Чья финансовая отчетность?! И перед кем?! То, что львиная доля средств осела в карманах руководителей "Картеля", – априори, иначе на черта бы он им сдался?! Вы мне лучше объясните, это что такое? – Он потряс в воздухе очередным эксклюзивным документом.
Это было распоряжение замминистра внутренних дел о выделении отряда ОМОН для оказания помощи в сборе средств для фонда.
– То есть создали спецподразделение по выколачиванию денег из несговорчивых меценатов? – недоумевал Школьников.
– А что мелочиться? – удивился Турецкий. – Уговаривать каждого, упрашивать? Поставить всех в одну шеренгу у стенки и объяснить популярно, как тяжело быть зеком… "Непосредственное руководство данным подразделением, – медленно, скрипя зубами, прочел Турецкий, – осуществлял помощник первого заместителя министра внутренних дел подполковник внутренней службы Бойко А. И.". – Он все еще немного жалел, что не удалось задушить Бойко собственными руками.
Но мафиози от Фемиды не ограничились упорядочиванием деятельности уже купленных чиновников, планировались и проводились конкретные мероприятия по нейтрализации тех, кто не продавался. Обнаружился целый список и работников милиции и юстиции, которым за свою честность (или несговорчивость) предстояло с треском покинуть ряды блюстителей порядка.
Турецкий просмотрел список.
– Надо же, еще один рейтинг… Ну конечно, опять САГ "Аист"… Оказывается, в милиции и органах прокуратуры во всей Москве, по мнению составителей, обнаружилось только сто четыре относительно честных человека.
– Смотри, нас не забыли, – с некоторым удовлетворением, но все же удивился Меркулов, подчеркивая в списке свою и Школьникова фамилии. А вот тебя с Грязновым, как ни странно, нет. – Меркулов подозрительно взглянул на подчиненного. – Интересно, вас уже купили или сочли, что дозреваете?
Турецкий вспомнил пробные шары Бойко и ухмыльнулся.
Некоторые фамилии из списка совсем недавно мелькали в ведомственных распоряжениях и газетах. Сразу же вспомнилось, что в последнее время действительно несколько человек были уволены из органов и осуждены за взяточничество.
– Что делать будем? – спросил Турецкий, обращаясь в первую очередь к Меркулову и преследуя при этом двойную цель. – У нас есть все факты, что эти уроды с помощью высокопоставленных юристов организовали своеобразную высшую судебную палату! Но не к генеральному же с этими бумагами идти, он против себя дело возбуждать не станет. – Турецкий последний раз отчаянно провоцировал Костю. Но тот все же не раскололся.
– Придумаем что-нибудь, – буркнул Константин Дмитриевич. – Копии снимите, документы под замок и никому ни слова. Все. – Он развернулся и ушел к себе придумывать выход из этой запертой комнаты. И вдруг остановился и, иронично глядя на Турецкого поверх очков, сказал:
– Ну, теперь-то правда о генеральном не имеет большого значения, ронять его авторитет больше некуда.
Турецкий внутренне напрягся. Школьников тоже был наслышан о таинственном исчезновении главного прокурора страны.
– Генеральный болен, – сказал Меркулов. – То есть действительно был болен. Все это время он лежал в Институте проктологии. Вчера он мне доверительно и с некоторой гордостью сообщил по телефону, что по качеству операций иссечения геморроидальных узлов Россия стоит на одном из первых мест в мире. И что в медицинских кругах поговаривают, что в СССР в шестидесятые годы тайно оперировали английскую королеву. Вот уж действительно встрял мужик на свою задницу.
Ожил телефон. Турецкий машинально посмотрел на часы – полдень – и включил динамик аппарата. Оттуда раздался встревоженный голос жены:
– Саша, ты слышал, что случилось?
– Все, что могло, давно уже случилось…
– Да включи хоть телевизор, что ли. Там, в Шереметьеве какая-то катастрофа опять, кажется…
Сыщики устало переглянулись. Хорошенькое начало месяца.
Турецкий с тяжелым сердцем включил "ящик". Действительно, шел прямой репортаж из Шереметьева. Понять, что происходит, было весьма затруднительно. Поломанные столики кафе, груды разбитого строительного материала, пыль. Шум, крики. Где-то рядом мелькали отсветы коротких вспышек. Знакомая спортивная комментаторша НТВ захлебывалась от восторга:
– Не выдержав людского потока, рванувшего навстречу "отстойнику", рухнула плита перекрытия с потолка второго этажа… И вот – они все-таки здесь! Они с нами! Несмотря ни на что! Лучшие в мире хоккеисты! Профессионалы НХЛ! Четыре первые команды по итогам национального чемпионата! Приехали в Россию! Чтобы шесть месяцев без остановки играть в хоккей на наших площадках!
Съемочная группа сумела протиснуться, и на экране появились знаменитые физиономии, немного вытянутые и уставшие от длинного перелета.
Турецкий увидел длинный нос Уэйна Гретцки, узкие глаза Пола Карии, квадратные плечи Криса Челиоса и обесцвеченные волосы Джо Сакика. И вспомнил свой сон. Не такие уж они были страшные.
ТУРЕЦКИЙ
1 марта, день
Зам генерального Константин Дмитриевич достал из незакрытого сейфа традиционные две трети коньяка…
Они выпили, как водится, за успешное окончание безнадежного предприятия, за генеральские погоны Турецкого, которых он никогда не получит, за российских проктологов, лучших проктологов в мире, за нового генерального, каким бы кретином он ни оказался, за дежурную медсестру второго хирургического отделения госпиталя МВД…
– Все очень просто, – объяснял Школьников, почему сумасшедшая идея Турецкого попала в "яблочко". – После того как Лозинский понял, что минюст собирается "навечно зачислить его в списки части", он больше не мог доверять компьютерам и банковским сейфам, он изъял всю бухгалтерию "Картеля" и решил держать ее под рукой, возможно, в качестве потенциального шантажа – как последнего аргумента в борьбе с минюстом. Ну а тут весьма кстати подвернулся джип Грязнова-младшего. Чужая разбитая машина на стоянке автосервиса – идеальный тайник.
– Но его же должны были починить буквально через несколько дней, – не слишком убежденно возразил Турецкий.
– Да, это Лозинский так вам обещал. Ну а на деле авторемонт мог тянуться сколько угодно, и при этом тайник всегда оставался у Лозинского под рукой…
– И это, кстати, единственный шанс того, что Лозинский еще в России или еще сюда вернется, – задумчиво заметил Меркулов.
– Лозинский занял деньги у Крэйга под проект "Хоккей третьего тысячелетия".
– У Крэйга?!
– Ну конечно, помните, Сан Борисыч, нашу первую встречу? Я еще тогда следил за перемещениями Крэйга, а когда он встретился с Лозинским, вы, наверно, решили, что я перебегаю вам дорогу…
Турецкий с досадой махнул рукой, дескать, что за чушь, продолжай давай скорей.
– Так вот, Лозинский якобы собирался для популяризации хоккея с шайбой привезти в Россию на год лучшие клубы НХЛ. То есть это совет директоров так считал, что – якобы. Министру юстиции и его партнеру даже в голову не могло прийти, что Лозинский настолько раскрутит эту идею, что она воплотится даже без его участия!
– Проект, конечно, потрясающий и в спортивном плане просто беспрецедентный, – не мог не признать Меркулов. – Только представьте, во сколько это обошлось: в каждой из этих команд до пяти игроков, получающих до пяти миллионов долларов в год, а еще жилье для них, а их семьи, а экипировка, а судьи, а рекламная кампания, а гонорары хозяевам клубов, а компенсационные выплаты заокеанским болельщикам, уже купившим абонементы на весь год?!
– Но где тут криминал? – не то поддакнул, не то возразил Школьников. – Мало ли кто и подо что выпрашивает у западных денежных мешков средства? А вот спортивную лотерею, этот "Всероссийский хоккейный заем", уже сварганил замминистра МВД, его детище. Никакой причастности Лозинского к этой обдираловке я не обнаружил.
Турецкий тем временем вспомнил утренний звонок Грязнова, когда он просил проверить свой выигрышный номер, и откровенно заржал. Школьников смотрел на него с недоумением, Меркулов – с некоторым сожалением.
– Ладно, – сказал Турецкий, ничего не объясняя. – Расскажи нам, Семен, финансовую подоплеку.
– Сама афера была проста, как пять копеек (что, кстати, в связи с деноминацией имеет смысл), и заключалась в следующем. Лозинский занял деньги у Крэйга, чтобы в свою очередь открыть кредит Казахстану. А казахи потом в счет долга, выраставшего как на дрожжах, с радостью позволили Лозинскому приватизировать земельный участок, как только тот об этом заикнулся, причем на имя тещи-казашки Ширинбаевой (что, кстати, заранее снимало возможные обвинения в непатриотизме).
– Это выглядит как-то… малоправдоподобно, – предположил Турецкий.
– Верно. Отдельные участки земли, первоначально никак не граничащие друг с другом, отдавались в обмен на колоссальные проценты, которые набегали с общей суммы долга.
– Минутку, – вмешался Меркулов. – Сколько же именно казахи заняли у "Артельбанка"?
– Полмиллиарда долларов.
– Да… Полмиллиарда – это неплохо. Очень неплохо. Самого миллиарда нет, а слово – звучит.
– Как только нарастали новые проценты с кредита, Лозинский получал очередной кусок земли, то есть якобы не он, а Ширинбаева. В конце концов, получилось так, что эти отдельные участки сложились в мозаику, в центре которой был ни больше ни меньше… космодром Байконур.
Воцарилась неловкая пауза.
– Ты шутишь, – пробормотал Меркулов.
– Да ничуть! – Школьниковым овладел какой-то спортивный азарт. – В том-то и дело, это был грандиозный по своему нахальству план, и он сработал. Сработал! Байконур был у Лозинского в кармане! А сам он потом якобы – на орбите!
– Похоже, он там решил устроить презентацию.
– Ну. После этого Лозинский уже землю в Казахстане не покупал, она ему была ни к чему, вот Байконур – это другое дело, тут он знает толк, теперь Центр подготовки космических полетов у него в руках. А вы представляете, какие это проекты, какие деньги?!
– Елки-палки, – не мог не признать Турецкий. – Теперь понятно, за каким чертом минюсту понадобилась эта афера с усыновлением дауна. Оказывается, тут на наших глазах шла драка за Байконур…