- Ах ты лярва вонючая! - заорал пахан. - Девочку строишь?! Это ты вон перед своим недоделком невинной прикидывайся! Он-то лох, как дважды два, а ты зараза прожженная! Думаешь, не поймаем на вранье? Да ни хрена! "Все было, как Юра говорил"! Юра, блин, тебя, сучку, прикрывал: "Я один бил! Она пальцем не тронула!" Пальцем, ты, падла, может, и не тронула, а ногами пинала! И висок нашему парню ты, стерва, своей шпилькой протоптала! Это не я придумал, это менты с медиками рассекли! На лестнице следочек от твоего каблучка остался, а на нем - кровь и мозгов чуток!
Юрка вспомнил: да! Он уже спускаться хотел, а Даша топнула этого лежачего каблуком по голове… Ну и зараза! И он такую гадину принял за ангелочка! Там, на лестнице, когда она начала пинать Крылова или как его там, Таран подумал, будто это она просто мстит за насилие. Но, выходит, если насилия не было, то за что ж она била этого типа? Да еще и череп пробила своей подковкой! Это ведь какой силы удар нужен! Быстрый, четкий, отработанный, наверное… Такие сгоряча не наносят, тем более бабы. Во адова кукла! А он-то думал, что она в Москве Станиславского штудирует!
- Что? Страшненько стало? - злорадно произнес босс. - За мокруху отвечать надо. Тем более что ты у нас такого братка замочила, которого еще поискать надо. И больше того - ты нас подставила, курва! На том братке вещица была, которая должна была у меня лежать, а она теперь к ментам попала. Трясешься? Правильно делаешь! Потому что теперь тебе, падла, не жить. И недоноску твоему - тоже. За дурость тоже отвечать надо, хотя мне его по-человечески жалко.
- Я не нарочно! - истерически завизжала Даша, заливаясь слезами.
- Заткнись, лярва! И не визжи, еще не режут. У вас есть шанс, хотя и маленький. Вечером сюда приедет один человек. Не мент, не прокурор, но судьбы людей решает гораздо быстрее. Так вот: если он, дура траханая, услышит от тебя, что Седой это дело против Жоры Калмыка организовал, может быть, и выживешь. Дескать, слышала случайно, краем уха. Больше ничего не говори, не вспоминай. Допустим, когда тебя Седой у теремка высаживал, то будто бы пробормотал: "Теперь Калмык почешется!" Запомнила?
- Да-а… - плаксиво сказала Даша, но в голосе ее уже слышалась затаенная радость.
Таран напряженно соображал, теперь ему во всей этой катавасии многое прояснилось. Не иначе Седой выдал их тем, кто обвинял его в подставе - потому что был точно уверен, что они против него никаких показаний не дадут. А этому - не иначе он и есть Жора Калмык! - нужно, чтоб этот самый "человек, который судьбы решает", был убежден в том, что подстава была. Тогда Седого братки замочат, а Калмыку будет легче жить.
- Ну, а ты, пацан, - почти по-дружески произнес Жора, - если повторишь все так, как мне говорил, и ничего лишнего не добавишь - почти наверняка жить будешь. Само собой, если промолчишь насчет того, что я только что этой стерве говорил. Не промолчишь - сдохнешь, и очень тяжкой смертью. Понял?
- Понял, - мрачно отозвался Таран. В принципе, он был не против того, чтоб Седого замочили. Он ведь, гад, когда отправлял их сюда, знал, что их тут не пирожками кормить будут. Другое дело, что посулом Жоры даже подтереться нельзя. Не оставят в живых ни его, ни Дашку. Так что жить им осталось всего-навсего до вечера…
- Хорошо, что вы такие сговорчивые! - хмыкнул Калмык. - Я даже не рассчитывал, что так быстро столкуемся… Полтора часа сэкономил, братва. Не поразвлечься ли малость, а? Слышь, Дашка?
- Не надо-о… - пробормотала она. Но это "не надо-о" было скорее заигрыванием, чем прошением о помиловании. Это даже малограмотный в сексуальных вопросах Таран понял.
- Ну как же "не надо", когда надо? - произнес Калмык. - Такую девку забесплатно - и пропустить? Плохо о нас думаешь, девушка. Раздевайся! А то поможем…
- Может, музычку включить, Жорик? - услужливо предложил кто-то из подручных. - У нас тут есть магнитолка…
- Точно, стриптиз надо под музыку делать, - поддакнул кто-то еще.
- Заводи! - позволил Жора.
"Музычку" подобрали как раз под плавное раздевание. И Таран, который стриптиза в натуре не видел - по телику, правда, что-то похожее было! - впервые смог полюбоваться на то, как баба раздевается под музыку. Наверное, если б у него были деньги посетить какой-нибудь ночной клуб - такие даже у них в провинциальном городе уже имелись! - то он посмотрел бы на все эти телодвижения не без удовольствия. Конечно, если б там, на сцене, вихлялась какая-то другая баба. Но здесь, перед восемью сопящими мужиками (сам Таран в счет не шел!), выдрючивалась его Даша! Конечно, она уже и без этого упала в его глазах до самой низшей точки, но все-таки Юрка не ожидал того, что увидел.
Нет, он вовсе не думал, будто Даша наотрез откажется раздеваться. Потому что прекрасно знал - не так-то это просто отказать такой компании. Ясно, что, если захотят раздеть, - разденут. У Тарана руки скованы, да и были б свободны - не смог бы он ей ничем помочь. Пару фингалов одному-двум, может, и поставил бы, но не более, а его за это превратили бы в котлету. Да и настроения не было подвиги совершать. За ту Дашу, которую он, как выяснилось, сам себе придумал, Таран дрался бы насмерть, а за эту, продажную шлюху, - погибать не хотелось.
Тем не менее он все-таки ожидал, что Даша начнет раздеваться нехотя, со страхом, стыдом и так далее. То есть уступая силе, из-под палки, так сказать. Но увидел совсем другое.
Даша сделала какую-то похабную, профессиональную улыбочку, на лице ее отразилось некое желание понравиться, завоевать расположение "публики" - холуйское, продажное, проституточье. И она с этой самой улыбочкой на устах принялась вращать бедрами, плечами, животиком, грудью - и все это, между прочим, в присутствии Юрки, то есть человека, который ее любил. Нет, не было у нее никакой любви к нему, дурак он стоеросовый! А то, что случилось прошедшей ночью, - это для нее мелочевка. Так, расплатилась натурой за услугу…
Понимать Таран все понимал, но боль в душе испытывал невыносимую. Лучше б его сейчас избили до полусмерти, зарезали, сожгли живьем, но не заставляли на все это смотреть… Он закрыл глаза, но музыка лезла в уши, и образ Даши, выделывающей стриптизные па, все равно стоял у Тарана перед глазами. Конечно, Калмык и иже с ним подсвистывали и гоготали, когда на цементный пол падал очередной предмет одежды. Юрке казалось, будто все это тянется ужасно долго и полтора часа, выделенные Жорой на развлечения, давно прошли. Но на самом деле стриптиз и десяти минут не длился. Послышался очередной взрыв свиста и гогота, издевательские аплодисменты, и музыка стихла.
- Так, - объявил Жора, установив тишину, - клево раздеваешься, телка! Если б не была такая сволочь, я б тебе пару долларов в одно место всунул. За труды, так сказать… Но ты нам сильно задолжала, вот в чем дело. Верно говорю, мужики?! Ты в Москве почем за палку брала? Скажи, поделись коммерческой тайной…
- Сто пятьдесят, иногда двести баксов за ночь, - Таран не услышал в Дашином голосе даже тени смущения. Шлюха!
- За отсос, конечно, наценка? - похихикал Жора. - Ладно! Не будем мелочиться, верно? По глазам вижу, что ты согласна забесплатно! Иди сюда…
Таран не открывал глаз, но заткнуть уши не мог. А именно уши донесли до него и шорох "молнии" на штанах Калмыка, и противные чмокающие звуки. Стерва! Если б ее насиловали у него на глазах - это было бы мерзко, страшно, но он бы ее жалел, наверное, и мечтал бы о мести этим кобелям. Может быть, он простил бы ей даже то, что она сейчас делала, если б знал - она себе и ему этим жизнь спасает. Но она, зараза, угодничала! Ей было на все наплевать, на него тоже. Даша хотела понравиться боссу Жоре. Даже мычала сладострастно, будто ей это дело удовольствие доставляло…
"А вот хрен тебе! - с каким-то злорадством думал Таран, пока происходила эта процедура. - Думаешь, не прирежет, если в рот возьмешь? Ни хрена! Все равно припорет!"
О себе он уже не думал. Смерть теперь казалась облегчением. Какой бы ужасной она ни была…
- Ладно, - сказал Жора, - умница девочка! Садись на коленки - потыкаю маленько!
Послышалась какая-то возня, скрип кресла, жадное сопение Жоры и отрепетированные (должно быть, на порнушных съемках) сладкие стоны Даши…
С каким удовольствием Юрка потерял бы сознание или вообще умер на месте. Но, увы, ему пришлось все слышать, да и держать глаза постоянно закрытыми он тоже не смог.
О вреде сластолюбия
Полтора часа спустя или чуть побольше Таран, освобожденный от наручников, сидел в той самой каморке, откуда их с Дашей вывели на допрос. Именно сидел на стуле, а не лежал, потому что там, на койке, отвернувшись от него к стенке, калачиком свернулась Даша. Нет, места там было вполне достаточно, но Таран не согласился бы лечь рядом с ней даже под дулом пистолета. Не то чтоб иметь с ней что-либо, а просто находиться рядом с ней ему было противно. Даже глядеть на нее без отвращения и брезгливости Юрка не мог. Сутки назад примерно в это же время он ждал ее на вокзале, переполненный волнением, нежностью, благоговением перед ее идеальным образом. И вот двадцать четыре часа спустя ни миллиграмма из всего этого не осталось. Ничего, ровным счетом ничего.
Он даже ненавидеть ее не мог, хотя имел все основания. Нет, не за то, что она, себя не жалея и очень стараясь, спит как убитая с устатку! - "обслужила" восемь бандитов в его присутствии. Таран должен был ненавидеть ее за обман, который начался гораздо раньше, может быть, еще три года назад, когда она его очаровывала своей липовой воздушностью и поддельной отрешенностью от земного бытия. Может, это было и не так, может, все случилось уже после ее отъезда в Москву, но Таран уже убедил себя в том, что она всегда являлась только гадиной, подлюкой, стервой и прочая, прочая, прочая. Ревность тут и присутствовала, может быть, но в очень малой степени. Обман и предательство - вот был самый железный повод для ненависти.
Но от ненависти, как известно, один шаг до любви. Если б Таран сохранил хоть что-то из былой любви, то, наверное, смог бы и ненавидеть ее. Однако от любви ничего не осталось, и потому он смотрел на Дашу как на пустое место. Та девушка-идеал, которую Юрка обожал до вчерашней ночи, просто исчезла, растворилась или испарилась, как призрак. А с этой развратной и, как оказалось, опасной ведьмой, способной на самые низменные и подлые поступки, даже на убийство, - он был незнаком. Он, наверное, мог бы теперь ударить ее или даже убить, но ему было противно прикасаться к ней. Ему легче было бы взять в руки дохлую кошку, гнилую рыбу или просто кусок дерьма, чем притронуться к этой снаружи красивой, но внутренне омерзительной девке.
Из-за двери, отделявшей "камеру" от караулки, до ушей Тарана долетали громкие и бесстыжие разговоры охранников, время от времени перебиваемые похабным хохотом. Калмык с большей частью тех, кто присутствовал при допросе, уже уехал в город по своим делам. Осталась лишь дежурная смена под командой Чалдона. Должно быть, кто-то из этих бойцов тоже участвовал в "развлечениях" и сейчас делился своими впечатлениями с Чалдоном, который в это время нес службу при телефоне в караулке. Некоторое время в караулке сидел еще один мужик, но потом он, как услышал Таран, ушел кормить собак, которые днем сидели на цепях, а вечером свободно бегали по территории склада. Должно быть, общение с натуральными кобелями и суками его привлекало больше, чем рассказ о том, как восемь двуногих кобелей забавлялись с одной сучкой.
Что же касается Чалдона, тот, как видно, был любитель слушать похабные россказни. Больше того, когда рассказчик выдохся, Чалдон взялся расспрашивать его насчет подробностей. Не иначе главный помоечный сторож у нормальных баб успехом не пользовался, на проститутках экономил и всякой возможности даже не самому потрахаться, а послушать, как это другие делают, прямо-таки неистово радовался.
- И-эх, бляха-муха! - произнес похотливый караульщик. - Раззадорил ты меня, Кумпол! Жаль, не пошел туда с вами…
- Е-мое, а кто тебе сейчас мешает! - хмыкнул тот, кого назвали Кумполом. - Сходи за стенку - она и тебя обслужит. Ей небось и двадцать человек принять по силам. У нее ж небось бешенство матки какое-нибудь, как у царицы Екатерины!
- Да там этот, пацан ее. - застеснялся Чалдон.
- Ну и что? Привяжем! Или в гальюн запрем.
- Не, у меня так не выйдет ни хрена…
- Ну, биомать, ты как мальчик прямо! Давай выведу его сюда, посторожу.
- А если пахан наедет? У меня и так двое за поллитрой отпросились - и хрен знает, где сейчас гуляют. Хорошо, что не заметил, что нас только трое здесь осталось. Наедет - и будет мне секир башка!
- Куда наедет? Только-только уехал. Он теперь до вечера здесь не появится, у него в городе дел до хрена и больше. Давай, топай! Где восемь, там и девятый… Не мельтешись, держись спокойнее - и все хоккей, и шайба в воротах!
- Эх, - просопел Чалдон, - правда, что ли, попробовать?
- Пробуй, пробуй! Небось месяц конец не мочил?!
- Больше, япона мать… Весь помойкой провонял, бабы за бомжа принимают.
- Мойся чаще и на мыле деньги не экономь…
- Ну, все, заметано! Рискну… Откатывай сейф! Юрка в этот момент порадовался одному - что его отсюда выведут и избавят от этого зрелища.
- Так, - деловито сказал Кумпол. - Выходи, юноша! Дядя хочет с твоей девкой пообщаться.
- Она уже не моя, - буркнул Таран, - а коллективного пользования!
- Ладно, все равно вываливай! - Кумпол указал на дверь стволом помпы.
Юрка вышел, ему в караулке даже воздух показался более свежим.
- Садись вон в тот угол, понял? - приказал Кумпол. - И сиди смирно. Рыпнешься - прикладом двину, а побежишь - вмажу картечью, понял?
- Понял, - сказал Юрка и сел туда, куда приказали, то есть в угол, дальний от окна и двери, ведущей на двор. Чалдон притворил за собой дверь и коробку стенного шкафа. Сейф, правда, накатывать на место Кумпол не стал.
Когда Таран уселся в угол, то почти сразу же приметил, что Чалдон оставил в караулке свое ружье. Он прислонил его к стене позади письменного стола с телефоном. От Юрки до ружья было не больше двух метров по прямой. Никаких конкретных мыслей по поводу того, чтоб это ружье сцапать и употребить, у него поначалу не появилось. Просто поглядел, и все. Однако жутко бдительный Кумпол сразу засек этот взгляд и насторожился.
- Не пялься! - угрожающе произнес он. - И думать не моги, понял? На раз мозги вышибу!
Тем не менее для спокойствия он решил перенести оружие подальше от Юрки. И, держа свое ружье одной правой рукой наведенным на Тарана, подошел к письменному столу, левой рукой потянувшись за помпой Чалдона. Ствол 12-го калибра оказался всего в полуметре от Юркиного лба. Палец, правда, держал не на крючке, а на скобе, но для того, чтоб перебросить его на крючок, много времени не требовалось. Широкое дуло мощной гладкоствольной дуры глядело устрашающе. Если двинет в упор кучей картечи "00" - Таранов череп разлетится, как глиняный горшок, и его потом фиг склеишь…
Кумпол только на одну секунду отвел глаза от Юрки. На одну секунду - не больше! Наверное, охранник знал, что ежели держишь ружье одной рукой, то лучше не подходить слишком близко к тому, кого держишь под прицелом. И что отворачиваться при этом от своего подопечного нельзя, тоже знал. Но, должно быть, решил, что пацан достаточно напуган и ни на что серьезное не решится.
А Таран взял да и решился. Резко прыгнул вперед со стула, левым кулаком отшиб влево от себя ружейное дуло, а правым изо всех сил лупанул Кумпола под жирный щетинистый подбородок! Тарах-тарарах! - это не ружье пальнуло, а Кумпол, от неожиданности выпустив помпу из рук, с грохотом полетел на пол, опрокинув и стул, и стоявшее у стены ружье Чалдона. А его собственная помпа брякнулась на письменный стол, и Юрка тут же ее сцапал.
- Эй! Кумпол, чего там?! - испуганно заорал Чалдон из-за стены. Но то ли без штанов был, то ли еще почему-то замешкался.
Зато в этот самый момент открылась дверь, ведущая из караулки во двор. Это вернулся тот самый мужик, что ходил собак кормить. Может, он и слышал грохот от падения Кумпола, но в ситуацию не врубился. Он вообще был без оружия, но Тарану это было без разницы - он уже понял, что перешел ту грань, которая называется "пан или пропал".
Потому что и Кумпол мог вот-вот прийти в себя, и Чалдон выскочить из "камеры". Ежели не стрелять, то, налетев с трех сторон, эти верзилы в два счета Юрку уделают. Тем более что ружье Чалдона валялось совсем рядом с Кумполом.
В общем, Юрка нажал на спуск, держа ружье у бедра и не особо целясь. Ба-бах! Таран аж зажмурился от мощного грохота, уши заложило, во рту посолонело, помпа дернулась назад, выбросив тучу сизого дыма, а того, собачника, удар картечи в упор - от него до Юрки трех метров не было - отбросил прямо в дверной проем. Он даже с крыльца слетел и шмякнулся наземь в метре от нижней ступеньки.
Таран тут же обернулся, передернув цевье, и успел навести зевластое дуло на Кумпола, который уже ухватился за ружье Чалдона и, опираясь на него, - видать, от нокаута еще не отошел! - пытался выбраться из-за стола.
Ба-бах! Второй выстрел показался Тарану менее громким. Картечь вылетела из ствола конусом и врезалась в Кумпола довольно плотной кучей. Ось этого конуса пришлась примерно в основание шеи, и Кумполу почти напрочь оторвало башку. Впрочем, досталось и самой башке, и груди, и плечам. Несколько картечин вдрызг разнесли телефонный аппарат, стоявший на столе. На стене вокруг того места, где в момент выстрела находился Кумпол, во многих местах пощербило штукатурку, обнажилась ржавая сетка, набитая поверх дощатой переборки, высыпалась шлаковая засыпка. Но самое главное - всю стену испятнали кровавые ошметки, вырванные картечью из тела.
Бр-р!
Таран еще раз передернул цевье, думая, что вот-вот в комнату выскочит Чалдон. Но из-за стенки слышался шум возни, сопение Чалдона и визг Даши. Похоже, они там сцепились вовсе не в любовных объятиях. Юрка враз позабыл о всяких там сложностях своих отношений с этой девкой и ломанулся в дверь "камеры". Крак! Сам не ожидал, что дверь так легко откроется. Шарах! Правой ногой он изо всех сил грохнул по коробке стенного шкафа. Деревяшки с треском рассыпались, и Таран, прикладом разбив и разметав все, что еще мешало пройти, влетел в комнату, где на койке барахтались Даша и Чалдон.
Само собой, Чалдон мечтал уже не о любовных утехах и даже не о том, чтобы расправиться с Дашей. В данный момент ему требовалось только одно: спрыгнуть с кровати и хоть как-то приготовиться к обороне. Но вот этого-то Даша и не давала ему сделать.