- Ты ей напомнил, что она должна была говорить? - спросил Жора.
- Конечно! Да не волнуйся ты, все путем будет.
- Сейчас не волноваться надо, а молиться. И знаешь за что? За то, чтоб этот чертов Таран ментам не попался. Потому что тогда вся история на ферме может совсем другое освещение получить. Для прокуратуры это, может быть, ничего и не поменяет, а вот для смотрящего - очень сильно. Получится, что мы - суки, понятно? Если там, в кейсе, лежит не только та кассета, а и еще одна, где записано, как мы Мишу Рыльского сдали, то нам хана.
- А ты уверен, что она есть, эта кассета?
- Понимаешь, Костя, разговор про Мишу шел в том же месте, где и тот, который записали. Кто подслушку ставил, сам Крылов или какой-то из его друзей, неизвестно. Ежели одно записал, то мог и другое тоже.
- Да-а… - вздохнул Костыль. - С ментами корешиться - себя не уважать. Одной рукой берут, другой - из кармана вынимают…
- А что делать было? Разве ты бы пропустил такую возможность? Нам этот Миша, сам помнишь, вот где сидел!
- Слышь, Жорик, а не сыграть ли нам ва-банк? - осторожно произнес Костыль. Он ничего не конкретизировал, но Жора и так все рассек.
- Этого я не слышал, понял? Пока и думать забудь. До субботы по крайней мере. В "Маргарите" толковище собирается, в восемь. Решать будут, всем колхозом. А там посмотрим…
- Я, братан, человек маленький. Тебе виднее. Но до субботы Таран запросто может к ментам угодить. Пацаны иногда сперва делают, а потом соображают. Ему эти два трупа, которые на нем висят, особо не помешают вылезти из кустов, когда менты на ферму приедут, и заорать: "Дяденьки, простите засранца! Я больше не буду!" И расколоться на сто процентов. Где мы после этого будем? По-моему, в жопе. Поправь, сели не так.
- Какой ты умный, Костик, на последней стадии! Точнее, задним умом крепок. Ты должен был пацана отловить или я? Не уложился - хрен с тобой, но ты в ответе.
- Можешь хоть сейчас пристрелить, если не западло. Но что поправишь? Да ни хрена. Молитвы твои насчет Тарана до Господа Бога хрен дойдут. А Вася Самолет может все это дело в свою пользу повернуть, понял? Он братков не сдавал. Во всяком случае, на этом его не ловили. А Даша, красавица наша, один на один может хрестному такого наболтать, что мы фиг отмоемся.
- Спасибо, я не знаю! - проворчал Калмык. - Но, если б ты ее замочил там, было бы еще хуже. Смотрящий сразу понял бы, что мы не хотим нормально сдавать, без крапа. А так мы все сделали честно. Он сам с ней поговорит. Что она ему скажет - ее дело. Если будет говорить так, как мы заказывали, подождем до субботы. Ну а если расскажет, что мы ее к этому разговору готовили, - придется рисковать. Нас там нет, но машинка пишет…
- Между прочим, Жорик, смотрящий не дурак, - заметил Костыль. - Он может все понять и насчет девки, и насчет записи. Даже если она все как надо отбарабанит.
- Справедливо. Но и мы не дураки. Можно по разговору понять, поверил он ей или понял, что это она с нашего голоса поет. Соответственно будем знать, как вести себя в субботу…
Жора оборвал фразу, потому что во двор вышел смотрящий со своими бодигардами и… улыбающаяся Даша.
- Засиделся я у тебя, Жора, - приятно оскалился смотрящий. - А тут всякой дряни в воздухе до фига. Не возражаешь, если эта девчоночка со мной поедет?
Калмык этого не ожидал. Возражать смотрящему не полагалось. Но ясно ведь, что он везет ее не для того, чтоб на старости лет позабавиться. Точнее, может быть, у него такое желание и появилось, но только в плане приятного дополнения к деловому разговору. Там, куда он ее увезет, он сможет выспросить все, от и до, уже без всякого контроля… Просчитал, старый хрен, про подслушку! И наверняка там на кассете записалось только то, что должно успокоить Жору накануне субботнего сходняка.
На какую-то секунду у Жоры появилось желание выхватить из-под пиджака "глок", пошмалять смотрящего, телохранителей и Дашу, а дальше - хоть трава не расти. Да, этим он поставил бы себя и всю свою контору вне блатного закона. Такое не прощается. Но то же самое - объявление вне закона - будет его ждать в субботу… Тем не менее Жора сдержался. Во-первых, потому, что телохранители смотрящего вряд ли так просто дали бы расстрелять своего шефа. Даже если бы Жора успел завалить одного из них, второй влепил бы Жоре пулю в лоб. А ему вполне хватало тех дырок, которые были сооружены самой природой, - ноздрей, ушей и рта. Шестая была ни к чему.
Поэтому Калмык изобразил понимающую ухмылочку и сказал:
- Жалко отпускать такую красивенькую, хрестный! Но я не жадный…
- Это хорошо, братан, что ты не жадный! - Смотрящий колюче прищурился. - Жадность фраера сгубила…
И галантно подсадил Дашу в "Волгу". Телохранители попрыгали в машину. Мерседесовский движок умчал это чудо нижегородской техники за ворота, оставив Калмыка со своими проблемами.
Костыль молча проводил ее глазами и посмотрел на своего пахана. Жизнь явно давала трещину, и на Жоре эта трещина уже оставила отпечаток. Осложнения были явно чреваты летальным исходом, и требовалось очень серьезно подумать, как прожить дни, оставшиеся до субботы.
Пойдем потолкуем… - процедил Жора. - Есть о чем.
Они поднялись в опустевшую комнату, где смотрящий снимал с Даши "показания". Паренек, работавший на записи, уже принес диктофон и кассету, на которой записалось то, что здесь говорилось несколько минут назад. После того как он удалился, Калмык включил воспроизведение.
Сначала прозвучали те слова смотрящего, которые они слышали, еще находясь в комнате:
- Здравствуй, деточка! Присаживайся. Не волнуйся, я тебе плохого не сделаю. А вы, юноши, пойдите перекурите малость. На улице…
Потом из динамика послышались шаги выходящих из комнаты Жоры и Костыля, скрип закрывшейся двери, и чуточку надтреснутый голос старого вора произнес:
- Ты должна говорить всю правду, девочка. Только правду и ничего, кроме правды, как в суде. Понимаешь?
- Да-а… - с дрожью в голосе произнесла Даша.
- Ты боишься чего-то?
- Не знаю…
- Боишься сказать правду или боишься сказать то, что тебя просил сказать Жора?
- Я просто вас боюсь… Вы так смотрите…
- Меня не надо бояться. Я не кушаю маленьких девочек. Расскажи мне, пожалуйста, по порядку, как ты, такая хорошая и милая, вместе со своим дружком напала на человека и протоптала ему голову. Начни, конечно, с того, кто нас на него наводил, сколько обещал и так далее, во всех подробностях…
Даша начала пересказывать. Жора и Костыль напряженно слушали. Долгое время ничего нового по сравнению с тем, что Даша говорила на складе, в ее речи не появлялось. Братки напряженно ждали того маленького дополнения, которое они заказали. И дождались:
- …Когда они высадили меня из машины и я полезла прятаться в домик, Седой сказал Миките: "Теперь Жора Калмык почешется…"
- Ты это точно помнишь, девочка? - перебил ее смотрящий, который до этого только слушал.
- Конечно.
- А больше Седой ничего не говорил?
- Нет, они сразу же уехали в другой двор. А я стала ждать, когда Таран подойдет…
- Скажи, а тебе эту фразу случайно не Жора подсказал?
- Нет-нет, что вы! - воскликнула Даша.
- Ну, хорошо, продолжай…
Потом Даша рассказала о том, как они с Тараном расправились с лже-Крыловым и убежали к ней на квартиру. Далее последовал рассказ про ночной приезд Седого и поездку на свалку. Наконец Даша приступила к повествованию о том, как их допрашивал Жора.
- Стоп! - неожиданно перебил ее смотрящий. - Вот об этом ты мне расскажешь не здесь.
Послышался шум отодвигаемых стульев, глухие звуки шагов, и больше ничего на кассету не записалось.
Жора выключил диктофон. Костыль мрачно хмыкнул:
- Потрахаться дедуля захотел, что ли?
- Не шути, братуха, не время… - проворчал Калмык. - Он просто все понял. Она сейчас там, у него на хате, расскажет все от и до. То, что про Седого и его слова мы ей подсказали, - он уже допер.
- Ну, и что будем делать? Ждать до субботы, как ты предлагал?. Или сейчас слиняем?
- Что-то ты слабый стал какой-то, кореш. Тебе так не кажется? Минут двадцать назад насчет ва-банка заикался, а теперь - линять?
- Ты ж сам сказал, что не хочешь насчет этого слышать. Ну и как это понимать? Едем в "Маргариту", а оттуда в похоронное бюро? Гробы и венки для самих себя заказывать? Я лично могу еще пятьдесят лет с этими покупками обождать или сорок хотя бы… Да и ты, по-моему, еще не объявлял, что на тот свет торопишься.
- Я сказал, чтоб ты забыл про ва-банк, потому что ты, когда предлагал это дело, ни фига не понимал, что предлагаешь. Потому что ты только одно знаешь: если мы замочим смотрящего - попадем на войну со всеми. Но это только полдела, секи фишку! Даже четверть, если хочешь. Нам товар обрубят по всем линиям, банки отрежут, московские связи обломают. А уж мочить будут тогда, когда мы без порток ходить будем и у Васи Самолета на "Тайваньке" с кепками за подаянием усядемся. "И кто-то камень положил в его протянутую руку…" Дальше не помню.
- Ну, тем более, значит, линять нужно! - произнес Костыль, не понимая, куда клонит Жора.
- Куда линять, родной? Главное, с чем? С чемоданом баксов под мышкой?! Все дело бросать здесь? Не больно жирно получится?!
- А ждать, пока попишут, лучше? Или ты что-то в заначке держишь?
- Не стану скрывать - держу. Хотя еще и не знаю, что из всего этого может получиться.
- Когда так, может, лучше все-таки ноги сделать? Я лучше буду в лаптях по земле бегать, чем лежать под землей в ореховом гробу и белых тапочках.
- Нет, ноги - это последний вариант. А пока я хочу опробовать тот, который еще неизвестен. В конце концов, будет ясно - есть облом или нет.
И Жора, вытащив сотовый, стал нажимать на кнопочки: 45-67-23.
Добрый дедушка
Когда Даша очутилась в салоне "Волги", телохранитель смотрящего почти сразу же надел ей на глаза черные, абсолютно непрозрачные очки.
- Не вздумай снять! - предупредил он.
Смотрящий сказал добрее:
- Слушайся, девочка. Когда мы не мешаем людям видеть дорогу, это значит, что домой они не вернутся… А у тебя есть шанс.
- Я буду слушаться… - сказала Даша.
- Молодец, это мне нравится. Меня надо называть дядя Вова. Запомнила?
- Да, дядя Вова.
- Умница. Теперь, пока едем, хорошенько подумай, насколько точно ты мне все рассказала. Не добавила ли чего-то лишнего, в частности. А потом, когда приедешь, - расскажешь. Сейчас ничего не говори.
Конечно, Даша хорошо подумала, пока ехали. Она уже прекрасно понимала, что "дядя Вова" намекает на ту фразу, якобы прозвучавшую из уст Седого, которую включила в свое повествование по указке Калмыка. Но сознаться во лжи было страшно. Даша отлично знала, что этот "дядя Вова" куда более крупная фигура, чем Седой или Жора. И то, что Жора его боится почти так же, как она сама - Жору, от нее не укрылось. То есть если она расскажет всю правду, то Жоре будет плохо. И скорее всего так плохо, что отомстить за предательство он ей не сумеет. Однако ведь она только что убеждала "дядю Вову" в том, что действительно слышала, как Седой произнес фразу насчет "Жора Калмык почешется". А если она изменит свои "показания", этот "дядя Вова" вполне может спросить: "Так когда ты врала, сейчас или тогда?" После чего ее, может быть, станут мучить. Избивать, жечь, делать еще что-нибудь ужасное с ее нежным и красивым телом, добиваясь того, чтоб она наконец сказала, как же все было на самом деле. Впрочем, кто даст гарантию, что ее не будут пытать, если она настоит на своем?
Ехали довольно долго, и Даша несколько раз меняла намерения. То ей казалось, что лучше еще раз подтвердить уже сказанное, то думалось, будто лучше правду сказать. Потом наоборот и так далее. Конечно, свалить вину на Седого было проще простого. Она не знала, что с ним сделал Костыль, но догадывалась, что в живых его не оставили. То есть он ничего в свое оправдание сказать не может. Панкрат, Пятак и Микита, которые были тогда в красной "девятке", тоже не опровергнут ее лжи.
Но "дядя Вова", наверное, не напирал бы так сильно, если б не знал, что она врет. Или если не знал, то подозревал. А может, ему просто нужно, чтоб Жора оказался под ударом? Но он же не прокурор, ему письменных показаний от нее не требуется, и в суде она выступать не будет. Какой там суд у бандитов? Если б "дядя Вова" уже определил для себя, что Жора лишний на этом свете, то Калмыка замочили бы и без Дашиных "показаний". Значит, он действительно правды добивается. Хочет точно знать, кто кому подставу строит.
Куда они в конце концов приехали, Даша так и не поняла. "Волга" заехала в подземный гараж, где было темно. Очки сняли, но вместо них надели на голову мешок из темной ткани. Если до этого она хоть краешками глаз свет видела, то теперь и вовсе в полной тьме оказалась. Ее взяли под руки и повели куда-то по лестницам и коридорам. Несколько раз сворачивали, но сколько раз и в какой последовательности, куда - не запомнила.
Мешок сняли только тогда, когда привели ее в какую-то комнатушку без окон. Даша как посмотрела - сердце в пятки ушло. Испугалась - на камеру пыток похоже, по крайней мере, такую, как в боевиках показывают.
У стены стоял стул, напротив него яркая лампа на подставке, а позади лампы другой стул. Охранники "дяди Вовы" усадили Дашу на стул под свет лампы, а сами стали по сторонам. "Дядя Вова" уселся на стул напротив и сказал Даше, которую уже мелкая дрожь била:
- Тебе страшно, девочка моя? Не бойся. Мы просто продолжаем с тобой беседу - и все. На чем мы там, на заводе, остановились? По-моему, на том, как Жора тебя и твоего мальчика привез на склад вторсырья? Ну, вот и продолжай, пожалуйста. Успокаивайся, успокаивайся.
Даша, конечно, успокоиться не смогла, но то, что "дядя Вова" не стал сразу же задавать вопрос насчет "Жора почешется", а повелел продолжать рассказ по порядку, немного уняло дрожь. И рассказать о том, что там, на складе, происходило, она смогла довольно связно. Когда она дошла до того места, где Жора рассказал ей о грядущем приезде большого человека и начал инструктировать насчет того, как и что говорить, то не сумела сдержаться и созналась…
- Я там, на заводе, побоялась правду сказать… - Даша потупилась. - Они бы меня убили…
- Верно, - кивнул "дядя Вова". - Они бы тебя убили, если б я тебя оттуда не увез. Даже если б узнали, что ты все сказала, как они велели. Понимаешь?
- Да… - пролепетала Даша.
- Они убили бы и тебя и твоего паренька, если б он сейчас был у них. А теперь расскажи, как вы сбежали оттуда и как все происходило там, на ферме…
Даша рассказала все без утайки и так, как было. И про Крылова с Душиным, и про компромат в кейсе, и про то, как происходила разборка. По крайней мере, про то, что она смогла увидеть после того, как была применена "черемуха".
- Ну, молодец, - степенно сказал смотрящий, - хорошо рассказала. Значит, мальчик твой с этим ценным чемоданом бегает?
- Он теперь не мой… - сказала Даша с легкой досадой. - Он мне не простит, что я Седого туда привела.
- Да, пожалуй… - кивнул "дядя Вова". - Сложная ты девочка, не всякий полюбит. Но паренек твой, несмотря на всю расстроенность чувств, очень большие неудобства может причинить хорошим и умным людям. Даже мне, например. Поэтому должна ты мне сейчас поподробнее рассказать, что он за парень. Все, что знаешь.
Даша начала припоминать. Рассказала о том, что Таран - боксер, что умеет на гитаре играть, сочинять стихи и рисовать. Что немного доверчивый по жизни и до нее был девственником. Ну, рассказала и то, что у него родители алкаши. Между делом Даша и про себя поведала. Тоже очень откровенно, даже матери родной не рассказывала. Про то, как мечтала о театре, как провалилась в Москве на вступительных, но из гордости не захотела возвращаться. Как встретилась с каким-то гнусноватым типом, который ее изнасиловал на квартире - почти при таких же обстоятельствах, как те, которые она придумала, когда настропаляла Тарана против "режиссера" Крылова. Поведала и то, что, когда Юрка начал бить того мужика, которого они приняли за Крылова, она представила себе, будто это тот, московский гад. И удар каблуком-шпилькой в висок она наносила именно тому, которого уже третий год поминала недобрым словом. Про то, как в проститутки угодила и как в порнухе снималась, тоже рассказала в подробностях.
В общем, было ей что порассказать, и она даже осмелела. Потому что ее откровенность, близко граничащая с бесстыдством, на плотоядного старикана произвела заметное впечатление. Должно быть, у него еще не все состарилось. Даша таких знавала. Не стыдились богатые хрычи звонить и приглашать молоденьких, которые им во внучки годились. И у Даши появилась вполне осязаемая надежда…
- Послушай, - спросил "дядя Вова", как бы что-то вспомнив, хотя ему, похоже, было приятно слушать про Дашины похождения и не очень хотелось возвращаться к сугубой прозе. - Ты мне назови-ка адрес, где этот твой пацан проживает…
Даша сказала и только тут увидела, что "дядя Вова" все ее исповеди записывал на диктофон.
- Второе, - произнес смотрящий. - Ты мне сейчас назовешь пару фамилий пацанов, которые дружат с этим Юркой. И адресочки их, если знаешь. Девушки у него другой нет?
- Нет, - уверенно сказала Даша. - А насчет пацанов я знаю Витю Полянина, потом Мишу Плаксина, он же Хмыч…
И она перечислила еще с десяток ребят разного возраста с адресами и без адресов.
- Мне это нужно, чтобы знать, к кому он может прийти к городе. Наверное, и сама это поняла, - сказал "дядя Вова". - Жора его будет искать, Самолет, который над Седым стоял, - тоже. Оба будут искать только для того, чтоб убить. А я - нет. Я хочу, чтоб эти бумажки, которые он унес, попали ко мне, уловила? И ему, и тебе я место в жизни найду… Тебе - уже нашел.
Смотрящий нежно провел холодной и корявой лапой по Дашиной щечке. Прикосновение было не самое приятное, и, наверное, другая бы девица, даже не самых строгих правил, чисто инстинктивно поежилась бы. Но Даша сумела состроить нежную улыбочку, сделав вид, что прибалдела от такого знака внимания.
- Мальцы, - обратился "дядя Вова" к охранникам, - отведите ее к Милке. Скажите, что новенькая, пусть оформит…
Даше опять надели мешок на голову, взяли под локти и куда-то повели. На сей раз, после нескольких переходов по всяким коридорам, пошли вниз по лестнице. Даша догадалась подсчитать повороты на лестничных маршах. Таковых было три, а маршей - четыре. Потом опять пошли через какой-то коридор, миновали две или три двери. Затем охранники остановились, отпустили ее локти и куда-то исчезли, только где-то за спиной у Даши с металлическим лязгом захлопнулась дверь. Затем ловкая, пахнущая духами, женская рука сдернула мешок с Дашиной головы.