Таран, наверное, чуточку фальшивил. И может быть, даже не чуточку, а побольше. Потому что инстинктивно ощущал к ней неприязнь или скорее брезгливость. Такую, например, как к кружке свежего парного молока, в которую только что угодила муха. Казалось бы, ерунда: подцепил муху ложкой, выбросил - и пей на здоровье! Навряд ли от минутного пребывания мухи в молоке оно станет менее вкусным или заразится микробами. Но далеко не каждый решится такую кружку выпить…
Возможно, Даша эту фальшь почувствовала, потому что посмотрела на Тарана как-то очень строго и произнесла:
- Докажи! Докажи, что ты меня не презираешь.
- Как это? Как доказать, в смысле? - растерянно пробормотал Таран.
- Переспи со мной. Прямо сейчас!
Муха в молоке
Юрка опешил. У него уши загорелись и сердце затюкало, прямо как утром на вокзале, когда он подумал, будто перепугал день приезда и опоздал встретить Дашу.
Конечно, он мечтал о таком дне. И он готов был его ждать еще не один год, может быть, даже тысячу лет. Хотя за эти три года, что они с Дашей были знакомы, у него было, наверное, не меньше двадцати возможностей узнать, что такое женщина. Девчонки липли, как те же, блин, мухи. А он их отшивал, потому что вбил себе в голову: первой и последней у него будет Даша. Другие парни, намного слабее, дурее и некрасивей его, уже по пять-шесть девок перебрали (если не заливали, конечно), а он даже попробовать не решался, потому что не знал, как Даше в глаза посмотрит, если первой у него будет не она. Хотя ему после этого ничего зашивать или пришивать не пришлось бы…
Может, он просто дурак был?! Может, вообще правы были те, кто ему так, невзначай, по-дружески намекал: дескать, не слишком ли ты, корефан, этой Даше веришь? Ты тут, а она в Москве, тем более на артистку учится… Напрямую, конечно, никто не решался вякнуть: мол, трахается она там по-черному, а тебе мозги пудрит! Он бы за такие слова убить мог. Потому что верил ей безоговорочно. И сам на этой вере в ее чистоту держался. Мечтал о том дне, когда они вместе будут - раз и навсегда.
Днем, когда она ему свидание назначала и намекнула на что-то, он тоже мечтал, хотя и не верил в то, что ЭТО у них может быть сегодня. И даже тогда, когда она уже после всего объяснила, какие планы строила на вечер, подумал - не до того ей теперь.
И вдруг как гром среди ясного неба: "Переспи…" То есть докажи, что после этого гада ползучего твоя любовь не угасла. Короче, выпей, Юрик, молока, в котором муха искупалась.
Что ж ей ответить? Таран понимал, что много времени на раздумья она не даст. И так он небось уже минуту или две стоит разинув рот… А у Даши в глазах уже какой-то холодок появился и даже презрение. Еще чуть-чуть - и она скажет "Брезгуешь? Ну и иди отсюда! И забудь сюда дорогу!"
В общем, чтоб не дать этим страшным словам сорваться с Дашиных губ, он решил переспросить:
- Ты это серьезно?
- Серьезней некуда, - сказала Даша строго-престрого. - Так что: да или нет?
- Да! - выдохнул Таран, словно бы сиганув с какого-то невидимого обрыва.
Даша взяла его за руку и мягко повлекла за собой. Таран, конечно, не упирался, но шаги делал какие-то неуверенные, будто обе ноги у него, не то от колена, не то от бедра, были деревянные. Неужели все то, о чем он мечтал, произойдет так просто? Так, как могло бы произойти с любой из тех девок, от которых он отказывался ради того, чтоб быть верным Даше? Но на них было негде пробы ставить…
Тем не менее он дошел с Дашей до ее комнаты.
Много раз он тут бывал, и, хотя давненько не захаживал, почти все тут было так же, как прежде. Два книжных шкафа до самого потолка, маленький письменный столик у окошка - справа. Двустворчатый гардероб, туалетный столик с зеркалом и диван с тумбой для белья - слева. Над диваном - ковер, над столом полка с книгами и кашпо с висячими цветочками. Перед столом - кресло. На столе- старая, 70-х годов лампа с оранжевым полистироловым абажуром, письменный прибор и небольшая японская магнитола. На тумбе для белья - видеодвойка, тоже японская. Все как всегда вроде бы, да не совсем.
Все менял диван. Никогда еще Таран не видел его раздвинутым, застеленным бельем и превращенным в двуспальную кровать. Даша никогда не была лентяйкой и распустехой, у нее всегда был порядок и все было разложено по полочкам, нигде и ничего не валялось, как у других знакомых девок. Поэтому в прежние времена они с Дашей лишь чинно присаживались на этот уютный, мягкий диван, с зеленым покрывалом-накидушкой и вышитыми крестом подушечками с бахромой. Всего этих подушечек было три. Оказывается, одной из них, с изображением пруда с лебедями, было уже очень много лет, и когда-то, перед своей свадьбой, ее вышила аж Дашина прабабушка. Другую, с букетом цветов и опять же перед выходом замуж, вышивала Дашина бабушка со стороны мамы. Третью, с очень шикарным черно-оранжево-красным петушком, - сама мама. И Даша, помнится, говорила, что когда будет замуж выходить, то вышьет себе в приданое четвертую подушечку.
И еще одно изменилось. Окно Дашиной комнаты, на подоконнике которого стояло несколько горшочков с цветами, обычно было отделено от комнаты тонкой, полупрозрачной тюлевой занавеской. Плотные, почти непроницаемые гардины никогда не сдвигались. А сейчас они были наглухо задернуты, и, когда Даша, впустив Тарана в комнату, затворила дверь, ведущую в прихожую, в комнате воцарился почти сплошной мрак.
- Отвернись к двери… - произнесла Даша каким-то волнующим полушепотом. - Я лягу…
Таран послушно повернулся в ту сторону, где сквозь щель между дверью и полом чуть брезжила полоска света, доходившего сюда через темную прихожую из кухни. А за его спиной прошелестел, распахиваясь, Дашин халат и мягко упал на спинку кресла. Потом Юрка услышал шорох откидываемого одеяла, легкий скрип дивана и опять шорох одеяла.
- Можешь повернуться, - разрешила Даша.
Глаза Тарана уже немного привыкли к темноте, и он увидел смутные контуры Дашиной головы на подушке у стены. Она закрылась одеялом по самую шею и даже руки спрятала.
- Я сейчас отвернусь к стеночке, - прошептала Даша, - а ты разденешься совсем-совсем и ляжешь рядышком…
Она действительно повернулась лицом к стене, а Таран стянул с себя одежду. Майку, тренировочные, носки - это он все без особых волнений снял. А вот трусы… Замешкался. Как-то не укладывалось у него в голове, что он сейчас ляжет рядом с Дашей - и без трусов! И более-того, ведь сама Даша там, под одеялом, лежит совсем голая! А ведь он ее даже в купальнике никогда не видел. Он сам себе казался нескромным даже тогда, когда задерживал взгляд на ее шее, плечах, коленках или лодыжках.
- Ты что-то долго… - проворчала Даша. - Я же жду…
И Юрка решился. Осторожно откинул край одеяла и заполз под него, улегшись на спину рядом с Дашей, но не касаясь ее тела ни одним квадратным миллиметром кожи. Он только ее тепло ощутил, нежное и возбуждающее.
Даша повернулась на спину и произнесла с некоторым удивлением:
- Я думала, ты на меня сразу набросишься… В чем дело?
- Не знаю, - пробормотал Таран. - Мы ведь с тобой даже не целовались по-настоящему, а тут сразу такое…
- Ты стесняешься или брезгуешь? - В Дашином голосе появились какие-то угрожающие нотки. Юрка почуял, что еще минута, может быть, даже секунда - и все это наваждение исчезнет, Даша крикнет ему: "Убирайся! Мы больше незнакомы!" или что-то в этом роде. Да он удавится после этого! Или из окна выпрыгнет с пятого этажа…
- Стесняюсь, - ответил он, - я это… Не умею вообще. Боюсь сделать чего-нибудь не так…
Даша вообще-то подавила смех, но Таран этого просто не заметил.
- Совсем-совсем? - спросила она. - Не верится что-то… Неужели ни одной девчонки за все это время не было?
- Правда, - виновато произнес Юрка. - Я ведь тебя люблю. Зачем мне другие?
- Какой ты хороший, оказывается… - Даша произнесла это не без иронии, но Юрка этой иронии тоже не почуял. - Но ко мне-то ты мог бы поближе придвинуться, верно? А то улегся на самом краешке, еще свалишься…
Она вытянула под одеялом свою мягкую лапку, пальчики прикоснулись к Юркиному локтю и легонько погладили его руку. Доползли до большой, жесткой ладони и плавно, но настойчиво потянули ее за собой. А потом к ее левой руке присоединилась правая, и они мягко уложили Таранову ладоху к Даше на грудь и чуточку прижали к нежной, немного влажной и горячей коже. Юрка даже вздрогнул, будто от ожога…
- Значит, так, - сказала Даша, поглаживая Юркины пальцы. - Раз ты ничего не знаешь, я проведу для тебя экскурсию по моему личному телу. Ознакомишься со всеми достопримечательностями. А потом ты мне такую же экскурсию устроишь, ладно?
- Ага… - пробормотал Таран, млея от того сладкого прикосновения, которое она ему так запросто подарила.
- Ну, вот… - мурлыкнула Даша, немного приподняв безмерно послушную Юркину ладонь. - Сейчас мы - то есть твоя лапа - находимся у меня на груди. Должно быть, ты уже понял, а может, и раньше знал, что она совсем не плоская, а состоит из двух шариков, которые можно называть титечки, а можно - сисечки. Вот ле-евая, а вот - пра-авая…
И с этими словами она провела Юркиной ладонью по этим теплым живым мячикам. К остреньким сосочкам тоже притронулись.
- Их надо обязательно гладить и целовать! Им это очень понравится, - сообщила Даша, которая очень точно выбрала слова. Наверное, если б она сказала: "Они это очень любят", даже такой наивный парень, как Таран, мог бы понять это соответствующим образом…
- Идем дальше. - Даша передвинула ладонь Тарана на свой животик и, отодвинув от остальных его средний палец, несильно прижала к пупку.
- Вот это пупик! Он маленький и кругленький. Его тоже можно гладить и трогать. И даже целовать. Но это немного позже…
Даша передвинула Юркину лапу ниже, и под его пальцами оказались некие мягкие волосики…
Пожалуй, именно тут в сознании Тарана произошел качественный сдвиг.
Сдвиг этот состоял в том, что он, как ни странно это звучит, в первый раз за три года своего знакомства с Дашей ощутил, что она самая обыкновенная, как говорится, из плоти и крови. Нет, конечно, разумом Таран это всегда понимал и вовсе не считал ее ни ангелом, ни инопланетянкой какой-нибудь. Но сердцем или душой - точно не определишь, чем! - он воспринимал ее как нечто сверхвозвышенное, лишенное всяких земных черт, пусть даже вполне естественных. Хотя бы таких, как волосы на этом самом месте… Смешно, но, хорошо зная, что у Даши все должно быть как у других женщин, Таран не верил в это. Та Любовь, которую ему, вопреки веяниям переходного времени, социально-экономической ситуации, рок-поп-культуре, сексуальному просвещению, гласности, демократии, демографии и порнографии, подарила Судьба, заставляла его верить в то, чего, как он прекрасно знал, быть не могло.
- А это - моя любимая, маленькая киска, - подвигав Юркиной рукой по волосикам, произнесла Даша. - Нежная и очень несчастная…
Таран хотел было спросить, почему несчастная, но потом решил, что из-за этого гада Крылова или как его там.
- Погладь киску, ей это очень приятно! - прошептала Даша.
Юрка как можно невесомей, но уже совсем самостоятельно провел ладонью по волоскам и складочкам тела, которые эти волоски прикрывали.
- Хорошо, - похвалила Даша, погладив Тарану руку. - Ты очень ласковый… Киска тебе спасибо скажет.
Это было очень приятно слышать, но Таран ощущал, что все благоговение, которое он испытывал перед этой девушкой, улетучивается с каждой секундой. Больше того, он как-то исподволь стал понимать, что Даша лишилась девственности вовсе не после сегодняшнего изнасилования, а гораздо раньше. Только признаться в этом самому себе он не мог.
А Даша уже потянула его руку дальше, то есть вниз, в промежуток между ляжками.
- Вот тут, - жарко прошептала она, - самое-самое главное! Нравится?!
Конечно, нравилось. Руке нравилось, наверное, какому-нибудь там спинному мозгу - тоже. Потому что Юркин "прибор", который как-то сам по себе реагировал на эту Дашину "экскурсию", принял рабочее положение, аж одеяло приподнял, обретя литую твердокаменность. Таран ведь был. вполне нормальный и к тому же очень даже здоровый парень, который в отличие от большинства знакомых сверстников мало пил, почти совсем не курил и уж тем более - с наркотой не знался. У него энергии было - будь здоров! Пока он регулярно спортом занимался - избыток ее, а в последние месяцы она только на драки уходила. Наверное, если б Даша не оккупировала его душу, могла бы и на других девок тратиться.
Да, именно так! Сейчас, держа руку там, куда еще сегодня утром и мысленно заглянуть стеснялся, Таран себя впервые почувствовал чокнутым, по меньшей мере, просто дураком. Стоило, блин, три года ждать, сочинять возвышенные, хотя и неумелые стишата, рисовать портретики, писать многостраничные письма! Трепетать, вскрывая конвертики с московскими штампами, а потом по десять раз перечитывать Дашины послания и даже нюхать их, пытаясь уловить слабенький аромат ее духов, исходящий от бумаги! Когда здесь, рядышком, в родных дворах, по родным улицам расхаживали многочисленные, разномастные, разнохарактерные и разноформые, но в среднем - точно такие же Даши, Маши, Саши, Гали, Вали, Нины, Зины и прочая, прочая, прочая… Только без вывертов и лишнего "столичного" понта, которых у этой, конкретной Даши было слишком много. И которая, видя, что он, идиот, с ума по ней сходит и пылинки с нее сдувает, попросту, по большому счету, играла с ним, как кошка с мышонком. А в Москве, надеясь подцепить столичного мужа, наверняка погуливала. Только скорее всего не больно удачно. Раз вернулась сюда и теперь и Юрке мозги пудрит…
Никто не слышал грохота, с которым рухнул сверхвысотный Храм Любви к Даше, который Юрка Таран три года упрямо возводил в своей душе. Наверное, если б услышали, то подумали бы, что атомная бомба взорвалась! Под руинами этого храма погибли страшной смертью и все высокие чувства, и романтизм, и идеализм, и те хрупкие розовые очки, через которые Юрка, вообще-то имевший вполне нормальное зрение, смотрел на обожаемую им Дашу.
А потому, когда осела пыль от этой незримой катастрофы Юрка увидел перед собой то, что должен был увидеть по законам диалектического или скорее вульгарного материализма То есть несколько десятков килограммов вполне приятной на ощупь женской плоти. Которой он, как начинающий мужчина, вполне мог воспользоваться для приобретения очень полезного опыта. Первого, но не последнего!
Таран уже без прежней трепетности, но не грубо, пощупал Дашу снизу. Обстоятельно пощупал, неторопливо. Пошевелил пальцами волосики, провел по скользким складочкам подушечками пальцев, а потом мягко пропихнул один палец внутрь, повертел им легонько, покрутил - исследовал незнакомое место.
- Балуешься? - прошептала Даша и крепко сжала ляжками хулиганствующую пятерню. И в тот же миг цапнула Тарана за напряженный конец, нежно, но очень уверенно. Даже если б Юрка еще не разрушил Храм, упоминавшийся выше, то после этого цапа он уже догадался бы, что Даша имеет некоторый опыт в обращении с такой техникой. А если б сам имел опыт, то и вовсе сообразил - практика у этой дамы солидная…
- Хорошенький… - Дашина ладошка и пальчики с ласковой бесстыжестью щупали Тараново хозяйство, словно бы на прочность проверяли. - Пойдем в гости, мальчик?
Таран не стал спрашивать куда. Он примерно знал дорогу. И был уверен, что верный конь не подведет, что называется, в полевых условиях. И когда Даша плавно раздвинула ножки, сразу же мощно воткнулся в самое оно - жаркое, мокрое, скользкое…
Вдул! Засадил! Впиндюрил! Все эти словечки, которые он столь часто слышал и произносил в компаниях шпаны, но никогда даже мысленно не употреблял в отношении Даши, теперь так и заплясали у него на языке. Потому что бывшее божество сейчас и так низко пало в его глазах, что ничего иного не заслуживало.
Юрка резко отбросил назад сковывавшее его одеяло, навалился на Дашу, не то испуганно, не то восторженно пискнувшую, и жадно припал к губам, крепко сдавив в объятиях ее гибкое, длинноногое тело. Обжегся о жаркую, ласковую кожу и стал нетерпеливо шарить по нему руками. А потом жадно, упруго заерзал, аж рыча от страсти…
- Ой, мама-а! - простонала Даша. - Сумасшедший! О-ой! О-ой!
Наверное, если б все это случилось до "разрушения Храма", Таран испугался бы, по крайности спросил бы Дашу: "Тебе больно?" Но сейчас Юрка ее ни шиша не жалел, тем более что пару раз смотрел по видаку порнуху и помнил, что бабы, которых там трахали, охали и визжали точно так же…
Неприятности Седого
Шел второй час ночи. Господин Седых с легкой тоской смотрел на то, как молодой крупье в малиновом пиджаке отгребает лопаткой вместе с другими и его стопку фишек… Получалось, что две с половиной тыщи баксов уже ушли. А начинал нормально, три раза в цвет попадал.
Седой раздумывал, поставить еще или поехать отсыпаться, когда затюлюкал мобильник. Пришлось отойти от рулетки в сторонку и отозваться:
- Алло!
- Доброй ночи! - прогудел голос Васи Самолета. - Чем занят? Трахаешься?
- Шарик гоняю… - ответил Седой, ощущая беспокойство.
- Подъезжай в офис минут через двадцать. Разговор есть.
Ничего хорошего это не означало. Вася его явно не развлекаться приглашал. Что стряслось?
Вопрос, отыгрываться или нет, закрылся сам собой. Уже через четверть часа бразильско-елабужский "Шевроле-Блейзер" въехал во двор "Супермарины". Ночная вахта пропустила его без особых задержек, видать, была предупреждена загодя.
Во внутреннем дворе сейчас стояло только две машины. Бронированный "пятисотый" Васи и "Гранд-Чероки" сопровождения. Встретил Седого все тот же Рома, усталый и не такой вежливый, как в прошлый раз. Кроме того, с ним было два жлоба из охраны Самолета.
- Прошу, господин Седых, - пригласил Рома. - Остальные здесь подождут.
Седой сразу уловил в Ромином голосе некую издевочку. Дескать, что тебя ждет у шефа, гражданин Седых, я, в натуре, не знаю, но ты на всякий случай подмойся…
Встретились там же, где в прошлый. раз, но коньяку Вася не предложил. Руку, правда, подал, но глаза из-под набрякших век смотрели мрачно. Рома и жлобы вышли.
- Ну, рассказывай, кореш! - произнес Вася спокойным тоном. - Ты, говорят, уже мое поручение исполнил насчет журналюги? Отчитайся, пожалуйста, как да что.
Какой-то подвох был, но Седой был убежден, что по части исполнения этой задачи ему нечего стесняться.
- Как скажете, хрестный. Вам как, вкратце или подробно?
- Да лучше подробно. Как людей подбирал, как обеспечивал - все как есть!
Нет, Самолет был явно чем-то недоволен, хотя Седой еще два часа назад был информирован о том, что все прошло штатно и без проколов. Ну и доложил, естественно, Васе условной фразой об исполнении.
- Пожалуйста, - слегка волнуясь, начал Седой. - Все четко. Парня подобрал - гроза района, второразрядник по боксу, из секции выгнали, но метелит всех только так. Ахмеду моему нокаут заделал. Пригласил на работу, но не оформил. Ему лично ничего не говорил. Все обштопали через бабенку, которую Моргун из Москвы привез, - наша местная, но в столице по вызовам работала и в порнушке снималась. Артистка, короче. Этот пацан в нее влюблен по самые уши и даже глубже. Девка привела Тарана к двери, и они этого Крылова отработали… Минут пятнадцать все заняло, потом они слиняли. Ну, и мы уехали.
- Все? - произнес Самолет, сузив и без того заплывшие жиром глазки. И встал, что очень не понравилось Седому.