Вассе Овчарка решила позвонить с дороги. Она была почти уверена, что забитый вход не ведет ни в какие катакомбы, просто там какое-нибудь складское помещение. Скорее всего, они взломают доски и сразу разойдутся по домам. Овчарка повидала на своем веку кладоискателей, но не видела ни одного, который нашел бы хоть серебряный рубль. Овчарка знала одну девушку, которая четыре года встречалась с таким лузером и бросила его в конце концов. Он ее замучил дурацкими обещаниями будущей роскошной жизни, рассказами о том, что они будут делать, когда он обнаружит клад батьки Махно, зарытый знаменитым атаманом под какой-то кривой березой. Девушка рассказывала, что он близ какой-то деревни окопал все кривые березы, которые росли в округе.
Ворота миновали благополучно. Притворились, что разглядывают старинные могилы, и, выждав момент, когда никого вокруг не было, юркнули в темное хозяйственное помещение. Отыскали знакомую крутую лестницу. Пока парни аккуратно и как можно тише вскрывали забитый проход, Овчарка сидела рядом на стуле, забытом здесь, очевидно, еще с той ночи с ураганом.
Да, тогда на нем сидел старец. Последняя подсказка его пропала впустую, Овчарка так и не смогла разгадать, кто такой Федорка, и понять, почему она должна его слушаться. Когда парни отодрали доски и оргалитовые щиты, Овчарка подошла поглядеть и услышала, как один из парней прошептал:
- Ни фига себе…
Фонарь озарил широкий коридор, который уходил вдаль и темнел непроглядной чернотой. Овчарке стало страшно, и вместе с тем ее охватил восторг. Прямо как в детстве, когда в абсолютно темной комнате они с Вассой вызывали конфетного короля. Она двинулась за парнями, взяв одного из них за рукав. Ей вручили маленький фонарик. Пройдя метров двадцать, Овчарка наступила ботинком на битое стекло. Овчарка посветила под ноги. Это оказалась бутылка из-под портвейна, которой кто-то давно, видно, хватил об стену: на осколках лежал толстый слой пыли и известки.
- Все-таки курсанты тут были, - прошептала Овчарка парню, в рукав которого она вцепилась, - а может, нам привязать у входа нитку или веревку, чтобы не заблудиться? Так ведь всегда делают.
- Только лохи так делает. Каменный век. Не боись, не заблудишься. В случае чего у нас у каждого мобильник.
Овчарка пошла дальше. Она не хотела прослыть лохом. Они продолжали переговариваться шепотом, хотя наверху их, конечно, слышать не могли. Коридор все не кончался. Иногда Овчарка светила на стены. Там сохранились остатки росписей, можно было даже разглядеть стершиеся цветные краски. Какие-то умельцы, очевидно те самые любители дешевого портвейна, лаконично сообщали всем посетителям катакомб с помощью черного фломастера о том, что "Леха - пидор", а "Витька - чмо".
Они шли все дальше. По мере продвижения надписей черным фломастером становилось все меньше, а росписи делались все ярче. Коридор расширился и превратился в нечто похожее на пещеру.
- С ума сойти, - прошептала Овчарка, освещая потолок. До потолка добраться всего трудней. Там был ясно различим огромный Иисус Христос на троне, с золотым нимбом вокруг головы, а по правую руку от него - высокая худая женщина, в белом платке и белом длинном платье, с серым плащом поверх него. Черноволосая, из-под платка видна была челка, с большими, немного томными, черными глазами, женщина в одной руке держала раскрытую книгу и указывала на нее другой рукой, тонкой, с длинными пальцами. Женщина казалась живой.
Овчарка попыталась прочесть полустертые надписи на старославянском, но ничего кроме "Преподобномученица…" слева от головы женщины разобрать не смогла. Из пещеры вели два коридора. Они решили идти правым. Чем дальше они шли, тем больше коридор разветвлялся, петлял. Скоро они снова набрели на пещеру, из которой было уже три хода. Овчарка снова предложила выбрать правый.
- Чтобы точно не заблудиться, - сказала она.
Очередной правый коридор вновь уткнулся в пещеру с четырьмя ходами.
- Какая-то в этом есть система, - заметила Овчарка, - пари держу, следующая пещера будет с пятью коридорами.
Это действительно были настоящие катакомбы. Когда они в очередной раз пошли направо, Овчарка подумала, что уже не очень-то помнит, как идти обратно. Так что она старалась держаться поближе к парням. Но в одном месте она остановилась, чтобы полюбоваться росписями на потолке, и парни ушли вперед. Овчарка пошла скорее, чтоб их догнать, но они пропали.
- Парни, алло, - сказала Овчарка, но никто не отозвался.
"Решили посвятить меня в кладоискатели, - подумала Овчарка, - вот уроды. Фига вам".
Она оказалась в следующей пещере, с шестью ходами. Росписи здесь были так ярки, будто краски нанесли на стены совсем недавно. Парни, наверное, как всегда, выбрали правый. Овчарка решила тихонько нагнать их и завыть неожиданно сзади дурным голосом так, чтобы уж они точно заиками остались. Посмотрим тогда, кто себя лохом покажет. Только что, если они выбрали другой проход? Овчарка отогнала эту мысль подальше и решительно зашагала вперед.
Пол из каменного постепенно стал земляным. А потом песочным - кто-то давно натаскал в катакомбы морского песка вперемешку с мелкой галькой. Овчарка взяла палочку и попробовала изобразить на песке все шесть пещер с коридорами между ними. Ей показалось, что выход она точно найти сумеет, плевое дело.
"Хорошо, что я все время шла направо", - подумала Овчарка. Но парни как сквозь землю провалились. Песчаный пол сменился выложенным из булыжника. Овчарка очутилась в седьмой по счету пещере. Росписи здесь так и сверкали золотой и серебряной красками. И вот тут-то Овчарке стало жутковато. Она решила, что, пожалуй, пойдет обратно. Тут еще случилась хрень - фонарик стал гаснуть. Овчарка потрясла его, надеясь, что просто контакт отошел. Но фонарик последний раз тускло вспыхнул и погас - парни явно полезли в катакомбы, запасшись фонариками с севшими батарейками.
"Чертовы лузеры, - разозлилась Овчарка, - металлоискатель у них, умора! А новые батарейки купить, так это только лохи делают".
Овчарка достала свою красную пластмассовую зажигалку и пошла обратно. В кармане у нее был еще складной шведский ножик и пригоршня белых сухарей. При входе в монастырь все желающие могли брать с подноса освященный подсушенный белый хлеб.
"Что ж, заблужусь - будет что поесть, - подумала Овчарка, - но где ж эти козлы, хотела бы я знать?"
Она вернулась в шестую пещеру. Овчарка достала свой мобильник, но его панель не загорелась синим светом, когда Овчарка нажала на кнопку. Этот подержанный телефон Овчарка купила на рынке. Он был неплохой, только иногда, обычно очень не вовремя, отключался, а кода Овчарка не помнила из-за скверной памяти на цифры.
"На черта нужен такой мобильник", - подумала Овчарка, спрятала его в карман и двинулась дальше.
Овчарка припомнила все, что по дороге наплели ей парни про этот клад. Кудеяр сам будто бы и сторожит его, потому что умереть не может - за все его злодеяния его земля не принимает. Если только клад возьмешь - тогда умрет.
"Если все правда, ну и незавидная же это доля - и на этом свете ты не нужен, и на том не принимают", - подумала Овчарка.
В кладе Кудеяра будто бы много жемчуга, золота и икона драгоценная. Если, ища клад, увидишь черного пса, то за ним надо тихо идти, а когда пес остановится, со всей силы надо ударить по нему, сказать "Аминь, рассыпься", и пес пропадет. Где он пропал - там и надо копать. Клад разроешь и увидишь, что сверху лежит икона драгоценная и пистолет. Набегут тут черти, закричат: "Бей, режь, губи" и станут подговаривать тебя в икону выстрелить, скажут, мол, если не выстрелишь, растерзаем на кусочки. И тут главное - не испугаться и не слушать их. А сказать только: "Чур, мой клад с Богом напополам" и клясться, что отдашь четверть богатства бедным. Тогда черти отстанут. Надо все выкопать и не оборачиваясь идти домой, а в яме разрытой оставить свою шапку…
И тут вдруг Овчарка услышала, как навстречу ей кто-то идет, громко ступая по булыжникам. Парни это быть не могли - оба в мягких кроссовках.
"Господи боже мой, тут кто-то есть! Кто-то страшный!" - совсем по-детски подумала Овчарка и помчалась обратно по коридору в седьмую пещеру. Судя по всему, этот кто-то тоже выбрал правый коридор и теперь приближался скорым шагом. Звук шагов эхо повторяло не меньше пяти раз. Казалось, что кто-то подкрадывается к Овчарке отовсюду. Кто-то страшный шел, уверенно ступая твердыми каблуками, ему и в голову не пришло, что к Овчарке можно подкрасться. Он и не собирался таиться. Был он, очевидно, сильным и понимал, что Овчарке от него никуда не деться. Овчарка по правому коридору бросилась в восьмую пещеру, где еще ни разу не была. И тот, кто шел сзади, не отставал. Овчарке показалось, что ей снится один из тех страшных снов, в которых изо всех сил бежишь от опасности, но при этом оказывается, что ты и на метр вперед не продвинулся и давно уже стоишь на месте.
Да, это был тот же, кто смотрел на Овчарку в кустах у верстового столба. Удивительно - из девятой пещеры вели всего два коридора.
"Выберу правый, черт с ним, - подумала Овчарка, - а если тупик? А, хрен с ним, все равно доберется. Что я тут суечусь".
Овчарка вытащила складной ножик и приготовилась задорого продать свою жизнь. И вот тут-то она и увидела женщину, ту, нарисованную на потолке. Но теперь она стояла прямо перед Овчаркой и своей тонкой рукой с длинными пальцами указывала на левый коридор. По Овчарке пот ручьями потек. Шаги приближались. Женщина пропала, как ее и не было.
"Приглючилось со страха", - решила Овчарка и все-таки с ножом в руке устремилась в левый коридор. Он не петлял, был прямым как стрела. Овчарка бежала, бежала и вдруг выбежала прямо на солнечный берег. Она оглянулась. Каким-то непостижимым образом она очутилась на другом берегу Святого озера, под большим зеленым холмом. Овчарка отбежала подальше от выхода. Теперь ей было не страшно встретить хоть самого черта. Однако никто не выходил, словно этот кто-то боялся схватиться с Овчаркой у солнца на виду. Овчарка двинулась вдоль берега. Волны нагнали к берегу всякого мусора.
- Озеро, солнышко, - прошептала Овчарка, - хорошо все-таки быть живой.
Она шла, шла, и тут что-то на солнце сверкнуло в куче палок, принесенных водой. Наверное, это было бутылочное стекло, но Овчарка все-таки подошла поглядеть. Это оказался серебряный карандаш. Тот самый, Шурин.
"Как он мог тут оказаться? - думала Овчарка. - А что, проще простого. Озеро с морем ведь соединяется".
Овчарка стала безо всякой брезгливости копаться в куче палок, тряпок каких-то, водорослей, кусках рыбьей кожи. И она нашла комок серой бумаги. Бумага насквозь промокла, разорвалась во многих местах. Овчарка на большом булыжнике, как могла, осторожно ее расправила. Солнце припекало. Бумага быстро высыхала, и Овчарка увидела, что это страница из органайзера. Овчарка так разволновалась, что у нее сердце застучало гулко в ушах. Она перевернула бумажку другой стороной, и скоро она совсем высохла. Бумага в Шурином органайзере была плотной, как картон, иначе точно от нее бы море ничего не оставило. Хорошо, что Шура писала карандашом, шариковую ручку или чернильную размыло бы напрочь. Шура только наполовину исписала лист.
Овчарка прочитала: "Двадцать пятое августа". Наверное, описание каждого дня Шура начинала с нового листа, даже если прежний не был целиком исписан.
"Сегодня ночью стояли двадцать минут в Бологом. Никто из поезда не вышел - все спали. Я одна стояла на перроне, когда следом за мной вышла подруга номер один. Она думала, что я удивлюсь, когда ее увижу, но я не удивилась. Все было на своих местах - и актеры и декорации. Мы ни о чем не говорили - не о чем больше нам было говорить. Я стояла, вдыхала запах ее ментоловых сигарет. Хотелось пойти в купе, взять вещи, переночевать в здании вокзала и утром вернуться домой. Ну нет уж, не такая же я трусиха. Нас позвала проводница, и мы вернулись в вагон".
Овчарка порылась еще в мусоре, но больше ничего не нашла. Она помыла в озере руки и отправилась домой, держа листок в руке. Он совсем высох и стал теперь твердым, как пергамент. Она вдруг вспомнила, что Васса курит ментоловые сигареты.
И что, когда они остановились в Бологом, Вассы в купе не было. Может, поэтому Овчарке казалось таким важным вспомнить, как выглядел вокзал в этом самом Бологом.
"Чушь, - подумала Овчарка, - Васса могла выйти в туалет. А в поезде еще триста женщин, которые курят ментоловые сигареты. Кто-то, видно, хочет меня сбить. Может, и бумажка эта кем-нибудь подделана. Однако как этот кто-то мог знать, что я пойду в катакомбы и выйду из них именно здесь?"
У ворот монастыря ей встретились кладоискатели. Оба парня налетели на Овчарку:
- Ты где была?!
- А вас где черти носят? Вы что, затаились и молчали, как два идиота, а потом смылись?
- Мы затаились!? Да мы, как два лоха, облазили там все, а ты свалила! Сами к черту заблудились, еле выход нашли! Так дела не делают, поняла? Спасателя даже позвали, вон он тащится с веревкой. Уже всех, кто в эмчеэсе, поднимать хотели! - И парни матерились.
"Только не это", - подумала Овчарка и обернулась. Разумеется, и тут ей не повезло - это был ее старый знакомый эмчеэсовец. Он подошел, послушал, как все трое пререкаются, поглядел на Овчарку с выражением полного пофигизма, махнул рукой и пошел прочь.
"Наверное, никак забыть не может, как я пыталась украсть его трусы, все в шоке пребывает", - подумала Овчарка.
- Так где ты вылезла? - не отставали парни.
- У озера. На той стороне, под холмом.
- Не парь нам мозги. Туда семь километров идти. Как ты могла за сорок минут добраться?
- Не знаю. Добралась, и все.
Парни напоследок еще раз обругали Овчарку и пошли поглядеть, правда ли у озера есть ход под холмом или это Овчарка все сочинила.
А Овчарка, придя домой, увидела, что Васса помогает старушке копать грядку под лук. Васса яростно воткнула лопату в землю и устроила Овчарке выволочку:
- Ты сказала, что прямо домой идешь, а сама пропала! Зачем-то мобилу отключила! Ты, может, забыла, что тебя убить хотели?
- Васса, хватит. Сперва на меня орали кладоискатели, а теперь еще и ты!
- Какие кладоискатели?
- С которыми я в катакомбы лазила.
- В какие катакомбы?
- Под монастырем. Только не говори "Под каким монастырем?" - он тут один.
И Овчарка стала рассказывать. Потом она пошла в комнату и улеглась на кровать - ноги очень гудели. Васса не отставала.
- Овчарка, с тобой сдохнуть можно. Я тебе что сказала - одной не ходить. А ты в катакомбы полезла. Небось шла и кричала: "Ау, убийца, ты где? А вот и я! Я уже здесь". Ты чем думаешь - головой или задницей? Ты еще себе на лбу напиши: "Я дура, мне жить надоело. Убейте меня, пожалуйста, кто-нибудь". - Васса здорово рассердилась.
- Столько слов на лбу не уместится, - заметила Овчарка.
- Иди ты знаешь куда!
Овчарка почему-то ничего не сказала Вассе про лист из органайзера, и теперь ее мучила совесть, как будто она наврала подруге или ее предала. Она только показала ей серебряный карандаш. Васса повертела карандаш:
- А больше там ничего не валялось?
- Нет, я все там переворошила, - сказала Овчарка, и ей захотелось сдохнуть. Она и не знала раньше, что так скверно делается на душе, когда врешь кому-нибудь, кто тебе дорог. - Васса, знаешь что, поехали домой, а?
- Так ведь мы и двух недель не пробыли. А хотели на три. Что это на тебя накатило?
- Надоело мне, - буркнула Овчарка, - просто достал этот остров дурацкий.
- Тебе ж тут нравилось. Ты чего такая злая?
Овчарка отвернулась к стене. Не могла же она сказать Вассе, что злится сама на себя, потому что наврала Вассе.
- Хочу и злюсь! Захочу и уеду! Ближайшим катером. Вот сейчас пойду в турбюро и спрошу, когда он пойдет. А ты можешь тут оставаться хоть на вечное жительство.
Васса пожала плечами. Овчарка, как всегда, уперлась.
- Ну ладно. Поехали, раз ты так хочешь. Но мы ведь еще не видели дамбу и Крестовое озеро.
- Да пошли они!
- Овчарка, ты меня подожди. Я сейчас грядку докопаю и вместе в турбюро сходим, ладно?
- Не говори со мной как с ребенком! - рявкнула Овчарка.
- Так ты себя ведешь в точности как ребенок. Будь умницей, подожди меня.
И Васса ушла.
Овчарка села на кровати. Вассы все не было, и от нечего делать Овчарка достала с полки книжку и стала ее листать. Книга называлась "Женская обитель Бабьего острова со дня основания". Так вышло, что книга открылась на странице, верхний уголок которой был загнут. Овчарка прочитала: "Житие преподобномученицы Феодоры".
"Год рождения святой никому не известен. Также и место рождения ее. Имя ее в миру было - Феодора Нефедова. В 1882 году она пришла в женскую обитель и работала трудницею. Пришла от веселой жизни и, говорят, была больна нехорошей болезнью, которая после первой исповеди прошла без следа. Как-то увидела ее преподобная Ефросинья, когда та носила дрова, и сказала бывшим при том сестрам: "Женщина эта будет великой святой" и взяла трудницу под свою опеку.
Но соблазны мира не давали покоя девушке. Голоса демонов преследовали ее днем и ночью совращающими речами и отступали только после благословения преподобной Ефросиньи. Сперва даже отнимала преподобная у девушки романы, которые та втихомолку читала. От бесовских наваждений девушка стала спасаться непрестанной Иисусовой молитвой, по наущению преподобной. Но однажды девушка сбежала из монастыря, украв у преподобной икону в золотом окладе, крест серебряный - все, что было ценного в ее келии, да еще два каравая. Через месяц пришла обратно, худая и оборванная, совестью терзаемая. Преподобная ее простила. Но та все кричала "Предайте смерти!" и два дня лежала в жестокой горячке. Потом преподобная дала ей сухариков, и она исцелилась.
И после уже усердно молилась и постилась, спала на полу, отягчила себя большим нательным медным крестом, который носила не снимая. Так прошло много лет. И вот однажды в монастырь приехал один господин, с которым она прежде когда-то зналась. Опять не выдержала, убежала. Прошел год, и преподобная Ефросинья тяжко занемогла. Муки телесные ее не трогали, но душа ее скорбела о молодой труднице, которая сама от себя отринула спасение. И вот в смертный свой час преподобная явилась во сне Феодоре. Та тотчас отправилась в путь, надеясь, что застанет еще ее живой. Пешком пришла она в Кемь. Не знала тогда она, что уже как две недели постигла преподобную блаженная тихая кончина. Она шла не останавливаясь и пришла в одну деревню. Уже стемнело, но Феодора решила идти дальше, чтобы к утру дойти до моря и найти лодку, дабы доплыть до обители. Кто-то из местных остерегал девушку, говоря, что завелись тут лихие люди на дорогах. Но та ответила только: "Меня Богородица охранит" - и в путь отправилась.
Было время уже за полночь, когда услышала она крики за поворотом дороги. Феодора даже и не подумала таиться и побежала вперед. Трое лиходеев гнались за девушкой. Эта девушка тоже шла в обитель, чтобы поступить туда послушницей. Двух ее провожатых, ее родных братьев, эти люди убили и теперь хотели учинить над ней насилие. Феодора подбежала и оттолкнула одного лиходея.