Отец Браун посмотрел на алую даму, радуясь тому, что его племянница ничуть на нее не похожа. Потом он отвернулся и стал оглядываться – по какой-то ему самому неизвестной причине, – пока не ощутил, что любое человеческое лицо было бы спасительным контрастом. И поэтому он с облегчением, как бы проснувшись, услышал свое имя и увидел еще одно знакомое ему лицо.
Это было острое, но отнюдь не агрессивное лицо юриста по имени Гренби, чьи седоватые пряди казались напудренным париком, настолько они не вязались с юношеской энергией движений. Он был из тех людей, которые носятся по конторам, как шкодливые школьники. Конечно, он не мог скакать по модной картинной галерее так, как скакал у себя в офисе; но, казалось, мечтал об этом и волновался, оглядываясь по сторонам в поисках знакомых.
– Я не знал, – сказал отец Браун с улыбкой, – что вы благоволите к Новому Искусству.
– А я не знал, что вы ему покровительствуете, – отбрил тот. – Я здесь охочусь за одним человеком.
– Желаю удачной охоты, – ответил священник. – Я занимаюсь примерно тем же.
– Сказал, что он здесь проездом на континент, – фыркнул законник, – а я могу встретить его в этом подозрительном местечке. – Он немного подумал, затем продолжал: – Послушайте, я уверен, что вы умеете хранить тайну. Знаете ли вы сэра Джона Масгрейва?
– Нет, – ответил священник, – но я с трудом представляю, как он может быть тайной, хотя о нем и говорят, что он схоронил себя заживо в замке. Не тот ли это старик, о котором рассказывают столько историй, – вроде бы он живет в башне с настоящей опускной решеткой и подъемным мостом и наотрез отказывается вернуться из темного средневековья? Он что, один из ваших клиентов?
– Нет, – коротко отвечал Гренби, – к нам обратился его сын, капитан Масгрейв. Но старик играет в этом деле немаловажную роль, а я его не знаю, в этом-то все и дело.
Послушайте, это строго между нами, впрочем, вам я могу доверять. – Он понизил голос и увлек своего друга в боковую галерею, содержащую образчики разнообразных скульптур, которая была сравнительно пуста.
– Молодой Масгрейв, – начал он, – хочет получить от нас большую сумму под доверенность post obit своего старика отца в Нортамберленде. Старику далеко за семьдесят, и он рано или поздно уйдет; но как быть с "post", если можно так выразиться? Что станется с его деньгами, замком, подъемными мостами? Это преотличнейший древний замок, и он по-прежнему чего-то стоит, но, как ни странно, он не отмечен в завещании. Так что вы видите, с кем мы имеем дело. Вопрос в том, как сказал какой-то герой Диккенса, благосклонен ли старик.
– Если он благосклонен к своему сыну, тем лучше для вас, – заметил отец Браун. – Нет, боюсь, ничем не могу вам помочь. Мне никогда не приходилось встречать сэра Джона Масгрейва, и, насколько я знаю, очень немногие видятся с ним. Очевидно, вы должны спросить у него самого, прежде чем одалживать молодому джентльмену деньги вашей фирмы. Не из тех ли он, которых частенько оставляют без пенса?
– Сомневаюсь, – ответил тот. – Он очень популярен, блестящий ум и крупная фигура в обществе, но большую часть времени проводит за границей. Кроме того, он был журналистом.
– Что ж, – сказал отец Браун, – это еще не преступление, по крайней мере – не всегда.
– Чепуха, – отрывисто сказал Гренби. – Вы знаете, что я имею в виду, он перекати-поле. Был журналистом, лектором, актером, кем только он не был. Так на чем я остановился?.. Впрочем, вот и он.
И законник, нетерпеливо расхаживавший по пустой галерее, неожиданно обернулся и на бегу вонзился в другую, более наполненную комнату. Он спешил навстречу высокому, хорошо одетому человеку с короткой стрижкой и заграничной бородкой.
Эти двое ушли беседуя, и какое-то время отец Браун еще следил за ними близорукими прищуренными глазами.
Наблюдения были, однако, прерваны поспешным, но своевременным появлением его племянницы Бетти. К большому удивлению дяди, она увлекла его обратно в пустой зал и усадила на стул, напоминающий остров среди половодья.
– Я должна вам кое-что сказать, – начала она. – Это так глупо, что никто, кроме вас, не поймет.
– Ты меня переоцениваешь, – сказал отец Браун. – Это не о том, о чем начала рассказывать твоя матушка? Помолвка или что-то такое… Да, о помолвке уже пошла молва.
– Вам известно, – спросила она, – что она хочет выдать меня за капитана Масгрейва?
– Нет, – отвечал отец Браун после некоторого раздумья. – Капитан Масгрейв, мне кажется, очень популярен нынче.
– Конечно, мы очень бедны, – продолжала она. – Нам говорят, что не в деньгах счастье, но от этого лучше не становится.
– А ты хочешь выйти за него замуж? – спросил отец Браун, глядя на нее из-под полузакрытых век.
Она потупила взор и ответила, понизив голос:
– Думала, что хочу. То есть это я сейчас думаю, что думала… Только что я очень испугалась.
– Что ж, расскажи.
– Я услышала, как он смеется, – проговорила она.
– Ну, смех помогает общению, – заметил священник.
– Нет, вы не поняли, – сказала девушка. – Совсем не помогает. В том-то все и дело, что он ни с кем не общался.
Она помолчала, потом объяснила:
– Я приехала сюда довольно рано и увидела, что он сидит один в центре галереи, где висит эта современная живопись. Там было тогда почти пусто. Он не знал, что кто-то рядом, он сидел там совершенно один, и он смеялся.
– Что ж, ничего удивительного, – сказал отец Браун. – Я не искусствовед, но, в общем, если взять все эти картины…
– Ах, вы не понимаете! – сказала она почти гневно. – Это совсем не то. Он не смотрел на картины. Он глядел прямо в потолок, но казалось, что его глаза устремлены внутрь.
И смеялся он так, что у меня кровь похолодела.
Священник поднялся и расхаживал по комнате, заложив руки за спину.
– В таком деле нельзя принимать необдуманных решений, – начал он. – Мужчины делятся на два типа… Но мы вряд ли успеем обсудить этот вопрос, потому что вот наш герой собственной персоной.
Капитан Масгрейв быстро вошел в комнату и, улыбаясь, пересек ее. Гренби, правовед, улыбаясь, шел за ним. Его правоведческое лицо стало иным, благодушным.
– Должен извиниться перед вами за все, что я говорил о капитане, сказал он священнику, когда они пробирались к дверям. – Он чуток и прекрасно понял меня. Сам, не дожидаясь спросил, почему я не съезжу на север и не повидаю его старика отца. Тогда бы я смог услышать из его уст, как обстоят дела с наследством. Ну как, мог он сказать честнее?
Он настолько озабочен тем, чтобы устроить все наилучшим образом, что сам предложил отвезти меня в Масгрейвские Мшаники, так называется поместье. Я предложил ему, если он так добр, отправиться вместе; и вот завтра утром мы выезжаем.
Пока они говорили, Бетти и капитан рука об руку прошли в дверной проем, создав в этой раме нечто вроде картины, которую те, кто почувствительней, предпочли бы конусам и цилиндрам. Какими бы ни были их отношения, и он, и она смотрелись прекрасно; и законник не преминул отметить это, когда картина исчезла.
Капитан Джеймс Масгрейв заглянул в очередную галерею. Его смеющийся, торжествующий взор остановился на чем-то – и совершенно изменился. Отец Браун оглянулся как бы в наитии и увидел хмурое, почти фиолетовое лицо крупной женщины в алом под львиной гривой волос. Она стояла, слегка наклонившись, как бык, выставивший рога, и одутловатое лицо было таким властным и злым, что человечек с большой бородой, стоявший подле нее, был едва заметен.
Масгрейв, похожий на красиво одетую восковую фигуру, обученную ходьбе, пробрался в центр зала. Он сказал женщине несколько слов, так, чтобы никто не услышал. Та не ответила; но они вместе повернулись, прошлись по длинной галерее, вроде бы споря, а коротышка с бычьей шеей замыкал шествие, словно нелепый карлик-паж.
– Господи, спаси! – пробормотал отец Браун, ковыляя за ними. – Кто же такая эта женщина?
– К счастью, не моя подружка, – ответил Гренби с грубой прямотой. – Выглядит она так, что самый легкий флирт с нею может окончиться очень плохо.
– Не думаю, что он собирается с ней флиртовать, – сказал отец Браун.
Он еще говорил, а те, кого они обсуждали, дошли до конца галереи и расстались. Капитан Масгрейв торопливыми шагами подошел к ним.
– Такие дела, – громко и вполне непринужденно сказал он, но они заметили, что голос его изменился. – Простите меня, мистер Гренби, но оказалось, что я не смогу завтра поехать с вами. В любом случае автомобиль мой – к вашим услугам. Обязательно возьмите его, мне он не нужен. Я… я должен остаться в Лондоне на несколько дней. Возьмите своего друга, если захотите.
– Мой друг, отец Браун… – начал было законник.
– Если капитан Масгрейв в самом деле так добр, – серьезно сказал отец Браун, – я с большой радостью поеду. Понимаете, меня интересует дело мистера Гренби.
Вот как случилось, что весьма элегантная машина с не менее элегантным шофером на следующий день отправилась на север по Йоркширским Мшаникам, неся неоценимый груз в виде священника, похожего на черный сверток, и юриста, который больше привык бегать на своих двоих, чем разъезжать на чужих четырех колесах.
Они по обоюдному согласию прервали путешествие в одной из больших долин Уэст Райдинга, чтобы отобедать и поспать в уютной гостинице, и, выехав на следующий день рано утром, двинулись вперед по берегу древней Нортумбрки, пока не достигли края песчаных дюн и приморских лугов, в сердце которых таился старый приграничный замок, уникальный и таинственный памятник былых войн на побережье. В конце концов они его нашли, следуя по тропинке, бегущей вдоль длинного залива, и свернули к какому-то каналу, кончающемуся рвом. Замок был и впрямь замком: квадратный, с башенками, из тех, которые норманны понастроили повсюду от Галилеи до Грампиан. У него действительно были опускная решетка и подъемный мост, о которых напомнило путникам занятное происшествие.
Они пробрались через высокую жесткую траву и вышли на берег рва, полного мертвых листьев и грязи, который извивался вокруг замка, словно эбонитовая инкрустация с золотой каймой. Примерно в ярде или двух за черной лентой был другой, зеленый берег и большие каменные столпы у входа. Видимо, эту одинокую крепость посещали редко: когда нетерпеливый Гренби приветствовал криком неясные фигуры за опускной решеткой, тем стоило большого труда спустить громадный ржавый мост. Наконец он начал опускаться, поворачиваясь, словно падающая башня, и вдруг встал, застыв в воздухе под угрожающим углом.
Нетерпеливый Гренби, танцуя на берегу, крикнул своему спутнику:
– Ох, не могу я топтаться на месте! Гораздо проще прыгнуть.
И с характерной для него прытью он в самом деле перемахнул через ров, приземлившись на том берегу. Короткие ноги отца Брауна не были приспособлены к прыжкам; но сам он был на редкость приспособлен к тому, чтобы плюхаться в грязную воду. Благодаря помощи своего компаньона ему не удалось погрузиться слишком глубоко. Но когда он карабкался по зеленому илистому берегу, он вдруг застыл и наклонил голову, вглядываясь в какую-то точку на травянистом склоне.
– Вы что там, ботаникой занялись? – раздраженно крикнул Гренби. – Нам некогда изучать древние растения.
Хватит и того, что вы изучили чудеса подводного мира.
Пойдемте! В чистом ли виде, в грязном ли, мы должны предстать перед баронетом.
Когда они вошли в замок, их весьма почтительно принял старый слуга больше на обозримом пространстве не было никого. После того, как они разъяснили, с чем пришли, он препроводил их в длинную комнату, обшитую деревянными панелями. Оружие разных веков равномерно висело на темных стенах, а перед большим очагом стояли, словно часовые, полные доспехи XIV века. В другой длинной комнате сквозь приоткрытую дверь виднелись ряды фамильных портретов.
– Мне кажется, что я попал в роман, а не в замок, – сказал юрист. – Не думал, что кто-то действительно сохраняет дух "Удольфских Тайн".
– Да, старый джентльмен последовательно блюдет свое историческое помешательство, – ответил священник. – Вещи эти – не подделки. Тот, кто их расставил, не думает, что все средневековые люди жили одновременно. Порою доспехи составляют из разных частей; но эти носил один человек, и носил он их не втуне. Понимаете, это – турнирные доспехи, довольно поздние.
– Да и хозяин запаздывает, – сказал Гренби. – Сколько можно ждать?
– Что ж, в таких местах все происходит медленно, – сказал отец Браун. – Я думаю, очень благородно, что он нас вообще принял. Два совершенно незнакомых человека приезжают, чтобы задать ему глубоко личные вопросы.
И в самом деле, когда появился хозяин, им не было оснований сетовать на оказанный прием; напротив, они могли заметить, с каким достоинством и простотою сохранил их хозяин учтивость в глухом одиночестве, в деревенской глуши.
Баронет не выглядел ни удивленным, ни встревоженным; и хотя у них явилось подозрение, что гостей у него не было по меньшей мере последние четверть века, он вел себя так, словно только что раскланялся с двумя герцогинями.
Он не выказал ни робости, ни нетерпения, когда они сообщили, что приехали по сугубо личному вопросу; после небольшого раздумья он, видимо, понял, что любопытство их вызвано обстоятельствами. Это был худощавый пожилой джентльмен с черными бровями и длинным подбородком.
Хотя тщательно завитые волосы были, без сомнения, париком, у него хватило мудрости носить седой парик, как и приличествует немолодым людям.
– Что до вопроса, который вас интересует, – сказал он, – ответ на него очень прост. Я твердо намереваюсь оставить все свое состояние сыну, так же, как мой отец оставил его мне; и ничто – я прямо говорю, ничто – не заставит меня поступить иначе.
– Премного благодарен вам за эти сведения, – ответил юрист, – но ваша любезность дает мне смелость сказать, что вы видите все в слишком черном свете. Не думаю, чтобы ваш сын сделал что-то страшное и вы сочли его недостойным наследства. Конечно, он может…
– Именно, – сухо сказал сэр Джон Масгрейв, – может.
Не будете ли вы так любезны заглянуть со мной на минуту в соседнюю комнату?
Он повел их в галерею, которую они уже немного рассмотрели сквозь приоткрытую дверь, и мрачно застыл перед почерневшими, насупившимися портретами.
– Это сэр Роджер Масгрейв, – сказал он, указывая на длиннолицего человека в черном парике. – Он был одним из самых низких лжецов и негодяев в мерзостное время Вильгельма Оранского – наушник двух королей, убийца двух жен. Вот его отец, сэр Роберт, образец честности и добропорядочности. Вот его сын, сэр Джеймс, один из благороднейших якобитских мучеников и один из первых, кто пожертвовал деньги на Церковь и на бедных. Понятно ли теперь, что дом Масгрейвов, его сила, честь, власть переходили от одного доблестного человека к другому через поколение, от деда к внуку? Эдуард I правил Англией отменно, Эдуард III покрыл Англию славой, и все же слава эта произросла из той, первой, через бесчестие и глупость Эдуарда II, который пресмыкался перед Гейвстоном и убежал от Брюса. Поверьте мне, мистер Гренби, величие знатного дома, величие самой истории – больше, чем случайные люди, которые несут его сквозь века. Наследство наше переходило от отца к сыну, так оно и будет переходить. Моего сына можете заверить, что я не оставлю свои деньги приюту для бродячих кошек. Масгрейв будет наследовать Масгрейву, пока стоит мир.
– Да, – задумчиво сказал отец Браун, – я понимаю, что вы имеете в виду.
– Мы будем только рады, – сказал законник, – передать столь приятное заверение вашему сыну.
– Да, заверение передать вы можете, – серьезно сказал хозяин. – Пускай не беспокоится, все отойдет к нему – и замок, и титул, и земля, и деньги. Есть лишь одно маленькое и достаточно личное добавление. Ни под каким видом не стану я разговаривать с ним, пока я жив.
Законник глядел все так же почтительно, но теперь уже и удивленно.
– Почему? Что же такое он мог сделать?
– Я частное лицо и джентльмен, – сказал Масгрейв, – равно как и хранитель большого наследства. Сын мой сделал нечто столь ужасное, что его нельзя назвать не то что джентльменом, но даже человеком. Это худшее преступление в мире. Помните ли вы, что сказал Дуглас, когда Мармион, его гость, хотел пожать ему руку?
– Да, – отвечал отец Браун:
Короне отдаю мой замок От темных погребов до самых Зубцов на крепостной стене.
Рука принадлежит лишь мне.
Баронет повернулся к другой комнате и провел в нее своих порядком ошарашенных посетителей.
– Надеюсь, здесь вы немножко отдохнете, – сказал он тем же ровным тоном. – Если вы не знаете, куда вам деться, я буду искренне рад предоставить вам замок на эту ночь.
– Благодарю вас, сэр Джон, – сказал священник скучным голосом. – Я думаю, мы лучше пойдем.
– Я сейчас же прикажу опустить мост, – сказал хозяин; и через несколько минут лязг громадного, неправдоподобного сооружения наполнил замок, словно скрип жерновов.
Ржавый механизм сработал на этот раз отменно, и они снова оказались на травянистом берегу по ту сторону рва.
Гренби вдруг пробрал озноб.
– Что же за штуку отколол его сыночек?! – возопил он.
Отец Браун не ответил. Но когда они остановились неподалеку, в деревушке под названием Серые Камни, где их приютил трактир "Семь звезд", законник с немалым удивлением обнаружил, что священник не собирается ехать дальше; он, несомненно, норовил держаться неподалеку от замка.
– Не могу я оставить все как есть, – серьезно сказал он. – Автомобиль я отошлю обратно, и вы, конечно, можете отправиться вместе с ним. Вы получили ответ на свой вопрос, он был несложен: может ли ваша фирма ссудить деньги на проекты молодого Масгрейва? Я на мой вопрос ответа не получил – я не узнал, подходящий ли это муж для Бетти.
Что ж, попытаюсь выяснить, действительно ли он сотворил нечто ужасное или это выдумки старого безумца.
– Если вы хотите что-то у него выведать, – заметил юрист, – почему бы вам не поехать к нему? Зачем вам торчать в этой дыре, куда он вряд ли заглянет?
– Какой смысл ходить за ним по пятам? – возразил его друг. – Глупо подойти к моднику на Бонд-стрит и сказать:
"Простите, не совершили вы часом самое ужасное преступление?" Если он достаточно плох, чтобы его совершить, он достаточно плох и для того, чтобы в нем сознаться. А мы даже не знаем, что это за преступление. Нет, есть лишь один человек, который знает и может это сказать из гордого чудачества. Я собираюсь держаться поблизости от него.