* * *
Индира Ганди медленно спустилась по лестнице, опираясь на локоть своего личного телохранителя Рамешаара Дайяла. Ей хотелось скорее оказаться в автомобиле, где ждали Кальпана Бхандари и врач-филиппинец по имени Мануэль, которого они на индийский лад называли Манишем. Сегодня Кальпана проводила в Пенджаб мужа и сына. Они должны были находиться там во время проведения операции по освобождению Золотого храма Амритсара и окрестных деревень от террористов.
Госпожа премьер-министр, между прочим, предположила, что врач в эти дни может понадобиться им обеим, и Кальпана согласилась. Она не очень-то хотела показываться на глаза мужчинам, и без того недовольным слишком сильным влиянием родственницы на главу правительства, и потому не выходила из автомобиля.
На верхних ступенях несколько человек возбуждённо переговаривались и спорили. Их голоса, шаги, шорох подошв по мраморным ступеням раздражали миссис Ганди, у которой ещё с утра разболелась голова. Сейчас она вообще не могла ни о чём думать, и двигалась, как во сне, мечтая поскорее добраться до постели.
Только что был принят план операции "Голубая звезда", и принят отнюдь не единогласно. Многие из собравшихся высказывали те же аргументы, что приводила совсем недавно госпожа премьер-министр – о недопустимости войсковой операции внутри Индии, о конфликте с сикхской общиной, которая этого никогда не простит. Об истерической реакции на Западе и в Пакистане, о сотрудничестве с "Акали дал" – партией умеренных сикхов, которых бойня разозлит и толкнёт к Бхиндранвале. Раньше она сама приводила эти доводы, а теперь как будто забыла о них.
– Надо видеть границу между благоразумием и попустительством. Мы перешли её. Слишком высокой оказалась цена за наши раздумья, и мы не в состоянии вернуть долг своему народу. Но ещё пока возможно предотвратить новые жертвы. Поэтому, господа, прошу поддержать меня…
Как душно! Даже для Индии зной нестерпимый, несмотря на частые ливни. Индира обмахнулась концом шёлковой шали, вздохнула тяжело и устало. Когда в последний раз удалось проспать всю ночь? Три или четыре дня назад? Или больше? Вот теперь нужно обязательно лечь.
Рамешвар Дайял шёл рядом и с тревогой смотрел на утомлённую, засыпающую на ходу женщину. В его душе боролись жалость и тревога, причём последняя с каждым шагом крепла. Слишком важное решение было принято только что, и Индира Ганди взяла на себя полную ответственность за предстоящую операцию в Пенджабе. "Кхалистанцы" и так ненавидят её, и что же случится теперь? Надо усилить охрану с завтрашнего утра…
"Голубая звезда"… По сигналу голубой ракеты, давшей кодовое название операции, должен начаться штурм Золотого храма. Пора положить конец разбою, пора. Так поступило бы правительство любой, самой демократической и миролюбивой страны. Но опять проблема – сикхи в правительственных войсках, которых там очень много! Как они отреагируют на обстрел своей святыни? Могут возникнуть трудности уже в ходе боя, и тогда гибель всему. По учению гуру Нанака к храму нельзя приближаться с острыми предметами, даже с зонтиком, а в бою без оружия не обойтись.
Скорее всего, военным придётся наступать босиком – опять-таки из почтения к храму. Нельзя допустить недовольство в армии; над этим вопросом и обещал поработать генерал в отставке Джиотти Сингх. Он и Мринал Бхандари – опытные, проверенные бойцы, и всё же! На той стороне агентура работает превосходно; не за всякого сотрудника аппарата правительства можно вполне поручиться. Донесли в Золотой храм и о том, что президент Заил Сингх до последнего момента был против вмешательства. Премьер-министру пришлось очень долго убеждать его, пока он не сдался – правда, с неохотой, с оговорками.
– Я прекрасно понимаю вас и сочувствую вам. Но вы не только сикх, вы – президент всех индийцев. И тех, которых там убивают, тоже. Многие из них – ваши братья по вере! В первую очередь нужно помнить об этом.
Получилось очень резко, и президент побледнел, вздрогнул. Миссис Ганди примирительно улыбнулась, чтобы смягчить упрёк.
– Во всеуслышание будет объявлено, что вы возражали против проведения военно-полицейской акции, и всю ответственность я беру на себя. Надеюсь, такой вариант для вас приемлем. Итак?..
– Я согласен, – только и сказал президент.
Эти два слова дались ему трудно, и потому госпожа премьер-министр ни о чём больше не спрашивала.
Струился в воздухе запах мадхоби, вьющегося жасмина, и блестело умытое небо, словно тоже омытое дождём. Как будто в забытьи видела миссис Ганди свой "Амбассадор", который должен отвезти её в резиденцию. Как хорошо, что там, в машине, Кальпана и Маниш! С ними можно поговорить неофициально, по душам, чтобы хоть немного расслабиться. Ведь завтра утром навалятся новые неотложные дела…
Но в спальне стало душно, и возбуждение вместе с чрезмерной усталостью не давали заснуть. Миссис Ганди несколько раз повернулась с боку на бок и похвалила себя за то, что поместила Кальпану на ночлег в соседней комнате. Маниш улёгся за другой стеной, чтобы быть рядом. Индира включила ночник и нажала кнопку звонка; услышала, как он гулко отозвался в пустых комнатах.
Вошедшему камердинеру Нат Раму она сказала:
– Позови Кальпану и Маниша. Срочно!
Они всё поймут и не станут сердиться. И вряд ли им удалось сейчас уснуть. Особенно Кальпане, сын которой уже там, в самом пекле.
Они вошли не вместе, а порознь – сначала Кальпана, минут через десять – Маниш. Филиппинец был в белой рубахе, таких же брюках, босой, Кальпана как будто и не ложилась, даже не сняла украшений – браслеты и ожерелье с кораллами. Сари на Кальпане сегодня было цвета утренней зари, и пахла она своим любимым розовым маслом.
Войдя, Маниш уселся на ковёр у постели премьер-министра и поджал под себя ноги. Его бронзовое лицо с узкими глазами и коротким носом было теперь совершенно бесстрастным, а в гладко зачёсанных назад чёрных волосах отражался электрический свет ночника. Маниш выглядел очень молодо и двигался невероятно ловко для своих пятидесяти восьми лет.
Кальпана опустилась в кресло около круглого столика, на котором застыл в танце многорукий Шива. В отличие от Маниша, она смотрела на Индиру с тревогой и нежностью, понимая, что ей сейчас тяжелее, чем всем остальным, вместе взятым. Если что-то пойдёт не так, погибнет много народу или солдат, будет повреждён храм или случится другая беда, любой индиец сможет сослаться на её приказ. Самой же Индире Ганди не на кого переложить ответственность. Да она и не станет искать виноватых – ответит за всех…
– Не спится, Индира-джи? – учтиво спросил Маниш. – Может быть, попробовать массаж или гипноз? Вам непременно нужно отдохнуть.
– Нет, я не хочу. Благодарю тебя за всё, что ты делал и делаешь теперь. Хотела задать тебе вопрос очень личный, который имеет право слышать только Кальпана. Ты знаешь, что мне недолго осталось?..
Миссис Бхандари вздрогнула, и огромные глаза её распахнулись ещё шире; но она промолчала. Филиппинец пожал плечами.
– Вы здоровы, Индира-джи, только сильно утомлены. Но это не опасно.
– Я не о том, дорогой Маниш! – Миссис Ганди поморщилась. – Вряд ли найдётся человек в Дели, который не знает, что меня хотят убить. Случится ли это, Маниш? И если случится, когда именно?
– Я врач, а не предсказатель, Индира-джи, – всё так же бесстрастно отозвался Маниш. – Беру на себя смелость отвечать только за ваше здоровье, а о безопасности должны заботиться другие люди.
– Ты очень добр, дорогой Маниш, – понимающе улыбнулась Индира. – Нас с тобой познакомила именно Кальпана, поэтому я говорю при ней. Если со мной случится самое плохое, – Индира приподнялась на локте, и Кальпана тоже привстала в кресле, – пообещай, что будешь так же помогать Радживу, как помогаешь сейчас мне. Я думаю, что Кальпана возражать не станет. Обещаешь?
Филиппинец молча кивнул, и этот скупой жест показался Индире убедительнее длинной страстной речи. Кальпана порывисто встала, подошла к постели и помогла Индире лечь поудобнее, поправила одеяло.
– Не беспокойся, дорогая, всё будет так, как ты хочешь!
– Мой сын никогда не попросит тебя о плохом, – продолжала Индира, заметно успокаиваясь и расслабляясь.
Видимо, Маниш, никак этого не проявляя, всё же мысленно воздействовал на неё, стараясь снять напряжение и вызвать сон.
– Раджив – сама доброта, и вы это знаете. Иногда мне делается действительно страшно за него – таким светлым людям невыносимо трудно жить в калиюге. У него совсем нет защиты от зла. С этого дня ты, с позволения Кальпаны, всё время будешь не около меня, а рядом с Радживом. Если с ним случится беда, обязательно спаси и вылечи, обо мне уже не стоит беспокоиться. Ведь ты всё знаешь, просто стесняешься сказать мне. Иди, дорогой, и прости, что побеспокоила ночью.
– Не стоит извинений, Индира-джи!
Маниш, как мальчишка, вскочил с пола, поклонился и вышел. Кальпана тоже направилась к двери.
– Нет-нет, останься! Я не хочу спать. Странно – весь день только и мечтала об этом, а теперь голова совершенно ясная. Если хочешь, прикажу Нат Раму принести тебе кофе…
– Нет, не нужно, – Кальпана придвинула кресло поближе, села.
– А если с мёдом? Ты, кажется, любишь именно такой?
– Зачем, Инду? Пусть старик спокойно спит. Если ты хочешь, я буду находиться здесь до утра. Разговор отвлечёт меня от мыслей о Мринале и Джиотти. Они там, куда в больше опасности, чем мы здесь…
– Я предполагала, что тебе не до сна. – Индира села в постели, потом спустила ноги на ковёр. – Вчера… – Она взглянула на часы. – Мы решили главный на настоящий момент вопрос, но остаются другие.
– В декабре у нас состоятся выборы, а, между тем, в штатах не всё благополучно, – задумчиво сказала Кальпана, догадавшись, о чём сейчас пойдёт речь. – Оппозиция имеет реальные шансы на ряде территорий оказаться в большинстве. И вот этого допустить нельзя, хватит нам одного Пенджаба… Да нет, не одного! Ещё мутит воду Фарук Абдулла в Джамму и Кашмире. Инду, мы с тобой думаем и вспоминаем об одном и том же – о семьдесят седьмом годе. И очень не хотим, чтобы ситуация повторилась. В то же время ясно – нельзя всё сваливать на происки внутренних и внешних врагов. Если люди идут за ними и бунтуют, значит, где-то ошиблись мы сами. Надо очень тщательно проанализировать ситуацию, понять, когда мы поступили неверно. Как ты помнишь, я ратовала за такой подход всегда.
– Помню. Я всё помню и каюсь.
Индира положила руки на колени, плечи её опустились, спина ссутулилась. Ночник сбоку освещал её утомлённое, сильно постаревшее лицо, седую прядь в волосах, длинный рукав кофты. В отличие от Кальпаны, она не любила носить украшения, не надевала даже серьги, а признавала только скромные бусы и, как правило, одно кольцо.
Кальпане Индира в шутку указывала на то, что страсть к роскоши перешла ей от отца, раджи Дхара, воровавшего одновременно у англичан и индийцев. Дхар прожил шестьдесят пять лет, свёл в могилу пять жён, подарил жизнь девяти законным детям. После себя оставил три дворца, подвалы которых оказались доверху набиты золотом и драгоценными камнями.
– Надо активизировать деятельность партии именно сейчас, сделав акцент на обновлении, а не на поиске виноватых. Мы должны ещё раз пересмотреть списки кандидатов и вычеркнуть тех, кто не имеет реальных шансов. Усиливать Конгресс стоит любыми средствами, выступать перед избирателями везде, пусть в самой глухой деревне, и добираться туда даже на слонах. А там – объяснять, убеждать, доказывать! Один раз я уже решила пойти самой короткой дорогой, которая на первый взгляд казалась верной. Но вводить чрезвычайное положение в стране, живущей по демократической Конституции, не прибегая к диктаторским методам – означает сеять злобу в народе. Раз и навсегда нужно выбрать свою стезю – или вообще отменить выборы, как вариант – превратить их в пустую формальность, или действовать не чрезвычайными методами, а силой убеждения. Тогда я сделала непростительную ошибку, потому что не имела возможности изменить Конституцию и не хотела менять её. А образовать блок с левыми мне помешала гордость. Я считала, что смогу справиться без посторонней помощи. В итоге проиграли все. Нынче вновь звучат голоса: мы любим Индиру-джи, а вот другие конгрессисты остаются таковыми только по названию. Хуже всего именно то, что меня начали отделять от моей партии!
– В Индии боготворят одну мечту – о лучшей жизни, – твёрдо сказала Кальпана и сжала кулаки на коленях, стараясь этим придать своим словам ещё большую убедительность. – И если мы что-то людям пообещали, то должны выполнить, А не получается – терпеливо объясняйте причину неудач. Без демагогии, без постоянных ссылок на противодействие со стороны недоброжелателей всех мастей, без шантажа и запугиваний, без веры в собственную непогрешимость. Ошибаться имеет право каждый, кто хоть что-то делает. Но он должен уметь признавать свои ошибки и, по возможности, исправлять их. И, самое главное, именно мы, те, кто требует от народа терпения и жертв, обязаны в первую очередь проявлять терпение, приносить жертвы. Посылая в бой чужих детей, мы не смеем прятать от опасностей своих и прятаться сами. Без этого люди не поверят нам, сколько бы возвышенных и правильных слов мы ни говорили! У меня остался всего один сын, и родить другого я уже не могу. Но я проводила его в Пенджаб и теперь имею право ждать того же от других матерей. И ты, не сомневаюсь, подаришь свою Драгоценность Индии, не задумываясь, потому что иначе нельзя. Я в любой момент готова начать поездки по штатам, где сделаю всё для того, чтобы Конгресс победил. Об этом можешь не беспокоиться. Но всё-таки прошу тебя ещё раз о том, о чём просила ранее неоднократно. Джиотти лично передал тебе предостережения агентуры насчёт Беанта Сингха. После того, что вскоре случится в Амритсаре, риск покушения возрастает. Сейчас сикхам не место в твоей охране, Инду! Многие из них одурманены пропагандой сепаратистов и потому особенно опасны для тебя и твоей семьи. Они готовы отдать свои жизни за это!
– Руководитель службы безопасности тоже советует убрать сикхов, но и ему я отказала. Как раз это предложение полностью противоречит целям нашей борьбы. Проповедуем межрелигиозное единство – и тут же показываем, что не доверяем сикхам. В Кашмире тоже неспокойно – потребуют удалить кашмирцев. Потом, если вдруг возникнут проблемы в южных штатах, я буду вынуждена отказаться от тамилов и уроженцев Кералы. В любом штате при желании нетрудно разбередить язву, создать очаг напряжённости, и после оттолкнуть очень многих невиновных людей.
Индира немного помолчала, обдумывая каждое слово, и Кальпана не мешала ей.
– Я прекрасно помню, что говорил Джиотти Сингх, и верю ему. Но его агента легко самого ввести в заблуждение. Он также может намеренно дезинформировать генерала. Никогда нельзя исключать возможность провокации, не правда ли? Беант Сингх не просто охранник. Во мне, так получилось, течёт его кровь, а это тоже немаловажно. За десять лет службы он был проверен много раз, и ничего подозрительного не обнаружено. Проверяли разные люди, независимо друг от друга. Он беседовал в гурудваре с сепаратистами? А кто может поручиться, что это было ему известно? Беант мог разговаривать с ними как с братьями по вере. Пока не будут представлены более убедительные доказательства его противоправной деятельности, я воздержусь от принятия радикальных решений. Конечно, за Беантом и за другими нужно наблюдать…
– Инду, я боюсь, что доказательства окажутся слишком уж убедительными! – непочтительно перебила Кальпана. – В стране, идёт гражданская война, и я не боюсь заявить об этом. Не время обижаться и капризничать, и каждый здравомыслящий человек должен смириться. Отстрани ты меня под каким-нибудь предлогом – и я поняла бы всё, несмотря на наше давнее знакомство и родственную связь. Если так нужно для безопасности Индии, значит, я всегда буду за такие меры!
Кальпана тряхнула головой, откидывая волосы назад, и щёки её разрумянились от волнения.
– Я закрыла бы тебя собой, но я не могу быть всё время рядом. У меня работа, поездки по стране, семья, другие обязанности. Помни, что ты вчера взяла ответственность за штурм храма на себя и тотчас же превратилась в мишень! Даже если Бхиндранвале будет арестован или убит, он оставит приговор своим последователям. А всех не уничтожить и не упрятать в тюрьму. Не спорю, нужно объяснить сикхской общине необходимость такого шага. Джиотти и его сторонники не откажутся нам в этом помочь. И не бойся оскорбить Беанта Сингха. Если он действительно предан тебе, то всё поймёт и простит. Если же агент прав, и твой охранник связан с экстремистами, он лишится возможности навредить тебе. Инду, я больше ничего пока сказать тебе не могу. Решение примешь ты, и только ты, а я подчинюсь любому твоему распоряжению.
– Излишние меры безопасности только вредят!
Индира прикрыла глаза ладонью от света ночника, который вдруг стал раздражать её.
– Для меня одинаково неприемлемо отстранять представителей различных конфессий от службы и постоянно носить бронежилет. Приговорили? Убьют? Махатму Ганди убили тоже, и очень многих ещё. Я прожила уже достаточно и порядком устала. Всегда любила отдыхать в Гималаях, и всё чаще теперь думаю, что пора мне отдохнуть там же подольше. Я – дочь гор, и Раджнв развеет там мой прах, когда придёт время. Кальпана, молчи! – Миссис Ганди предостерегающе подняла руку. – Не надо ничего говорить, всё уже решено. Я полагаюсь на его слово, но прошу и тебя помнить о моём желании. Благодарю тебя за то, что была в эту ночь со мной. Дай твоего тепла!
Индира сжала руки Калънаны своими холодными, влажными пальцами. Через несколько мгновений ей стало легче.
– Вот так, а теперь иди, отдохни немного. Завтрак закажешь сама – Нат Рам знает, что ты любишь. Если ничего не случится, я хочу поспать подольше. Вечером я обязательно тебе позвоню…
– Спи, Инду. Спи, дорогая.
Кальпана со всех сторон подоткнула одеяло и погасила ночник. Из-за штор уже пробивался серый предутренний свет.
– Не знаю, кто из нас первым получит главные новости из Пенджаба. Мринал обещал сразу же сообщить, как только появятся первые результаты. А он ведь знает много. Больше, наверное, чем сам министр обороны…