- А мне рассказывать нечего, - заговорила Оля. - Я всю ночь не спала. Мне эта история не давала покоя. Предчувствия, интуиция… Мне же Аня все рассказала, и я почувствовала, что близка развязка, что Ане угрожает опасность, что неспроста ее выводят на этот тихий бережок в театральном виде, загримированную под юродивую. Тогда я по мобильнику стала искать Корнилова. Через дежурную часть города, потом по району и дошла, наконец, до его квартиры. А чтобы показать дорогу к озеру поехала навстречу…
- Она тебя, Аня, спасла от смерти, - сказал печально Корнилов.
Аня сняла со лба уже теплую руку Ольги Владимировны и прижала к губам. Та быстро отдернула узкую ладошку, но тут же сама обняла Аню и поцеловала ее в лоб.
- Я действительно мог опоздать, - сокрушенно добавил Михаил. - Я все время опаздывал со своими выводами на один день.
- А ты поверил, что у меня видения и все такое? - спросила Аня.
- Нет, я же говорю, что встретил "китайца" недалеко от Австрийской площади. С этого момента я тебе верил.
- А до этого?
- Ну, до этого… Пока идет сбор информации… Какие-то выводы…
Корнилов смутился, забубнил что-то бессвязное и окончательно сбился.
- Зато как они лихо подлетели к озеру! - спасла его на этот раз смягчившаяся Ольга Владимировна. - На ходу вывалились из машины. Этот азиат успел тебя все-таки оглушить и тащил в воду. Крокодил! ОМОН эту тетку…
- Тамару Лонгину, - подсказал Корнилов.
- Тамару на землю положил. Ты бы видела, Аня, ее физиономию, когда ее в машину повели. Нос черный, а в голове какой-то голубенький цветочек застрял! А этот убийца тебя на руках несет и кричит: "Я свой, сдаюсь, фиксируйте явку с повинной и спасение утопающей!" омоновцы, правда, не такие умные, как Корнилов, оказались. Подумали, что он тебя в заложницы хочет взять. Поэтому "китайцу" потом здорово досталось…
- А где был Корнилов? - вдруг спросила Аня, даже привстав на локте.
Михаил стал делать Ольге Владимировне какие-то судорожные жесты и жуткие гримасы.
- Оля, он, когда морщится, тоже на китайца похож, - засмеялась Аня. - Говори, говори…
- А следователь Корнилов, положив потерпевшую на травку, забыл об исполнении служебных обязанностей, влюбленно на нее смотрел, а потом наклонился и подленько так поцеловал.
- Не было! - крикнул красный от смущения Корнилов.
- Если надо, свидетелем пойду! - возмутилась женщина. - Под присягой пойду!
- Я, может, проверял ее на предмет жизни, - от волнения следователь перешел на великий и могучий милицейский протокол.
- После такой проверки вы обязаны на ней жениться, - сказал Ольга Владимировна.
- Но потерпевшая замужем, - тихо ответил Корнилов, грызя ноготь.
- Да какая она жена! - сказала Ольга Владимировна, обнимая Аню и прижимая к себе. - Ей бы еще в куклы играть. Девчонка совсем. Но с этого дня уже взрослая, настоящая женщина…
- Слушай, Корнилов, - вдруг вспомнила Аня. - Ты же рецепт зеленого чая так и не дорассказал. Он от головы помогает?
- Он от всего помогает. Это же чудодейственное средство. Весь медперсонал этого санатория можно разогнать, а пользовать пациентов и просто отдыхающих этим снадобьем. Только я тебе этот рецепт потом расскажу.
- Когда?
Корнилов сделал какое-то хитрое дыхательное упражнение, а потом выдохнул:
- После нашей свадьбы.
- Ну, этого никогда не будет, - засмеялась Аня.
- Значит, я унесу этот секрет с собой в могилу.
- На здоровье! Оля, ты видела наглеца? Он хочет, чтобы я живого мужа променяла на пачку зеленого китайского чая?
Заключение
…Дальнейшее - молчанье.
На Дворцовом мосту, лицом к Академии художеств, стояли мужчина и девушка. Мужчина был коротко пострижен, лоб и нос его были темными от загара, а белая кожа подбородка показывала, что летом у него была борода. Девушка своей челочкой походила на студентку-первокурсницу, но кошачья пластика движений выдавала в ней молодую, знающую себе цену, женщину. Было видно, что парочка придвинулась близко друг к другу только для того, чтобы шум проезжающих мимо автомобилей не мешал разговору.
- Я дал подписку о невыезде, - сказал мужчина. - Теперь прохожу уже по другому делу - незаконный вывоз и продажа художественных ценностей за границу. А моя старая статья нравилась мне значительно больше.
- Большим авторитетом в камере? - спросила девушка.
- Нет, - он улыбнулся. - Тем, что в твоих глазах я был другим. Не героем, но кем-то настоящим, взявшим на себя грех, убившим гадину. Я ведь и сам поверил, что я убил Пафнутьева. Подошел так запросто и воткнул ему в ухо эту штуковину. Но оказалось, что я даже не знаю, как ее держать. Я целый день тренировался, чтобы показать на следственном эксперименте, что я убил, но переволновался и все забыл. Всех только насмешил. А потом ведь негодяя надо убивать не сразу, а, сказав ему все в лицо, а затем ударить его кинжалом в грудь, в самое сердце. Этому тоже надо учиться.
- Ты, кажется, помолодел?
- Это из-за бороды, - мужчина провел рукой по непривычно голому подбородку.
- Нет, ты стал говорить, как мальчишка.
А еще говорят, что в тюрьме человек грубеет, взрослеет.
- Там по-разному бывает, - сказал он неоп-ределенно. - Но я ни о чем не жалею. Все-таки я тебя встретил и любил.
- А теперь?
- И теперь люблю. Но мне нужно было многое пережить, чтобы научиться говорить простые человеческие слова. Когда они поймали меня в свои сети, сделали маляром с окладом главы "Газпрома", я понял, что это мой конец. Я всегда тешил себя мыслью, что мне ничего не надо, только писать и больше ничего. Оказалось, мне надо слишком много и еще больше. Я чувствовал себя чудовищем рядом с красавицей. Тогда я решил, что нам нужно расстаться, иначе я погублю тебя и в прямом, и в переносном смысле. Я предчувствовал такую развязку, я понимал, что все это кончится трагически. Два таких паука, как Пафнутьев и моя мачеха, убьют друг друга и погубят нас с тобой. Нам надо было расстаться, но я был слишком слаб, чтобы бросить тебя. Сильная любовь слабого человека…. Тогда я стал делать все, чтобы ты разлюбила меня, возненавидела и сама ушла. А еще для того, чтобы Тамара и дядя Виляй перестали воспринимать меня всерьез, как опасного партнера, и мне меньше угрожала опасность. Хотя Пафнутьев подозревал меня, шпионил за мной, тебя вот вербовал в стукачи… Когда же я почувствовал, что мы находимся на грани разрыва, я этого так испугался. Я понял, что не смогу жить без тебя…
- А теперь? - повторила она тот же вопрос.
- Теперь смогу. Теперь я смогу жить без очень многого.
- Значит, ты бросаешь меня? - спросила девушка.
- Да, я бросаю тебя, - ответил мужчина и бросил в Неву недокуренную сигарету.
- Тебя, наверное, посадят? - спросила девушка.
- Конечно, - гордо ответил мужчина.
- А что потом?
- Потом будет совсем другая жизнь. Я могу поехать в тот монастырь. Помнишь, где Акулина и пряники? Женюсь вот на ней, если она к тому времени не помрет. Ведь кто-то должен на ней жениться… Может, уеду в самую пьяную провинцию России. В самую пьяную. Подниму статистику употребления алкоголя на душу населения. Найду самую вопиющую область и уеду туда спасать от гибели детишек. Буду лечить их рисунком и живописью…
- Иероним, а если я не уйду, не брошусь?
Мужчина на некоторое время отвернулся, ища в дальнем от девушки кармане пачку сигарет, но долго ее не находил, потому что она была в противоположном.
- Давай не будем строить новый дом на старом финском фундаменте, - сказал мужчина. - Дом Лонгиных сгорел.
Они немного помолчали.
- Ань, а ты знаешь, - сказал он, внезапно оживившись. - Я же снял слой краски с автопортрета отца. Ну, в правом углу серое пятно. Понимаешь? Знаешь, что я обнаружил под слоем краски? Что хотел Василий Лонгин там изобразить? Думаешь, какой-нибудь ужас? Призрака? Дядю Виляя? Ничего подобного! Там легкими мазками был набросана падающая со шкафа ваза. Помнишь, с длинным горлышком, под греческую амфору? Любимая отцовская ваза. Отец смотрит на ее падение с ужасом, а Тамара, как всегда, с усмешкой, мол, на счастье! Я бы так и назвал картину - "На счастье?" Как ты думаешь Аня? Может, все действительно разбивается на счастье?