- Так просто и познакомилась, - отвечала Аня. - Ничего романтичного. Понимаете, нужна была срочно публикация рецензии - контрольная работа по жанрам журналистики. Лева Великосельский уже тогда во все газеты был вхож. Он мне и подкинул идею. Иди, говорит, на выставку авангардистов, напиши что-нибудь в ироничном ключе, а я в "Калейдоскоп" пристрою. Вот и будет тебе рецензия. На выставке этой я чего только не видела! "Дом, выплевывающий жильцов", "Мона Лиза на унитазе", "Медитация на губной помаде", "Вспотевший лоб убийцы Троцкого", "Российские пожарные тушат горящего жирафа Сальвадора Дали"… Через полчаса беглого осмотра я поняла, что голова у меня становится квадратной, и если меня изобразит реалист, все равно получится портрет в стиле махрового кубизма.
- Кубизм - это когда весь мир в квадратиках? - уточнила Валя.
- Это когда небо в клеточку, - пояснила Ритка. - Потом будешь самообразовываться! Продолжай, Анютка.
- Решила довериться слепому случаю. Подошла к первым попавшимся картинам. Смотрю, миленькие такие пятнышки скачут по оранжевым волосикам, правда, сбоку что-то грязное вытекает, но в какие-то лепесточки превращается. Сразу видно, писал человек жизнерадостный, оптимист. Стала в блокнот записывать краткое описание этого безобразия…
Аня откровенно врала подругам. Дело не в том, что она стеснялась своей работы гардеробщицей. История ее любви с Иеронимом касалась только их двоих и не могла быть темой для девчоночьей болтовни. Это было святое. На выставке же этой она действительно была и даже писала о ней, но тогда они уже подали заявления в ЗАГС. Так что знакомство состоялось не с И. Лонгиным, а с его картинами.
- Рядом мужчина с бородкой встал, заглядывает мне в блокнот и говорит: "А это не кактус, порубленный ятаганом и политый кофейной гущей, это портрет мачехи художника". Я ему: "Мачеха, наверное, бедного мальчика замучила домашними работами? Издевается, бьет маленького художника?" "Что вы, - отвечает, - они почти ровесники…" "Все равно жаль мне этого И. Лонгина. Видите, какие у него печальные слоны маршируют в противогазах? А я сначала подумала, что он - оптимист. Вот на первой картине - какой веселый бульон и столько в нем зелени, укропа, петрушки!" "Нет, я не оптимист, - отвечает, - а это не бульон, а "Композиция № 18Б"". Тут я догадалась, что это и есть тот самый И. Лонгин. Удача какая! Можно тут же взять интервью у художника! Я его спрашиваю: "А это не ваша картина у нас в учебнике "Родная речь" была - "Начальника политотдела армии Л. И. Брежнева выбрасывает за борт взрывной волной во время высадки десанта"?" "Нет, это мой отец - Василий Лонгин". Тут мне впору было очерк уже писать. Отец - придворный художник, сын - авангардист, мачеха - убийца Троцкого, глотательница кактусов или вроде того… Так и познакомились.
- Слушай, так ты, когда закончишь университет, будешь работать журналисткой? - спросила Валя. - В газете или даже на телевидении?
- Честно говоря, девчонки, - вздохнула Аня, - я уже этой болезнью переболела. Не нравится мне журналистика. Да и не получится из меня настоящей журналистки никогда. Как вам объяснить? Ну, не согласна я с такой формой познания действительности, когда требуется лезть к кому-то с дурацкими вопросами, стараться запихнуть живую жизнь в ограниченные рамки жанра и потребностей публики…
- Во завернула! - восхитилась Валя. - А говоришь - не получится журналистки. Уже получилась…
- Помолчи, Валька-дурочка! - прикрикнула на нее Ритка. - Ты бы еще про авангардную живопись поговорила! Дай хоть по делу человека спросить. Аня, а правда, что твой покойный свекор - миллионер?
- Правда.
- Так, значит, твой муж наследовал или унаследовал… Как правильно?.. Короче, получил богатое наследство?
- Получить-то получил, но еще не понятно что, - усмехнулась Лонгина.
- Счастливая Анька! - Ритка закивала головой, и Валька тоже, ей в такт. - Так у вас и дом, наверное, и квартира, и иномарка?
- Есть вроде. Не знаю только, насколько это мое. Да и надо ли оно мне? Вот что у меня точно есть в собственности, только мое и никого больше, так это картина Таможенника…
- Какого таможенника?
- Я сама сначала не поняла. Василий Иванович лично мне завещал одну картину. А Таможенник - это прозвище знаменитого французского художника Анри Руссо. Он таможенником когда-то работал, вот его так и прозвали. Странная такая картина. Экзотический лес с тропическими фруктами на ветвях. Обнаженная девушка заходит в лесное озеро, чтобы искупаться. А в воде отражается большая черная кошка. Называется картина - "Прыжок черной пантеры".
- Тоже авангард? - просила Валя, боязливо поглядывая на Ритку.
- Спроси что-нибудь полегче, - ответила Аня. - Хотя я немного почитала про него в справочнике. Раз уж он мне достался… Руссо рисовал в стиле "наивной" живописи.
- Наивной, - повторила Валя. - Что же тебе только одну картину завещал свекор?
- Одну-единственную.
- А может, она дорогая, картина эта?
- Думаю, квартиру в центре Питера на эти деньги купить можно. Но мне кажется, что он не поэтому ее мне завещал. Он, вообще, был странный человек. Разговаривал необычно, вел себя не так, как все. Мне кажется, что эту картину он мне не просто так завещал, а хотел меня предупредить, что ли?
- О чем предупредить? Чтобы ты не ходила купаться в джунглях? - засмеялась Ритка. - Какая жалость, а я думала, мы завтра с утречка на речку сбегаем. А, подруги? У нас, кажется, пантеры не водятся? В любом случае, мы тебя Анька так просто какой-нибудь драной кошке не отдадим. Аня, что с тобой, подруга?
- Да нет, ничего, это я так…
Ерунда какая-то. Акулина вспомнилась со своими странными словами. Черная кошка, желтый властелин, тихая вода… Не верить священнику или чему-то священному… Василий Иванович тоже предупреждает с того света. Сама, буквально на ходу, придумала это подругам, а поверила в свои слова только сейчас. Ведь черная пантера - и есть черная кошка? Чепуха какая-то! Акулина, наверняка имела в виду кошку, которая через дорогу перебегает. Обычная примета, суеверие. А тихая вода? Не купаться ей, что ли?..
- Ну, завтра? Первый луч солнца? Молочный туман? Бодрящая водичка? Не боишься, Анька? Заметано?
- Заметано…
Как будто замётным неводом, перегородили девчонки утреннюю речку визгом и смехом. Так, наверное, купались на зорьке и при татарах, и при Петре, и при военном коммунизме. Пока вода будет мокрая, так и будут лететь брызги от женских рук и ног множеством отражений этого прекрасного мира.
Речка бежала весело и резво, и не было нигде ни тихой воды, ни черной кошки, ни, тем более, желтого властелина. Может, это солнце - желтый властелин? Но оно только выходило из-за деревьев и было розовое, свое, родное, без всяких там властных амбиций. Жизнь без суеверий и глупостей, без зависти и обмана! Просто жизнь!..
Такими чувствами переполнялась Аня в это утро, отдуваясь и отплевываясь, ныряя с головой, но почему-то опасаясь брызг, которыми доставали ее девчонки. Когда над речкой прозвучала знакомая мелодия, она не сразу сообразила, что это проснулся ее мобильник. Подплывая к берегу и выбегая на непрогретую еще траву, Аня подумала, что звонок в бассейн - дело обычное, естественное, а вот сюда, на лесную речку - какое-то кощунство…
Звонил Иероним. В такую рань? Он, наверное, еще спать не ложился?
- Аня! Все с наследством решилось. Поздравь меня. Дом в Комарово сгорел… Так и сгорел, как простая, старая деревяшка. Что тут удивительного? И жирафы горят, и рукописи, и холсты. Да, обвалился горящий пол, и огонь перекинулся в подвал, вся коллекция погибла. Твой Таможенник? Естественно, тоже. Ты думаешь, нарисованное озеро может затушить пламя? Не переживай, бери пример с меня. Что ни делается, все к лучшему. Слыхала такую философию? Такой получился погребальный костерок! Соседи говорили: выше сосен было пламя. А что там у тебя за смех? Празднуете?.. Купаетесь?.. С кем?.. Спозаранку?.. Ну понятно. У нас тут огонь, а у вас - вода. Все нормально. Приезжать тебе? Не знаю. Как хочешь. Дело твое. Я в абсолютном порядке и совершенно спокоен. А что мне? Со мной мое главное наследство - мой талант.
Часть вторая
Ложь священного имени
Глава 8
О женщины, вам имя - вероломство!
Нет месяца! И целы башмаки,
В которых шла в слезах, как Ниобея,
За отчим гробом. И она, она -
О Боже, зверь, лишенный разуменья,
Томился б дольше! - замужем! За кем!..
В ста метрах от мастерской мужа делил лестничную площадку с агентством недвижимости магазин эзотерической литературы и восточных прибамбасов. Аня частенько заходила туда, чтобы купить какую-нибудь священную безделушку: хрустальную пирамидку, можжевеловые шарики, сандалового слоника, многорукую статуэтку… Ей представлялось, что грозные в прошлом идолы, способные вызывать грозу, прекращать засуху и предотвращать эпидемию, теперь высохли до сувенира и, в лучшем случае, могут облегчить головную боль. На дверях магазина отпечатанные на принтере объявления приглашали в кришнаиты, в школу индийских воинов-кшатриев, в секции группового исцеления.
Аня воображала себя в окружении экзотических адептов. Ей очень пошли бы красная точка на лбу и яркое сари. Хороша бы она была и в китайском костюме на шнурочках. Или в древнеегипетской позолоченной одежде, с удлиненными глазами - вылитая Клеопатра! К тому же она читала в "желтой" прессе, что египетская царица была небольшого роста и с челочкой. А глаза Аня удлиняла себе, сидя на лекциях в университете. Очки она носить стеснялась и, глядя на доску, оттягивала в стороны края век, чтобы сфокусировать какое-нибудь мудреное слово, написанное мелом. "Бихевиоризм", например.
Стать главой секты бихевиористов было бы заманчиво. Надо только придумать красивые одежды, колокольчики-бубенчики, отгоняющие злых духов, и выбрать какую-нибудь историческую праматерь - к примеру, Анку-пулеметчицу. Ане представились хрустальные пулеметики "Максимки", направляющие энергетические потоки в нужном направлении, сандаловые тачаночки и она сама - в развевающемся кумачовом платье прямо на голое тело…
А может, это все от одиночества? Лютого городского одиночества, которое стережет ее и в мастерской мужа за китайской ширмой, и на улице в сырой подворотне или за ярким рекламным щитом?.. С какого времени Аня почувствовала его, ведь она уже успела к нему привыкнуть, свыкнуться, как с неизлечимой болезнью? Наверное, с прошлого лета, с пожара в Комарово, когда сгорел старый неуютный дом. Тогда был первый приступ. Она так сильно горевала о скрипучем старике, как не печалилась о смерти свекра. К одному из стариков она все же привыкла больше, привязалась к нему, как бельевая веревка на веранде. Иероним со странным торжеством в голосе говорил, что не верит жене, считает, что она страдает по сгоревшему наследству, особенно, по "Прыжку пантеры" Таможенника - Анри Руссо. Аня в ответ огрызнулась, сказав, что только Иерониму "дым отечества и сладок и приятен". А потом махнула на него рукой: пусть думает, как ему удобно. Вообще-то, она не верила, что он не верит.
Училась она теперь заочно. Приезжала на факультет только на установочные лекции и экзаменационные сессии. Одногруппников-очников встречала редко, теперь ее окружали на факультете новые люди, все какие-то бывшие: бывшие комсомольские работники, бывшие политруки, был даже один бывший актер откуда-то из Северодвинска. Эти бывшие наперебой принялись за ней ухаживать, отчего Аню невзлюбила женская часть заочного отделения. Но Иероним в дни сессий, как нарочно, вспоминал о жене и заезжал за ней на машине, отсекая любые возможные проводы и ужины. Играл в ревность или действительно ревновал.
Постоянной работы у Ани не было. Писала время от времени в бульварные журналы и газеты, в основном, для предоставления в университет. И вообще, до окончания учебы не стремилась искать приличную работу. В деньгах она и раньше не особенно нуждалась, а теперь и вовсе, что называется, "могла себе многое позволить".
Дело в том, что Иероним Лонгин за этот год стал необычайно востребованным на Западе художником. Никакой Никита Фасонов не мог сравниться с ним по количеству дорогих заказов. Что-то такое Иероним уловил, что-то поймал в своих по-прежнему авангардных работах. Потому что старые полотна, которые, по мнению Ани, были не хуже и не лучше новых, так и пылились в мастерской. Их не брал ни огонь, ни покупатель. Зато новые произведения Лонгина-младшего расходились мгновенно, краска не успевала просохнуть. Иероним купил новенький джип, дал крупную взятку и получил в аренду мастерскую на Австрийской площади, которую ему, не сообразуясь с российским законодательством, завещал отец. Так он мог завещать сыну и саму Австрийскую площадь…
Аня просила мужа купить, а лучше построить загородный дом. Но он сказал, что после пожара в Комарово не может в ближайшее время заводить новый. Нужно время чтобы душевная рана, а вернее, ожог, затянулась. Чтобы жена не расстраивалась, он подкидывал Ане "на булавки", словно она собиралась покупать целый булавочный склад или галантерейный магазин. Чем лучше и благополучнее была Анина жизнь, тем неспокойнее становилось у нее на душе. Какая-то черная кошка царапала ее изнутри - возможно, со сгоревшей картины Таможенника.
В этот день она напрасно съездила в университет, преподаватель прогулял семинар. "Заболел", - сказала методистка с безадресной злобой в голосе. По блестящим носу и глазам руководителя семинара Аня безошибочно могла поставить ему диагноз. Сердитая методистка расписалась в зачетке у всех присутствующих и отпустила их домой.
На радостях Аня решила приготовить "горячий холодный борщ". Этот кулинарный рецепт родился прошлым летом, еще в старом доме. Только она нарезала окрошку для борща и поставила остужаться свекольную воду, как на кухню ворвался Иероним. Он только что выяснил отношения с мачехой, а после скандалов у него просыпался зверский аппетит. Такая у него теперь была особенность - после драки махать ложкой или вилкой.
- Что у тебя там? Наливай!
- Подожди немного. Это же холодный борщ. Ему надо остыть.
- Плевать - наливай! Умираю…
Аня тогда не стала спорить, налила полную тарелку дымящегося холодного борща. Иероним сказал, что ничего в жизни вкуснее не пробовал. С тех пор "горячий холодный борщ" стал ее фирменным рецептом. Готовился он просто, вот подготавливался сложнее. Аня все время что-нибудь из компонентов забывала купить, и приходилось возвращаться. А Петроградская сторона - не самое удачное место для путешествий с продуктовыми кошелками. На этот раз Аня вспомнила уже у самого подъезда про зеленый лук.
"Надо брать мужа с машиной и делать шопинги, - решила она твердо. - Мелкими набегами я уже сыта по горло. Или самой получить права, купить какой-нибудь "гольфик" или "гульфик". Вон баба несется по Каменноостровскому на "опеле", а вон еще одна, еще…" Женщин-водил было так много, что Ане показалось, будто она - последняя из женщин, бредущая по улице с хозяйственной сумкой, из которой торчат перья лука. Ей даже стало как-то неудобно. Но, с другой стороны, мечту она себе придумала хорошую - курсы, экзамены, стрессы, первые вмятины, разборки на дорогах… Это уже какая-то другая жизнь.
Решено! Она вошла в подъезд и стала подниматься по лестнице, вслух перечисляя составляющие холодного борща, словно детскую считалочку. Яйца, свекла, колбаса, лук… На "огурцах" она уже звенела ключами. А уксус? Есть ли у них уксус? Полцарства за уксус! Кажется, Иероним брал зачем-то уксусную кислоту, для каких-то художественных нужд…
Оставив в прихожей сумки, Аня заглянула в мастерскую и тут - словно хлебнула уксуса, может, даже уксусной кислоты. В центре светлой и просторной студии, недавно отремонтированной, еще пахнущей не художественными, а бытовыми красками, прямо на полу сидела незнакомая девица, одетая только в солнечный свет. Иероним стоял перед совершенно чистым листом бумаги, голый по пояс и почему-то согнувшись. Наверное, начал рисовать снизу. Он то поглядывал на девицу, а потом на лист бумаги, то делал какие-то движения рукой, но, к сожалению, в руке ничего не было - ни карандаша, ни уголька.
- Карандашик забыл взять, - тихо проговорила Аня.
Девица сначала испуганно вытаращила на Аню глаза, но, увидев миленькое личико и трогательную челочку, как-то сразу успокоилась. Аня прочитала в ее взгляде что-то похожее на презрение, будто голой среди одетых была как раз Аня. Девица явно сомневалась в скандальных способностях молодой жены.
- Ты мешаешь мне работать с натурой, - проговорил Иероним несколько осипшим голосом.
- Подать тебе карандашик? - таким же тихим голосом спросила Аня. - Или ты чем-нибудь другим теперь рисуешь?
- Оставь свой ернический тон. Сразу видно настоящую журналистку: не понимает ничего, но сразу же делает глупые, поспешные выводы.
- Разве я делаю выводы? Я задаю вопросы, можно сказать, интервьюирую. Иероним Васильевич, что это вас так скрючило? Вы, часом, не карандашик пропавший проглотили? Без комментариев? Хорошо. Тогда такой вопрос: как будет называться будущая картина? "Не ждали"? Где-то я такую картину уже видела…
- Если тебя действительно интересует, я могу тебе сказать. Это будет сюрреалистическая работа…
- Может ню-реалистическая?
- Скорее, в духе постмодернизма, - впервые за два года супружества Иероним давал ей объяснения по поводу своей техники живописи, можно сказать, оправдывался. - Рабочее название картины - "Бритни Спирс - лохотронщица на Апрашке". По-моему, идея неплохая…
- По-моему, тоже. Но только она не очень-то похожа на Спирс.
- Кто?
- Красный конь в пальто! С картины Петрова-Водкина. Все голые, а красный конь один в пальто, как дурак! - Аня позволила себе немного резкости. - Натура твоя - брюнетка, да и фигура… Лохотронщицы, кажется, стоя работают?
- При чем здесь - брюнетка или блондинка? Главное - поймать образ, а в сюрреалистическом сюжете главное - деталь. Вкусная деталь…
- Насчет вкуса, - перебила его Аня. - Ты брал уксусную кислоту?
- Да. Брал, - с показной честностью признался Иероним. Наконец, он выпрямился, сделал пробный шаг, уже смело подошел к полке, взял прозрачную бутыль и подал Ане. Смотреть он еще предпочитал несколько в сторону.
- У меня неожиданно родился еще один сюжет, - сказала Аня, покачивая на руке бутылку и задумчиво глядя на обнаженную девицу. - "Горящая Бритни Спирс". Это будет покруче пылающих жирафов Дали. Жирафов не жалко - их много, а Спирс - одна. Почти родственница. Вот и натура подходящая. Давай обольем ее бензином и подожжем? Сколько она будет гореть? Успеешь набросать?
- Успею, - кивнул Иероним, но тут же взвился: - Ты с ума, что ли, сошла?! Хватит с меня пожаров. Вообще, кто это в доме погорельца говорит о бензине и поджоге? Жена называется!.. А вообще, идея хорошая. Надо подумать. "Горящая Бритни Спирс". Как бы сгорает в творческом огне. Вспыхнувшая поп-звезда на поп-небосклоне. Вспыхнула и сгорела. Ты, Аня, молодец, даже умница!..
Обнаженная натура не разделяла его восторга перед этой идеей. Глаза девицы испуганно забегали, она стала озираться в поисках одежды, которая была разбросана по всей студии. Она, конечно, слышала поговорку "муж и жена - одна сатана", но не предполагала, что до такой степени. Однако путь к отступлению был отрезан - в дверях стояла чокнутая с бутылкой в руках. Возможно, с бензином.