Как экономическая теория формирует политику: нежелательность и противозаконность социальных связей
Большинство традиционных экономистов привычно игнорирует наличие социальных связей между конкурентами. Когда же они принимают их во внимание, то относятся к подобным связям со скрытым подозрением или открытым негативизмом. Доминирует убеждение, что личные связи между хозяйственными агентами, производящими один и тот же товар, означают конец свободной конкуренции [Stigler 1946: 226]. Попытки кооперации, если они затрагивают установление цен или вопросы раздела рынка, трактуются как картельные соглашения, считающиеся опасной формой ограничения конкуренции [76]. Но даже если такая кооперация отсутствует и конкурирующие стороны непосредственно не взаимодействуют друг с другом (то есть не только не договариваются о согласованных действиях, но даже не обмениваются информацией непосредственно в сетевом взаимодействии), их отношения все равно могут трактоваться как молчаливый сговор (tacit collusion) (отметим явно негативную коннотацию данного термина), если конкуренты независимо друг от друга координируют свои действия, и де-факто достигается тот же результат, что и при картельном соглашении (например, устанавливается единый уровень цены) [Авдашева, Шаститко, Калмычкова 2007: 235]. Интересно, что молчаливый сговор может возникать в результате внесетевого публичного обмена информацией (то есть без всякого сговора в собственном смысле слова) [Авдашева, Шаститко, Калмычкова 2007: 249], и, например, в исследуемом нами случае с ритейлом подобное происходит автоматически, ибо все розничные цены в магазинах доступны для открытого наблюдения. Это означает, что установление сходного уровня цен на аналогичные товары в результате координации действий конкурентов (то есть их итерационной подстройки друг под друга) вполне может квалифицироваться как молчаливый сговор, который, в свою очередь, рассматривается как явная угроза саморегулирующимся механизмам рынка.
Но даже более важно то, что подобные взгляды, культивируемые экономической теорией и редуцирующие социальные связи к явным и неявным сговорам, наглядно воплощаются в экономической политике и действиях законодателей. Они образуют ядро целого ряда положений, закладываемых в основу антимонопольного регулирования, исходящего из того, что для поддержания конкурентного порядка участники рынка должны вести себя совершенно независимо. В соответствии с Федеральным законом "О защите конкуренции", принятом в 2006 г. (№ 135-ФЗ), социальные связи между конкурентами трактуются как соглашения или как согласованные действия. Соглашения определяются как письменная или устная договоренность (то есть, по существу, в случае ведущих участников рынка могут трактоваться как картельный сговор). Что же касается согласованных действий, то под ними имеется в виду отнюдь не реализация заключённых соглашений; скорее перед нами не вполне удачное обозначение так называемых параллельных действий. Последние подразумевают, что конкурирующие участники рынка реализуют свои интересы, действуя сходным образом не просто вследствие одних и тех же обстоятельств, но заранее зная о действиях других (ст. 8, п. 1) [77]. По сути, в экономических терминах имеется в виду молчаливый сговор.
Конечно, сами по себе соглашения и согласованные действия не являются незаконными деяниями, но лишь вызывающими подозрение и нуждающимися в специальной проверке. Они запрещаются Законом, лишь если совершаются продавцами с достаточно высокой суммарной долей на рынке и приводят к ограничению конкуренции. Но если посмотреть, как трактуются признаки ограничения конкуренции - например, установление или поддержание цен (тарифов), скидок, надбавок (доплат), наценок; необоснованный отказ от заключения договора с определёнными продавцами или покупателями; навязывание контрагенту невыгодных для него условий договора и др. (ст. 11, п. 1), - становится ясно, что при подобных определениях установление нарушений зависит не от строгих экономических расчётов, но в решающей мере от косвенных свидетельств, включая жалобы контрагентов и признания конкурентов, а также от их интерпретации. Поскольку подобные свидетельства могут быть ненадёжными, а интерпретации в наших условиях - весьма вольными, возникают реальные риски того, что подозрительные действия легко могут оказаться незаконными. При установлении же нарушений в судебном порядке компаниям грозят немалые оборотные или фиксированные штрафы, а их руководителям с 2009 г. грозили уголовные преследования. Правда, в 2010 г. ФАС России несколько ослабила первоначальную позицию: теперь уголовная ответственность может возникать лишь при доказательстве межфирменных соглашений, но не при совершении согласованных (параллельных) действий. Однако это важное смягчение не меняет принципиальных основ самого подхода, заимствованного, по сути, из конвенциональной экономической теории.
Отсюда следует: для того чтобы оставаться в рамках закона и не стать объектом специальных разбирательств со стороны государственных регулирующих органов, поведение крупной фирмы должно полностью соответствовать модели экономического человека, как она представлена конвенциональной экономической теорией, а те, кто отклоняются от этой модели, рискуют оказаться объектом для весьма ощутимых санкций.
Заметим, что подобная интерпретация соответствует логике набирающего популярность перформативного подхода в экономической социологии, демонстрирующего, как экономическая теория не просто отражает, но помогает активно конструировать современные рынки, узаконивая и объясняя одни регулятивные практики и отвергая другие подходы (в данном случае более социально ориентированные) [MacKenzie 2006; Callon 2007].
Если же вернуться к практике регулятивных действий, то в 2008 г. руководитель Федеральной антимонопольной службы России сделал программное заявление, суть которого заключалась в том, что самое опасное - это картели [Артемьев 2008]. При этом, повторим, под сомнение ставились не только соглашения, но и согласованные (параллельные) действия. И пусть согласованные действия в российской и мировой практиках не часто становятся предметом судебных разбирательств, важен сам принцип, в соответствии с которым отказ хозяйствующих субъектов от самостоятельных действий в пользу координации на товарном рынке по определению относится к признакам ограничения конкуренции (ст. 4, п. 17).
Интересно, что для чиновников ФАС России проблема сводится преимущественно к технической стороне - доказательству согласованности действий между конкурирующими компаниями. Чиновники признают, что доказать наличие картельных соглашений и тем более согласованных действий между участниками рынка совсем не просто, если только кто-то из них не будет добровольно содействовать регулирующим органам, то есть не донесёт на других участников, раскрыв информацию о сговоре. В этом случае оппортунист, разорвавший социальные межорганизационные связи, будет официально вознаграждён - в рамках программы освобождения от ответственности за совершённые нарушения [78]. Федеральная антимонопольная служба также предлагала наделить правоохранительные органы правом прослушивания телефонных разговоров тех, кто подозревается в картельных соглашениях, чтобы было легче собирать доказательную базу [Артемьев 2008]. Социальные контакты могут стать, таким образом, объектом проведения специальных операций и полицейского наблюдения.
К чему приведут подобные меры? Многие эксперты считают, что никаких изменений не произойдёт, поскольку нормы, предлагаемые ФАС России, никогда реально не заработают. Мы же полагаем, что определённые следствия в любом случае будут. Во-первых, испытывая подобное давление, конкурирующие стороны будут вынуждены избегать заключения формальных соглашений, перенося усилия по координации действий в теневую сферу или прибегая к опосредованным формам такой координации - через открытые источники рыночной информации. Правда, исключение может коснуться объединений малых и средних фирм. Не случайно чуть ли не единственно жизнеспособным и заметным среди закупочных союзов в ритейле к 2008 г. оказался альянс, сформированный в рамках Союза малых сетей России. Однако создавать такие объединения небольшим компаниям объективно сложнее. Во-вторых, в российских условиях ужесточение регулятивных мер по пресечению согласованных действий участников рынка почти непременно породит новые формы хищнической конкуренции, использующей инструменты неэкономического характера для затруднения деятельности конкурентов или даже для выдавливания их с рынка.
В противовес изложенным асоциальным взглядам экономическая социология рассматривает социальные связи и возникающие на их основе институциональные образования как встроенные элементы любого рынка. Установление таких связей вовсе не обязательно свидетельствует об олигополистическом заговоре и подрыве основ добросовестной конкуренции, хотя мы не собираемся отрицать, что картельные сговоры между ведущими участниками рынка возможны, и при определённых условиях они способны приводить к злоупотреблениям. Мы ни в коей мере не утверждаем, что возникновение социальных связей автоматически поддерживает конкуренцию и приносит дополнительные общественные блага. Мы говорим другое: определение характера и последствий использования таких связей требует более глубокого анализа, который становится невозможным, если социальные связи отвергаются с порога или изначально трактуются как однозначно разрушительный фактор. Необходимо содержательное изучение тех конкретных условий, при которых социальная координация и кооперация способствуют развитию конкуренции или, наоборот, препятствуют ей.
Наконец, мы хотели бы привлечь внимание к тому, что академические дебаты о природе и фундаментальных основаниях экономической конкуренции могут иметь прямой выход на экономическую политику, что в данном случае особенно характерно для текущей политической ситуации в сегодняшней России. Конвенциональные экономические взгляды, в соответствии с которыми чуть ли не любое согласование действий между конкурентами на рынке воспринимается как сговор и прямое нарушение условий добросовестной конкуренции, без труда обнаруживаются в ключевых положениях существующего антимонопольного законодательства. Действующий ныне Федеральный закон "О защите конкуренции", принятый в 2006 г., и проекты антимонопольных законов, обсуждавшихся впоследствии, формально запрещают социальные связи между участниками рынка и довольно однозначно трактуют их как незаконный сговор. Таким образом, упрощённые экономические взгляды импортируются в сферу практической политики и антимонопольного законодательства.
В связи с этим задача экономической социологии - показать, что социальная координация вовсе не обязательно сопряжена с нарушением условий свободной конкуренции. Отношения между конкурентами в принципе более сложны и неоднозначны, нежели это представляется большинству экономистов и лицам, принимающим политические решения. Не только конкуренция может способствовать формированию социальных связей, как мы показали выше на основе количественных данных. Обратное тоже верно: социальные связи также могут не разрушать, а наоборот, поддерживать конкурентный порядок.
Основные выводы
Традиционные течения экономической теории отвергают кооперацию между конкурентами или считают её разрушительной для сил свободной конкуренции и эффективного распределения ограниченных ресурсов. Согласованные действия, не говоря уже о формальных соглашениях, как правило, при таком подходе воспринимаются как препятствие на пути саморегулирующихся механизмов рынка. Экономическая социология предлагает другое видение конкуренции, представляя её не как реализацию антагонистических устремлений разрозненных и независимых акторов, но как социальное действие, ориентированное на других участников рынка.
Принимая эту исследовательскую стратегию, выработанную разными направлениями современной экономической социологии, мы предприняли в данной части работы попытку продемонстрировать, что межорганизационные связи важны для характеристики отношений даже в случае прямых конкурентов, которые по определению не должны вступать друг с другом в экономические сделки. Результаты представленного исследования показывают, что значительная часть участников рынка на самом деле вовлечена в межфирменную координацию своей деятельности. Причём их взаимное наблюдение и непосредственное взаимодействие не являются каким-то отклонением от нормального рыночного порядка. Напротив, они оказываются встроенным элементом обычных рыночных практик.
Рассуждая подобным образом, важно не допустить пересоциализации понятия экономической конкуренции. Мы видим, что кооперация между участниками рынка отнюдь не универсальна, её интенсивность весьма неравномерна, а формы социальной координации крайне разнообразны. Поведение конкурентов предстаёт в виде сложных комбинаций атомизированных действий и социальных связей, которые отражают различную степень структурной и институциональной укоренённости в зависимости от того или иного рыночного контекста.
В результате эмпирической проверки оказалось, что на деле слабые социальные связи куда более распространены, чем сильные. Причём слабые связи, как правило, образуют основу для формирования более сложных форм социальной координации. Это восхождение по лестнице форм социальных связей обусловлено различными позиционными и отношенческими факторами.
Было установлено, что факторы, характеризующие давление рынка и отношения между компаниями, находящимися в одном или в смежных организационных полях, во многом оказываются важнее для формирования социальных связей, чем характеристики самих фирм.
Интересно, что усиление рыночного давления, включая возрастающий уровень конкуренции, аккумулирование власти деловыми партнёрами и усиление плотности рыночной ниши не только не разрушают социальных связей, но даже способствуют их возникновению, что противоречит распространённой концепции "враждебных миров". Полученные результаты сходны с выводами М. Ботнера, который продемонстрировал на примере распространения новых технологий, что взаимная межфирменная зависимость для структурно эквивалентных фирм возрастает с повышением уровня конкуренции между ними [Bothner 2003].
В то же время мы вынуждены признать, что подобный вывод эмпирически обоснован лишь для исходной, наиболее слабой формы социальных связей, выражающейся в мониторинге действий конкурентов. Следует признать, что на сегодня наше знание механизмов воздействия конкуренции на формирование более сложных социальных связей, так же как и знание механизмов их обратного воздействия, довольно ограничено.
Отсюда вытекает чрезвычайная важность для экономической социологии разработки ясной исследовательской программы, которая помогла бы раскрыть сложные и разнообразные зависимости между конкурентными действиями и социальным обменом. Сегодня уже явно недостаточно повторять, как заклинание, что социальные связи между участниками рынка имеют значение. Точно так же их воздействие не должно восприниматься как нечто универсальное и инвариантное. Мы должны заняться изучением сложных взаимосвязей и разнообразных комбинаций атомизированных и укоренённых действий, внимательнее относиться к рассмотрению тех специфических структурных и институциональных контекстов, в которых протекает рыночный обмен. Это означает, помимо прочего, что деловые практики участников рынка представляют собой специфические констелляции эгоистической экономической борьбы и ориентированных на другого социальных связей. В свою очередь, социальные связи тоже вовсе не обязательно устраняют конкуренцию. Их роль не сводится к ограничению свободных рыночных сил, напротив, они служат одним из важнейших инструментов, защищающих рынок от серьёзных провалов и разрушительных ценовых войн между конкурентами. Сотрудничество, таким образом, не следует сводить к сговору и рассматривать как изначально противоправное деяние, связанное с ограничением конкуренции на рынке.
Глава 7. Как формируется спрос на государственное регулирование рыночных правил (на примере разработки и обсуждения федерального закона о торговле)
С принятием в 1992 г. Указа Президента России "О свободе торговли" розничная торговля превратилась в самую либерализованную отрасль российской экономики. Основная часть предприятий розничной торговли вскоре была приватизирована. Однако эти предприятия были слишком мелкими, чтобы вызвать серьёзный интерес со стороны государственных регуляторов. Сколь-либо внятная государственная политика по отношению к данному сектору отсутствовала. И проблемами отрасли в течение почти полутора десятилетий мало кто интересовался.
Разумеется, это не означало, что торговые предприятия оставались без внимания контролирующих и надзорных органов. Напротив, в контролёрах никогда недостатка не было. Так, Государственный таможенный комитет России (ныне Федеральная таможенная служба России) развернула с начала 2001 г. кампанию по легализации бизнеса через усиление контроля над таможенной стоимостью в целях скорейшего наполнения государственного бюджета, необходимого для эффективной консолидации государства [Радаев 2002; 2003а]. Роспотребнадзор следил за соблюдением прав потребителей на основе принятого ещё в 1992 г. закона о защите этих прав. Пожарные инспекторы, представители санэпиднадзора, налоговых служб, правоохранительных органов "опекали" торговые предприятия, контролируя выполнение множества мелких и крупных требований и извлекая выгоду из того, что выполнить все предписанные требования было практически невозможно.
Тем не менее в целом торговая сфера длительное время оставалась вне системных регулятивных мер, по крайней мере на федеральном уровне. Государство не спешило определить свою стратегию в отношении отрасли, которая считалась заведомо "нестратегической". Правда, попытки разработки закона о торговле предпринимались ещё с середины 1990-х гг., но они ничем не завершались. Та же судьба постигла разработанные в 2002 г. проекты Концепции развития внутренней торговли: Министерство экономического развития и торговли России оставило их без внимания, так же как и попытки представить проект федерального закона о торговле чуть позже, в 2004 г.
И вдруг в 2006 г. ситуация изменилась. На внутреннюю торговлю обратили внимание на самом высоком политическом уровне. Первым пробным камнем стало принятие в рекордно короткие сроки Федерального закона "О розничных рынках и о внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации" от 30 декабря 2006 г. (№ 271-ФЗ). Этим законом предписывалось в течение одного квартала снизить долю продавцов-иностранцев в торговых палатках и рынках до 40 % от общего числа продавцов, а до конца 2007 г. и вовсе свести её к нулю. Кроме того, мигрантам запретили торговать алкоголем и медикаментами. Вытеснение с рынков продавцов-иностранцев проводилось под маркой борьбы с нелегальной миграцией и отстаивания интересов локальных производителей. Впрочем, и здесь речь шла пока не столько о проблемах торговой отрасли как таковой, сколько о косвенных мерах ограничительной миграционной политики.