Книга издавалась без аннотации.
=========================
Описание (найдено в сети):
Смешной детектив о том, как сантехник Авенир становится детективом и с успехом расследует подвернувшееся ему дело, связанное с вьетнамцами, живущими недалеко от него на пустыре. Детектив читается легко. Написан интересно и с юмором. Сюжет лихо закручен.
Содержание:
-
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
-
ГЛАВА ВТОРАЯ 8
-
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 15
-
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 22
-
ГЛАВА ПЯТАЯ 28
-
Примечания 35
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ
ПУСТЫРЬ ЕВРАЗИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
От перемены профессий зарплата не изменяется!
- Пошел вон! - возмутилась хозяйка, едва Авенир заикнулся про полтинник.- Халтурщик! Откуда у тебя руки растут? Отдай полотенце, зараза!.. - Она выдернула голубое, как небо, полотенце, которым горе-сантехник оттирал черные пятна на руках и лице, и даже замахнулась им: - Ух-х!..
Она была собственницей. Чужой душой. Авенир это сразу почувствовал.
Он послушно собрал интеллигентно драный саквояжик и сначала хотел уйти молча, но, будучи человеком щедрым и великодушным, не сдержался:
- Между прочим, вы слишком много льете масла на сковороду. Неэкономно. И для здоровья вредно. И цветок у вас стоит на свету, а ему нужно в тень. А насчет халтурщика - не надо скупердяйничать. Купили бы хорошую обвязку, а не это пластиковое гэ, - она бы и не лопнула!
За дверью он презрительно пожал плечами и гордо зашагал вниз, на ходу указав встречному жильцу, что собаку следует выводить в наморднике. Его раздражала чужая необязательность, пройти мимо он просто не мог. Работник питерского ЖЭКа как-никак.
Его новое жилье находилось неподалеку, на улице с гордым названием Водопроводная, в одном из мест славного города Санкт-Петербурга, где никогда не появится метро. Располагалось жилище под одной крышей с жилконторой и было временным. По причине богатства и разносторонности натуры Можаев еще не решил окончательно, кем станет и где будет жить. Не нашел себя, хотя возраст имел… Средний. В сантехники он подался после развода, дабы обрести пристанище, а еще потому, что услыхал случайно в троллейбусе, что это теперь золотое дно для человека с хорошими руками.
Авенир хорошо знал этот старый район на Ржевке, вблизи Пороховых. В своем гулком дворе у старого, вросшего порогом в землю подъезда он увидал знакомое авто и обрадовался. Не потому, что у хозяина можно было взять взаймы, а просто потому, что встретил хорошего человека.
- Гарик, привет! Как тебе не стыдно разъезжать в такой замарашке?! Мойка в конце улицы, могу показать. И кстати, одолжи рублей триста. Или сто…
- Я балдею от тебя, Можаев,- восхитился человек в машине. Он хорошо знал Авенира.- Вошь ты подзаборная. Ты у кого бабки стреляешь? У меня? Ты забыл, сколько должен?
- Помню… - вздохнул Авенир. Память у него была феноменальная. В университете он всех поражал своей памятью, и Гарика тоже.
- Два дня даю. Не отдашь - метелить стану каждое утро. Вместо зарядки. Сам будешь приходить. Пошел вон с дороги!
Гарик с шиком уехал. Он был интеллигентом новой формации. Авенир скорчил ему вслед рожу:
- Ой-ой-ой! Не очень и нужно!
Третьей, кто его послал, оказалась бывшая жена. Он позвонил ей из конторы:
- Зайка, мне вот-вот повезет. Когда долго не везет, по статистике обязательно должно повезти!
Зайка ему не поверила. Она была доброй женщиной, просто не прислушалась к голосу сердца. Посмотрев на его смущенное лицо, конторская девушка захихикала, проявляя чувство. Ей ужасно нравился этот необычный голубоглазый слесарь с темными волосами и оливковой кожей. Большие ступни он ставил врастопырку и слегка косолапил. А выражение лица у него было задумчиво-возвышенным, даже если он по неделе не брился.
Авенир был джентльменом - в русском понимании этого слова. Он никогда не пользовался женской слабостью или глупостью, что, впрочем, почти одно и то же. Если точнее - не слишком часто пользовался. Не каждый раз. Он вообще был робок и строг с женщинами. Велев девушке не отвлекаться, а усиленно делать карьеру домоуправши, Авенир подался наверх, под крышу, где жил в коммунальной полумансарде, как парижский художник. Как Карлсон. Только вместо Малыша места общего пользования делила с ним злющая старуха, настырно клянчившая "на хлебушек" у ближайшей закусочной.
Легко взлетев вверх через несколько ступенек, он с шумом ввалился в комнату, включил телевизор, мимоходом глянул в зеркало на худую чумазую физиономию и пригладил прямые волосы, которые тут же снова растрепались.
- Один из нас - определенно кретин,- сказал Авенир своему отражению.
Ухватив с подоконника кусок хлеба, а из плетеной корзинки - огурец, он сел за стол, куснул раз-другой, тут же вскочил и принялся поправлять картинку на гвоздике. Потом вдруг решил подмести пол (совершенно правильно решил, надо отметить), но его отвлекла назойливая муха, покусившаяся на хлебные крошки. Авенир погнался за ней с веником, потом с газетой, потом все с тем же огурцом и, истощив наконец силы бедного насекомого, поймал его в углу у окна.
Довольный собой, он выбросил муху в форточку, перевел дух и задумался, загрустил. Он ведь не был кретином, хоть незадолго до этого и уверял в этом зеркало.
- Надо что-то делать! - решительно сказал он себе. Он каждый день это себе говорил.
Затем он так же решительно улегся на продавленный диван и принялся переключать каналы, наперед угадывая передачи. Он мог с одного взгляда запомнить программы всех шестнадцати каналов на неделю. Эта игра отвлекала его от мрачных мыслей. Подбадривала. В последнее время он играл в нее все чаще.
Но в тот день ему фатально не везло. Буркнув презрительно:
- Парламентский час,- он ткнул кнопку пульта и понял, что ошибся.
Это случилось с ним впервые. Авенир глянул на часы, испуганно кинулся к газете, которой перед этим гонял муху, торопливо развернул на нужной странице - и вздохнул с облегчением. Ошибки не было. Шел экстренный выпуск регионального телевидения. С интересом посмотрев на экран, он уже через секунду просто прирос к нему и все полминуты коротенькой врезки, повторенной дважды, глядел, затаив дыхание.
Обругав эфирщиков за скверный, по его меркам, ролик, он встал, сомнамбулой подошел к окну, цепляя растопыренными ступнями ножки стульев, и надолго замер, вспоминая ближайшие вечера - вечер за вечером, до минуты, как в кино.
Оконце его немытыми стеклами выходило на пригородный пустырек, где выгуливали собак. За пустошью стояло старое облупленное общежитие с хозяйственными пристройками, заброшенное разорившимся гигантом петербургской индустрии. Авенир прозвал этот пустырь Евразией, потому что по эту, западную, сторону обитали в пролетарских жилищах представители славянской расы, само-звано тяготевшей к окну в Европе, а вот на восточной стороне, где солнце вставало на долю секунды раньше, уже несколько лет на птичьих правах поселился неведомый азиатский народ - не то корейцы, не то вьетнамцы. Маленькие, косоглазенькие, трудолюбивые, как черные муравьи, они в неделю вставили окна и двери, настелили сорванные предприимчивыми западными соседями полы, починили канализацию и протащили времянку от ближайшей подстанции. Теперь по вечерам все окна старого здания радостно сияли за ситцевыми занавесочками и дружно гасли в одночасье, чтобы утром так же дружно, будто по фабричному гудку, загореться вновь.
Но в ту минуту Авенир не видел ни Евразии, ни обретшей вторую молодость общаги, ни даже солнца, потому что стоял с закрытыми глазами. Не поднимая век, он улыбнулся милой интеллигентной улыбкой, потряс кулаками и воскликнул:
- Да! Вот оно! Й-ес-с-сть!!!
Ему срочно нужно было позвонить. Семизначный номер телефона стоял перед глазами. Он поскакал вниз, но контора оказалась запертой. В ближайшем киоске женщина с бородавкой на губе сказала:
- Какие жетоны? Берите карту - восемьдесят рублей - и звоните себе. Очень удобно.
- Уважаемая,- ответил Авенир, часто дыша,- мне очень надо позвонить всего один раз! У вас случайно нет в долг такой карты на один звонок? А я вам за это подскажу, как правильно журналы расставить. У вас они просто по-идиотски расставлены.
- Иди к Илье-пророку, на паперти попроси! - обиделась киоскерша.- Много вас, умников с пустым карманом!
- Отличная идея! Как же я забыл!
Авенир потрусил вдоль по улице. Через квартал, у перекрестка с проспектом Коммуны, запахло снедью. От дверей под вывеской-ретро "Трактиръ" отклеилась сухая сгорбленная старуха в платке, с неподвижным взглядом, сведенным на переносице, и устремилась наперерез Авениру.
- Подай, сынок, на хлебушек бабушке, на хлебушек подай… - настойчиво зашамкала она, боком забегая вперед.
- Нина Петровна, это же я! Ваш сосед!
- Ну и что? - мрачно спросила старуха нормальным голосом, ставя челюсть на место.- А ты-то чем лучше прочих? Тоже можешь подать, раз шляешься здесь.
Авенир рассмеялся. Старуха, не обращая на него внимания, засеменила на прежнее место, как паук в угол своих тенет.
- Нина Петровна! Я к вам с необычной просьбой… Не могли бы вы одолжить мне восемьдесят рублей? По-соседски, так сказать… Я отдам, обязательно отдам!
Глаза старухи разошлись от переносицы и уставились на просительное, искреннее лицо Можаева. Темная маска морщин оставалась неподвижной.
- Чего ж тут необычного? - наконец заговорила она,- Все просят - не все подают. Отдашь, я знаю. Ты честный. Посуду грязную не будешь оставлять? Ладно, посмотрим, чего я тут натрясла…
Выворотив глубокий карман передника, она принялась вылавливать деньги. Редкие бумажки сразу убрала куда-то под мышку в тайничок, а всю сальную мелочь под счет побросала в карманы Авенира. Он затяжелел, как свинья-копилка.
- Ого-го! Как вы это таскаете?
- Своя ноша не тянет… Нормальными, смотри, отдай! Я их в магазине меняю, так с меня еще проценты кассирша дерет!
- Без вопросов! А вы бы еще палочку взяли! С палочкой жалостливей!
- Ступай, умник! Придет твое время - возьмешь. Попрыгай покуда…
Не закончив, она с протянутой рукой устремилась навстречу выходившей из трактира паре. Авенир полетел к киоску, бряцая медью.
Бородавка у киоскерши побагровела.
- Надо же! - сказала она, уважительно глядя в его вдохновенные голубые глаза.- За двадцать минут столько! А тут сидишь, сидишь за гроши… И не боялись?.
- Я в драмкружке когда-то занимался! - ухмыльнулся Авенир.
- Я тоже…
- Тогда вам и карты в руки! Только спешите, а то все хлебные места позаймут! Тут, знаете, еще от места все зависит. Я вам попозже все подробно объясню, а сейчас извините - тороплюсь. Мое время у Мариинского дворца Лазаря петь!
II
В получасе скорой ходьбы от жилища Авенира, в живописном уголке на берегу Охты, неподалеку от Ириновского проспекта, стоял красивый особняк в стиле ампир, занесенный в каталоги петербургских памятников архитектуры как усадьба "Жерновка". Новенькая красная черепичная крыша, стеклопакеты и массивная входная дверь свидетельствовали о том, что с новыми хозяевами усадьба возродилась.
Назвав себя в переговорное устройство, Авенир спокойно, с достоинством смотрел в крохотную видеокамеру над дверью "модерн под старину". Долго смотрел. Ждал.
- Некоторые люди самонадеянно считают, что пробились наверх, хотя, похоже, они туда всплыли, - недовольный заминкой, сказал он сам себе, обозревая фасад особняка.
Наконец загудел магнитный замок, дверь бесшумно приоткрылась. На высокое крыльцо вышел жилистый тип с лицом филера. Над его головой возвышалась, наклонившись, вторая голова, заточенная под бобрик. Она прогудела, жалуясь:
- Михалыч, вот этот в камеру кривлялся! Может, хватит их на сегодня?
- Во-первых, здравствуйте,- строго сказал Авенир.- А во-вторых, что значит - "хватит"? У меня срочное дело… Мне назначено!
Филер смерил нахала взглядом бультерьера и махнул рукой:
- Проводи к оперу. Пусть допросит.
Авенир растерялся - и его проводили.
Он оказался в просто убранной проходной комнате с офисной мебелью и еще двумя посетителями. Один - толстый молодой парень - загадочно помалкивал, пристроившись в углу, в кресле. Второй - суетливый старикан с глазами красными, как у кролика,- метался по комнате. Завидев новое лицо, он подбежал и зашептал:
- Вы что будете говорить? Я иду перед вами и скажу, что видел его на Московском вокзале! Он сел в поезд до Новосибирска! Я действительно это видел! Если вы подтвердите, нам обоим поверят!
Авенир собрался было спросить, отчего он шепчет, как вторая дверь комнаты распахнулась и громовой голос возвестил:
- Следующий!
Толстый парень вскочил, толкнув кресло, прокашлялся, одернул рубаху-апаш и вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь. Старикан сморщился и прикрыл красные глазки:
- Здесь так скверно обращаются с людьми… Если б знал, ни за что бы не пришел!
От него явственно тянуло перегаром.
- А вы зачем сюда пришли? - недоумевая, спросил Авенир.
Его собеседник зафыркал, засмеялся, скаля зубы с гнильцой, покачал желтым пальцем:
- Только вот этого не надо, не надо, милый… Мы все сюда пришли за одним и тем же! Срубить бабла за определенную информацию! Не надо корчить из себя невинность! Не хочешь в паре работать - так и скажи! Тебе же хуже! Вдвоем парить мозги получается гораздо достовернее!
- Следующий!
- Господи, пронеси! Быстро же он его расколол!
Старичок засеменил в дверь, из которой так никто и не вышел. Авенир подошел, прислушался. За дверью гудели голоса, но разобрать слова было невозможно. Можаев задумчиво потер длинную прямую переносицу и развел руками:
- Наверное, не в ту квартиру попал.
Он вышел из комнаты, без труда нашел обратную дорогу к двери, ведущей на улицу, и перед последним поворотом остановился. Направо синий ковролин вел на крыльцо, налево вверх уходила пологая лестница с изящными резными перилами, будто загадочная дорога к неизвестным приключениям. Пожав плечами, Авенир повернул налево.
Едва он поднялся на пролет, как внизу послышался глухой топот. Филер с глазами бойцовского пса, сжав кулаки, несся к нему по коридору от парадного, выбивая из синего ковра золотистые облачка пыли. Авенир открыл было рот, дабы объясниться, но испугался и проворно дернул вверх по лестнице, в анфиладу комнат усадьбы "Жерновка", распахивая дверь за дверью, сбив с ног какую-то девчонку в переднике. Филер, которого охранник на крыльце называл Михалычем, по-боксерски сопя, быстро настигал его и уже протянул жилистую руку, чтобы схватить за ворот. Можаев отчаянно рванулся, проскочил в еще одну двустворчатую дверь и, не вполне понимая, что делает, обеими руками толкнул створки за спину.
Раздался глухой стук, за ним - стон и сдавленное ругательство. Авенир по инерции выбежал на середину комнаты, затормозил, шаря глазами по стенам в поисках выхода. Увы! Анфилада закончилась! Это был тупик! Он повернулся в растерянности, чтобы встретить смерть лицом к лицу. Михалыч с мычанием протиснулся в двери, держась за голову. И тут в комнате раздался заливистый женский смех, тотчас, впрочем, оборвавшийся.
Михалыч остановился у дверей. Авенир перевел дух, отступил к стене для пущей безопасности, пригладил встрепанные волосы, оправился и огляделся.
Комната была большой, в шесть окон по фасаду. Она занимала, верно, треть дома в длину. У открытого не по-русски окна стояла маленькая задорная блондинка в атласных шортах и топике нежно-салатного цвета. На ее красивом, страстном, но чрезмерно волевом лице еще играла улыбка, но девушка изо всех сил старалась ее спрятать. Справа от блондинки у журнального столика сидели в уютных креслах двое мужчин. Толстый седоволосый хозяин с могучим торсом и крупным властным профилем, откинувшись, мрачно сосал сигару, роняя пепел на светлые брюки. Его партнер, поджав коленки, морщился от табачного дыма и, когда толстяк не видел, быстро махал перед носом ладонью. Строгое лицо партнера, даже не лицо, а лик, как сказал бы Авенир, будто снято было со старорусской иконы - темное, худое, с глубоко посаженными печальными и мудрыми глазами. И одет он был во все темное.
- Как всегда, бестактность… - вздохнув, сказала стройная, ярко накрашенная женщина, сидевшая на диване в дальнем углу, и погладила тонкой рукой узкое красивое колено.- Конечно, меня можно оскорблять, унижать… Но не в такую минуту!
Она специально сидела отдельно ото всех, стараясь держаться подальше от блондинки - такой молодой, такой блистательной.
- Белла, не начинай. Никто тебя не трогает! - устало проговорил седоволосый.
- Конечно! Это же не ее ребенок! И тебе до него нет никакого дела!
- Хватит!
Михалыч опустил руки по швам и пошаркал ногой, расправляя складку на ковре. Молодая женщина заулыбалась, фыркнула, сдерживая смех, и пышная грудь ее затряслась. Домашний цербер скрипнул зубами и выразительно посмотрел на Авенира.
- Михалыч, ну что там? - нетерпеливо спросил седой, как будто не замечая нежданного визитера, и нервно ткнул длинный окурок в полсигары в тяжелую серебряную пепельницу.
- Жулье одно, Юрий Карпович. Я же говорил вам, что толку не будет.
- Это Вероника все со своими заморочками… - скривился Юрий Карпович, толстыми пальцами расстегивая ворот льняной рубахи и массируя могучую, но уже дряблую шею.
- Да, Вероника! - вызывающе повернулась к нему блондинка.- Я хоть что-то сделала, не сидела и не успокаивала себя болтовней! Как же! Сын знаменитого Юрки Бормана должен уметь постоять за себя! С ним ничего не может случиться! Может! С каждым может, и ты сам это знаешь!
Юрий Карпович поморщился и сделал Михалычу знак рукой. Глаза дворецкого вспыхнули, он тут же сгреб зазевавшегося Авенира, зажал ему голову под мышкой и поволок к выходу.
- Стойте! - закричал, упираясь, Можаев.- Я видел вашего сына! Мне награда нужна! Я видел! Честное слово! Ваш сын у корейцев… У китайцев… Я не знаю, кто они… А-а-а!
- Стой! - в один голос крикнули Вероника, Юрий Карпович и его худой партнер в черном.- Назад, Михалыч!
Михалыч уже выволок Авенира за дверь и теперь с сожалением ввел обратно в комнату.
- Рассказывайте! - нетерпеливо подскочила к нему Вероника, сжав пальцы в кулачки.
Атлас на ее груди переливался, как волны Финского залива, и пахло от нее вкусно. Взгляд ее мимо воли задержался на голубых глазах Авенира, столь необычных на смуглом лице, под темными космами.
- Нет! - властно остановил ее Юрий Карпович.- Михалыч, позови опера.
Воцарилась неловкая пауза. Авенир потирал придавленную шею.
- Скажите, по телефону я с вами разговаривал? - брюзгливо, безо всякого пиетета спросил он хозяина.
- Вы разговаривали с моим секретарем,- сухо ответил Юрий Карпович в сторону, недовольный, что к нему обращаются напрямую.
- У вас какой-то грубый и бестолковый персонал! И вы тоже… Можно, я сяду?