- Конечно, правда!
- Но как нэцке попала в пещеру?
Мы с Лизаветой дружно пожали плечами, мол, сие науке неизвестно, причем подруга выглядела очень убедительно, чего нельзя сказать обо мне: краска стыда все-таки слегка подрумянила мои щеки.
- Ладно. Поступим так: я заберу у вас Хотэя и лично отвезу его Симкину, - вынес решение антиквар.
В ответ Лизка продемонстрировала ему внушительный кукиш, сопроводив демонстрацию словами:
- Вот уж фиг вам! Мы уже поняли, что у вас бубновый интерес к статуэтке имеется. Мы сами отвезем Симкину нэцке. Раз он ваш приятель, адрес вы знаете, телефон тоже. Мы сейчас отправимся к нему, а вы, если угодно, можете позвонить Симкину и выяснить, доехал ли Хотэй до места назначения.
- Разве я могу вам доверять? - поднял бровь Зильберштейн.
- А мы вам? - в свою очередь, поинтересовалась Лизавета. - Вдруг вы нэцке себе присвоите? Вы-то хоть проверить можете, а мы никак.
- Но я друг Петра!
- Такой же, как я внучка… - Соломоныч мигом смекнул, что имеет дело с прожженной бестией в мини-юбке, оттого молчал, зло сверкая глазюками. - Кстати, можете милицию вызывать, - неожиданно заявила бестия. - Уверена, Петр Петрович подтвердит, что нас видит впервые в жизни, а вот ваш интерес к его коллекции будет выглядеть странно, если не сказать, подозрительно.
Мысленно я удостоила сообразительную Лизку бурными аплодисментами - надо же, как ловко она "развела" старого еврея! Он пару секунд обалдело моргал, а потом, тонко усмехнувшись, заметил:
- Вам палец в рот не клади, Елизавета Петровна.
- Это точно, - вякнула я со своего места.
- Хорошо, поступим, как предлагаете вы, - наконец выдавил из себя Зильберштейн. По тому, каким тоном он дал согласие, я поняла, что Лизавета была права: антиквар преследовал свои корыстные цели. У меня появился еще один повод гордиться подругой, чем я немедленно и занялась. Гордость выражалась в торжествующих взглядах, которые я бросала в сторону Соломоныча.
Он тем временем снял трубку старинного телефонного аппарата и набрал номер. Однако на том конце провода ему никто не ответил.
- Опять, должно быть, в кабинете заперся, книжный червь, - сморщился Зильберштейн. - Хотел его предупредить… Ну, ладно. Вот адрес Петра. Вы поезжайте, а я буду ему периодически звонить.
Сказав это, он протянул нам листок с адресом господина Симкина, и мы с Лизаветой гордо выплыли из магазина, оставив уважаемого Ицхака Соломоновича досадливо кривить губы.
Петр Петрович Симкин жил в южном микрорайоне на улице с непонятным названием Зольный тупик. Почему ее так назвали, не знает, наверное, ни один абориген, потому как тупиков здесь отродясь не наблюдалось.
У старенькой девятиэтажки, прозванной в народе "китайской стеной" за бесчисленное количество подъездов, мы остановились, пытаясь сообразить, в каком из них находится квартира № 179.
- Надо посмотреть на таблички, - внесла я дельное предложение. - Обычно над подъездами пишут, с какой квартиры начинается отсчет, а какой заканчивается.
Успеха затея эта не принесла, потому что на "китайской стене" висели синие жестянки, указывающие только порядковый номер подъезда. Заходить в каждый и проверять - дело хлопотное и трудновыполнимое: все двери были снабжены домофонами.
- Кого потеряли-то? - раздался рядом старческий голос.
Мы с Лизкой дружно повернули головы на голос. Перед нами стояла пожилая женщина в домашнем халате и тапочках с мусорным ведром в одной руке и поводком в другой. К поводку был пристегнут рыжий, невероятно толстый котяра, размером примерно с раскормленного бульдога. Даже непонятно, зачем несчастному животному поводок - с такими габаритами он не то что на дерево, на ступеньку крыльца не заберется! Машинально отметив про себя, что ведро у старушки пустое, я пояснила:
- Мы ищем 179-ю квартиру. Не подскажете, в каком это подъезде?
- А зачем она вам? - подозрительно прищурилась хозяйка рыжего монстра, да и сам он, как мне показалось, глянул на нас настороженно.
- Нам нужен Симкин Петр Петрович, - терпеливо ответствовала Лизавета.
Смирение обычно несдержанной подруги объяснялось очень просто: коты, кошки и котята вызывают в подруге прямо-таки детский восторг. Вот и сейчас она сидела перед рыжим котярой на корточках и умильно щерилась, предоставив мне право вести переговоры самостоятельно.
- A-а, понятно, лоботряски, стало быть, - проявила "понимание" женщина. Зато я при этом неожиданном заявлении слегка опешила:
- Почему это мы лоботряски?
- А то кто же? У всех нормальных людей уже каникулы, а вы все "хвосты" сдаете. Петровичу даже дома покоя от вас нет. Небось весь семестр по дискотекам да по барам шарахались, а теперь вот донимаете человека… И не трогай Гейтса! - прикрикнула тетенька на Лизку, которая вознамерилась почесать кота за ушком. Котик вроде был не прочь получить порцию ласки от шикарной женщины, но после окрика хозяйки сердито зашипел. Лизка руку убрала, а я снова подивилась на старушку, обнаружившую вдруг знакомство с основателем компьютерной индустрии. Неудивительно, что она разбирается в "хвостах" и не путает сессию с семестрами. Однако сравнение с лоботрясками мне показалось обидным, и я принялась вдохновенно врать:
- Между прочим, мы с подругой отличницы и даже получаем повышенную стипендию. А к Петру Петровичу пришли записаться в экспедицию.
Вышло складно. Во всяком случае, выражение лица у женщины изменилось с неприветливо-брезгливого на уважительное.
- Петрович - сосед мой, в третьем подъезде живет. Пойдемте, мы с Гейтсом вас проводим. Да погладь его, погладь, вижу ведь, кошатница ты! - разрешила женщина прикоснуться к своему сокровищу.
Лизка с радостью провела по рыжей шкуре кота, отчего тот сразу же довольно заурчал солидным, почти шаляпинским басом.
"Господи, как же он в марте орет?! - с испугом подумала я. - Впрочем, скорее всего, он не орет, потому как наверняка кастрирован. Иначе с чего бы такие невероятные размеры?"
Пока мы дошли до третьего подъезда, Лизка успела выяснить родословную Гейтса до третьего колена, а заодно и образ жизни, который ведет господин Симкин. Как оказалось, крайне замкнутый, если не считать визитов студентов, как правило оболтусов, являвшихся подчищать "хвосты". Петр Петрович преподает в университете, заведует кафедрой истории народов Востока, а специализируется по истории Японии. Изредка к нему приезжает на шикарной машине старинный приятель…
- Противный такой еврейчик, - женщина явно имела в виду Ицхака Соломоновича. - Мне он не нравится. Вежливый, ласковый, а на самом деле - жулик. Без бинокля видно.
- А жена? - полюбопытствовала я. Антиквар говорил, что Симкин бобыль, но проверить информацию все же стоит.
- Петрович на науке своей женат, - махнула рукой женщина. - Как ни зайдешь - я по хозяйству ему помогаю: постирать чего, прибрать, обед приготовить… А то ведь он может целый день кефир молоком запивать! Да, так я как ни приду, Петрович все в кабинете работает. Вы небось и сами знаете, какой он трудоголик, раз у него учитесь. Ой, - вдруг спохватилась разговорчивая соседка, - чего это я со студентами личную жизнь преподавателя обсуждаю!
Больше из нее не удалось выудить ни слова, касаемо Симкина. Что ж, и на том, как говорится, мерси, достаточно для начала. Стало быть, есть вероятность, что Рыжий мог приходить к Симкину в качестве "хвостатого" студента. А в один прекрасный день бес его попутал или по какой другой причине, но он прихватил Хотэя. Может, даже не только его.
Я очень надеялась, что Петр Петрович прояснит ситуацию, но он почему-то дверь открывать не спешил.
- Дома, наверное, нет, - печально констатировала я, крайне раздосадованная этим обстоятельством.
- Дома он. Наверное, опять за книгами заснул… - женщина загремела ключами, и вскоре мы уже входили в квартиру Симкина. Я была несколько удивлена скромностью обстановки квартиры человека, обладающего коллекцией нэцке стоимостью в сотни тысяч долларов, а то и в миллион.
В прихожей вместо вешалок из стены торчали несколько гвоздей. На одном из них висел старенький болоньевый плащ, придавленный шляпой. Просторный коридор заканчивался двумя дверьми, скорее всего, в туалет и в ванную, и сворачивал вправо. Там, скорее всего, кухня. Все скромно, без излишеств. Впрочем, чего можно ожидать от человека, увлеченного наукой? Полагаю, все свои деньги он тратит на близкую сердцу Японию и нэцке.
- Петрович, это мы с Гейтсом и твоими студентками! - с порога крикнула сопровождавшая нас тетушка. Молчание было ей ответом. Тогда женщина решительно шагнула в глубь квартиры. Бог знает почему, но мне вдруг сделалось жутковато, даже мурашки пробежали вдоль позвоночника.
- Не нравится мне все это, - шепотом поделилась я страхами с Лизаветой.
- Что? - переспросила она невнимательно, потому как в эту минуту гладила Гейтса, оставленного ей на попечение.
- Тишина эта… И запах. Ты чувствуешь, как здесь пахнет? Лизка, глянь на Гейтса! - удивленно воскликнула я.
Кот, до сего момента благосклонно принимавший знаки внимания со стороны Лизаветы, сейчас вел себя странно: прижал уши, всю шерсть от кончика хвоста до загривка поставил дыбом и страшно зашипел. Такое впечатление, что котик напуган до чрезвычайности.
- Что это с ним? - озадачилась Лизка, пораженная поведением кота.
Ответ неожиданно последовал из кабинета, куда удалилась хозяйка Гейтса.
- А-а-а! Убили-и-и! - истошно завопила она.
Полагаю, если бы мы с Лизаветой не совершили столь трудное паломничество в Кисели и не пережили бы того, что там случилось, то бросились бы на вопли соседки господина Симкина со всей возможной скоростью. Но пещеры закалили нас, и мы с Лизкой, переглянувшись, одновременно посетовали:
- Так я и знала.
Уважаемый дядька прилег на собственный письменный стол на какую-то книгу в позе человека, утомленного чтением. В области виска у Симкина зияла аккуратная дырочка, из которой натекла небольшая лужица крови. Кровь потемнела и покрылась пленкой. Значит, Симкин мертв уже довольно давно.
У двери кабинета прилипла к стене соседка, соревнуясь в бледности со свежевыпавшим снегом. Дрожащей рукой она указывала на труп Петра Петровича.
- Ну, что делать будем? - деловито осведомилась Лизавета, внимательно осматривая тело.
- В милицию надо звонить, - внесла предложение соседка. Надо же, потрясенная, а соображает в нужном направлении. То есть нужном ей, а нам милиция вроде как и ни к чему. Я досадливо сморщилась: конечно, встречи с органами не миновать, раз мы в какой-то мере законопослушные граждане, но уж больно не хочется! Начнутся вопросы, допросы, подозрения…
- Вот вы об этом и позаботьтесь, - посоветовала подруга перепуганной женщине. Лизку, должно быть, тоже одолевали невеселые мысли по поводу предстоящей встречи с представителями правоохранительных органов. - А мы покараулим…
- Кого? - опешила женщина.
- Не кого, а что, - важно пояснила Лизавета. - Место преступления, чтоб улики не затоптали.
Понимающе кивнув, тетка вышла из кабинета.
- Что-то много трупов стало появляться в нашей жизни, тебе не кажется? Меня это немножко тревожит, - посетовала я.
Лизавета пропустила мою жалобу мимо ушей - в данную минуту она тщательно изучала означенное место преступления, иными словами, таращилась на труп круглыми глазищами.
- Это не самоубийство, - указала подруга на дырку в голове. - Во-первых, нет следов пороха на коже. Как правило, вокруг раны, если стрелять с близкого расстояния, остаются характерные ожоги, а здесь их нет. А во-вторых, нет самого главного…
- Главного? - спросила я, проникаясь уважением к подруге, явившей близкое знакомство с криминалистикой, которой она в студенческие годы предпочитала свидания с перспективными "мажорами".
- Оружия нет.
Я огляделась. В самом деле, ни на столе, ни на полу ничего, что хоть отдаленно напоминало бы пистолет, не было.
- Интересно, а где Симкин хранил свою замечательную коллекцию? - задумчиво протянула Лизавета и переместилась от стола к шкафу-купе со створками из матового стекла. Неужто она думает, что Петр Петрович стал бы хранить ценную коллекцию вот так запросто, без каких-либо супернавороченных замков? На мой взгляд, это верх неблагоразумия. Тем более если в доме бывали студенты-раздолбаи. Кстати, Рыжий вполне мог принадлежать к их когорте.
- Ты что же, собираешься шмон устраивать? - обратилась я с вопросом к Лизке, уже протянувшей руку к створке шкафа явно именно с этой целью.
- А что? - Лизкина рука на миг застыла в воздухе.
- А отпечатки оставишь? Сейчас менты приедут, они все проверять начнут. Им твои пальчики как подарок к Рождеству. У старика наверняка имеется опись нэцке, и если Хотэй действительно из его коллекции… - я умолкла, дав подружке возможность закончить мысль. Лизка с этим справилась и проворчала:
- Не учи ученого, - с этими словами она достала из сумки носовой платок: - Иди, соседку отвлекай, чтоб она сюда не сунулась, а я тут осмотрюсь малость. А то менты припрутся, все улики затопчут…
Я послушно отправилась в коридор, где на полу возле телефона негромко скулила соседка Петра Петровича. Гейтс сидел рядом и тоже издавал какие-то малопонятные утробные звуки.
- Вы в милицию позвонили? - дрожащим голосом спросила я у напуганной женщины. Не переставая скулить, она энергично закивала. Мне стало жаль старушку.
- Может, водички? - проявила я человеколюбие.
Соседка Симкина затрясла головой еще интенсивнее. Я быстренько сгоняла на кухню и вернулась со стаканом в руках. Только попить женщине не удалось: едва она поднесла стакан к губам, как на столике разразился неприятным трезвоном старенький телефон. Взбудораженная нервная система соседки не выдержала, и она, пульнув стаканом в стену, с воплями бросилась вон из квартиры. Следом за ней покинул нас и ее рыжий питомец. Причем с проворностью, неожиданной для его комплекции. Несколько секунд я раздумывала, взять трубку или нет, но в конце концов все-таки решила ответить.
- Елизавета Петровна? - поинтересовалась трубка голосом Зильберштейна.
- Нет, это Виталия…
- Какая еще Виталия?
- Я с Лизаветой сегодня у вас была. Мы нэцке приносили.
- A-а, стало быть, вы ее уже отдали Петру?
- Не совсем, - промямлила я, напрягая весь ум в поисках подходящих слов.
- Что значит "не совсем"? Не морочьте мне голову! - рыкнул Соломоныч. - Позовите немедленно Петра!
- М-м-м… Боюсь, он не может подойти к телефону.
- Почему? Его нет дома? А как же вы проникли в его квартиру?
- Вообще-то, Петр Петрович дома, только как бы и нет его. Словом, он труп, - я наконец смогла произнести правду.
В эфире повисло продолжительное молчание. Я будто даже видела, как Ицхак Соломонович рвет на себе галстук и удивленно моргает своими колючими глазками.
- Нехорошая шутка, барышня, - сдавленно молвил Зильберштейн. - Я так понимаю, договоренности вы не соблюли. Будьте любезны, оставайтесь у Петра, милиция скоро приедет.
- А мы как раз милиционеров и ждем! - порадовала я антиквара. - И еще "Скорую".
На этот раз молчание длилось еще дольше. За это время Лизка выплыла из кабинета Симкина с довольной физиономией и хотела было поделиться новостями, но я сделала страшные глаза и показала ей кулак. Не думаю, что подруга впечатлилась, но зато поняла, что сейчас лучше рта не открывать. Молчание антиквара уже начало тяготить: с минуты на минуту ожидается прибытие милиции, а нам еще надо было ликвидировать следы нашего пребывания в квартире покойного и прикинуться бедными напуганными овечками. И кстати, неплохо бы решить, что следует говорить органам, а о чем лучше промолчать.
- Э-э… девушка… как вас там?
- Виталия, - с готовностью подсказала я.
- Ну да, Виталия. Я так понимаю, что до Петра вы все же доехали, раз я с вами говорю по его домашнему телефону…
Мне почудилось, будто Зильберштейн разговаривает со мной, словно с малолетним ребенком-дауном. Это показалось обидным, оттого я сердито засопела в трубку. Впрочем, Соломоныч не проникся. Он продолжал говорить вкрадчиво и настороженно:
- Но по какой-то причине вы нэцке ему не отдали. Я могу поинтересоваться, по какой?
Ну, и у кого из нас проблемы с головой? Уж точно не у меня!
- Говорю же вам, Петр Петрович сейчас уже не с нами! - досадуя на бестолковость антиквара, воскликнула я.
- Как вы попали в его квартиру?
- Соседка нас впустила.
- Соседка?
- Да! Она с Гейтсом гуляла, а тут мы. Мы с Лизкой малость подрастерялись - вы же не сказали номер подъезда. Кто ж знал, что Симкин в "китайской стене" живет?
- Короче, пожалуйста, - нетерпеливо попросил Ицхак Соломонович. Чувствовалось, что терпение у него на исходе. А чего, спрашивается, так тревожиться? Я и так излагаю в предельно краткой форме. Ладно, хочет покороче - сделаем!
- Мы вошли, а Петр Петрович в кабинете за своим столом сидит. Мертвый… - зловеще сказала я.
- Мертвый сидит? - уточнил Зильберштейн.
- Ага. Словом, мы с Лизаветой думаем, что его убили. Теперь вот сидим и ждем ментов. Ой, в смысле милиционеров.
- Говорил же, оставьте Хотэя мне! - в величайшей досаде воскликнул Зильберштейн, но тут же спохватился и задал главный (разумеется, для него) вопрос: - А что с остальной коллекцией?
Ответа на него я не знала, потому как пресловутую коллекцию даже и не видела. Впрочем, ответить все равно не получилось бы - входная дверь открылась, и моему взору предстали сперва зеленоватая от испуга соседка с истошно орущим Гейтсом, а потом и долгожданные органы в лице неулыбчивого майора лет сорока и двух сержантов с автоматами весьма угрожающего вида. Я имею в виду автоматы, конечно, сами парни были довольно симпатичными, но по долгу службы хмурились и, кажется, готовы были сию секунду нас арестовать. За их спинами с потерянным видом топтался какой-то мужик с невероятно длинным носом. Одет он был в штатское, но отчего-то ощущалось, что он тоже из органов. За ним маялась толстая тетка в линялом халате и мужик в серой майке, которая, как ни старалась, не могла скрыть бесформенного пивного брюха.
Дальнейшие события я помню лишь приблизительно, потому что пребывала почти в бессознательном состоянии. Только после того, как тело Симкина вынесли из квартиры в черном полиэтиленовом мешке, а потом кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырем, я смогла вернуться к действительности и обнаружила себя сидящей на кухне с сигаретой в руке, хотя до этой минуты не курила и запаха дыма не выносила.
- Как вы себя чувствуете? - казенным голосом поинтересовался майор.
Я помнила, что милиции по возможности надо говорить правду, поэтому честно призналась:
- Голова болит, - на что майор, грустно улыбнувшись, порадовал:
- Раз голова болит, значит, она еще на плечах. Пока.
Что-то я не поняла: это шутка такая или противный мужик делает прозрачные намеки? А может, успокаивает? Я с надеждой заглянула в глаза милиционера, но ничего хорошего там не нашла, и оттого закручинилась пуще прежнего.