- Одним словом, вот вам мое письмо. - Николай Игнатьевич вынул из внутреннего кармана плаща конверт, помявшийся на углах, и аккуратно положил на стол перед собой. - Я нарочно принес сам, не стал доверять почте. Секретов тут никаких нет, но по закону парных случаев оно могло бы пропасть, и тогда пропал бы и смысл всего… Здесь я объясняю причины и обращаю внимание, что главное - вовсе не наказать виновного, бог с ними, с уродами несчастными, главное - вернуть эту вещь и не допустить пропажи других. Сами понимаете, наверное, что если канал не перекрыть, то по нему могут уйти и другие культурные ценности… - Спиридонов помолчал:
- Что-то я, наверное, и не успел, - задумчиво проговорил он. - Совместная выставка частных коллекций и молодых живописцев, дело очень странное…
Я при этих словах вздрогнула и потрясенно посмотрела на него.
Спиридонов не заметил моей реакции, он был весь в своих мыслях. Потом махнул рукой с сигаретой, при этом пепел осыпался ему на плащ.
- Вы девушка молодая, - продолжил Николай Игнатьевич, - и, возможно, будете сомневаться в моих словах, но поверьте пока на слово: все пройдет. Мы пережили ужасные времена, и они благополучно прошли, пройдут и эти, и музеи будут нормально работать. Им государство и меценаты станут отпускать достаточно средств…
Спиридонов продолжал говорить, но я его уже не слушала, я поняла смысл передачи им письма и сейчас лихорадочно искала выход из создавшегося положения. Мне страшно было подумать, что после того как Николай Игнатьевич выйдет отсюда, его уже, может, никто и не увидит живым… Однако что могла я ему сказать, чтобы он прислушался к моему мнению? Мне, которая ему годится во внучки, попытаться доказать, что он не прав, что он погорячился… Да Николай Игнатьевич просто не станет слушать. Но что-то делать нужно было…
- В общем, это все, что я хотел вам сказать, - закончил Спиридонов. - Пожалуйста, не потеряйте мое письмо, вы уж меня извините, но я перестраховался немного. У одного моего старого друга, - он улыбнулся, - почти такого же старого, как и я сам, я оставил второй вариант письма.., но это так, на всякий случай…
Спиридонов поднялся, встала и я.
- Я выполню вашу просьбу, Николай Игнатьевич, не волнуйтесь, пожалуйста… А может быть, мы опубликуем ваше мнение по этому вопросу и подождем официальной реакции властей? Если ее не будет, то мы дадим серию статей и в конце концов побудим их к действиям..
Их ничто не может побудить к действиям, кроме народного мнения, выраженного определенно, уж поверьте мне, Ольга…
Юрьевна, - подсказала я.
* * *
Ну да-да, а мнение народа может возбудить только чувство, эмоция. Логика и точные построения, обращенные к разуму, тут ни к чему не приведут… Народ - это… - Тут Спиридонов слабо махнул рукой, пробормотал "до свидания", повернулся и побрел к двери.
Подождите, Николай Игнатьевич, - выкрикнула я, и он остановился и оглянулся.
- Я вам сейчас дам машину, доедете спокойно до дома, хорошо?
Спиридонов пожал плечами и снова повернулся к двери.
Я ткнула пальцем в кнопку селектора и начала барабанить по ней, словно выбивала морзянку ключом рации.
Дверь кабинета отворилась, и в него заглянула Маринка с растерянным выражением на лице: я никогда себе не позволяла вызывать ее столь бесцеремонным способом.
- Виктора сюда! - скомандовала я и добавила громче:
- Срочно!
Маринка приоткрыла рот, но ничего не ответила и выскочила, захлопнув за собой дверь.
Послышался ее взволнованный голос - она кричала в трубку телефона:
- Виктор, Виктор, ты там? Если ты там, срочно к Ольге Юрьевне, срочно, ты понял меня?!
Наводить панику - один из Маринкиных талантов, это у нее получается настолько лихо и профессионально, что попытки любого другого человека действовать в этой области смотрятся жалким дилетантством.
- Сколько суеты, - спокойно прокомментировал развернувшиеся вокруг него события Спиридонов, - я бы и на троллейбусе доехал…
- Такие люди, как вы, - весьма нечастые гости у нас, - сказала я, подходя к нему. - Пойдемте, я вас провожу, для нас большая честь принимать вас у себя…
Мы вместе вышли из кабинета.
- Я здесь, - слева от меня послышался спокойный голос нашего фотографа Виктора, знаменитого молчуна и поистине самого надежного мужчины, которого я только встречала в своей жизни.
Виктор служил в Афганистане в войсках специального назначения, и его боевые навыки здорово пригодились ему в мирной жизни. Например, он несколько раз спасал мне жизнь. При всем этом он был замкнут, молчалив, обязателен и надежен. А Маринка, швабра, уже не один год морочила парню голову и вела себя непростительно легкомысленно и, я бы сказала, глупо. Правда, в какой-то момент мы все были уверены, что у Маринки с Виктором даже что-то "оформилось". Но все как внезапно началось, так же неожиданно и закончилось. Маринка, по своему обыкновению, на мои вопросы делала круглые глаза и всячески отговаривалась, ну а Виктор как всегда молчал с прежней невозмутимостью.
А между прочим, разрыв с Виктором я считаю самой большой Маринкиной глупостью.
- Виктор, отвези, пожалуйста, Николая Игнатьевича домой, - сказала я Виктору, протягивая ключи от своей машины и незаметно придерживая его за локоть.
Спиридонов, не торопясь, пошел к выходу.
- Проводи его, пожалуйста, до самого дома, - быстро проговорила я Виктору. - Я опасаюсь, как бы он с собой чего не сотворил, не выпускай его из виду ни на секунду, пожалуйста…
Виктор спокойно мне ответил:
- Понял, - и направился вслед за Спиридоновым.
Я окликнула Кряжимского, вставшего со своего места и тоже пошедшего за Николаем Игнатьевичем.
- Сергей Иванович, можно вас?
Кряжимский подошел, оглядываясь на входную дверь.
- Сергей Иванович, - я потрясла его за рукав пиджака, и Кряжимский удивленно воззрился на меня, - срочно звоните каким-нибудь его знакомым и друзьям, пусть едут к нему домой и не оставляют одного. Вы меня поняли? Вы поняли меня, Сергей Иванович?!
- Д-да, кажется, - пробормотал Кряжимский, по инерции сделал шаг к выходу, потом взглянул на меня и пошел к Маринкиному столу, где стоял телефон, на ходу доставая из кармана пиджака пухлую записную книжку. Я постояла еще несколько минут перед кабинетом, подумала, все ли я сделала, что можно, и медленно вернулась к себе. Настроение у меня было ужасным.
Подойдя к своему столу, я обошла его, упала в кресло и закурила. Меня била противная мелкая дрожь.
Вбежала взволнованная Маринка.
- Что случилось? - выкрикнула она, не забыв тщательно прикрыть за собою дверь, чтобы ничто не отвлекло меня от ожидаемого ею пересказа событий. - Я так перепугалась за тебя! Не молчи, не молчи, что ему было нужно?
Я устало махнула рукой:
- Потом, Марин, потом, не могу сейчас…
Но разве Маринка отстанет, если ее мучает любопытство?
Через пять минут она уже знала все и ругала вовсю наши доблестные органы правопорядка, Министерство культуры и все ЮНЕСКО в придачу. Чтобы пресечь ее вербальную атаку на меня, я попросила кофе.
- Сейчас сделаю! Нет, ну надо же: такого человека обвинить в краже! Да я думаю, если бы он захотел, он за свою жизнь половину музея бы перетаскал к себе домой, но он же этого не сделал!
Продолжая возмущаться, Маринка наконец-то вышла и оставила меня одну. Я слышала ее громкий голос, доносившийся из-за двери. Она со всеми подробностями рассказывала Сергею Ивановичу то, что узнала от меня. Существенным плюсом для меня в этом было то, что я избежала участи повторять то же самое еще и Кряжимскому.
Однако, слушая Маринку, я внезапно приняла решение, которое почему-то сразу мне в
Голову не пришло.
Я подошла к вешалке и надела плащ, обернулась и вспомнила, что забыла сумку. Взяв ее и проверив, что редакционное удостоверение лежит на месте, я вышла из кабинета.
Сергей Иванович стоял у Маринкиного стола и с кем-то говорил по телефону, увидев меня, он кивнул и быстро закончил разговор.
- Я двоим позвонил. Диван уже выехал к Спиридонову, второго не было дома, но жена обещала ему передать. Сейчас еще попробую найти кое-кого…
Кряжимский опять зарылся в свою записную книжку.
- Какой такой диван? - спросила Маринка.
- Это стариннейший приятель Спиридонова. Они вместе работали раньше в музее, - ответил Сергей Иванович, - его фамилия Диванов…
- А, поняла, поняла, - закивала Маринка. - А то я удивилась даже: какой диван?
- Предлагаю прокатиться до картинной галереи, Сергей Иванович, - предложила я Кряжимскому, - изучим обстановку на месте. Может быть, мы с вами сумеем решись этот вопрос с другого конца.
* * *
- Конечно, правильно, согласен, - сразу же ответил он и пошел одеваться.
- Ты поговори с этим директором, договори так, чтобы у него очи повылазили, - дала мне задание Маринка и резкими движениями принялась наводить порядок на своем столе.
Это означало, что она очень нервничает и пытается успокоиться.
Глава 2
Мы с Сергеем Ивановичем поймали машину почти сразу же как вышли из здания редакции.
Картинная галерея нашего города располагалась в помпезном доме дореволюционной постройки, стоящем почти напротив городской администрации. Кому принадлежал этот дом изначально, я понятия не имела, но потом в нем много лет существовала Высшая партийная школа, а передача дома под галерею была совершена приказом Гайдара в бытность его премьер-министром, что, на мой взгляд, было одним из немногих его удачных решений.
Пообещав шоферу заплатить немного сверху, я убедила его поспешить, и, может быть, по этой причине перед самой галереей мы едва не вписались в бок белой "Ауди", подрезавшей нам дорогу.
Скрипнув тормозами, "Ауди" затормозила напротив высокой двери галереи, и, хлопнув дверцей, из машины быстро вышла девушка в шубе из серебристого енота. Девушка, не оглядываясь, вбежала в галерею, а "Ауди" медленно развернулась и быстро умчалась в сторону центра.
Расплатившись с шофером и поддакнув его колоритно выраженному мнению насчет уехавшего нахала, я пошла к высоким дубовым дверям "Третьяковки Поволжья", как почему-то принято у нас называть нашу картинную галерею.
Кряжимский догнал меня уже в холле, где я остановилась, чтобы осмотреться.
Прямо передо мной была широкая, покрытая красным ковром лестница, ведущая на второй этаж. С правой стороны стоял киоск, слева располагался спуск в гардеробам и туалетам.
Сбоку от лестницы сидел на стуле омоновец в бронежилете и кепке, держа на коленях короткоствольный автомат. Он задумчиво посмотрел на нас с Сергеем Ивановичем, и в его блеклых глазах не мелькнуло и тени интереса.
Сверху по лестнице к выходу спускались двое рабочих в черно-синих спецовках. Они осторожно несли носилки со строительным мусором. На фоне ковра, мраморных ступеней и дубовых перил они смотрелись грязноватым пятном.
Засмотревшись на эту композицию, я немного отвлеклась от цели нашего приезда. Вернул меня к действительности голос Сергея Ивановича.
- Сейчас все и узнаем, - сказал мне Кряжимский и подошел к киоску, в котором продавали билеты и буклеты.
- Здравствуйте, - наклонился он к окошку, за которым виднелась скучающая пожилая мымра, - нам нужен ваш директор, как к нему пройти, скажите, пожалуйста.
- Он уехал, - сухо ответила продавщица и равнодушно отвернулась.
Кряжимский в растерянности потоптался на месте и спросил еще раз:
- Извините, а вы не подскажете, когда он вернется?
- Мне он не докладывал, - нетерпеливо ответила она ему, очевидно, досадуя, что ее донимают такими никчемными вопросами.
- Он на совещании в Министерстве культуры, - послышался у меня за спиной мужской голос.
Я обернулась к его обладателю.
Среднего роста мужчина в короткой кожаной куртке не спеша спускался по широкой лестнице со второго этажа. В одной руке он держал кожаную барсетку, пальцами другой разминал сигарету.
Кряжимский почему-то окончательно растерялся и посмотрел на меня, не зная, что же делать дальше.
- Позже заедем? - тихо спросил он.
Я не успела ответить, потому что мужчина в куртке, спустившись с лестницы, подошел к киоску.
- А Спиридонова не было, что ли, сегодня? - грубоватым голосом спросил он.
- Не видела, Максим Иванович, мимо меня не проходил, - разулыбавшись, ответила ему неприветливая с Кряжимским старая перечница.
Пожав плечами, уважаемый персоналом Максим Иванович вышел на улицу.
- Если директора нет, его заместитель, наверное, на месте? - твердо спросила я, неприязненно поглядывая на киоскершу. - Как к нему пройти?
- А вы по какому делу, девушка? - снова попыталась показать свою значительность эта мерзкая тетка.
- Ваше руководство вам это и объяснит, если посчитает нужным, - сказала я. - Так где же кабинет заместителя?
Что-то проворчав, но не слишком громко, чтобы я на всякий случай не услышала, продавщица ткнула прямо из своего окошка пальцем наверх:
- Вторая дверь направо.
Пройдя мимо не пошевелившегося омоновца, мы поднялись по лестнице и толкнули нужную нам дверь.
Заместителем директора оказалась приятная пожилая женщина в темно-синем костюме и больших очках. Когда мы вошли к ней, она мирно пила чай с лимончиком и читала газету "Культура".
С ней мы договорились быстро. Сработали и редакционные удостоверения, и то, что она уже не первый год трудилась в галерее и, как сама выразилась, была воспитанницей Спиридонова.
- Что вы, что вы! - сразу же заволновалась она. - Никто никаких обвинений ему не предъявлял, что вы! Ну, может, директор и сказал что-то, но сами поймите: это же ван Хольмс, пятнадцатый век, Голландия… Очень большая потеря, очень! А Николая Игнатьевича мы все очень уважаем, и никто на него и не подумал даже, я и сама его воспитанница, - повторила она во второй раз, очевидно, считая этот факт наилучше характеризующим Спиридонова.
Я переглянулась с Кряжимским. Было ясно, что от беседы с этой перепуганной заместительшей толку будет немного.
- А не могли бы вы разрешить нам заглянуть в ваши запасники, если можно, конечно, - вдруг попросил Сергей Иванович. - Нам хотелось бы составить свое мнение о происшествии.
- Заглянуть к нам в запасники?! - полуобморочным шепотом повторила за ним заместитель директора и сложила ладони на груди, словно уже собралась умереть от ужаса, который ей внушили эти слова.
- Если бы дали нам в сопровождение вашего сотрудника, мы были бы вам очень благодарны, - тихо сказала я, стараясь вложить в свой голос побольше значительности.
Тяжко вздохнув, бедная заместительша, уже, наверное, не знающая, как от нас отделаться, поднялась из-за стола и, оставив на нем остывающий чай, вышла в коридор.
- Пойдемте, - пробормотала она, - может быть, кого-нибудь вам найду…
Долго искать ей не пришлось: только мы с Кряжимским вышли из кабинета, как на глаза заместительше сразу попалась и жертва.
- Риточка! - крикнула она, взмахнув рукой. - Подойди сюда, пожалуйста.
К ней приблизилась девушка, одетая в черные джинсы и зеленый свитер. Ее черные волосы были забраны в "хвост" и стянуты кожаным ремешком.
Это была та самая девушка, из-за которой белая "Ауди" рискнула подставить свой импортный борт под бампер нашего такси.
- Риточка, эти из газеты "Свидетель", хотели бы посмотреть запасник вашего отдела, покажи им, пожалуйста, ладно?
Рита пожала плечами и, скользнув равнодушным взглядом по Кряжимскому, быстро осмотрела мой плащ.
Правильно, таких плащей в Тарасове больше ни у кого нет. Эксклюзив, единственный экземпляр, мне его в нашем Доме быта одна портниха срисовала с модели Кардена. И очень удачно получилось, между прочим.
- Ладно, - нехотя ответила Рита и пригласила нас идти за ней.
Пройдя длинными коридорами и узкими лестницами, мы спустились куда-то ниже уровня уличного асфальта и попали в короткий коридорчик, в котором была только одна обитая жестью дверь, запертая на висячий замок.
Вынув из кармана ключ, Рита с трудом отперла замок и пропустила нас внутрь.
Зайдя в отворенную комнату, мы увидели высокие стеллажи, на которых стояли и лежали прикрытые калькой картины, картинки и мелкая пластика.
- Вот и наше богатство. - Рита сделала жест рукой, потом достала пачку "Винстона" из заднего кармана джинсов, выбила сигарету и прикурила от спички.
Я осмотрела комнату. Она была приблизительно метров двадцать по площади, но высокий потолок делал ее зрительно больше. Справа, высоко от пола были два больших окна, и, хотя света, идущего из них, хватало, горели еще и четыре потолочных светильника. Создавалось впечатление излишней иллюминации. Я об этом Рите и сказала для завязки разговора.
- Картины умирают без света, - равнодушным голосом ответила она, - краски темнеют и жухнут. А еще насекомые наглеют… Жрут, сволочи, а при свете они… - Рита замялась, видимо, подыскивая эпитет.
- Стесняются? - подсказала я. Рита усмехнулась и откашлялась.
- В наше время никто ничего не стесняется, - поучительным тоном сказала она, - ни мужички…
- Ни жучки, - подхватила я, и холодок между нами исчез.
- Вас что интересует конкретно? - спросила она.
- Пропавший ван Хольмс тоже хранился здесь? - задала я первый вопрос.
Рита подошла к одному из стеллажей, расположенных прямо под окном, и показала на среднюю полку.
- Он стоял здесь в специальных зажимах, - объяснила она, - зажимы удерживали доску в вертикальном положении.
- Какую доску? - не поняла я.
Рита взглянула на меня с удовлетворением и словно нехотя пояснила:
- Ван Хольмс писал на дубовых досках, как и все голландские художники того времени. Техника живописи на холстах пришла позже из Италии.
- А кто имеет сюда доступ, кроме вас и Николая Игнатьевича? - спросила я Риту.
- Этот вопрос уже задавался семьдесят семь раз, - вздохнула Рита. - У нас в отделе еще два человека, помимо меня и Николая Игнатьевича, сегодня они выходные… А еще приблизительно тогда же, когда пропал Хольмс, здесь побывало много народу. Вплоть до выпускного курса худучилища, они копировали голландские пейзажи семнадцатого века.
- Значит, его могли взять и студенты? - уточнила я.
- Что значит "взять"? - переспросила Рита. - Студенты здесь были не одни, с ними всегда находился кто-то из персонала, к тому же нужно не только взять, но и вынести, а это уже сложности второго порядка…
- А почему же все эти экспонаты не в залах, а здесь? - задала я последний вопрос, который с самого начала вертелся у меня наязыке.
Рита пожала плечами: