– Но ведь кредит – это же ключевое было! – Игорь вновь вскочил. – Невозможно запустить проржавевшую машину хотя бы без смазки.
Оговорка вызвала понимающие грустные усмешки.
– Вот и ищите, чем смазывать, и кого, – буркнул Гуревич. – Изыскивайте, как раньше говорили, внутренние резервы. И чем быстрей, тем лучше.
Рублев поднялся, расстроенный:
– Как-то все вечно в спешке, бестолково. И позиция Центробанка, Боря, для меня… негосударственная. Сами же плачетесь повсюду, что разрушено кровеносное обращение. Каждый день вон лицензии отзываете. Мы ведь единственные, кто еще может помочь заново раскрутить расчетную систему. У вас под рукой. Так помогайте, а не сочувствуйте впустую! Что ж это выходит? Чуть цыкнули на вас – и всё? До интересов страны и дела нет?
Гуревич удрученно развел пухлые ладони. Рублев беспомощно посмотрел на остальных и столкнулся с сочувствующим взглядом Мананы Осипян, то ли слушающей, то ли с интересом его разглядывающей.
– Как хочешь, Борис, но без стабилизационного кредита мы не выплывем. Я сегодня же обращусь в правительство!
– Иван Васильевич, дорогой мой! – Гуревич умоляюще приложил коротенькие, будто венские сардельки, пальчики к груди. – Да въезжайте вы наконец в реальность. То, что сегодня сохранили лицензию, – это вообще воля случая. Просто звезды совпали. Кроме того, Ельцина напугали волнениями вкладчиков. Да и не столько вкладчиков. На это чхали они, меж нами, девочками. У него скоро переговоры с западниками. Вот и гасит напряг. А как пройдут, тут же вас опять мочить станут. "Заказ"-то на вас никто не снимал.
– А говорили, Онлиевский вышел из фавора, – при слове "заказ" Керзон вздрогнул.
– Да о чем ты, Сашок? Послушай человека, который из кремлевских предбанников сутками не вылезает, – Гуревич сокрушенно выпятил нижнюю губу. Требовательно посмотрел на сестру. Холина кашлянула. Придала голосу пародийно-дикторский тон:
– Последние кремлевские новости. Решением Дедушки в состав делегации на переговоры с главами западных правительств включен господин Онлиевский.
Хмыкнула:
– Он там каждый день тусуется. Говорят, лично подготовленные проекты правит. Так что, ребята, на скорую политическую кремацию этого господина можете не рассчитывать. Еще всех нас переживет. – Мужики, мужики! – Гуревич подбадривающе пристукнул по столу. – Не повод отчаиваться. Вы выиграли время. Это уже кое-что. А там – или эмир умрет, или ишак сдохнет. Озабоченно прищелкнул по циферблату "Роллекса": – О! Мне пора! Оставляю за себя сестрицу.
Он подбадривающе ткнул кулачком в вялое плечо Керзона и, в сопровождении Рублева, покатился к выходу.
– Да, такие у нас, в верхах, царят нравы, – Борис Семенович доверительно подхватил Рублева под локоток. – Если б знали, Иван Васильевич, как устал от беспредела, от заказухи этой! Эх, сорваться бы куда!
– Так возвращайся к нам, – без улыбки предложил Рублев. – У нас каждый штык на счету.
– На пепелище-то… – Гуревич понял, что шутка получилась неловкой. Смутился. – Ладно, ладно, не дуйтесь, Иван Васильич, на самом деле еще повиляем хвостиком. Я и так всегда мысленно с вами, – он потянулся к уху собеседника. – Жаловаться, поймите, бесперспективно. Важно любой ценой раскочегариться, пока и впрямь лицензию не отобрали. Разблокировать счета – вот задача из задач! Потому думайте, что можно быстро распродать. Сейчас всё, что можно, надо продавать, а деньги пускать на расчеты! Просто-таки все, что можно, продавать – и в топку. Продавать – и в топку! Или – уж сразу сдаваться.
Гуревич еще раз вздохнул безысходно-сочувственно и удалился.
Рублев вернулся к притихшей группке за огромным столом… – Так что будем делать? – пытаясь скрыть глубокое разочарование, он подбадривающе вздернул подбородком. – Похоже, на Центробанк рассчитывать не приходится. Есть у нас что-то, что и впрямь можно быстро продать хотя бы за сто пятьдесят миллионов?
– Минимум двести! – не уступил Кичуй. – Это же не с бухты-барахты цифра. Математические как бы расчеты, – Дерясин схватился за таблицы. – Каждая копейка другую тянет. Если быть совсем точным, то и двести мало…
– Оставьте, ради Бога! – отмахнулся Рублев. – Так что?
Как-то само собой все взгляды искоса сошлись на директоре фабрики "Юный коммунар". Финансовая оценка кондитерского холдинга, проведенная за месяц до дефолта, определила стоимость его в триста пятьдесят миллионов долларов. Семьдесят пять процентов акций фактически принадлежало банку.
– Даже не думайте! – Манана Юзефовна продемонстрировала холеный кукиш. – Потому и приехала, что знала, чего от вас, сволочей, ждать. Когда меня три года назад Второв и вот этот господин, – она ткнула в Керзона, – обхаживали, так что обещали? Не помните? Златые горы: собрать под моей эгидой всю кондитерку страны.
Кичуй фыркнул:
– Так когда от барышни добиваешься взаимности, чего в горячке не наобещаешь!
– Вы бы, юноша, не выпячивали так свою невоспитанность, – цыкнула Осипян. Оглядела неприязненно остальных. – Они тут проворовались да разодрались и за счет моего бизнеса решили делишки поправить. Ишь прыткие! Могла бы, сама у вас свои акции назад выкупила. А так – во вам дам продать!
– Это как же вы нам помешаете продать наши акции, хотелось бы знать? – съязвил задетый за живое Дерясин, – умела вздорная Манана настроить против себя даже самых выдержанных.
– А как угодно! Поняли? Как угодно!! – голос Осипян, жесткий, будто из жести, вдруг сорвался на звук лопнувшей струны. Она поспешно отвернулась.
– Да что же вы в самом деле, Манана Юзефовна! Не надо так! – Рублев, до того со скрытой неприязнью следивший за задиристой бизнесвумен, – деловых баб по правде не терпел, – при виде слез растерялся. – Вот возьмите же, пожалуйста!
Он принялся неловко тыкать в нее носовым платком.
– И потом ничего еще не решено. Есть другие варианты. Мы, например, на днях выезжаем на переговоры с западными банками-кредиторами. Очень может быть, с ними договоримся, чтоб еще подбросили. Так, Игорь?
Кичуй неопределенно повел худым плечом.
– Будет врать-то, – Осипян вернула Рублеву платок. Глаза ее оказались сухими, и скупая косметика не размыта. – Имейте в виду, я вам все сказала. Попробуете за спиной продать, не будет у вас врага злей меня. Так и помяните. На том прощевайте.
Она задержалась. Повернулась к Рублеву.
– А знаете что? Мы же с вами прежде почти не встречались. Приезжайте-ка ко мне на фабрику. Ведь, поди, и знать не знаете, что это такое – технологический процесс. Второв, тот бывал и вникал в детали, за что уважала. И вам бы, остальным, не мешало. Может, тогда призадумаетесь, прежде чем российскую кондитерку на сторону зафинтюлить. А то – привыкли пустые деньги гонять: сотня миллионов туда, сотня сюда. Цены рублю не знаете. Изобразив общий поклон, удалилась.
– О, бой-баба! – воскликнул Дерясин.
– Ты б язык придержал, – внезапно осек его Керзон. – Эта бой-баба с двадцати лет на производстве. Лучший, может, технолог страны. Семью, считай, из-за одержимости своей потеряла. Если б у нас в банке таких побольше сохранилось, глядишь, не развалились бы…
Он смутился:
– Впрочем это, конечно, лирика. Распродавать так и так придется. Все, что можно, из холдинга выдергивать.
Рублев хмуро кивнул.
– Гадливое какое-то чувство, – пожаловался он. – Но и другого выхода, похоже, нам не оставили. Андрюша, ты как будто говорил, что на кондитерку есть покупатели?
– Да выходили на меня пару дней назад из "МАРСЛЕ" ихнего, – неохотно подтвердил Дерясин. – Но демпингуют, гады иноземные, отчаянно. Холдинг стоимостью триста пятьдесят миллионов бакеров хотят купить за сорок.
– И что ты ответил?
– Спросил: а спинку не почесать? С тех пор вроде отвяли.
– Выйди на них сам заново.
– Иван Васильич, да нахалюги же! – вскинулся Дерясин. – Александр Павлович, вы-то хоть!..
Но поддержки у Керзона он не нашел.
– Придется отдавать, – подтвердил тот. – И потом не надо забывать: триста пятьдесят миллионов – это в лучшие времена. Да и то не менее полугода экспертиз и согласований. А чтоб после дефолта, да еще быстро… Так что поторгуйся для порядка. Может, до семидесяти-восьмидесяти поднимешь.
– Да хоть бы и восемьдесят! Что они решат, если надо двести? – Вот и наскребите двести, – надбавил в голосе Рублев. – Сколько, Игорь, у нас, ты сказал, общая стоимость дочерних компаний? Миллиард триста?
– Да это я для Осипян сказал. На самом деле уже много меньше. За это время столько всего втихую распродали! Понимаете, Иван Васильевич, забалансовые активы, они и есть забалансовые. Их приобретали вроде бы для банка, но на учет в банк не ставили. А оформляли на разных "физиков" да "юриков". – Чтоб сам банк не перегружать. Тут и налоговые, и антимонопольные фишки, – как мог, разъяснил Дерясин.
– Это я, положим, понимаю, – раздраженно поторопил Рублев, предчувствуя, что за излишне подробными объяснениями скрывается новая неприятность.
– Чаще всего акции покупались на специально создаваемые компании, хозяевами которых формально числились сотрудники управления холдингом, – Кичуй, смущенный необходимостью излагать прописные истины, очевидные для всех, кроме тестя, потер переносицу. – На каждого из них регистрировалось по десятку, а то и больше таких компаний.
– Как же это можно? Многомиллионные акции доверять какому-то клерку? – наивно поразился Рублев. Раньше в технические детали он не вникал. – Пока банк стоял крепко, риска практически не было, – вмешался Керзон. Он взъюжил начавшие седеть вихры. – Все сотрудники находились под контролем. А вот как посыпался – тут каждый оказался сам по себе. Большинство просто поувольнялось. И теперь разобраться, кто за какую компанию отвечал, да и вообще подобрать все заново, трудно. Их же в банке чуть ли не семьсот значилось. Словом, не хотели вас огорчать…Говори, Игорь. Он кивнул Кичую.
– Иван Васильевич! – отчаянно выдохнул тот. – Вчера обнаружилось, что из компьютера исчез реестр дочерних предприятий.
– "Убили", разгильдяи?! – вскрикнул Рублев.
– Может, случайно "убили", – повел плечом Игорь. – А может, скачали втихую, а уж потом и стерли. – Мананка увела! – убежденно объявил Дерясин. – Больше некому! Не зря она тут выступала, что любыми способами помешает. Вот и – слиходейничала. А чего? – ответил он на недоверчивый взгляд Рублева. – Подкупила кого-то и – все дела. Точно – она! – Ну, она не она – это пока вилами на воде, – поморщился Керзон. – Мы уж тут без вас меж собой посоветовались. Нам сейчас срочно учет восстанавливать надо. И помочь может только один человек… Олег Жукович, бывший начальник управления холдингом. – Больше некому! – подтвердил Дерясин. – Он единственный, кто всю поляну сек. Сам этих компаний в свое время насоздавал немеренно и должен помнить, что на ком значится.
– Это с которым нехорошая история вышла? – Рублев помрачнел. – Но он как будто запойный.
– Может, и так, – не стал спорить Дерясин. – Но только и выбора у нас как бы нет. Поэтому если отмашку даете, сегодня же съезжу к нему на дом. А тогда уж будем поглядеть.
В конференц-зал зашла сотрудница аппарата и подала Керзону свежий факс.
Керзон развернул и – посерел.
– Факс от господина Суслопарова, – объявил он, значительно глянув на Рублева. – Послезавтра будет в Москве. Требует новой встречи с президентом банка. Как говорится, нечаянная радость. Игнат Суслопаров был владельцем одной из крупнейших в России нефтяных компаний. В отличие от остальных "нефтяных генералов", свободные деньги он не перегонял на Запад, а держал на депозитных счетах в самом надежном из российских банков – в "Возрождении". Как сам говорил, в загашнике. Дело в том, что Суслопаров вел переговоры с "Бритиш Петролеум" о совместном строительстве наливного терминала на Северном море. И деньги, по его расчетам, могли понадобиться в любую минуту. Переговоры затягивались, и запас рос. К августу 1998 года на счету суслопаровской "Сахра-нефти" скопилось около трехсот пятидесяти миллионов долларов. Едва грянул дефолт, деньги "зависли", – центробанк заблокировал счета. Суслопаров попытался как-то договориться с Второвым, а когда на его место вернулся Керзон, насел на него. Поначалу диалог велся более-менее цивилизованно: Керзон обещал что-нибудь придумать, Суслопаров кивал, и они фиксировали протоколы о намерениях. Однако попытки Керзона спасти деньги доверившегося банку олигарха к успеху не привели: никакие бухгалтерские проводки центробанком не принимались. Наконец выдержка окончательно изменила олигарху, решившему, что его просто "кидают" на огромную сумму. С этого времени жизнь Керзона, и без того нелегкая, превратилась в сущий ад. Суслопаров отказался от услуг юристов и в общении с президентом "Возрождения" вернулся к лексике своей молодости, когда работал монтажником на буровой. В последнее время впавший в буйство "нефтярь" и вовсе начал неприкрыто грозить Керзону физической расправой. Во всяком случае, по информации начальника банковской безопасности Подлесного, именно потерявший огромные деньги сибирский олигарх выступил заказчиком убийства президента банка "Возрождение". – Ох, и в темное дело мы с вами влезаем, мужики, – со смешочком констатировал Керзон. – И чем дальше, тем жутчее.
Но в глазах его, которые не успел он отвести, Рублев угадал страх.
– Что ж, – Иван Васильевич поднялся. – Картина как будто проясняется. Ты, Андрей, езжай к Жуковичу. Раз уж другого выхода нет, возвращай его в банк. Ну, а я завтра съезжу на "Юный коммунар". Не думаю, что пропажа реестра дочерних компаний – это работа Осипян, но – поговорю. Тем более сама приглашала. А послезавтра вместе с Игорем вылетаем в Амстердам, в АБРОбанк. Чем черт не шутит, может, удастся убедить западных кредиторов, что для того, чтоб вернуть восемьсот миллионов, нужно дать еще двести. Тогда, глядишь, и холдинг распродавать не придется. – Блажен, кто верует, – буркнул Дерясин.
4
На выходе из банка Андрея Дерясина догнала Ирина Холина.
– Послушай-ка, Андрюша, – с обычным журналистским панибратством обратилась она. – Жукович – это ведь тот, который для банка готовил аукцион по покупке оборонного института? Андрей кивнул.
– И его тогда как будто заподозрили, что он слил информацию, и свои же избили до полусмерти?
– Да, всё так. Заподозрил его Подлесный, наш нынешний начальник банковской службы безопасности. А потом оказалось, что предал совсем другой. Жукович оскорбился, уволился. И какой после этого получится с ним разговор, даже не представляю.
– Тогда я, пожалуй, с тобой, – объявила она с бесцеремонностью женщины, не знающей отказа у мужчин. – Обожаю психологические триллеры.
Служебный "Мерседес" дожидался у входа. Шофер-охранник, который по инструкции должен был открывать дверцу, одновременно укрывая вице-президента своим телом, позевывая, сидел за баранкой.
Похоже, Холина с правилами безопасности была знакома.
– А чего у тебя этот боров сиднем сидит?
– Так намотался за день, – неловко предположил Андрей, пропуская ее в машину.
Водитель прошелся хмурым глазом по незнакомой пассажирке. – Домой? – требовательно уточнил он.
– Н-нет, пожалуйста. Мне еще тут надо заехать, – Андрей смутился. Он пока не освоился с новым статусом, с тем, что кто-то должен обслуживать тебя и даже подставляться вместо тебя под пули, и испытывал неловкость, которой разбитной водитель научился пользоваться, то и дело "отбивая" себе новые льготы и привилегии. – Придется еще заскочить в одно место…ничего, если задержитесь? Водитель промолчал с видом человека, привыкшего страдать от барских причуд. – Вот адрес. Это на Сущевке. Добросите и – тогда свободны. На самом деле Андрей рассчитывал, что после встречи с Жуковичем его довезут до дома. Но сказать об этом напрямую показалось неудобным. Стесняясь собственной робости, он скосился на Холину. Однако та, занятая юбкой, неловко завернувшейся под шубой, похоже, ничего не заметила. Обрадованный водитель засигналил, заставляя охрану заранее распахнуть шлагбаум, и – рванул по вечерней Москве. Как обычно, подрезая, поджимая, сигналя, – разгоняя перед собой всех, кого считал ниже себя. Если же самого его сзади подпирал, отгоняя, какой-нибудь "Джип", он ни в коем случае не уступал дорогу. Напротив, принимался бубнить про зарвавшихся новых русских, которых стоило бы тряхнуть как следует, но купленное ГАИ смотрит не на их фортели, а в их кошельки.
Заставить его ездить по правилам хотя бы в тех случаях, когда не опаздывали, Андрей так и не сумел.
– Я что, какого-нибудь Федька вожу? – обижался водитель. – Я вице-президента "Возрождения" вожу. Тут каждая минута тысячами долларов пахнет.
И Андрей просто перестал вмешиваться. Тем более, что случаев, когда бы он не опаздывал, почти не было. Опаздывать – стало его привычным состоянием. Слишком много заинтересованных людей из тех, кому нельзя отказать, добивались встречи с ним. Чаще всего лишь для того, чтобы в очередной раз выслушать уверения, что банк стоит и выстоит. Но и это являлось частью его работы – вселять оптимизм.
Он повернулся к откинувшейся журналистке.
– Что на самом деле заинтересовало вас в нашем банке? – полюбопытствовал Андрей, больше, чтоб прервать неловкое молчание.
– Так вы у нас отныне едва ли не борцы с олигархическим засилием, – беззаботно ответила Холина. – Играете не по установленным правилам. Вам предлагают сдаться Онлиевскому, за хорошие, между прочим, деньги, а вы, дурни, упираетесь. Всё чего-то об общественном благе хлопочете. Вот и любопытно поглядеть, чья возьмет. Да и где быть репортеру, как не среди взбунтовавшегося гарнизона?
На самом деле это была не вся правда. И не главная правда.
Хорошо зная чиновничьи нравы и расклад сил в кремлевских коридорах, она нисколько не сомневалась, чья возьмет. Так или иначе сопротивление Рублева будет подавлено, и банк, а вернее, то, что от него останется, подложат-таки под всеядного Онлиевского.
Но банковская команда! Сам Рублев и люди, пошедшие за ним, – что станет с ними? Сейчас все они заодно, рвутся в бой – последний и решительный. Но пройдет время, иллюзия быстрого успеха испарится. Накопится раздражение от неудач. А под руками – огромное разлагающееся тело бывшего банка с зарытыми в нем миллиардами. И как поведут себя эти безусловно честные мальчики тогда? Ведь чем меньше веры в общую победу, тем сильнее будет желание отхватить хоть что-то для себя. Уже не взирая на других.
Все они вызвали в Холиной ассоциацию с санитарными врачами, десантировавшимися в чумной зоне. Они борются с чумой, сами рискуя ежеминутно заразиться. И слушая на сегодняшнем совещании каждого из них, Ирина прикидывала, кто и как долго сумеет устоять против стяжательской инфекции.
Наблюдать разложение нравов, – вот на самом деле безумно интересный материал.
Разумеется, Дерясину она об этом не заикнулась, а, напротив, похохатывая, принялась пересказывать какую-то тусовочную байку. Умница Холина, если хотела, умела становиться обаятельной болтушкой. Но когда они подъехали и Андрей вышел первым, Холина, задержавшись, склонилась к водителю: