Когда он это сказал, я вспомнил Виталика, водку, сторожа, Аркашу и звездное небо. Я вчера зачем-то сюда приезжал. Мы действительно пили. Потом я стоял посреди двора, смотрел в небо, а Аркашка уговаривал меня уехать.
Подошли менты, один из них, высокий в бобровой шапке с мужественным лицом, что-то сказал. Мы ничего не услышали из-за собачьего лая.
– Заткни ей пасть, – проорал мент.
Старик пнул собаку по ребрам, кобель заскулил и спрятался в конуру.
– Дед ошибается, – обратился к менту Дальтоник. – Я здесь действительно вчера был часов в пять, но по делам, и, естественно, ничего не пил.
– А он пил, – указал на меня сторож. – Это он водку привез, и нас всех споил, – добавил он гордо.
– Вам придется проехать с нами, – сказал милиционер.
– Зачем? – спросил Колька.
– Для дачи показаний.
– В качестве кого? – Колька начал заводиться.
– Не морочьте нам голову, – попросил второй милиционер.
– Давайте так, – с вызовом произнес Чебоксаров. – Вы тут свои дела заканчивайте, составляйте протоколы, снимайте отпечатки, а мы поедем к себе в офис, пригласим своих юристов, и мы в спокойной обстановке за чашкой кофе, как следует, побеседуем.
С этими словами он вынул из внутреннего кармана удостоверение и показал его оппонентам. Как обычно ксива произвела должное впечатление, менты тут же с ним согласились, попросили номера телефонов и отпустили восвояси. Удостоверение под названием "вездеход" пробил Коле полковник в отставке Спарыкин, наша крыша, в недалеком прошлом мент номер один в городе. Они с Дальтоником очень дружили, поэтому он был удостоен лучшего, кроме "вездехода" мой напарник имел еще и полковую "недотрогу", мне же досталась всего лишь корочка "Член совета ГИБДД". Обошлась она в сто баксов. В общем, недорого, мусора берут дороже.
Когда мы сели в машину, я повернул переключатель и направил вентилятор печки на ноги. Двигатель уже успел остыть, и стало еще холоднее. Мне хотелось выпить, но при Кольке я стеснялся браться за фляжку.
Начался новый день, он был серым и зыбким. Даже снег, и тот был серым. От этой серости все вокруг казалось резиновым, мы углубились в липкую массу и барахтались среди машин, клаксонов и снегоуборочной техники. В голове набухали и лопались пузыри.
– Чё молчишь? – спросил я Колю.
– Если я начну говорить, то мы поругаемся.
– Первый раз, что ли?
– Давление подскочит. Гипертония – первый шаг к инсульту.
– А в себе держать еще вреднее, все ложится на сердце, – привел я контрдовод. – Врачи говорят, что отрицательные эмоции лучше выплескивать наружу.
– Да? – поинтересовался Колька. – Ты это точно знаешь?
– Абсолютно.
Он помолчал минуту, потом сделал свирепое лицо и сказал:
– Ты меня вконец заколебал. Пропадаешь неделями, срываешь важные встречи, теперь докатился до того, что спалил склад.
– Ничего я не палил.
– Я на девяносто процентов уверен, что все сгорело от твоего окурка. Я сотни раз замечал, что ты куришь где попало, а в пьяном виде вообще ни фига не соображаешь.
– Я был с Аркашкой, а он за рулем и все контролировал. Ты же знаешь Аркашку, он все замечает.
Колька задумался.
– Все равно, это неправильно, – сказал он уже примирительно. – Нельзя пить с подчиненными. Панибратство плохо заканчивается. Может, спалил и не ты, но ты дал толчок. Они, скорее всего, продолжили, и вот результат.
– Вряд ли. Виталик почти не пил, в основном дед лакал, да я.
– Факт есть факт, ты напоил сторожей и склад сгорел, мало того – есть труп. Теперь у нас куча неприятностей.
– А много там у нас на остатке бумаги было?
– Слава богу, почти ничего.
– А куда делась? – удивился я.
– Чаще на работу ходить надо, – Дальтоник постарался вложить в эти слова как можно больше презрения. – Я все продал в Тюмень Гершковичу. У него в наших краях три порожних КАМАЗа было, представляешь, халявная доставка, я ему весь склад и вдул, – его переполняла гордость. – Он каким-то образом умудрился выиграть все предвыборные тендеры, причем у всех кандидатов и партий. Говорит, что к нему на склад стояла очередь из грузовиков. Своей бумаги не хватило, нужно было срочно подвозить еще. Мы – ближайшие. Гершковичу выгодно, во-первых, в ассортименте и "Снегурочка" и "Светокопи", и "Балет", и "Ким люкс", а во-вторых, быстро. Не надо по Москве собирать и ждать вагона.
– И сколько мы поймали? – поинтересовался я.
– Пять процентов.
– Не густо.
– С двух миллионов нормально получается за три дня.
– А деньги пришли?
– Да, я их уже на закуп пустил.
Неплохая сделка. Редкая. Такое случается только перед выборами. Из вредности я все-таки сделал замечание:
– Продать-то продали, а сами теперь без бумаги сидим.
– Ничего подобного, я все рассчитал, у нас по магазинам еще запасы оставались, а вчера вагон подошел, ладно разгрузить не успели, а то сгорело бы все на хрен. Спасибо железнодорожникам, полдня не могли с сортировочной на базу вагон подать. А когда подали, уже конец рабочего дня! Я сказал на станции, для острастки, что кроме льготных суток еще часов двадцать вагон продержу за их счет.
– Что теперь делать будем? – спросил я.
– По большому счету нам пофигу. У нас все застраховано, и бумага, и склад, и оборудование. Виталика только жалко.
– А в полисе пожар есть?
– В полисе есть все – и долбаный пожар, и наводнение, и кража.
– Точно, – вспомнил я. – Я ведь договор подписывал, общая сумма три миллиона.
Пузыри в голове продолжали лопаться, но где-то за ними, с боку или под, бродила какая-то мысль, до которой я никак не мог добраться из-за шума. И еще очень мешала сосредоточиться фляжка, она оттягивала карман и прикасалась к телу через рубашку. Хотелось выпить.
До офиса оставалось два квартала. Я смотрел на резиновый мир за тонированным стеклом, на пружинящие деревья, подпрыгивающих пешеходов и снежинки, которые бились в стекло, косо отскакивая в вязкую снежень.
– Говоришь, вагон по документам вчера со станции отправили? – спросил я Кольку, внезапно прозрев.
– Угу.
– И он сейчас стоит на задах груженый?
– Да.
– А кто об этом знает?
– Я, Аркашка да Виталик. Знал…
– Ну, ты понял? – спросил я.
– Чего?
– Сейчас заходим в офис, хватаемся за голову: мол, все, хана, только вчера разгрузили, а сегодня весь вагон бумаги сгорел! Отдашь накладные в бухгалтерию, пусть приходуют вчерашним числом. Этот приход и выставим страховой компании на возмещение. Вагон бумаги стоит миллион пятьсот – миллион шестьсот. Если будем у страховой компании просить трояк, то полторушник наверняка выклянчим. А эту бумагу спрячем, потом будем небольшими партиями впрыскивать в торговлю.
– Как мы ее спрячем?! Все узнают – и водилы, и кладовщики, и грузчики. Кто-нибудь да проболтается.
– Открываем "Из рук в руки", нанимаем три левых КАМАЗа, берем семерых, восьмерых алкашей с биржи, и через три часа никаких следов.
– А куда разгружать, кому сдавать?
– Разгрузим на мебельном, во втором ангаре, сдавать никому не будем. Там везде охрана, а проходной системы нет.
– Кто-нибудь проболтается. Будет какое-нибудь расследование, страховые компании так просто с деньгами не расстаются. Заключение пожарной охраны должно соответствовать пунктам в полисе.
– Мы в какой компании страховались? Московской. Москва далеко, а местных представителей на крайняк купим, пожарных тем более.
– Думаю, на такую сумму из Москвы комиссия приедет, – возразил Колька.
– И их купим, даже если на взятки уйдет поллимона, все равно один нам останется. Куш шикарный. Детали потом. Попробуй, назови мне хоть одну вескую причину, почему это не должно получиться в принципе.
Мы подъехали к офису. Колька задумался. Он смотрел в пургу и барабанил пальцами по рулю.
– В принципе, этот вариант вполне может получиться, но есть одно но. Мне халява в прок не идет, если сегодня сто рублей найду, завтра обязательно штуку потеряю.
Я засмеялся.
– У меня такой тенденции нет. Если хочешь, я займусь этим вопросом. А ты вроде и не при чем. Только сыграй свою роль.
Чебоксаров повеселел, а у меня началось самое настоящее свинцовое похмелье.
Четыре года назад мы купили двухэтажный пристрой к жилому дому, на первом этаже открыли четвертый продуктовый магазин, а на втором – офис. Вначале мы с Дальтоником сидели в одной большой комнате с общей прихожей. Потом мы так надоели друг другу, особенно он мне со своими болячками, что я отгородил угол с пожарным выходом и уменьшив приемную. В итоге у нас получилось две небольших комнаты и одна приемная на двоих. Там сидела секретарша Лариса, по совместительству выполнявшая обязанности бухгалтера. Моя комната получилась с черным входом.
Заимев офис в центре, мы смогли централизовать бухгалтерию, транспорт и приучить директоров магазинов собираться каждый день по утрам. Вначале мы вели совещания лично, но затем назначили Аркашку генеральным директором холдинга и поручили это дело ему. Сами же постоянно общались только с бухгалтерией, плановиками и ревизионным отделом, который состоял из четверых ревизоров и находился в другом конце города.
Можно сказать, что продуктовый бизнес был у нас поставлен. Четыре магазина, шесть киосков и один большой склад для штучной продукции. Ее вот уже года четыре мы закупали в Москве, обеспечивая свои магазины, а излишки расторговывали оптом.
Вроде бы неплохо, но у Кольки был пунктик, навязчивая идея. Он считал, что бизнес должен быть разноплановым.
– Продукты – это хорошо, – говорил он, – стабильная выручка и все такое. А вдруг наступит какая-нибудь херня и торговать ими станет невыгодно. Торговая наценка каждый год уменьшается, прибыль с подакцизных товаров все меньше. На каждом шагу открываются рынки. Конкуренция. Ладно, этот магазин наша собственность, здесь мы выстоим, а остальные три – там вопрос. Скоро всю прибыль будет съедать аренда.
В его словах был здравый смысл, и мы постоянно думали, чем бы нам еще заняться.
Идею подал полковник Спарыкин. Вращаясь в высоких кругах, он неожиданно для себя понял, как много бумаги потребляют крупные организации.
– Смотрите, пацаны, – возбуждался он, словно ставил ловушки на хитрого карманника. – "Газтранспорт" закупает бумагу на триста тысяч в месяц, "Облэнерго" одной миллиметровки – на двести пятьдесят, "Сбербанк" – на сто восемьдесят одной ксероксной, не считая роликов! А сколько таких контор по области!".
– Так они ее уже где-то закупают, – возражали мы.
– Будут брать у нас! – убеждал полковник. – Пять-десять процентов отката и дело в шляпе. У меня возьмут.
– А где взять бабки на закуп? – сопротивлялись мы.
– Возьмем кредит, – заявлял полковник, когда-то в недалеком прошлом, самый большой противник кредитов. Тут уж мы в два голоса заорали как резаные:
– Нет!!.
Разговор происходил в начале девяносто девятого года, и мы чисто психологически не могли брать денег взаймы, потому что еле выбрались из говна, в которое попали в августе девяносто восьмого.
Тогда полковник придумал хитрый ход, он отправил нас в Москву знакомиться с бумажными фирмами, а сам в это время собрал заказы со своих людей. Заявка получилась что надо, на полтора миллиона. Мы приехали, выписали счета, получили деньги и на них купили в Москве бумагу. Только после этой удачной сделки мы смогли заставить себя пойти в банк за кредитом. Теперь, спустя четыре года, мы расторговывали бумаги на пять миллионов в месяц, чиновники на наши взятки покупали машины и квартиры, ездили отдыхать и в знак благодарности подгоняли новых потребителей. Правда, наш навар становился все меньше и меньше. Ну что ж поделаешь, конкуренция – неизбежность капитализма, всех не купишь. Да еще Москва поперла в регионы, открывая представительства. Поэтому, занимаясь бумагой, мы стали возить канцтовары, барыш на которых был значительно больше, и открыли цех по производству офисной мебели. Колька занимался бумагой и канцелярией, а я – мебелью.
Теперь любому клиенту мы могли поставить почти все, что нужно для конторы. Бумага, канцтовары и мебель. Мы арендовали целый этаж на заводе геофизического оборудования, открыли склад и магазин в одном месте. Люди шли к нам по рекламе и прибыль от клиентов, пришедших самотеком, стала, наконец, превышать прибыль, которую давали черные дилеры.
Нашей следующей целью были компьютеры, и вот здесь мы с Николаем возлагали большие надежды на Виталика.
Интересно, есть ли хоть доля правды в словах Дальтоника? Неужели я виноват в его нелепой смерти?
Размышляя на эту тему, я поднимался по ступенькам к себе в кабинет и вспоминал, что всего шесть лет назад мы даже не мечтали о своем собственном офисе. Все умные мысли приходили к нам в головы, когда мы проводили совещания в единственном нашем автомобиле – ИЖ 2715 93-го года выпуска, ржавом и битом.
Между первым и вторым этажом, на тринадцатой ступеньке я остановился, посмотрел на трещину в стене и подумал, что тогдашнее полунищее состояние нравится мне теперь гораздо больше, чем нынешнее благополучие. С чего бы это?
В кабинете я сел в кресло и выпил почти всю фляжку. Побултыхал, на дне осталось глотка два. Позвонил Аркадий, попросил разрешения зайти. У меня железное правило: любой сотрудник, прежде чем войти, всегда звонит по внутреннему телефону. Вначале Ларисе, потом мне. В прошлом году я трахал на диване одну брюнетку, что-то нам захотелось среди бела дня, зашли со двора, вроде дверь была закрыта. Так нет, в самый интересный момент входит Петровна, главбух. Говорит, увидела в окно вашу машину и зашла. С тех пор без звонка ни-ни!
От Аркашки Спицына у нас секретов не было. Начинал он с простого бухгалтера, потом дорос до главного и как-то незаметно превратился в незаменимого директора. Этот проныра не только великолепно разбирался в бухгалтерии, но и генерировал идеи, которые частенько приносили ощутимую прибыль. Его угодничество было до отвращения явным, но ужасно приятным на ощупь. По уровню зарплаты он, по сути, превратился в третьего акционера.
Для приличия стукнув пару раз по косяку, Аркадий ворвался и лихо затормозил около стола. Морда у него была красная, волосы взъерошены, а ширинка расстегнута.
– Здорово, Леонидыч!
– Привет, застегнись, – кивнул я. – Скажи мне, дорогой, какого ляда мы вчера с тобой ездили на склад?
Он слегка покраснел, устранил неисправность и одернул джемпер.
– Мы с Шамруком сидели в "Застолье"…
– Это я помню.
– Потом, когда за ним приехала машина, ты сильно закосел, сказал, что нужно ехать на работу, давать всем пиздюлей. Я тебя кое-как отговорил, тут ведь могут всякие люди находиться.
– Молодец.
– Тогда ты сказал, что нужно ехать на склад делать ревизию. Я и так, и сяк, ты – ни в какую.. Взяли две бутылки и поперлись.
– И что?
– Ничего. Вы с Виталиком и со сторожем выпили, потом ты поспал, и мы уехали.
– Виталик сильно керосинил?
– Нет, он почти не пил.
– А звезды?
– Ты показывал мне Большую Медведицу и не хотел уходить. Потом я тебя отвез домой.
– Ясно. Я там окурками не разбрасывался?
– Да нет.
– А склад сгорел.
Я рассказал Аркаше во всех подробностях о нашем утреннем путешествии, упомянул о том, что Колька хотел свалить вину за пожар на меня. После первых же моих слов он упал в кресло, вытаращил глаза и открыл рот.
– Блин, – взволновано сказал он, когда я закончил. – Ты не мог его поджечь, ты все бычки гасил в банке с водой. У тебя уже месяца три такая привычка. Мы немного помолчали.
– Виталика жалко, – сказал Спицын. Он не на шутку разволновался, морщил лоб, теребил подлокотник. – Нет, ты не виноват, – еще раз повторил он, помотав головой для пущей убедительности. Было видно, что убедить ему хочется не столько меня, сколько самого себя. – Это они без нас. Ё моё!
– Вот именно.
– Что делать-то будем? – истерично спросил он.
– Пошли к Александрычу, обсудим. У нас есть кое-какие соображения.
От кабинета Дальтоника нас отделяло всего восемь шагов, но их было вполне достаточно, чтобы понять, что после глубокого поцелуя с фляжкой мне стало значительно легче. Я даже улыбнулся Ларисе.
Колькина комната напоминала больничную палату. На книжной полке стояла "люстра Чижевского", которая собирала вокруг себя в радиусе метра пыль толщиной в палец. Наша уборщица Фая, боролась этой пылью, страшно матерясь.
В правом верхнем углу у окна висел очиститель воздуха, благодаря которому в кабинете всегда пахло плесенью, под ним стояли больничные весы и, за каким-то лядом, измеритель роста. Видимо на каком-то жизненном этапе Дальтонику казалось, что он катастрофически растет или, наоборот, дает усадку и он периодически измерял свой рост, чтобы доказать или опровергнуть догадку. В свете окна переливалась всеми цветами радуги бутыль с очищенной водой "Святой источник". За стеклом в шифоньере рядом с автомобильной аптечкой лежало три градусника, один обыкновенный, второй в пластмассовом футляре, по всей видимости, водяной, а третий, самый большой, в алюминиевом корпусе, такими, насколько я знал, пользуются ветеринары. Сегодня ко всем этим причиндалам прибавился еще и импортный тонометр, который красовался в центре стола.
Когда мы вошли, Чебоксаров делал дыхательную гимнастику по методу Бутейко. При вдохе он надувал свой и без того немаленький живот до невероятных размеров.
– Слушай, – сказал он закончив. – Что-то я опять зассал на счет этой страховки. Может, ну ее на фиг?
– Это плохая примета, – ответил я с раздражением. – Деньги сами идут в руки, не поднимем – обидятся.
– Вы такие загадочные, – встрял Аркаша.
От Чебоксарова пахло потом, он сел за стол и начал измерять давление. Я рассказал Аркашке об идее со страховой компанией.
– Какая моя доля? – радостно поддержал меня наш генеральный директор. – Хочу треть.
– Пятнадцать процентов, – оживился Коля.
– Двадцать – поднял ставку Аркашка.
– По рукам, – я протянул ему кисть.
– Сто двадцать пять на восемьдесят семь, – констатировал Дальтоник.
– Как у космонавта, – сказал я.
– Слегка завышенное, – не согласился со мной напарник и испуганно посмотрел на тонометр.
Мы начали обсуждать детали. Было решено, что Колька утрясет вопрос с бухгалтерией и в красках расскажет всем нашим работникам о том, как сильно мы погорели в прямом и переносном смысле. Мы с Аркашкой должны были с озабоченными лицами уехать из офиса ко мне домой, по пути купив "Из рук в руки", и уже оттуда заказать три длинномера. Пока машины едут на точку, нам предстояло посетить биржу, нанять алкашей для разгрузки, и отвезти их в два захода к вагону. За это время Чебоксаров должен был приготовить документы для гаишников.
– Хорошо, – подытожил я. – Раз основная работа сегодня ложится на нас с Аркадием, ты, Коля, сообщишь плохую весть родителям Виталика.
– Не согласен, – возразил Дальтоник. – Мне еще перед ментами за вас двоих отдуваться и готовить иск в страховую.
– Без меня, – засуетился Спицын. – У меня морда наглая, скорбь на моем лице выглядит издевательством.
– А ты по телефону, – предложил Чебоксаров.