Только личная клятва Тани, что "большую мышь" близнецы уже уволокли обратно к ее детям, в болото, заставила Аленку спустится вниз. Целый вечер близнецы почесывались после крепких маминых подзатыльников.
Антон взялся за благоустройство унаследованного Таней необъятного участка истово и с научным подходом. Перво-наперво он запряг близнецов на составление подробного плана участка с указанием, где какая постройка и каковы ее размеры, что где растет, сколько лет кустам смородины, какой ремонт требуется курятнику и гаражу, и прочее, и прочее…
Прочесав вместе с близнецами немногочисленные соседние деревни, он привел на участок козу и пару козлят, поселив их в сарае, временно приспособленном под хлев. Козлятки вызвали слезы умиления у Алены и недоверчивое хмыканье Тани. Антон перестроил птичник и завел кур, уток и даже пяток важных и удивительно заносчивых гусей. За ними появились несколько очаровательных крошечных кроликов, моментально ставших любимцами Алены, под присмотром которой они на глазах стремительно толстели.
По секрету от Алены Таня приказала Антону заменять предназначенных на убой ушастиков другими, купленными в деревне. У Тани начинало болеть сердце, стоило ей представить рыдающую Алену у пустого крольчатника с охапкой сочной травки под названием клевер в дрожащих руках.
Поначалу Таня возражала против всей этой "фермы гребаной", но Антон парой фраз сумел доказать, что детям необходима свежая пища, а не "эта городская мутотень, которую без телевизора не съешь".
У Антона оказался покладистый характер и удивительное, ныне редко встречающееся качество, за которое его моментально полюбили близнецы. Он умел быть ненадоедливым и обставить любое дело так, что оно из скучной необходимости превращалось в забавную игру.
Таня злилась, в душе завидуя такому умению. Освоить подобную манеру обращения с детьми ей уже не светило. Кстати, она заметила, что бывший могильщик изменился внешне: умывается чаще и одевается приличнее.
Алена обратила внимание подруги на деталь, которую Таня просто не замечала в силу врожденного неприятия таких вещей. Дело в том, что Антон через день, а то и каждый день приносил свежесрезанные цветы и оставлял в вазе на окне Таниной комнаты. Еще Алена заметила, что он иногда вздыхал, глядя на Таню, взгляд его туманился и на пару минут он отрешался от действительности, погружаясь в воспоминания.
…Ночью отчаянно лаяли собаки, перебудили округу, пока заночевавший в крохотном флигеле Антон не выбежал в одних трусах и не успокоил разошедшихся псов. К утреннему завтраку он доставил "хозяйке" обрывки одежды, застрявшие на шипах опутывавшей забор колючей проволоки. Что-то в лоскутках показалось подругам знакомым… Посовещавшись, они пришли к заключению, что здесь побывал степановский Юра. И не просто так, а с намерением.
Что ему понадобилось? Зачем его прислал Степанов? Что его прислал папаша, не рискнувший перебрасывать собственную тушу через колючую изгородь, это факт. Значит, что-то им здесь нужно… На убийство они вряд ли пойдут, а дачу подпалить собаки не позволят.
- Видно, перед кончиной сказал брату, что держит в доме некую ценность.
Антон с близнецами налаживал тележку, чтобы привезти "сытой землицы" с поля, одновременно рассуждая вслух:
- Твой муж покойный, прости, что упомянул, позаботился об обороне на славу. Поставил колючую проволоку злобной породы "егоза". Это такая стальная струна с нанизанными на нее кусочками оцинкованной жести с краями острыми, что твоя бритва. Вечная штука. Не ржавеет долго. Ночному визитеру, считай, повезло. Твой муж мог бы по соседству, на военной базе, за пару кур и бутылку самогона получить целую бухту "концертино". Эта стальная полоса с острыми зубцами по бокам, скрученная в спираль, поделила бы ваших родственников на множество маленьких Степановых.
Походив часок по участку, Таня дождалась возвращения детей и Антона, построила их и отдала приказ перерыть весь дом, не оставив без внимания "ни одной чертовой доски".
Искать пришлось недолго.
Близнецы с планом дома в руках носились по лестницам, обмеряя рулетками все подряд. Кто бы догадался, что в деревянной колонне имеется вместительная пустота? Оттуда и был извлечен старый посылочный ящик, сохранивший на себе следы круглой сургучной лепешки, разлохмаченные обрывки бечевки и расплывшийся адрес, написанный на фанере чернильной ручкой. Когда-то в таких ящиках возвращающиеся с курорта граждане любили отправлять домой сладкие персики и абрикосы, чтобы не подавить их в переполненном поезде.
Ящик притащили Тане и столпились вокруг. Она приоткрыла крышку, покопалась внутри и тут же потребовала, чтобы все присутствующие выметались из комнаты. На Алену это не распространялось, но она предпочла покинуть помещение, решив не мешать озабоченно роющейся в "кладе" подруге.
Таня долго сидела за закрытой дверью и даже отказалась спуститься к ужину. Антон забрал близнецов, отвязал одного из псов, и они все вместе отправились на озеро посидеть с удочками.
Стемнело. Со второго этажа не доносилось ни звука.
Поколебавшись, Алена поднялась наверх и обнаружила спящую на диване Таню. Прикрыв подругу большим лоскутным одеялом, Алена обернулась к столу и увидела "тот самый" ящик.
…Люди находят массу синонимов к слову "любопытство", пытаясь оправдать неистребимое желание узнать нечто запретное, стать обладателями секрета, раскрыть тайну. Никому от этого пока легче не стало, жизнь так же непроста, но снова и снова любопытство подталкивает нарушить правила и схитрить за спиной друзей.
Алена недолго уговаривала себя, что "подглядывать нехорошо". Точнее, она попыталась, но сопротивление быстро оказалось сломленным, любопытство взяло верх и она решительно направилась к столу.
В конце концов, они подруги!
…Покойный муж не переставал удивлять Таню. Самым, очевидно, большим удивлением, превосходившим все, что случилось до этого, включая посещение кладбища в лунную полночь, оказалось то, что на всю свою жизнь, даже будучи изгнанным из семьи, он сохранил к жене трепетное чувство, которое иногда называл любовью.
Это слово встречалось не раз на страницах его дневника, находившегося среди множества вещичек, собранных мужем Тани за много лет. Чего здесь только не было!
Записка мужу с указанием, что брать в холодильнике на завтрак, а что оставить на ужин; глупые и не очень сувениры из мест, где супруги побывали до рождения близнецов; чистые носовые платочки, приобретенные Таней мужу и оставшиеся нетронутыми в запечатанном целлофановом пакете; толстая пачка продолговатых театральных программок; письма в конвертах и письма без конвертов; старые шариковые ручки, которыми писала Таня и к которым теперь не подберешь стержня, поскольку таких уже не делают…
Было еще много чего, но Алена открыла дневник на последних страницах и потрясенно выяснила для себя, что бестолковый и несосредоточенный муж Тани глубоко и искренне любил жену, но его дурацкий характер и ребяческая склонность к идиотским шуточкам не позволяли ему это обнаруживать. Более того, он всячески стремился Таню превзойти, завидуя в хорошем смысле слова ее успехам и тяжело переживая собственные неудачи, злость за которые нередко срывал на жене.
Он описывал множество эпизодов их совместной жизни, находя слова и сравнения, которые глубоко впечатлили Алену, склонившуюся над мятой тетрадью, всюду путешествовавшей за своим хозяином…
Вспоминая день, когда в роддоме появились на свет близнецы, Танин муж писал, что при родах стоял рядом, потому что сам на этом настоял, хотя отчаянно боялся, и непонятно, за кого больше, за себя или Таню.
Он наблюдал, как лежащая на столе Таня, слегка не в себе, покрикивала на обалдевших от такого отношения акушеров и подсказывала им в самые ответственные моменты, что надо делать и как. Тем пришлось вызвать главврача, который пришел и заявил, что если она не заткнется, то он продаст близнецов богатой бездетной немецкой паре, чем существенно поправит больничный бюджет. А саму Таню видавший виды медик немедленно сдаст на опыты в экспериментальный дурдом, где у нее живо отобьют охоту измываться над младшим и средним медицинским персоналом.
Таня поутихла, но продолжала крепко удерживать мужа за руку, чтобы тот не свалился в обморок. При виде отчаянно орущих близнецов Таня отпустила руку, и муж немедленно упал на пол.
Последнее, что он слышал перед тем, как потерять сознание от крика, крови и веселого заявления бородатого родоприемщика о том, что "пуповина тут, вот она, смотрите, папаша!", было то, как Таня ожесточенно препиралась с акушерской бригадой. Она требовала, чтобы "посмотрели еще", потому что может быть третий близнец "затерялся", и тогда она пожалуется на телевидение.
Снова появился главврач, теперь уже со шприцем в руках и угрозой "усыпить, как собаку", причем, пояснил доктор обалдевшей Тане, ему за это ничего не будет, так как суд его оправдает. Тут Таня отключилась от напряжения. Так их с мужем на пару из палаты и вывезли без сознания.
Последняя запись занесена в дневник много лет назад. С тех пор Танин супруг неоднократно дневник листал и перечитывал, что выдавал потрепанный вид толстой тетради.
С удивлением, Алена заметила, что последние строчки расплылись. Она потрогала пятно. Еще мокрое… Значит, Таня тоже плакала? Ее несгибаемая Таня?
Она испуганно оглянулась, боясь наткнуться на злой взгляд подруги.
Таня удерживала край одеяла крепко сжатым кулаком и хмурилась во сне.
"Она неисправима, - подумала растроганная Алена. - Но о Таниных слезах я не расскажу никому".
"Фербагайл", или Крах "корпорации счастья"
ОЛЬГА И "ХАРЛЕЙ"
Ольга вернулась от Сергея. Она устала. Болели руки, ноги… Ездили целый день. Да еще Сергей велел заменить аккумулятор и вымыть мотоцикл. Плантатор! Он обращается с ней, как с рабыней! Ни одному мужчине она никогда не позволяла так себя вести. Да еще заставил ведро с отработанным маслом оттащить к сточной решетке! На улице движение встало, когда Ольга нагнулась над решеткой с проклятым ведром… Водилы пялили глаза, пытаясь разглядеть, что написано у нее на заднем кармане джинсов. Кто ему дал право…
Что с тобой, Ольга?
Она лежит одетая на кровати у себя дома, вздрагивая от каждого скрипа и малейшего шума за дверью. Ей мерещатся шаги на лестнице. Шаги приближаются, они все громче, они учащаются и отчаянно грохочут в унисон с выпрыгивающим из груди сердцем.
Ольга подскакивает к двери и прислушивается, трясясь от страха. Тишина. Никого…
Такое она переживала однажды. Ей исполнилось семь, когда родители решили, что их дочь нуждается в учителе английского языка. Почему? Ее решили "занять чем-то полезным", убедившись, что в доме не осталось ни одного бытового электроприбора, который она не разобрала, пытаясь докопаться до самой мелкой части, "что всем движет".
В дом пришла худенькая очкастая студентка и два раза в неделю учила Ольгу управляться со словарем и отличать глагол от существительного.
Однажды училка забыла зонтик. Ольга, приученная к порядку, положила его на видное место, заодно выпрямив погнувшуюся спицу и закрепив кусочком проволоки нейлоновое полотнище. И, как обычно после занятий, отправилась гулять. Но когда вернулась, зонтик исчез. Ольга недоуменно поинтересовалась за ужином у папы о природе таинственного явления. Родитель уронил на пол ложку и неестественно равнодушным голосом сообщил, что студентка вернулась и зонтик забрала.
"Интересно, - думала маленькая Ольга, - как она сумела прошмыгнуть мимо меня. Я от подъезда не отходила!"
Едва дождавшись окончания очередного занятия, Ольга приоткрыла дверь и громко сообщила папе, что уходит гулять. Затем хлопнула дверью, а сама спряталась за длинной портьерой, где висели плащи и рядком выстроилась обувь "для плохой погоды".
И тут она услышала шаги за дверью. Кто-то старался производить поменьше шума, но непослушные каблучки звонко выбивали нервную дробь. Шаги приблизились и внезапно замерли у двери.
Тишина оглушила Ольгу. Она едва не заплакала и закрыла рот ладошкой. Веселый розыгрыш стал казаться страшным приключением. Ей казалось, что, если ее найдут, придется очень, очень плохо. Отец подошел к двери и открыл.
Внутрь прошмыгнула Ольгина студентка. Она сняла очки, положила на полку у телефона и близоруко сощурилась. Отец захлопнул дверь, погремел замками и цепочкой. Затем обернулся и (дочка Оленька стояла на расстоянии полуметра) набросился на училку.
Он лихорадочно срывал с нее одежду, стараясь, впрочем, не оторвать пуговицы. Когда на студентке не осталось ничего, он повалил ее на пол, на коврик, и стал делать девушке "больно".
"Больно", потому что студентка жмурилась, стонала, царапалась, извивалась, собрав на себя всю коридорную пыль и скомкав коврик. Она колотила голыми пяткам по полу, изо всех сил прижимая Ольгиного отца к себе. А тот впрессовывал девушку в пол, энергично двигая телом, как если бы старался весь забраться в нее. Он не снимал одежду, только расстегнул брюки.
Когда папа со стоном отвалился в сторону, они оба долго лежали без движения. Ольге стало казаться, что они умерли, как дядя Михаил. У них было такое же выражение лиц, как на дядиной "мертвой" фотографии, которую отец привез с похорон и прятал в среднем ящике письменного стола.
Затем они встали. Студентка отряхнулась и старательно оделась. Отец помогал ей, аккуратно застегивая пуговицы и щелкая молниями. Студентка помедлила и нагнулась перед отцом куда-то вниз. Подробности процесса Ольга не разглядела. Отец повернулся к ней спиной. Он замычал сквозь зубы и положил руки на плечи студентке. Так продолжалось некоторое время, пока отец не откинулся к стене и глубоко вздохнул. У него тряслись колени.
Студентка ушла, дрожащими пальчиками прижимая платок к губам… Они не проронили ни слова. Ольга просидела за портьерой еще полчаса, затем выскользнула, хлопнула дверью и сообщила, что вернулась.
Вечером у нее поднялась температура, начался озноб. Больше всего она боялась проговориться. Поэтому молчала. Родители были в панике.
А через неделю ушел отец. Мама пыталась что-то объяснить дочери, но Ольга твердо сказала: "Нет!" - и женщины, большая и маленькая, никогда не говорили о муже и отце. Даже когда мамы не стало, Ольга не предприняла попытки найти родителя.
Много позже она узнала, что отец прожил со студенткой один месяц, затем утопил ее в ванне, залез к ней в воду, обнял труп и перерезал себе горло бритвой. Ольга встретила известие равнодушно. Она плохо помнила папу, и тот не успел ей понравиться.
Она запомнила шаги. Шаги на лестнице навсегда остались для нее знаком беды.
Сейчас шагов не слышно. Они остались в воображении Ольги. Что же ее страшит?
Ольга решительно вскочила и схватила телефонную трубку:
- Танька? Я к тебе! Надо кое-что обсудить… Я здорова… Голос как голос… Они у тебя? А что меня не позвали? Тоже мне, подруги! Нечего оправдываться! Могли бы и дозвониться… Через час буду.
Ольга бухнула трубку на телефон и закусила губу. Зря она так… Телефон действительно был отключен, пока она пряталась в кровати со своими переживаниями.
Но когда она встретилась с подругами, легче ей не стало.
- Мне не нравится несуразная жизнь. Я люблю вас. Тебя, Тань. Ирину, Алену… Но я не могу без всех остальных людей. Я хочу разговаривать, я хочу ездить… Я хочу нравиться людям. А с нашими планами, боюсь, прикончат меня однажды…
- А людям нравится тебя ненавидеть! Или мы мало про тебя знаем? Я химик, а не врач… Но простой диагноз поставить смогу! Если тебе нравится, когда тебя ненавидят, тогда это мазохизм чистой воды! Тогда тебе нужно искать объявление в газете, покупать кожаную амуницию и ехать в особый летний лагерь. Там соберутся такие, как ты. Вы будете хлестать друг друга плетьми по голым задницам и радоваться "общению".
- Ты опять за свое? Понимаешь ведь, что я имею в виду! Я хочу простой, нормальной жизни. Не следить, не бегать, не строить из себя то шлюху, то королеву красоты!
- Придется тебе потерпеть! - вмешалась Ирина. - И мне! Заказов на картины нет, муж на плоту спускается по реке, сын в зоопарке выхаживает простудившуюся кобру и скоро сам покроется чешуей. Зато у меня есть новая жизнь! И все благодаря Таньке, Алене и тебе, раскольница! А куда ты подашься с дочерью, продав квартиру за долги?
- Лучше сидеть в долговой яме, чем лежать на кладбище!
- А я думаю, - кипела Таня, - лучше бы мы с тобой вообще не связывались! Если бы я знала…
- Тань! Не надо! - вступилась Алена. - Оленька не хочет ссориться с нами! Ведь так, Оленька?
- Между прочим, с тебя, Алена, все и началось! Все эти авантюры…
- Авантюры? Да мы о тебе заботимся, королева блондинок! У меня есть на примете роскошный план…
- Нет, Танька! Хотите оставить мою дочь сиротой? Обойдетесь без меня!
- Это ты у нее сирота! Шляется твое чадо неизвестно где… Посмотрю я на тебя, когда станешь бабушкой внука, у которого в отцах пять байкеров и два мотоцикла!
- Ты не трогай мою дочь! И мотоциклы… Лучше смотри за своими детьми, Менделеев недоделанный! У тебя их в два раза больше! А если они останутся без матери?
- Их мать имеет голову на плечах, а у тебя там…
- Девочки! Не надо! Я вас прошу! Хотите, на колени встану!
- Брось этот шейпинг! Лучше мужика себе заведи, чем мне грудь гладить!
- Заткнись, Олька! Я тебе сейчас за Алену так врежу! Идиотка!
- Идиотка, говоришь? Может быть! Тебе лучше знать! Ты по психам крупный специалист! Сама от них недалеко ушла! Того гляди…
- Договорились! Обе! Молчать, стервы! Попросить сына притащить тарантулов, чтобы вы разбежались?
- Обойдемся… Я сама уйду… Навсегда. И напоследок скажу. Тебе, Танька, просто нравится нами вертеть. Ты свое тщеславие удовлетворишь и смоешься. А нам раны зализывать и цветы в колумбарий носить. Ирине нравятся приключения. Творческий импульс… Советую заранее написать автопортрет. Его с плачем понесут Танька и Алена за твоим гробом.
- Про меня еще забыла…
- А что ты? Ты, Аленка, вообще никто! Бежишь, словно собачонка, по первому свисту…
- Уходи!
- И уйду! Обойдусь без вас! Прощайте!
Хлопнуть дверью просто. Но гул еще долго отзывается в сердце. Вроде бы все правильно сделала, а что-то гложет и покоя не дает.
Выкатив мотоцикл из гаража, Ольга перевела дух.
Черт с ними!
"Харлей" медленно продвигался среди гудящих в пробке машин. Ольга часто останавливалась, упираясь ногами в асфальт. Она удерживала равновесие, а водители соседних машин едва удерживались в салоне. Они разглядывали необыкновенную мотоциклистку, вытягивая шеи и стараясь не упустить ее из виду.
Ольга ловила на себе взгляды и раздраженно хмурилась. Но внутри нее все ликовало.
День волшебный! Солнце! А как ей идут синие джинсы, черная облегающая майка и красный платочек на шее ("Название, черт побери, все забываю! Бидона, кажется…").