– Да это же я, Василий Куликов! Ты меня не узнаешь, что ли? Мы же с тобой Леньку Бобра брали!
Как обычно, Василий Макарович встретил бывшего сослуживца.
– Ох ты, и правда, это ты, Макарыч! А я смотрю – что-то лицо знакомое, где-то я его видел! Ну и подумал грешным делом, что ориентировка на тебя была… в смысле, что ты в розыске! Ну надо же! Сколько же лет мы не виделись?
– Да лет десять, наверное! Ты тогда в другое отделение перевелся, а сейчас, я смотрю, вообще из милиции в здешнюю охрану ушел?
– Да я уже на пенсии, ну и устроился сюда подработать… а ты все там же служишь?
– Да нет, я ведь тоже на пенсии. Только я частное детективное бюро открыл.
– Ничего себе! Так ты теперь большие деньги заколачиваешь? А сейчас в Москву летишь?
– Нет, насчет больших денег – это ты зря, еле концы с концами свожу. А сюда приехал по поводу одного расследования. Кстати, ты мне не мог бы помочь? Мне нужно узнать насчет одного пассажира, который в Москву летал три дня назад. Может, кто-то с ним летел или провожал… Мне бы хоть какую-то зацепочку!
– Ну, это дело минутное! – Валентин направился к двери с табличкой "Только для персонала", сделав Василию Макаровичу знак следовать за собой.
Они прошли по короткому коридору и вошли в комнату, где перед компьютером с большим экраном сидела привлекательная женщина лет сорока.
– Здравствуй, Валечка! – обратился к ней Овечкин. – Вот, не можешь коллеге бывшему помочь?
– Здравствуй, Валентин! – ответила женщина и с интересом взглянула на Василия Макаровича. – Твоим коллегам всегда с удовольствием помогу. Что вас интересует?
– Меня интересует один пассажир, который летел в Москву двадцать шестого, во вторник…
– Какой рейс? – деловито спросила Валентина.
– Вылет шесть тридцать утра, в аэропорт Домодедово.
– Ага, рейс тринадцать сорок семь… – Валентина бойко застучала пальцами по клавиатуре, и через несколько секунд из принтера вылетела распечатка.
– Вот список всех пассажиров, зарегистрированных на тот рейс, – сказала она, протягивая лист Василию Макаровичу.
Куликов надел очки и повел пальцем по списку.
На середине листа он замер, наткнувшись на знакомую фамилию.
Лапин Игорь Сергеевич… При чем тут Лапин? Ему нужен Дроздов Павел Анатольевич! Ага, вот и он. Но как же с Лапиным?
Василий Макарович поднял глаза на Валентину.
– Ну что, – спросила она, оторвавшись от компьютера, – нашли своего пассажира?
– Да, кое-что нашел… – Дядя Вася откашлялся. – Здесь в списке только те пассажиры, которые зарегистрировались на рейс? То есть, если он есть в списке, значит, он приезжал в аэропорт?
– Ну да, приехал в аэропорт и улетел в Москву, – недоуменно ответила Валентина. – Мы вводим регистрацию через Интернет, но на внутренних рейсах этот сервис пока не работает…
– То есть как? – Куликов снял очки и начал протирать их уголком платка. – Вы говорите, что все, кто в этом списке, улетели. Но этот пассажир точно не улетел в тот день…
Он вспомнил утонувшую машину.
– Не может быть, – авторитетно возразила Валентина, – все зарегистрировавшиеся пассажиры улетели. Если бы кто-то из них не сел в самолет, это было бы ЧП. Задержали бы рейс, искали бы пропавшего пассажира в аэропорту – ведь в такой ситуации возрастает вероятность теракта. В тот день ничего подобного не было – значит, все зарегистрированные пассажиры улетели в Москву.
– Не может быть… – растерянно проговорил Василий Макарович. – Не мог он улететь…
Он, конечно, не мог рассказать малознакомым людям, что в тот самый день труп Игоря Лапина лежал на заднем сиденье красной "Мазды", а чуть позже вместе с этой "Маздой" ушел под двухметровый слой воды.
– Что значит – не мог? – В голосе Валентины прозвучало плохо скрытое раздражение. – Все пассажиры из этого списка улетели в Москву, это факт, подтвержденный документами!
И она повернулась к компьютеру, тем самым давая понять, что очень занята и не может попусту тратить свое драгоценное время на старого бестолкового милиционера, который не в состоянии понять такую простую и очевидную вещь.
– Ну, спасибо тебе, Валечка! – бодрым голосом проговорил Овечкин и за локоть потащил Василия Макаровича прочь из кабинета.
Выйдя в коридор, он укоризненно проговорил:
– Ну, Макарыч, что ты с ней споришь? Валентина свое дело знает, если она сказала, что пассажир улетел – значит, он улетел, это факт! А мне с ней ссориться ни к чему, мне с ней еще работать и работать…
– Я понимаю… – вздохнул Куликов.
– Ничего ты не понимаешь! – возразил Валентин. – У меня с ней, может, не только рабочие отношения. Она женщина симпатичная, одинокая, я тоже человек свободный… Жена, понимаешь, поехала к сестре погостить… сестра у нее в Болгарии замужем, так вот поехала она погостить да там и осталась. Море, говорит, солнышко, климат здоровый, люди приятные, так лет пять уже там и проживает…
Валентин Овечкин еще что-то ему говорил, вспоминал их давние дела, беспокойные будни милиции, но Василий Макарович его почти не слышал.
Он пытался привести в порядок растрепанные мысли.
Если Игорь Лапин был мертв к моменту вылета самолета и впоследствии сброшен в машине в речную протоку, то кто же тогда улетел в Москву по его документам? Самолет – это вам не шутка, тут паспорт надо предъявлять вместе с билетом.
Ведь их заказчица Наталья Балабанова узнала своего друга по описанию трупа, который видела в этой машине Василиса.
Конечно, словесное описание – вещь не очень точная, на нем не построишь достоверное опознание. Но Василиса говорила, что машину уже вытащили и труп идентифицировали, поскольку права на имя Лапина у него были. Небось кто-то его уже официально опознал.
Что же выходит? Выходит, что преступление тщательно спланировано, раз даже нашли человека, который полетел в Москву вместо убитого Лапина? Да кому же он помешал, это несчастный Игорь Лапин? Человек был небогатый и неконфликтный, много работал… За что его убили?
Надо бы побеседовать с его женой, Василиса твердо убеждена, что она к этому делу причастна. Но как это сделать? Не станет она раскрывать душу человеку только потому, что он предъявит ей удостоверение частного детектива!
А вот интересно другое…
Василий Макарович невпопад поблагодарил бывшего коллегу, попрощался и зашагал обратно к кабинету Валентины.
Овечкин проводил его недоуменным взглядом, но решил заняться своими непосредственными делами.
– Валечка, еще одна просьба! – Куликов умоляюще сложил руки на груди. – Можно мне проглядеть списки прилетающих из Москвы?
– Что, все рейсы? – изумилась Валентина.
– Ну да, со вторника… Я быстро!
– Зачем же самому смотреть? – Валентина быстро нажимала клавиши. – Вот сейчас узнаем… Так, сразу могу сказать, что Лапин Игорь Сергеевич из Москвы не возвращался. Как улетел во вторник, двадцать шестого, так там и сидит. А Дроздов Павел Анатольевич улетел во вторник, вернулся во вторник же вечером, затем улетел вчера и возвращается сегодня, вот рейс, прибывает в одиннадцать сорок пять.
– Да что вы? – расцвел дядя Вася. – Вот подарочек-то мне какой! Счас я его встречу! Только что же с Лапиным делать? Куда он подевался-то?
– Ладно, смотрите… – Валентина подвинулась, – только быстро.
Через некоторое время Куликов вздрогнул и едва не подпрыгнул в кресле.
– Нашли что-нибудь?
– Угу. Вот этот…
– Балабанов Антон Петрович, – прочитала Валентина, – вы его знаете?
– Не то чтобы знаю… – сказал Куликов, – но очень хотел бы познакомиться поближе…
Сомнений не было – это именно Балабанов улетел в Москву по паспорту убитого Лапина, а потом вернулся по своим документам. Причем вернулся сразу же, во вторник, рейсом десять сорок пять, едва успел там, в Шереметьеве, обернуться. Не бывает таких совпадений, тем более что Наталья Балабанова говорила, что муж ее в этот день ни в какую Москву не собирался. И в списках улетевших его нету. Надо, ох надо с ним поговорить! В крайнем случае ребят из милиции на него напустить, тех, кто убийство Лапина расследуют… Хотя они же не знают, что Лапина утопили уже мертвого, думают, авария… Надо эту клиентку невезучую, Наталью, потрясти, может, она что дельное скажет…
– Интересная у вас работа, Василий Макарович, – ласково сказала Валентина.
– Не жалуюсь, – улыбнулся в ответ Куликов, – у вас тоже ничего. Одно плохо: сидите вы, Валентина Егоровна, в отдельном кабинете, никто вас тут не видит. Такую бы женщину в общем зале посадить, чтобы люди любовались! Это же преступление – такую красоту скрывать! Был бы начальником – специальное бы распоряжение сделал!
– Уж вы скажете! – рассмеялась Валентина и шутливо шлепнула его по руке.
За этим и застал их заглянувший в кабинет Овечкин. Несообразно своей фамилии он поглядел на Куликова волком, так что Василий Макарович поскорее откланялся.
Рейс из Москвы не опоздал, и вскоре появились первые пассажиры. В Москву ведь в основном летают люди налегке, багажа не ждут.
Василий Макарович увидел Павла Дроздова издалека – тот, как уже говорилось, был мужчиной высоким. Куликов сделал было шаг в сторону своего объекта, но тут заметил, что его сопровождает дама. Точнее, он ее. Потому что Дроздов вился вокруг высокой, крупной, коротко стриженной блондинки гоголем, а она снисходительно внимала его словам. Более того, за парой шел широкоплечий накачанный молодой человек в черном, в котором опытный взгляд Куликова безошибочно угадал охранника.
Он тут же осадил назад, потому что понятия не имел, каким образом он сможет задержать Дроздова. Что ему вменить? Документы у прохиндея в порядке, а что в океанариуме он каждый раз с разными дамами появляется – это не преступление. Попросить Овечкина проверить у него документы и задержать на время? Не выйдет, поскольку Овечкин зол на него за Валентину. Подумаешь, комплимент даме сказать нельзя!
Василий Макарович ограничился тем, что сфотографировал парочку на мобильный телефон, после чего проводил взглядом.
С Дроздовым ему явно не везло, придется работать по делу Лапина.
Около дома номер шестнадцать по Поперечной улице остановилась видавшая виды милицейская машина. Из нее выбрался коренастый мужчина с широким красным лицом, в форме капитана милиции. Подойдя к калитке, он крикнул:
– Гражданка Хомякова! Зинаида Федоровна! Ты дома, или как? К тебе гости…
На окне шевельнулась занавеска, затем скрипнула дверь, и на крыльце показалась хозяйка – крепкая старуха лет семидесяти с лишком в непременном фланелевом халате, который, как известно, является повседневной верхней одеждой немолодых жительниц деревни и пригородов.
– Никак ты, Степаныч? – проговорила она, из-под руки разглядывая милиционера. – Тебе сколько надо-то? Ты заходи. У меня как раз свежий первач готов, попробуй стаканчик…
– Ты что такое говоришь, Федоровна? – Участковый опасливо оглянулся на машину. – Какой такой первач? Какой стаканчик? Тут со мной товарищи приехали, поговорить с тобой хотят, а ты тут такое… они тебя могут неправильно понять!
Из машины выбрались два дружных капитана – Творогов и Бахчинян. Вслед за участковым они подошли к Зинаиде.
– Как раз мы все правильно поняли! – с веселой угрозой в голосе проговорил Творогов.
– И товарищам твоим налью! – продолжала Хомякова, еще не почувствовавшая сгущающихся над ее головой туч. – Я что – не понимаю? Милиционер, он тоже человек!..
– Замолкни, Хомякова! – прикрикнул на нее участковый. – Люди к тебе по другому делу! Люди к тебе с ордером…
– Ох ты! – Хозяйка всплеснула руками и попятилась. – Ты что же, Степаныч, заранее меня не предупредил? Почему меня не подготовил? Я тебе что – зря плачу?
– Не слушайте ее, мужики! – проговорил участковый. – Она сама не знает, что говорит…
– А по-моему, очень даже знает! – пробормотал Творогов. – Но это ладно, мы сейчас по другому делу, ваши товарно-денежные отношения нас не интересуют. Так что, гражданка Хомякова, приглашайте в дом, будем с вашим хозяйством знакомиться!
– А я ничего! Я разве чего? – залебезила Зинаида. – Заходите, гости дорогие… у меня, конечно, угостить вас нечем, я женщина бедная, на одну пенсию живу…
Она, пятясь, прошла через сени в комнату, и все три милиционера проследовали за ней.
По дороге Творогов наметанным взглядом отметил в сенях объемистые бутыли для самогона и переглянулся со своим напарником, но тот только пожал плечами – этот вопрос их сейчас не волновал.
– Может, все-таки по стаканчику? – повторила хозяйка, с надеждой заглядывая в глаза гостей. – У меня и закуска есть, огурчики свои, и капустка квашеная хорошего засола…
Она кивнула на кадушку, стоявшую в углу комнаты.
Бахчинян проследил за ее взглядом… и вдруг его глаза вспыхнули, как светофор над переездом:
– А это у вас что такое, уважаемая?
Кадушка с капустой была закрыта дощечкой, на которой для тяжести лежала выточенная из серого камня фигурка кошки.
– Да так, это ничего… груз, капусту прижимать! – заюлила Хомякова.
– Груз, значит? – задумчиво проговорил Бахчинян. – Может, и груз… а только в перечне пропавших при квартирных кражах ценностей упоминалась яшмовая статуэтка кошки, китайская, восемнадцатого века… очень, между прочим, большой ценности. А вы этой кошкой капусту прижимаете!..
– Ничего не знаю! – заверещала хозяйка. – Ни про какие такие кражи не слышала! Кошку эту на улице нашла, думаю, что зря валяется? Бедную женщину обидеть ничего не стоит!
– Ладно, бедная женщина! – вступил в разговор Творогов, который уже успел бегло осмотреть помещение и не нашел больше ничего интересного. – У вас в доме сколько комнат?
– Одна только эта, – пригорюнилась Зинаида Федоровна. – Нету у меня излишков жилплощади… вот, Степаныч вам подтвердит, он меня давно знает…
– Про излишки никто и не говорит, а вот как насчет подпола?
– Нету у меня никакого подпола! – недовольно буркнула хозяйка. – К чему он мне?
– Как – к чему? Вы ведь, Зинаида Федоровна, овощи на огороде выращиваете, так должны их где-то хранить?
– Да много ли мне одной надо? – жалостно вздохнула хозяйка, подперев щеку ладонью. – Хлеба кусок да чаю стакан…
Участковый, однако, за спиной у хозяйки выразительно взглянул на Творогова и показал ему взглядом на коврик возле кровати.
– Хороший половичок! – оживился Творогов. – Сами плели?
– Сама, сама! – гордо подтвердила Зинаида. – Зимой времени много…
– Можно посмотреть? – Не дожидаясь ответа, Творогов поднял край коврика и изобразил удивление, увидев под ним крышку подпола. – Надо же, а вы говорили, нет у вас подпола! Вот так живете в доме и сами не знаете, что у вас есть!
На этот раз хозяйка промолчала.
Творогов подцепил крышку за кольцо и поднял ее. Перед ним оказалась лестница, спускающаяся в сухой и чистый подвал. Творогов спустился по ней, и вскоре снизу донесся его голос:
– Ну, идите все сюда! И хозяйка тоже! Тут есть на что посмотреть!
Через минуту все уже стояли в подвале, ярко освещенном лампой под потолком. Вдоль стен подвала тянулись полки, заставленные коробками, ящиками и мешками. На самом же видном месте красовался сложный и красивый агрегат, в котором только очень опытный человек сразу опознал бы самогонный аппарат.
– Да, Зинаида Федоровна, чего тут только у вас нету! – проговорил Творогов, разглядывая содержимое полок. – Сахар, крупы, консервы… да тут у вас продуктов на несколько лет! Зачем вам это? Сейчас же все есть в магазинах!
– Сейчас есть, а завтра не будет! – отозвалась хозяйка. – Мало ли, как жизнь обернется? Запас, он никогда не помешает!
– Да к вашему запасу уже мыши подбираются, – усмехнулся Творогов, услышав в углу подвала недовольный писк. – Впрочем, мы сюда не за этим пришли…
Бахчинян с задумчивым видом прохаживался вдоль задней стены подвала, обитой ровно оструганными досками.
– Слышь, Никитич! – обратился он к напарнику. – Мне кажется, или за этой стеночкой что-то тикает?
– Может, у нее там взрывное устройство заложено? – заволновался Творогов.
– Ничего там не тикает! – всполошилась хозяйка, и глаза ее предательски забегали.
– А вот мы сейчас проверим… – Бахчинян подцепил крайнюю доску ножом и отделил ее от стены. За ней оказалась глубокая ниша.
– Вот это что тикает! – проговорил Бахчинян, нырнув в нишу. – Это, Никитич, не взрывное устройство! Это гораздо лучше! Зинаида Федоровна, часики эти вы тоже на улице нашли?
Он вытащил на свет бронзовые каминные часы в форме слона с резной башенкой на спине. Из окна башенки выглядывал китаец с фарфоровым улыбающимся личиком.
– Часы бронзовые каминные, в виде слона с погонщиком, – по памяти процитировал Бахчинян, – похищены из квартиры директора компании "Ориент-экспресс" Лютикова…
– Ничего не знаю! – заверещала Хомякова. – Какая такая компания? Какая такая квартира?
– А это у нас что? – Бахчинян поставил на пол часы, снова залез в нишу и достал оттуда большую вазу, выточенную из цельного зеленого камня. – Никак это малахитовая настольная ваза восемнадцатого века из коллекции телеведущего Самоцветова… тоже находится в перечне ценностей, похищенных из обворованных квартир… и тут такого добра еще очень много!
Ашот приблизился к хозяйке, которая стояла посреди подвала, сцепив руки на груди.
– Очень глупо краденые вещи у себя дома держать, так что, гражданка Хомякова, пора колоться! Назовите имена своих сообщников, расскажите подробности преступлений. Суд, возможно, учтет ваше добровольное признание.
– Да, знаю я, как он учтет! – проворчала Хомякова. – Одни разговоры! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… самогон – это я признаю, гоню, исключительно для собственного потребления и вместо лекарства. Ну, иногда, случается, продаю немного, поскольку на пенсию не прожить. Люди у меня просят, а у меня сердце доброе, отказать не могу. Те, кто ко мне за этим самогоном приходят, если у кого нет денег, иногда вещами расплачиваются…
– Ага, и все почему-то крадеными! – сурово произнес Творогов.
Бахчинян тем временем с удивлением уставился на самогонный аппарат.
В самом его центре был укреплен красиво изогнутый золотистый предмет, расширяющийся к нижнему концу.
– А это что такое? – Ашот ухватился за золотистую трубку.
– Известно что – змеевик! – со знанием дела ответил участковый Степаныч. – Самая главная часть в любом самогонном аппарате!
– Змеевик?! – повторил Ашот и выдернул трубку из аппарата.
– Ты что же такое делаешь? – вскрикнула Хомякова. – Ты зачем же, ирод, аппарат ломаешь? Я же без него как без рук! Мне же без него по миру пойти придется! Он же мой кормилец!
– Точнее, поилец, – поправил ее Бахчинян и повернулся к напарнику. – Ты знаешь, Никитич, что это такое?
– Инструмент какой-то… – неуверенно проговорил Творогов, разглядывая предмет, который бережно держал Ашот.
– Это, Никитич, не просто инструмент! – поправил его напарник. – Это, Никитич, золотой саксофон выдающегося джазового музыканта Левона Кесаряна! Квартиру Левона тоже ограбили, и больше всего он расстраивался из-за этого саксофона…
– Что – правда золотой? – с интересом спросил Творогов.