Старший прапорщик Ефимов.
Местность, по которой мы шли, представлялась мне совершенно нехоженой. Возможно, так оно и было - на влажной почве даже один - единственный путник непременно где - нигде выдал бы себя следом, но на всём пути никаких разведывательных признаков проходившего здесь противника моими спецами не обнаружилось. Так что день прошёл в совершеннейшем спокойствии.
Уже ближе к вечеру мы переползли очередной хребет, и без каких - либо происшествий оказавшись на его другой стороне, битый час продирались через пышно разросшиеся переплетения ежевики. Не той, здоровенной и колючей, что иногда встречалась в чеченских горах, а обычной лесной ежевики, только вымахавшей почти на метровую высоту. Её петли цеплялись за ноги, и чтобы не упасть, приходилось высоко поднимать стопы. В конце концов, мы выбрались, но при этом взмокли так, что когда на горизонте замаячило подходящее для организации днёвки местечко, я махнул рукой: "Стоп"!
- Чи, - чтобы привлечь внимание, и одно движение рук - "Организуем засаду". Большего не требовалось. Моим ребятам вполне хватало пятимесячного опыта, чтобы самим определиться с позициями.
- Кофе будешь? - всё же фешер чувствовал себя слегка виноватым. Слегка?! И это после того, как это ЧМО наставило на меня пистолет? При воспоминании о том моменте по моей спине лёгкой змейкой пробежал запоздалый холодок. Не к этому случаю, но самое поганое на войне - соприкасаться со своими при непонятных обстоятельствах. Если кругом враги, всё ясно и просто: увидел, открыл огонь на поражение. Когда же возможна встреча со своими, но незнакомыми тебе подразделениями, то ты, вдруг встретив настоящего противника, сразу же оказываешься в проигрышной ситуации: он увидел и сразу открыл огонь, тебе же нужно сперва определить "свой или чужой". Десятые, сотые доли секунды - порой даже не время, а вся оставшаяся жизнь. Но это ещё куда ни шло, если по тебе стрельнёт враг, а если с перепугу начнёт стрелять внезапно выползший навстречу представитель иного войскового коллектива? То-то и оно. Я почему-то всегда опасался именно такой вот ситуации, когда по какой-либо причине придётся схлестнуться со своими. Что может быть хуже смерти от дружественного огня?
Ещё в самом начале командировки майор Грелкин рассказывал один случай. Они возвращались с боевого задания. До места эвакуации оставалось всего ничего - метров двести по лесу, а там выход на дорогу и боевое задание закончено - путь домой в пункт постоянной дислокации. Все уже немножко расслабились - впереди слышались звуки двигателей разворачивающейся техники. Думали, прибыла эвакуационная колонна. Так что стоявший на бруствере старого заброшенного окопа ПКМ и сидевший за ним боец - пехотинец явились для шедшего в головном дозоре сержанта Чигрина полной неожиданностью. Пехотинец, увидев заросшего щетиной, грязного, одетого в маскхалат разведчика и приняв его за противника, кинулся к пулемёту. Чигрин же не нашёл ничего лучшего, как, вскинув автоматический пистолет Стечкина (автомат он уже в преддверии своих закинул за плечо), сделать два выстрела в бруствер, чтобы заставить пулемётчика упасть на дно окопа, а уже потом объяснить ему, кто есть кто. Всё произошло почти как и рассчитывал сержант, но именно почти. Пулемётчик юркнул вниз, а с дальней стороны окопа тотчас поднялся ствол автомата.
- Свои! - что есть силы заорал Чигрин, падая на землю и спешно уползая в кусты. - Свои, свои! - орал он, пытаясь перекричать трескотню выстрелов. Увы, если сержанта и послушались, то только спецназовцы, а пехотинцы то ли не слышали его истерических воплей, то ли никак не желали, да и не могли поверить в искренность его слов. Да и как им было поверить (особенно пулемётчику), если он в них стрелял? То, что он целил мимо, далеко, для острастки, годилось разве что для оправдания в мальчишеской игре, но никак не для ситуации подобной этой. Кто мог дать гарантию, что это не противник, знающий русский язык, хочет всего лишь отвести от себя удар? Огонь вёлся по нарастающей, разведчики пускали ракеты, пытались достучаться до пехоты по рации, всё было без толку. Стрельба прекратилась лишь тогда, когда к месту столкновения прибыла эвакуационная колонна. Итог оказался печальным: одна из выпущенных пуль разворотила голову арткорректировщика старшего лейтенанта Фокина, приданного отряду и находившегося в тот день в составе этой разведгруппы. Вот такая история…
- Кофе будешь? - снова повторил фешер, видимо я уж чересчур надолго ушёл в свои мысли.
- Нет, - мне в этот момент действительно ничего не хотелось. Но и расширять возникшую между нами трещину тоже не стоило, - чуть позже.
Он угрюмо кивнул, видимо приняв мой ответ за вежливую форму посыла. Я же, не имея желания разубеждать его в заблуждениях, подхватив автомат, решил немного развеяться, а заодно и пройтись по тройкам - просто так, на всякий случай, поглядеть на состояние бойцов.
Лёгкая суета, какое-то время царившая на месте организации засады, закончилась установкой мин, и теперь мои спецы, выставив фишки, расселись ужинать. Самое время произвести обход, а заодно и в лоб кому-нибудь дать, чтобы не расслаблялись…
- Юра, - тихонько окликнул я сержанта Калинина, сосредоточенно выковыривавшего пластмассовой ложкой содержимое маленькой консервной баночки.
- Я, товарищ прапорщик! - отозвался он, поворачиваясь ко мне лицом и одновременно пытаясь сунуть "криминал" в корневища разлапистого дерева. Его ПКМ, направленный в глубину леса, стоял рядом.
- Жуй, - небрежно отмахнулся я. Пожалуй, употребление пищи в боевом охранении осталось единственным существенным изъяном, с которым мне так и не удалось справиться. Многие из бойцов, находясь на фишке, точили - то есть имели привычку кушать на посту - кто армейские хлебцы, кто леденцы (впрочем, относительно леденцов я с самого начала не имел ничего против - кислое, говорят, способствует бодрствованию), а кто и вовсе (как вот этот самый Юрок) вскрывал консервы и чавкал по полной программе. Пробовал давать по шапке, а толку? И однажды смирившись с этим неискоренимым злом, я решил больше не обращать на него ни какого внимания. Главное, что бдят - не спят и за своим сектором наблюдают.
- Да я… - начал он оправдываться, но моя рука успокаивающе легла ему на плечо.
- Бди, - я повернулся, чтобы идти дальше. Отвлекать пустопорожними разговорами стоявшего в боевом охранении бойца не стоило.
- Товарищ старший прапорщик!
- Да.
- А куда мы прёмся и зачем? - этот вопрос, наверное, интересовал всех моих подчинённых.
- Я бы тоже хотел это знать. Но не знаю.
- Охренеть! - сержант Калинин, он же старший первой тройки ядра, в задумчивости почесал "репу" И я не смог не согласиться с его "выводом".
- Где-то как-то так.
- Товарищ старший прапорщик, а я ничего, втянулся.
- Я знаю! - на моём лице появилась улыбка. История появления на территории Чечни этого парня была непроста и извилиста. Отказавшись ехать в командировку со своим призывом (он, как говорится, слабанул, то есть попросту струсил), позже почувствовал угрызения совести и попытался записаться в следующий уезжающий в Чечню отряд - не взяли. В конце концов, в командировку он попал, прибыв на восполнение потерь, и оказался в моей группе, то есть это я был назначен командиром группы, в которой к этому моменту уже имелся разведчик-пулемётчик сержант Калинин. Претензий у меня к нему не было. Пулемётчик отличный, как старший тройки тоже вполне, физически развит - рукопашник - мастер спорта, дисциплина на уровне - без проблем, одним словом, нормальный боец. Собираясь уходить, я пару раз легонько хлопнул его по плечу: - Бди.
Это повторно произнесённое "бди" заставило Юрку улыбнуться мне в ответ, и я отправился совершать обход дальше. Отойдя на пару шагов, я украдкой обернулся - Калинин, забыв про поставленную в корневища банку сосисочного фарша, вертел в руках вытащенный из разгрузки нож…
Рядовой Юдин
Ефимов бегло осмотрел позицию, занятую тыловой тройкой и уже было собрался идти дальше, когда его негромко окликнули:
- Товарищ старший прапорщик, - Илья Юдин сидел под деревом и сосредоточенно ковырялся пластмассовой ложкой в банке с тушёнкой, безуспешно пытаясь отделить мясо от жира.
- Чи мегри*? - "что надо?" ещё более тихо отозвался Ефимов, страшно коверкая уже давно забытую афганскую речь. Затем улыбнувшись каким-то своим мыслям, шагнул в направлении бойца - шептаться на расстоянии было совершенно неудобно и к тому же чревато - вечерело и звуки начинали разлетаться по сторонам с удивительным проворством.
- Тоарищ старш прапорщик, а Вы в бога верите? - столь неожиданный вопрос заставил Сергей задуматься. Собираясь с мыслями, он невольно присел на корточки, а потом и вовсе плюхнулся на поджопник и, вытянув ноги, какое-то время молчал, пока Илья не задал ему нового вопроса.
- А бог вообще есть?
- Понимаешь… - Ефимов чувствовал, какой ответ требуется его разведчику, но не хотел лукавить даже в малом. - Я думаю, что он должен быть.
- ???
- Иначе наша жизнь не имеет смысла. Ничто не имеет смысла, - осознавая, что для Ильи это не просто разговор, а нечто большее, Сергей уже не спешил. В конце концов, по двум оставшимся тройкам он пробежится и чуть позже, когда стемнеет. Не беда что уже будет не разглядеть, сколь хороши занятые тройками позиции, выбирать их его бойцы уже научились. - Понимаешь, я считаю, в мире должно быть волшебство.
- ??? - И снова немой вопрос Юдина.
- А что есть сверхъестественное, если не волшебство? Объяснить с материальной точки зрения происхождение мира невозможно.
- Но вроде бы доказано, что предки человека были обезьяной?
- Понимаешь, на самом - то деле как произошёл собственно человек - не существенно. При наличии бесконечного течения времени и миллиарда миллиардов ситуаций возможно даже такое: различные молекулы соединились и вот он, человек. Конечно, вероятность этого безмерно мала, но она возможна. Так что как появилась жизнь, не столь важно. При наличии материальной субстанции она, в конце концов, просто не могла не появиться. Гораздо интереснее вопрос о происхождении самой вселенной.
- Но там вроде бы из атома…
- Ага, теория большого взрыва, - Ефимов усмехнулся. - Она объясняет всё, кроме одного: откуда взялся этот первородный атом? Вопрос, на который невозможно дать ответ. Поэтому без волшебства никак не обойтись. Волшебство должно быть.
- А тогда из чего появился сам бог?
Ефимов усмехнулся:
- Я же говорю, волшебство. - И не для того, чтобы убедить бойца, а говоря совершенно искренне, Сергей добавил: - Я почти уверен, что он есть.
- Но Вы даже креста не носите… - то ли упрекнув, то ли просто констатировав факт, Илья невольно коснулся собственной талии, где под одеждой туго обтягивал тело спасительный, освящённый в церкви пояс.
- Не ношу, и в церковь не хожу.
- А почему? - очередной вопрос, на который было необходимо ответить. Ефимов усмехнулся.
- Зачем? Замаливать грехи? Но я не считаю себя великим грешником.
- Но Вы же убиваете… - в голосе Юдина отчётливо послышалась растерянность.
- Да. Но что с того? Я не чувствую за собой вины. Не знаю почему, может потому, что в первую очередь спасаю чьи-то жизни, а убиваю уже потом? Я знаю, на каждого убитого мной противника приходится несколько спасённых наших. Так что моя совесть чиста. А церковь… кто вообще дал право церкви говорить от имени бога? Кто вообще давал право адептам любой религии провозглашать очередные истины? Посмотри на наших священников, на нашу церковь. - Оттого, что Ефимов говорил едва-едва слышно, его слова не звучали менее уверенно, он обличал, обличал искренне, и от этой искренности сидевшему рядом с ним Юдину вдруг стало не по себе. - Деньги, деньги, деньги! Отпустить грехи бандиту? Пожалста. Вору, казнокраду? С превеликим удовольствием. Освятить казино? Запросто. Сауну с проститутками? Легко. Они даже библию трактуют в угоду золотому тельцу. Что такое молитва? Таинство. Вернёшься домой - обязательно почитай библию. Но внимательно. Не помню точно где, по-моему, в каком-то завете написано, что молиться прилюдно грех, молятся в душе. Вот так-то, а мы все прёмся в церковь. Отпускать грехи… По мне, так это ничто иное, как кощунство. Отпускает грехи Бог.
- Но бог не может придти к каждому и сказать: ты прощён…
- Почему? - отвечая, Ефимов даже улыбнулся. - Если на то пошло, в каждом из нас есть частичка самого Бога, позволяющая с его точки зрения оценивать собственные деяния. У каждого из нас есть. У тебя, у меня.
- ???
- Это совесть, - старший прапорщик улыбнулся.
- Если совесть мучает, значит, мы согрешили?
- Да, именно так. Точнее, если мучит совесть - мы поступили вопреки своему предопределению. Кстати, если человек совершал, совершал, совершал плохие поступки и досовершался до того, что совесть перестала его мучить, значит, ему поменяли предопределение. И поверь, вернуться на первоначальный истинный путь куда труднее, чем сойти с него. Вот оно и получается - тут путь греха, а тут путь истины. Ни одна религия из тех, которые я знаю, по моему мнению, не может претендовать на роль истинной. Всё в душе, всё в душе… - Ефимов положил руку на плечо разведчика, ободряюще похлопал и, собираясь уходить, упёрся прикладом автомата в землю.
- Товарищ прапорщик! - Илье хотелось задать давно мучавший его вопрос. - Вы говорите о спасённых, а сами раз за разом гоните нас на поиски баз, схронов, тайников, ведь можно было бы сесть и сидеть, лишний раз никуда не ходя. И мы были бы целее.
- Илюш, - Ефимов устало вздохнул, - конечно, любой из вас мне гораздо дороже какого-нибудь неизвестного танкиста или мотострелка, да и спецназовца из другого отряда тоже, но если будет стоять выбор: одного из вас на десяток их, я, не колеблясь, сделаю его в пользу десятка. Вот так-то… - признание далось непросто. Сергей замолчал. Ему хотелось бы, что бы боец его понял и простил… Но что творилось в душе у затеявшего этот разговор Юдина, осталось неизвестно.
Старший прапорщик Ефимов
Когда, обойдя все тройки, я вернулся к своей днёвке, было ещё светло. Воспоминания о состоявшемся разговоре с Юдиным никак не спешили исчезать из памяти. Может, я был неправ, может, стоило бы просто ответить: "Да, бог есть", а не заводить заумные беседы с ждущим не совсем этого бойцом? Но я сделал, как посчитал правильным. Я не великий психолог, но мне кажется, что проще дать человеку понять о присутствии чего-то божественного посредством его собственной души и тела, чем заставить сотню раз повторить бессмысленную молитву. По мне, так совесть и есть то божественное, что присутствует в каждом из нас, заставляя каждого судить самого себя за совершаемые поступки. И ещё: относительно "один к десяти". Я не сказал Юдину, что если от моей жизни будет зависеть жизнь и смерть моей группы, я, не задумываясь, произведу такой размен. Я не сказал и правильно сделал. Если захочет, поймёт и так, а если не захочет, то к чему ему мои ничего не доказывающие и ни к чему не обязывающие слова?
За то время, пока я ходил, мои радисты уже успели перекусить. Каретников в очередной раз выходил на связь, контрабас Гришин, завернувшись в плащ-палатку, слабо посапывая, спал или пытался спать. Оставшийся в одиночестве фешник до сих пор суетился вокруг своей горелки. Поставленная на неё каша пыхтела во все стороны паром и, похоже, уже успела подгореть. Вокруг распространялся запах перловки с лёгким добавлением расплавленного пластика.
- До противника далеко? - с наивностью чукотского юноши поинтересовался у него я.
Фешник поднял на меня взгляд, молча потаращился пару секунд, придумывая ответ, потом сообразил, что передо мной вовсе не стоит цель узнать состояние дел в отношении противника, и на самом деле это не вопрос, а скорее скрытая насмешка.
- Ну-у-у… - протянул он, пытаясь донести до меня свою точку зрения. Затем окончательно сообразил, что мне это ни к чему. - А что?
- Запах разогретой каши, при таком вот дуновении ветерка разносится чёрт - те знает куда и чёрт - те на сколько.
- Да? - в его голосе сквозило сомнение.
- Да, - сокрушённо подтвердил я, - сегодня не стоило бы этого делать. Но, да бог с ней, с кашей! - взмах руки, как точка в обсуждении. Сам виноват, не предупредил. Бойцы-то знают - команды нет, значит, нет и разогрева пищи.
- Так вы что, едите всегда холодное? - напряжённость в голосе не заметить было просто невозможно, наверное, он заподозрил, что я просто-напросто решил до него докопаться.
- Нет, - возразил я, и чтобы прекратить начинающуюся ссору: - Так где обещанный кофе?
- Да собственно… вот… сейчас… - он тоже полагал, что лучше худой мир, чем добрая драка.
Она того не стоила. Тем более что… - место, на котором расселась моя группа, представляло собой небольшой холмик с плоской вершиной - хорошая, удобная позиция. Но, честно признаться, организуя засаду, я большей частью рассчитывал на тихую, спокойную ночь отдыха, чем на получение реального результата. Так что, так что…