- Чем все это кончилось? - снова прервал Шиммель, хотя уже догадался, что Фиш и Спасов перестарались и провалили проверку. Докладывать об этом капитан не решался, видя раздражение начальника.
- Никулин хорошо показал себя, - осторожно сказал Фиш. - Он пришел ко мне и заявил, что Спасов хочет бежать к партизанам и его нельзя держать на переправочном пункте.
- Этого и следовало ожидать, господин Фиш, - с возмущением заключил Шиммель. - Ваш Спасов мог легко работать в лагерях. Большого труда не стоит добыть нужные сведения от людей неопытных, изнуренных лишениями лагерной жизни. Там он действовал безошибочно. Да и проверял ли кто-нибудь его доносы? Он мог любого назвать комиссаром или чекистом, ему верили. А вот теперь, когда пришлось иметь дело с опытным человеком, ваш хваленый Спасов с этой потаскухой Симой, которую вы тоже считаете своим лучшим агентом, сели в калошу, как говорят русские. Слыхали такое выражение? Если бы речь шла только о Никулине… Но мне нужно достоверно знать, насколько точны принесенные им данные. Я не могу доверять каждому русскому, особенно если его можно заподозрить в связях с чекистами!
- Я не вижу оснований подозревать Никулина, - возразил Фиш. - Его поведение свидетельствует о том, что он верно служит великой Германии. Как вы приказали, я подослал к нему нашего человека под видом агента, который отправляется на выполнение задания в тыл к русским. Если Никулин подослан чекистами, то он обязательно воспользовался бы услугами этого агента для связи с советской контрразведкой. Но Никулин самым скрупулезным образом проинструктировал его, до мельчайших подробностей описал путь своего следования, воодушевляя на выполнение задания. Это тоже надо учитывать.
Если бы Николаю Константиновичу каким-либо образом удалось подслушать этот разговор, он непременно обругал бы себя за излишнюю самоуверенность. Как он ликовал, полагая, что Фиш поручил ему инструктировать и готовить агента, направляющегося в тыл советских войск! Оказывается, Шиммель и Фиш подсунули приманку, на которую надеялись его поймать. Никулин, правда, ничем не выдал себя, но все же разгадать замысел своих противников не смог.
- Все, что вы рассказали здесь, - заметил Шиммель, - довольно интересно. Но все же, господин капитан, не слишком обольщайтесь насчет Никулина. А Спасова и его напарницу с переправочного пункта немедленно уберите!
Глава восьмая
Операция "гости"
Подполковник Сосницын и капитан Маковенко готовились встречать агентуру Шиммеля. Они ждали "гостей" со дня на день и торопились до мелочей выполнить все, что предусмотрено планом. Работы было много.
Прибыв на передовую, чекисты исползали буквально каждый метр предполагаемого участка перехода линии фронта. Им приходилось рисковать жизнью, чтобы вражеский агент без помех проник в наш тыл. Странное положение для чекистов! Капитан Маковенко даже пошутил:
- Думаю я, товарищ подполковник, что если мы с вами будем и дальше так трудиться, то агентура немцев заживет очень вольготно. Честное слово. Ни один волос с головы мерзавцев не упадет. Надо же так - чуть ли не ковровую дорожку через передовую расстилаем перед ними.
Вдоль всего пути, по которому чекисты хотели провести лазутчика, они расставили участников операции. В лесной чащобе спешно рылись землянки. В одних размещались солдаты и офицеры, выдававшие себя за военнослужащих двести двадцать седьмой стрелковой дивизии и сто сорок второй отдельной морской бригады. Другие землянки, числом побольше - пустовали. Чекисты называли их "потемкинской деревней". В тылу, подальше от передовой, а также в населенных пунктах Гентелово, Мордовщина, Лендовщина командование фронта потеснило расквартированные там части и выделило для чекистских подразделений отдельные дома. В Гентелово даже организовали продовольственный пункт, где немецкий агент по замыслу чекистов должен был стать на довольствие.
На передовой капитан Маковенко устроился в одной из землянок под видом командира роты: генерал Быстров поручил ему встретить агента и провести по подготовленному маршруту.
Шли дни. Чекисты уже теряли терпение, а с той стороны никто не появлялся. Маковенко не находил себе места. Неужели противник перехитрил их? Капитан организовал тщательное наблюдение за окопами немцев и ничейной землей, сам целый день просидел в "секрете", остался там и на ночь, но не обнаружил ничего такого, что могло бы свидетельствовать о готовящемся переходе немецкой агентуры через линию фронта.
- Терпение, товарищи, главное - терпение, - успокаивал подчиненных генерал Быстров. - Чекист должен уметь выжидать.
Говоря откровенно, у самого генерала на душе тоже было неспокойно. Наши войска вот-вот начнут наступление, а немцы ничего не предпринимали на этом участке фронта.
Но вот пришел день, которого так ждали чекисты. После длительной воздушной разведки предполагаемого района сосредоточения советских войск немцы обрушили на него сильнейшие бомбовые удары. Большие группы самолетов упорно пытались преодолеть стену заградительного зенитно-артиллерийского огня, вели ожесточенные бои с советскими истребителями. Немногим удалось пробиться к охраняемому району и отбомбиться. Но следом волна за волной подходили все новые и новые воздушные эскадры. В промежутках между бомбежками по району вела огонь дальнобойная немецкая артиллерия. Свыше недели немцы бомбили и обстреливали… пустое место.
Обрадованный тем, что удалось обмануть гитлеровцев, капитан Маковенко в кругу своих товарищей шутливо предлагал оградить район бомбежки и артобстрела колючей проволокой и выставить предупредительные надписи: "Осторожно! На этом полигоне немцы упражняются в стрельбе и бомбометании".
Однажды ранним утром, когда артобстрел и бомбежка утихли, контрразведчики заметили подозрительную возню возле "окна", открытого для перехода агентуры. Немцы внимательно изучали этот участок. "Теперь жди "гостей", - решили чекисты и не ошиблись. Человек в форме старшего лейтенанта Красной Армии перешел линию фронта. С обеих сторон не раздалось ни одного выстрела.
Капитан Маковенко немало поволновался, готовясь к встрече подопечного. Он мысленно прикидывал, как пойдет с агентом по маршруту, какие примет меры, чтобы ввести его в заблуждение. Но каково же было удивление чекиста, когда солдаты ввели к нему в землянку незнакомого офицера и тот заявил Маковенко:
- Прошу связаться с контрразведкой и доложить, что я прибыл от немцев с разведывательным заданием. Но я не хочу воевать против своих и явился с повинной. Сдаю вам оружие и документы. Я не Стрельников, как указано в этой "липе", а Иконников Иван Сазонович, уроженец Куйбышевской области. Остальное доложу чекистам.
Такого поворота событий Маковенко никак не ожидал. С недоумением и даже с некоторой растерянностью он выслушал незнакомца и долгое время молчал, пристально разглядывая сдавшегося лазутчика. Среднего роста, широкоплечий, с невозмутимым лицом, он стоял перед чекистом, без тени волнения позволяя рассматривать себя. Всем своим обликом он как бы говорил Маковенко: "Рассматриваешь? Ну-ну, рассматривай. Мне скрывать нечего. Совесть моя чиста". Капитан Маковенко обратил внимание на большой шрам на голове незнакомца, протянувшийся от левого виска до уха.
- Где это вас так? - спросил Маковенко, чтобы разрядить затянувшееся молчание.
Иконников с готовностью ответил:
- Это еще в сорок первом под Смоленском немецкий осколок царапнул. Чуть бы правее - и пропал. А так в медсанбате отлежался. Не хотел в госпиталь уезжать. Тяжело было на фронте. Не до лечения. Да это что - пустяк, царапина. Только с виду страшно. А вот под Москвой меня под сердце тюкнуло. И дырочка невелика, а без сознания свалился. Спасибо, мужички наши подобрали, выходили. От смерти меня уберегли, а вот от немцев скрыться не удалось. Я в партизаны собрался. Да по дороге в лес патруль перехватил. Загнали меня в участок, три дня пытали - кто я, да откуда, и зачем пожаловал. Ну, а потом известно - лагерь, вербовщик… Да, пришлось пережить. Мяла меня судьба, трепала, зато теперь муки кончились.
Капитан Маковенко с сочувствием поглядел на взволнованного человека. Он вызывал у чекиста определенную симпатию, которая усиливалась тем, что Иконников чем-то напоминал ему Никулина. То ли спокойным, изучающим взглядом серых глаз, то ли умением держать себя просто, скромно, но с чувством собственного достоинство.
"Так, так, - думал капитан, продолжая слушать и рассматривать Иконникова. - Парень ты, может, и хороший, а вот операцию нам сорвал…"
Но делать нечего. О случившемся надо докладывать подполковнику Сосницыну. "Вот не повезло!" - еще раз вздохнул Маковенко, представив себе выражение лица подполковника после доклада о случившемся, и снял телефонную трубку.
Теперь приходилось срочно вносить существенные коррективы в столь тщательно разработанные планы. Были основания подозревать, что абверовцы предпринимают свои контрмеры, мешают осуществлению наших замыслов. Возможно, и с появлением Иконникова связан какой-то трюк?
Капитан Маковенко был убежден, что в немецкие разведшколы пришло много людей, которые, подобно Никулину, хотели использовать этот путь, чтобы перебраться к своим. Он считал, что Иконников в душе остался патриотом и самое лучшее, что можно сделать в сложившейся обстановке, - это послать его к немцам с такой же задачей, какая была дана Никулину. С таким предложением он и шел на совещание к генералу Быстрову.
- Наши прогнозы, судя по всему, не оправдались, - начал Быстров, обращаясь к Сосницыну и Маковенко. - Противник заставил нас решать совершенно новую, неожиданную для нас задачу. Как быть дальше? Прошу высказать свое мнение.
Сосницын молчал. Маковенко тоже не торопился высказаться. В кабинете воцарилась тишина. Генерал заметил:
- Что ж, так и будем играть в молчанку? Ваше мнение, товарищ капитан?
- Простите, товарищ генерал, но я свое мнение по данному варианту докладывал на прошлом совещании. Я предвидел возможность явки агента с повинной. Думаю, что будет правильно послать Иконникова назад к немцам, снабдив его такой же дезинформацией, как и Никулина. Он наш человек. Воевал с немцами, был дважды ранен. А это многое значит…
- Заманчиво, но поспешно, - возразил Сосницын. Маковенко вопросительно поглядел на него, и подполковник повторил: - Заманчиво, говорю. Одним махом все задачи решим: и Никулина поддержим, и дезинформацию подкрепим, и абвер переиграем. Очень интересно получается. Да только слишком просто. Вроде кто-то разжевал все и нам в рот положил - глотайте, мол. В таком деле поспешность недопустима. Возвращать Иконникова к немцам без обстоятельной проверки, как это вы предлагаете, нельзя.
- Так время же не ждет!
- Вижу, что на этот раз у вас нет единого мнения, - прервал полемику генерал Быстрой. - Давайте договоримся так. Довериться Иконникову мы пока что не можем. Все-таки неизвестный нам человек, с той стороны… Раны, полученные в сражениях за Родину, - доказательство весомое. В этом капитан прав. Но и Сосницын не ошибается, говоря, что изучить Иконникова надо. Нет никакой гарантии того, что этот агент не послан абверовцами для проверки принесенных Никулиным данных. Да-да. Вполне возможно, что немецкая разведка специально послала к нам Иконникова, чтобы он явился с повинной. Наш противник рассчитывает: авось мы поверим Иконникову, снабдим его дезинформацией и вернем назад.
Не трудно представить, в какое положение мы поставим своего человека. Он доложил, что сам наблюдал концентрацию войск на Черной речке, а Иконников придет к немцам и принесет те же данные, но полученные от нас с вами. Это кончится полным провалом всех планов командования фронта. Как видите, товарищ Маковенко, не исключено и такое положение, что фашисты нам предлагают именно то, что и вы.
Капитан даже покраснел от негодования.
- Я не хотел вас обидеть, - примирительно сказал Быстров. - Однако мы должны подготовить себя ко всяким неожиданностям.
- Это, конечно, так, - согласился успокоенный Маковенко.
- Товарищ подполковник, - обратился генерал к Сосницыну, - доложите, что сделано для проверки Иконникова, что еще собираетесь сделать?
- Я, товарищ генерал, связался с Куйбышевым и просил срочно проверить все, что сообщил Иконников о себе. Он ведь родом оттуда, если не наврал. Товарищи обещали сделать все, что нужно, в самые короткие сроки. Сейчас с Иконниковым работает следователь Мокшин. Лично я с перебежчиком разговаривал дважды. Производит впечатление чистосердечного и откровенного человека. Но все же нужно подождать ответа из Куйбышева.
- Простое подтверждение того, что Иван Сазонович Иконников жил в области до призыва в армию, нас не устроит, - заметил Быстров. - Сейчас война, и у немцев документов на наших людей предостаточно. Они могли настоящего Иконникова убить, а с его документами прислать к нам своего агента. Так что письменный ответ из Куйбышева может ничего нам не дать. Я сам позвоню туда и попрошу, чтобы к нам прислали какого-либо старожила из того села, где родился и вырос Иконников. Дадим возможность встретиться землякам и односельчанам, пусть потолкуют. Если наш знакомец выдает себя за Иконникова и действует по составленной немцами легенде, то все это сразу раскроется. Правильно, товарищ Маковенко?
- Так точно, - откликнулся капитан.
- Вот когда убедимся, что задержанный действительно является Иконниковым, а не Сазоновым или Григорьевым и он в самом деле хочет искупить вину перед Родиной, тогда подумаем и о вашем предложении, товарищ Маковенко.
- А пока, товарищ Сосницын, - обратился генерал к подполковнику, - внимательно наблюдайте за Иконниковым. Денька через два–три, когда срок его пребывания у нас начнет истекать, он зашевелится. Если Иконникова подослали к нам немцы, он сам начнет проявлять активность, даст понять о своей готовности работать на той стороне.
После разговора у генерала Быстрова капитан Маковенко снова уехал на передовую. Чекисты предполагали, что Шиммель не ограничится посылкой лишь одного агента для проверки Никулина, а потому по-прежнему на передовой все было готово к приему "гостей".
Подполковник Сосницын остался в штабе фронта и занялся изучением Иконникова. Чекист внимательно сравнивал протоколы допросов, беседовал с перебежчиком, но, несмотря на всю свою настороженность, не мог уловить в рассказе Иконникова мало-мальски сомнительного места. Сосницын начал даже колебаться: а что, если он напрасно подозревает честного человека, столько пережившего в немецких лагерях, пролившего кровь за Родину? Но пришел час, когда все сомнения его рассеялись. Иконников заявил:
- Вижу, что не доверяете вы мне, товарищ подполковник. Обидно это. Что из того, что я был в плену? Не я один такой. Не по своей воле сдался - раненного подобрали, бел сознания. Какой же я предатель, почему мне веры нет? Ведь я жизни не щадил в боях. Да и сейчас готов за Родину живот положить. Только прикажите! Любое задание выполню. Немцы мне доверяют, я у них почти что своим человеком стал. Таких бы там дел натворил, что только держись!
Подполковник Сосницын чуть не ахнул. Попался-таки хитрец! Оказывается, прав был генерал Быстров. Вот как заговорил, когда пришло время возвращаться к своим.
Сделав вид, что абсолютно не заинтересован предложением Иконникова, Сосницын доброжелательно ответил:
- Зачем же вам снова в этот ад возвращаться? Вы и так много натерпелись. Или хочется судьбу попытать?
- Не подумайте, что я напрашиваюсь, - забеспокоился Иконников. - Просто душа болит, как подумаю, что доверия мне нет. А я ведь что угодно сделаю, лишь бы пятно с себя смыть.
…Куйбышевские чекисты постарались. Они прислали генералу Быстрову не просто земляка Ивана Иконникова, а его родного брата Петра. Оказалось, что еще в сорок первом году в деревне получили извещение о том, что Иконников Иван Сазонович пропал без вести. Долго горевали старики, но что поделаешь - пришлось смириться с потерей. Знать, не судьба с сыном увидеться. И вот теперь он вдруг появился. Радости родителей и родственников не было предела, когда они получили приглашение поехать на фронт повидаться с Иваном Иконниковым. Беспокоило лишь то, что приглашение исходило от чекистов. Не иначе, как Иван натворил чего. На семейном совете решили послать в Ленинград старшего брата Петра, недавно демобилизованного из армии после тяжелого ранения.
В самолете, в котором летел Петр до Ленинграда, было холодно, неуютно. Петр всю дорогу думал о своем младшем брате Иване. Красивый был парень, гармонист, заводила. Вся деревня его любила. А уж от девчат отбою не было. Когда в армию добровольно уходил, одних кисетов чуть не два десятка подарили. Петр сам видел в сундуке. Хранит мать как память о младшем сыне.
Петр Иконников живо представил себе встречу с братом. Входит он в комнату, здоровается честь по чести, спрашивает: "Иконникова Ивана Сазоновича как можно видеть? Скажите, братец, мол, к нему пожаловал". И проведут его к Ивану. А дальше все хорошо будет. Домой поедут, к матери, к отцу.
От приятных размышлений Петра Иконникова отвлек резкий стук пулемета. Воздушный стрелок, всю дорогу качавшийся на широкой брезентовой лямке в круглой прозрачной башне, внезапно развернул турель и открыл огонь из крупнокалиберного пулемета по невидимому для пассажиров противнику. Со звоном падали на металлический настил большие медные гильзы. Петр потрогал одну рукой. Горячая! Такой вот, наверное, была и та разрывная пуля, которая раздробила ему руку повыше локтя, сделала инвалидом.
Самолет лег на левое крыло и круто пошел вниз. В замерзшее окошечко можно было разглядеть неясные силуэты больших зданий, ровные коробки городских кварталов.
- Ленинград, - сказал сопровождающий Иконникова чекист. - Идем на посадку.
На аэродроме Петра встретил подполковник Сосницын. Усадив его в срою "эмку", приказал шоферу везти их в гостиницу. Иконников взволновался:
- Зачем в гостиницу, товарищ подполковник? Меня бы к брату скорей.
- Успеем и к брату. А вам с дороги отдохнуть надо. Небось суток двое не спали?
- Не до сна тут, когда радость такая - брат нашелся! Он ведь плохого ничего не сделал?
- Пока не виним, - улыбнулся подполковник. - А подробности вы сегодня вечером узнаете, когда с братом встретитесь.
Вечером в кабинете подполковника Сосницына собралось несколько офицеров, по-видимому незнакомых между собой. Они сидели на расставленных вдоль стены стульях и молчали. Среди них было несколько работников комендатуры и тот, кто назвал себя Иваном Иконниковым. Подполковник Сосницын сидел за письменным столом и тоже молчал, словно ожидая кого-то. В дверь постучали. Вошел дежурный и доложил:
- Товарищ подполковник, к вам…
- Приглашайте, приглашайте!
В кабинет вошел Петр Иконников. Мельком оглядев собравшихся, он с беспокойством спросил:
- А брат?
- Здесь он, здесь сидит, - спокойно ответил Сосницын. - Присмотритесь внимательней.
Петр Иконников с недоумением посмотрел на подполковника, потом медленно, с большой внутренней тревогой, отразившейся на лице, обвел глазами сидевших вдоль стены офицеров. Ивана среди них не было. Офицеры спокойно встречали испытующий взгляд Петра Иконникова. Лишь один из них побледнел, опустил голову. Что-то знакомое почудилось Петру в очертаниях крупной головы, в мясистых, точно из сырой глины вылепленных ушах. Как будто давно он где-то видел этого человека… Но где? Впрочем, какое это имеет значение. Отогнав мелькнувшее воспоминание, Петр Сазонович снова повернулся к подполковнику Сосницыну и с обидой в голосе негромко произнес: