Николай Константинович догадывался, что перед ним опытный немецкий разведчик, специально подготовленный для работы в Советском Союзе. Такого легко вокруг пальца не обведешь. И он был прав. С Никулиным беседовал начальник Валкской разведывательной школы, известный подчиненным, обучавшимся в разведшколах, под псевдонимом "Рудольф". Конспирация вынуждала майора довольно часто, в зависимости от обстановки, менять фамилии, имена, звания. Но в руководящих кругах абвера хорошо знали его настоящие имя и фамилию: Адольф фон Ризе (Ризен). Николаю Константиновичу было бы интересно узнать, что его собеседник родился и вырос в Москве. Отец его, преуспевающий в царской России делец, не препятствовал сыну общаться с русскими людьми, изучать их язык, характер и обычаи. Однако, когда юноша подрос, родители увезли его в Германию. Здесь юный фон Ризе окончил университет и еще одно специальное учебное заведение, которое позволило ему занять пост видного сотрудника германского посольства в Москве.
Правда, на дипломатической работе кадровый разведчик немецкого абвера Адольф фон Ризе ничем не проявил себя. Но он свободно владел русским языком, прекрасно знал Москву и Подмосковье. И начальство ценило его. Пятнадцать лет скрывался под маской дипломата фон Ризе. И все это время он занимался шпионажем, сбором разведывательных данных о Советском Союзе и Красной Армии.
- Где в Кускове стоял ваш дом? - допытывался Рудольф.
Никулин и на этот раз не замедлил с ответом:
- По улице Зеленой, дом три, господин майор.
- Зеленая, Зеленая… Это там, где кинотеатр новый построили? Как он называется, не помните?
Николай Константинович внутренне насторожился. Тот, кто жил в Кускове, не мог не знать, что кинотеатр построили не на Зеленой улице, а на Подгорной, которая расположена в противоположном конце городка. Значит, майор не знает, поселка или знает, но плохо. Возможно, побывал проездом. Но если немец хорошо знаком с Кусковом и все же проверяет, пытается спровоцировать, - не означает ли это, что он играет с Никулиным, как кошка с мышкой? Может, он давно навел необходимые справки и узнал что-нибудь о настоящем Никулине? Тот действительно жил когда-то в поселке Кусково. Что, если немцы послали агента в Кусково и тот установил личность Никулина? Ведь мог же он вернуться в родной дом.
Напрягая всю волю, чтобы не выдать своей тревоги взглядом, мимикой, жестом, Никулин медленно произнес:
- У нас в поселке все время клуб был - нардом - народный дом, значит, а перед войной построили кинотеатр "Ударник". Только он не на Зеленой, господин майор, а на Подгорной улице стоит. Знаете, которая к базару идет? Мосточек там такой через ручей, аптека неподалеку. А на Зеленой новую почту строить начали, да война помешала.
- Да, да, правильно. А я было позабыл. Кинотеатр действительно построили на Подгорной. Ты прав.
Николай Константинович заметил мимолетную тень на лице майора, погасли огоньки в его глазах. Видимо, ответ Никулина его разочаровал. Майор убедился, что тот действительно знает Кусково, и обдумывал следующий вопрос. Поселком он больше не интересовался, да и продолжать разговор о нем дальше было рискованно. Рудольф был в Кускове раза два, прошелся по улицам и, естественно, не мог запомнить всех тех особенностей поселка, которые хорошо известны старожилам. Никулин мог догадаться, что его проверяют. Нельзя позволять русскому выйти победителем даже в таком мимолетном поединке. Рудольф поспешил сменить тему разговора:
- А в Москве бывать приходилось?
- Приходилось, но редко.
- Люблю Москву, - улыбнулся майор. - Красивый город. Как это у вас поется: "Ты самая любимая…"
Николай Константинович сочувственно покивал. А майор продолжал расспрашивать.
- Вам, конечно, не говорили еще, кто я такой и куда набираю людей?
- Никак нет, господин майор.
- Я являюсь начальником разведшколы абвера. Хотите ли вы пойти к нам учиться?
- Конечно, хочу. С большим удовольствием.
- А почему это вдруг?
Никулин начал рассказывать вымышленную историю, которую впервые поведал Плетневу. Он понимал, что задан не праздный вопрос - это продолжение проверки. Отступи Николай Константинович хоть в чем-нибудь от своих прежних слов - и его сразу прижмут к стене. Но майор, видимо, удовлетворился ответом. Он не стал слушать до конца и прервал речь Никулина:
- В России установится новый порядок! Все верные слуги фюрера будут вознаграждены.
- Беседуя с начальником школы, Николай Константинович старался не "переборщить". Слишком горячие уверения в преданности немцам, слишком резкое недовольство Советской властью одинаково могли показаться подозрительными. Он говорил не только о недостатках, отмечал и положительные стороны. Советская власть дала большие блага простому народу. Но что ему, Никулину, простой народ, когда революция лишила его богатого наследства, уравняла с последним мужиком? Это был тонко рассчитанный ход. Начни Никулин хаять все подряд, немцы решили бы, что он или неискренен, лицемерит перед ними, либо просто глуп. В том и другом случае человек не годится для работы в абвере.
Рудольф остался доволен Николаем Константиновичем.
- Очень приятно слушать вас, господин Никулин. Вижу, что решение служить великой Германии является серьезным и хорошо продуманным актом в вашей жизни. Желаю успеха в учебе. Хайль Гитлер!
- Хайль! - ответил Николай Константинович и с разрешения майора вышел.
Рудольф перелистал материалы, которые Плетнев собрал на Никулина.
- Интересный экземпляр, - сказал он. - Хотя бы тем, что разумно и рассудительно смотрит на жизнь.
- Человек в годах, жизненный опыт имеет, - вставил Плетнев.
- Да, это так. Он потерпел от большевиков, многое повидал и пережил. Он был бы хорошим офицером для генерала Власова, но может оказаться и незаурядным разведчиком. Как вы считаете, господин Плетнев?
- Вы, как всегда, правы, господин майор. Никулин производит впечатление способного человека. Все собранные мною сведения говорят в его пользу. А я был очень требователен. Я помню ваш инструктаж. - Плетнев расплылся в подобострастной улыбке.
Никулин понравился майору, и Плетнев не жалел похвал для него, тем более что сам готовился к худшему и решился отстаивать своего кандидата, всеми доступными средствами. Каждый завербованный военнопленный укреплял положение вербовщика. Не выполнит он план поставки агентов для разведшколы - и немцы могут послать его самого со шпионским заданием за линию фронта. Направляя Плетнева в лагерь военнопленных, Рудольф предупредил его об этом.
А попасть на советскую землю предатель хотел меньше всего. За ним числилось столько преступлений, что и сотой доли их было бы достаточно для самого сурового приговора. Нет, за линию фронта изменнику никак нельзя было попадать. Приходилось стараться. И вот ему повезло. Хозяин заметил его старание и одобрил. Плетнев решил "оседлать" фортуну.
- Господин майор, - вкрадчиво говорил он. - Я старался как можно глубже изучить Никулина. Много раз беседовал с ним в лагере. Проверял через агентов. Думаю, что это надежный человек и задание выполнить сумеет.
- Что ж, вы поработали хорошо. Благодарю вас.
- Рад стараться, - вытянувшись перед Рудольфом, выпалил Плетнев.
- Отправляйте Никулина в Валкскую разведшколу. Так была решена судьба Николая Константиновича.
Рано утром новоиспеченного "солдата фюрера" посадили в поезд и в сопровождении одного из помощников коменданта Гуцаловского лагеря отправили в Валку.
…Жители латвийской Валки и эстонской Валги не раз, очевидно, проходили по мосту, соединяющему оба города. Но не многие знают, что в годы войны здесь, в домах, расположенных по обе стороны улицы, ведущей от моста к центру Валки, находилось шпионское гнездо. Здесь все было как в настоящем учебном заведении - свои аудитории, "профессора" и "студенты", общежития, почта, санчасть. Для господ немецких "специалистов" был оборудован госпиталь. Большое каменное здание неподалеку от почты фашисты отвели под классы для занятий. Занятия велись ежедневно по восемь часов, исключая воскресенье.
Будущих шпионов обучали методам сбора сведений и распространения ложных слухов, показывали им, как обращаться с различным оружием, как бесшумно убить человека ножом, а то и голыми руками. И, конечно, усердно культивировали ненависть ко всему советскому.
Первым, с кем познакомился Никулин в Валке, был капитан Шнеллер. Высокий, полный, с выдающимся вперед большим животом, он, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, буквально носился по зданиям, которые занимала школа. Тучная фигура капитана то и дело появлялась на занятиях в классах, в общежитии, в столовой. Шнеллер хотел лично знать каждого агента. Он вел с ними долгие разговоры, стремясь выяснить, надежны ли его ученики.
Николая Константиновича прямо с поезда отвели в кабинет Шнеллера. Усадив Никулина за стол и прочитав заполненную им анкету, Шнеллер кивнул на карточку с отпечатками пальцев:
- Испачкали пальчики? Ничего, со временем отмоются. Все это - необходимая формальность. Мы - солдаты и должны повиноваться.
- Я понимаю порядок, господин капитан.
- Очень хорошо. Приятно иметь дело с умным человеком. Расскажите мне подробно о себе, о своем прошлом, как вы представляете себе службу на благо великой Германии.
Шнеллер говорил быстро, проглатывая окончания отдельных слов, изредка заикался. Душевное напряжение, которое испытывал Николай Константинович в беседе со Шнеллером, обострялось усталостью, необходимостью быстро разобраться в вопросах, которые так невнятно задавал его собеседник.
- Майор Рудольф весьма лестно отзывался о вас, господин Никулин, - шепелявил Шнеллер. - Так же хорошо характеризовал вас и господин Плетнев.
- Я благодарен им за доверие, - ответил Николай Константинович. - Для меня это большая честь и счастье.
- Совершенно верно, - подтвердил Шнеллер. - Доверие немецкой разведки - это исключительно большая честь для каждого ее агента. Вы совершенно правильно сказали, господин Никулин. Каждый агент должен хорошо понимать, что выполнять задания абвера для него великое счастье. Мы с вами, господин Никулин, уже немолоды, - продолжал Шнеллер. - За спиной у каждого много трудных лет. Не так ли?
- Вы правы, господин капитан.
- Вот-вот. И я надеюсь, что жизненный опыт поможет нам найти общий язык…
"Чего он хочет от меня? - настороженно размышлял Николай Константинович. - Раз прямо сказать не решается, значит, какое-то пакостное дело придумал".
А Шнеллер буквально изводил Никулина вопросами, прощупывал его со всех сторон, старался сбить с толку. Капитан испытывал острое недоверие к агентам из военнопленных. Кто их разберет, этих русских! Вот сидит тихий, почтительный, а перебрось его через линию фронта, что он там натворит? Выполнит задание или нет, вернется назад или побежит к чекистам с повинной? Поди угадай. Недавно двое не вернулись, были арестованы советской контрразведкой, так не только в "Абверштелле-Остланд" пришлось иметь неприятный разговор. Из "штаба Валли" отчета потребовали. Им, конечно, не русских жалко, а тех сведений, которые собрали агенты. Но причем здесь он, Шнеллер?
Немец сердито посмотрел на Никулина, как будто тот был виноват в его невзгодах, но внезапно успокоился. Серьезное и умное лицо Николая Константиновича невольно внушало доверие. Отвечал он на все вопросы толково и обстоятельно. Говорил без подобострастия, но уважительно. Не запинался, не пытался увильнуть от ответа. Так говорят лишь правдивые, обладающие чувством собственного достоинства люди. "Похоже, что на этого русского можно положиться", - подумал Шнеллер и покровительственно сказал:
- Ну что ж, я доволен, господин Никулин. Рад, что познакомился с вами. Вижу, великая Германия в вашем лице приобрела верного друга, на помощь которого всегда можно рассчитывать.
- Рад стараться, - ответил Николай Константинович, став по стойке "смирно" перед Шнеллером.
Но Шнеллер не торопился заканчивать беседу.
- Садитесь, садитесь, господин Никулин. В ногах, как говорят русские, правды нет.
Николаю Константиновичу пришлось снова усесться в кресло.
Еще до вызова Никулина к себе в кабинет Шнеллер ознакомился со всеми материалами о нем, которые привез от Рудольфа помощник коменданта - Гуцаловского лагеря. Сообщения Сыромятого, Казака, Плетнева, тайной агентуры лагеря, наконец, мнение Рудольфа свидетельствовали о том, что Никулин знает себе цену и умеет постоять за себя. Это серьезный и степенный человек, со сложившимися взглядами на жизнь. Он может оказаться хорошим, перспективным агентом. Рудольф именно так и написал: "перспективный".
Шнеллер понимал, что Рудольф считает своей заслугой вербовку Никулина. Майор редко выезжал в лагеря для изучения агентов, так как опасался заразных болезней, свирепствовавших среди военнопленных. Но если уж делал он такой выезд, то об этом обязательно становилось известно начальству. Рудольф умел показать себя с наилучшей стороны.
Доложив руководству, что он лично подобрал и изучил такого-то агента, Рудольф старался расхвалить его выдающиеся качества. Затем пристально следил за учебой и работой своего подопечного. В случае успеха агента о Рудольфе неизменно вспоминали в верхах, и он не оставался без награды.
Так случилось и с Николаем Константиновичем. Рудольф, познакомившись с нипм, сообщил в "Абверштелле-Остланд", что завербован агент с большим будущим.
После беседы с новичком Шнеллер почувствовал, что этот русский сумеет завоевать расположение своих соотечественников и проникнуть в их замыслы. Шнеллер решил сделать Никулина своим агентом, так как лично отвечал за контрразведывательную работу в Валкской школе.
- Я решил, господин Никулин, предложить вам поработать на фюрера здесь, в Валке, - сказал Шнеллер, испытующе посмотрев на Николая Константиновича.
- Каким образом? - невозмутимо спросил тот.
- Меня и майора Рудольфа как руководителей школы кое-что беспокоит. Некоторые агенты, которых мы направляем за линию фронта, являются с повинной к русскому командованию.
Шнеллер ощупывал глазами буквально каждый мускул на лице Никулина, желая подметить, как он будет реагировать на такое сообщение. Но Никулин спокойно выдержал взгляд начальника и с сочувствием в голосе ответил:
- Это плохо, господин капитан. Больше того - опасно.
- Именно опасно, господин Никулин. Опасно! Для немецкой армии, для фюрера, для нашей с вами победы.
"Ну, для нашей победы, победы советских людей - это совсем неплохо", - мысленно отметил Николай Константинович, а вслух сказал:
- Видимо, в школе неважно поставлена воспитательная работа, господин капитан.
- Дело не в этом. Мы недостаточно изучаем своих курсантов. С вашей помощью я падсюсь г.ыявлять тех агентов, которые намереваются перейти к русским. Мы должны ыавести образцовый порядок в школе. Я надеюсь на вас.
В сложное положение попал Николай Константинович. Он зпал, что немецкая разведка считает компрометацию агента совершенно необходимой. Заставить человека совершить преступление перед Советским государством - значит закрыть ему дорогу назад, накрепко пристегнуть к колеснице абвера. Вот и его хотят скомпрометировать, предлагают стать провокатором, выдавать патриотически настроенных людей.
Шнеллер видел, что Никулин задумался и не торопил его с ответом. Немецкому разведчику, завербовавшему на своем веку немало агентов, приходилось видеть всякое. Одни сами предлагали свои услуги. Других не требовалось долго уговаривать. Третьи предложение работать на контрразведку встречали с негодованием, пока их не припирали к стенке компрометирующими фактами. Но в конце концов почти все кандидаты становились агентами. Вот и с этим так будет. Интересно только, о чем он сейчас думает? Жаль, нельзя заглянуть ему в душу. Шнеллер вздохнул и сказал:
- Я не тороплю вас, господин Никулин, с ответом. Знаю, что вам приходится решать серьезный вопрос. Но, откровенно говоря, не понимаю вашего колебания. Мы все должны верно служить фюреру на том посту, куда нас поставят.
Николай Константинович лихорадочно обдумывал положение. Согласившись стать агентом Шнеллера, он будет знать, кем тот интересуется, кого подозревает и кого следует предупредить о грозящей опасности. Это даст возможность путать ему карты. Но игра будет чересчур опасная. Рано или поздно Шнеллер потребует настоящей работы. Что же делать? Где найти правильный выход?
- Я вижу, вы взволнованы, господин Никулин? - спросил Шнеллер. - Понимаю. Просто не были подготовлены к такому предложению. Не стоит переживать. Дело не сложное, обычное.
Николай Константинович молчал. Он понимал, что пауза недопустимо затянулась, но не мог выдавить из себя ни слова. Он напряженно размышлял, как отказаться от предложения Шнеллера, чтобы не вызвать у него подозрения, по дать разоблачить себя? Один за другим отбрасывал Никулин различные варианты. Наконец решился.
- Господин капитан, вы сами сказали, что мы уже немолоды и можем понять друг друга. Я внимательно выслушал ваше предложение, взвесил его и решил, что не могу принять его. Я хочу получить серьезное задание, которое принесло бы ощутимую пользу великой Германии. Вы предлагаете мне стать вашим агентом. Я понимаю всю важность этой работы, но я не подготовлен к ней и по складу своего характера к ее исполнению не гожусь.
Шнеллер такого ответа не ожидал. Все материалы, имевшиеся у него на Николая Константиновича, давали основание полагать, что отказа не последует. Да и как можно отказываться этому Никулину? Неужели он не понимает, что подписывает себе смертный приговор? Или надеется на поддержку Рудольфа? Если так, то господин Никулин действительно знает себе цену. Начальник школы наверняка заступится за своего подопечного.
- Хвалю за откровенность, господин Никулин, - сухо произнес Шнеллер. - Лучше сказать "нет" сразу, чем потом водить за нос. Вы представляете, чем все это может кончиться?
- Представляю, господин капитан, - ответил Николай Константинович. - Но обманывать вас не намерен.
- Очень хорошо. Разговор на этом закончим. Но я должен напомнить вам, господин Никулин, что каждый солдат фюрера обязан немедленно доносить о тех, кого подозревает в намерении нанести вред великой Германии. Эта обязанность ложится и на вас.
- Господин капитан, я это знаю.
- Не вижу, Никулин. Можете идти.
Николай Константинович немало дней размышлял о возможных последствиях беседы со Шнеллером. Ясно было, что отказ может кончиться возвращением в лагерь, по сути, смертным приговором. Другого исхода Никулин пока не видел. Однако Шнеллер вел себя так, как будто ничего не случилось, словно и разговора того не было. Никулин чувствовал, что каждый его шаг находится под пристальным наблюдением.
Николай Константинович не знал, что в решении его судьбы в Валкской разведшколе немалую роль сыграла неприязнь Рудольфа к Шнеллеру.
Шнеллер прежде всего доложил начальнику о беседе с Николаем Константиновичем.
- Господин майор, я считаю, что Никулин может перейти к русским. Он до сих пор ничем не скомпрометирован перед ними и старается избежать этого, отказывается от выполнения наших заданий.
Рудольф внимательно слушал своего помощника. На лице его появилась брезгливая гримаса.