- Что я наделала! Ой! - и загромыхала по трапу вниз. Я побежал за ней, не понимая, что речь идет всего лишь о желании подмыться. С чего-то мне взбрело в голову, что она хочет утопиться, спрыгнув в море с каютной палубы. Я догнал ее в тот момент, когда она остановилась у двери своей каюты и постучала в нее.
- Ты что, - прошипел я. - Тише! Там заперто! Иди в свободную!
Мэри ткнулась в одну, другую, третью дверь - все оказались заперты, и ключей не было нигде.
- Это Марсела, - сообразил я. - Она специально спрятала все ключи, чтобы мы с тобой не пристроились где-нибудь с удобствами.
- Но что же делать? - проворчала она. - Мне срочно нужна горячая вода!
Дверь в каюту, где спала Марсела, была открыта. Моя верная соратница спала в обнимку с "узи", а ворох ключей лежал на столике. Я вовремя заметил маленькую хитрость: сквозь ключи была продернута нитка, а концы нитки привязаны к большому пальцу Марселы. Я осторожно отцепил один ключ от связки
- это был ключ от каюты Синди.
Марсела не проснулась, а вот Синди не спала. Мэри юркнула в ванную, я последовал за ней. Синди ошеломленно посмотрела на двух совершенно голых людей разного пола, но ничего не сказала.
Мытье с Мэри было не столь любовным, как за несколько часов до этого с Марселой. Каждый заботился о себе. Однако в удовольствии вытереть теперь уже несомненно мою стриженую медведицу я себе отказать не смог. И Мэри, несмотря на свой более солидный, чем у Марселы, возраст, тоже попала впросак. Вероятно, она подумала о том, что красный партизан влюбился по уши в прекрасную представительницу свободного мира. А ей было невдомек, что для мужчины очень важно совершить в жизни нечто необычное или хотя бы редко свершаемое: переплыть через Ла-Манш стилем баттерфляй, выпить двадцать пинт пива, прострелить пикового туза с двухсот ярдов из пистолета или, как в данном случае, овладеть женщиной с мужскими наклонностями. Все это сильно самоутверждает мужчину и делает ему честь. Во всяком случае, в старости, беседуя с более юными приятелями, ты можешь похвалиться: "Ребята, а я, скажу вам по секрету, спал с лесбиянкой!"
Впрочем, спать нам с ней в ту ночь не пришлось. Еще в ванной мы обнаружили, что забыли одежду на палубе, а Синди не спит.
- Синди, крошка моя, - высунувшись из ванны, произнесла Мэри, - отвернись, пожалуйста, на минутку.
- Пожалуйста! - недовольным тоном произнесла белокурая малютка и накрылась одеялом с головой. Мы выскользнули из каюты и поднялись наверх, где нашли каждый свою одежду, то есть лично я - только плавки, а Мэри - купальник, рубаху и шорты.
Обнявшись, мы стояли у фальшборта, глядя вперед, в темноту. Мы ничего не говорили, только Мэри изредка пыталась что-то напевать.
Сзади покашляли. Мы обернулись и увидели Синди. Наша златовласка была в ярости.
- Я пришла сказать тебе, Мэри, что все кончено! Между нами больше ничего нет! Ты сбила меня с пути, а сама, как только тебе подвернулся парень, хватаешься за него, как собака за сосиску! А днем ты ревновала не ко мне, а к нему! Ты старая, толстая и гнусная свиноматка! - и Синди всхлипнула, а затем заревела горькими слезами. Мэри стояла в растерянности, я тоже не знал, как поступить в такой ситуации. Если бы девчонка приревновала меня к Мэри, это было бы для меня более просто, а с фактами, когда женщина ревнует женщину за измену с мужчиной, я еще не сталкивался.
- Успокойся, - сказал я, - уверяю тебя, ничего страшного не произошло.
- Ну да, - хныкала Синди, - эта гадина увлекла меня, из-за нее я мучила своего бедного Джерри, сделала его чуть ли не посмешищем, а сама, как только ей приспичило, лезет под мужчину! А еще врала, что любовь женщины к женщине
- самая чистая и верная…
- Во всяком случае, беременностей зарегистрировано не было, - произнес я, поддакнув Синди.
- Не надо об этом, - проворчала Мэри, которую сильно озаботила последняя фраза.
- Надо! Надо! - злорадно завопила Синди. - Он тебя натянул, напакостил внутрь и у тебя будет пузо! Здоровенное! Брюхатая! Брюхатая!
- Дура! - взревела медведица. - Заткнись, или я вышибу из тебя дух!
- Брэк! - заорал я, пожалев, что оставил автомат в рубке. Хорошая очередь в воздух могла бы их охладить. Рискуя получить ранение ногтями с обеих сторон, я сыграл роль войск ООН и разъединил готовую к драке пару. Они пытались еще пару раз наброситься друг на друга, но я все-таки сумел их остановить и сказал:
- Постойте, девочки. Надо как-то договориться. Мне очень жаль, что все так получилось. Я ручаюсь, что не желал вашей ссоры. Просто нам нужно найти сейчас какое-то уравновешивающее значение, ибо, как сказал великий вождь и учитель товарищ Мао Цзедун, "надо заботиться о том, чтобы солдаты, проходя через сытые районы, не обжирались, а проходя через голодные - не голодали",
- не знаю, как и когда я смог запомнить эту цитату.
- Ваш Мао - великий осел, - проворчала Мэри.
- Я все поняла! - отряхнув слезы с глаз, воскликнула Синди. - И я согласна!
- Что ты поняла и с чем ты согласна? - пробурчала Мэри.
- А то, что раз он тебя оттрахал, то теперь пусть трахает меня! - выкрикнула Синди. - Это будет справедливо, и солдаты не обожрутся и не будут голодать!
Честно говоря, я не ожидал, что идеи Мао Цзедуна смогут произвести такое революционизирующее действие.
- Ха-ха! - хмыкнула Мэри. - Пожалуйста, можешь попробовать. Он за эту ночь успел поиметь и Марселу, и меня. Если у него еще что-то осталось, то ты проведешь приятную ночь.
- Я попробую! - вызывающе подбоченилась Синди. - Убирайся в каюту и оставь нас вдвоем. Но если ты попробуешь разбудить Марселу, я перегрызу тебе глотку!
- Очень нужно впутывать сюда Марселу, - скорчила рожу Мэри. - Если хочешь, мы можем даже запереть ее в каюте и задраить иллюминатор снаружи. Идем!
Разгоряченные девицы ушли, а я уселся на шезлонг и стал смотреть вперед, туда, куда был устремлен нос яхты. На востоке уже светлело, но до рассвета было еще порядочно. В трусах у меня царило спокойствие и умиротворенность, я был твердо убежден, что никакой любви и тем более секса мне уже не нужно. Больше всего я хотел спать в самом прямом и изначальном смысле этого слова.
Я уже задремал в шезлонге, поскольку никто не возвращался довольно долго. Мне даже казалось, что Мэри и Синди помирились и легли спать вместе. Однако, когда мои глаза уже начали сами собой закрываться, на верхней палубе послышались шаги. Разлепив глаза, я увидел Синди. Точнее, сначала мне показалось, что я вижу призрак. В лунном свете по палубе ко мне приближалась фигура, с ног до головы закутанная в черное. Я протер глаза, сон куда-то улетучился, но фигура не пропала. Глухой голос, лишь отдаленно напоминающий тот, каким разговаривала Синди, сказал:
- Сиди спокойно в своем шезлонге. Я действую, ты не мешаешь, я желаю, ты
- исполняешь, я хочу, ты - любишь!
Эта замогильного тона сентенция была произнесена так, что я испытал какое-то странное, не то гипнотическое, не то магнетическое воздействие. Конечно, пробудить во мне желание подобная фраза не могла, но она пробудила чисто зрительский интерес к спектаклю, который собиралась разыграть малышка Синди.
Она подошла к спине шезлонга, и обе руки легли на мою голову так, что большие пальцы оказались на затылке, а ладони - мягко прижались к вискам.
- Не оборачивайся, не смотри на меня, смотри вперед, на волны, на нос яхты, - вещала Синди. - Ты видишь силу воды, которую побеждает сила корабля, волны стремятся навстречу ему, но он раздвигает их, идет, движется к цели, упрямо и непреклонно. Соберись, забудь прошлое, стремись к новой цели, верь, что она будет лучше и прекрасней, лучше и прекрасней! Что бы ни лезло в голову, думай о новой цели! Думай! Думай! Думай!
Руки ее, маленькие и очень нежные, тревожаще гладили мне волосы, и я думал, что вчера днем, во время поисков трусов, вполне можно было сделать то, что сегодня ночью вряд ли удастся осуществить. Я вспоминал золотистые волосы и стройную, длинноногую фигурку в алом купальнике, покрытую нежным загаром… Да, жаль, что я начал не с нее, но…
- Почувствуй запах ее волос, ее лица, ее рук, - ворковала Синди, - ощути нежность ее души, ее кожи, ее поцелуев…
Чтобы эти слова были мной получше восприняты, Синди, едва касаясь меня, провела ладонями по моему лбу, щекам, шее, плечам, локтям, нависая надо мной, и ее волосы, поблескивавшие в лунном свете, заколыхались у меня перед лицом. И я ощутил их запах, будьте покойны!
- Вообрази себя победителем! Ты можешь! Можешь! Можешь! - почти прорычала златокудрая бестия, и в моей порядком выгоревшей и ни на что уже вроде бы не пригодной душе что-то загорелось, затеплилось… Безо всякого кофе, между прочим.
- Ты Бог и ты Дьявол, ты всесилен! Ты можешь все! - прошептала Синди каким-то свистяще-шуршащим шепотом. От этого у меня по коже прошел сперва какой-то озноб, а потом, наоборот, легкий жар, который постепенно стал спускаться по телу от головы к животу… Не надо долго объяснять, где он остановился. И в это время Синди в своем черном одеянии неслышно выпорхнула у меня из-за спины. Уперевшись мне руками в плечи, она высоко подпрыгнула, перемахнула через спинку шезлонга и мою голову, затем оседлала мои бедра. Полы ее одеяния закрыли от меня лунный свет и небо, зато тело ощутило жар ее нежной наготы. Очень приятной, надо вам сказать! Я почувствовал, как ловкие пальчики спускают с меня плавки, а маленькая ручка подвергает тестированию загипнотизированную штуковину. Синди чуть-чуть привстала и с ловкостью профессиональной медсестры, набившей руку в постановке клизм, ввела себе предмет, который я считал и считаю своей неотъемлемой частной собственностью. Впрочем, Синди использовала его отнюдь не в качестве клизмы. Все, как и в случае с Марселой, было проведено по обычному ритуалу.
Я полулежал на шезлонге, с головой накрытый черной тканью, ощущая приятное давление на живот. На редкость гладкая и мягкая попочка этой юной ведьмочки, подчиняясь азарту необыкновенно пружинистых ножек, ритмично подрагивала. Ладонями она уперлась мне в колени. Упоительное трение, которое происходило где-то в таинственных глубинах, окончательно согнало с меня сон. Я положил руки на невидимые мне скользкие бока Синди, потом провел ими снизу вверх и натолкнулся на прелестные зыбкие полушария, наполнившие влажным жаром мои ладони. Затем я повалил Синди на себя, подогнул колени, оторвав пятки от палубы и уперевшись ими в край шезлонга. Теперь я сам взялся за дело - откуда только силы появились на исходе бессонной ночи.
- Синди, ты прелесть! Ты маленькое прекрасное чудовище! - урчал я, как кот, пожиравший свежую рыбку. - Я съем тебя с потрохами!
Черная ткань уже мешала, в ней можно было задохнуться. Общими усилиями мы сбросили ее и, голые, свободные, подставили тела лунному свету.
- И-и-и-и-йя! - завизжала Синди, сжав меня ляжками, но это был лишь первый раз. Потом она визжала еще раза три или четыре, потому что наше сношение тянулось довольно долго. Едва Синди чувствовала, что я начинаю уставать, как сразу же принималась действовать сама. Наконец она все же сумела заставить и меня издать некий нечленораздельный звук. В глазах пошли круги, сладострастие вышло сухим, жгучим, но очень сильным…
По-моему, я даже потерял сознание на несколько секунд. Нежная спина и ягодицы Синди грели мне грудь и живот, ее растрепавшиеся длинные волосы приятно щекотали лицо и шею. Ладони мои возлежали на ее кругленьких грудках, а между ее восхитительных ножек, устало и бессильно свисавших с шезлонга, все еще был погружен член. Правда, его миссия была явно выполнена, и он уже совершенно ни на что не годился. Медленно остывая и сокращаясь в объеме, он постепенно уходил из гостеприимной норки. Вскоре он, бедняжка, обрел кондицию вареной сосиски и выпал из гнезда, тихонько шлепнувшись на обивку шезлонга.
- А эта кляча Мэри, - самодовольно поглаживая себя по животику, произнесла Синди, - думала, что у меня ничего не выйдет! Черта с два! Я могу даже статую расшевелить!
- Ни чуточки не сомневаюсь! - подтвердил я. - Ты - супердевушка!
- А ты тоже молодец. Я никогда столько не кончала - ни с Мэри, ни с Джерри. Ты лучше всех!
За этот комплимент я поцеловал ее в щеку и еще раз погладил по груди. Мы встали с шезлонга, и Синди точь-в-точь, как Мэри, с некоторым опозданием вспомнила о том, что ей необходимо пробежаться в ванну. Я тоже отправился туда, но уже по дороге услышал бешеные удары кулаками в дверь каюты.
- Вы, дырки вонючие, - вопила Марсела, - откройте дверь, не то я ее взорву!
Я вспомнил, что гранаты лежат в каюте, и испугался, что Марсела, не дай Бог, действительно до них доберется.
Синди проскочила в ванную, а я открыл дверь. Слава Богу, Марсела на сей раз поставила автомат на предохранитель и очередь, которая могла бы выпустить из меня кишки, не состоялась.
Вместо нее я получил замечательную оплеуху сперва по одной щеке, а через секунду - по другой.
- Мерзавец! - взревела Марсела. - Я убью тебя! Она надавила на спусковой крючок, но автомат был явно против моего убийства, поскольку с предохранителя был не снят. Чтобы не дать ей исправить свою ошибку, я отобрал автомат и, прижав Марселу к стене, сказал:
- Что ты сходишь с ума? Я пришел будить тебя на вахту!
- Ты на себя посмотри, грязный кобель! Действительно, я допустил серьезную оплошность. Я как-то стал забывать, что плавки следует надевать вовремя, и прибежал в том виде, в каком родился некогда. Правда, в то время я был, как уже говорилось, много мудрее и целомудреннее. Марсела же имела потрясающую остроту зрения. Она умудрилась разглядеть на мне маленький, скрутившийся в спиральку золотистый волосочек, который на мое несчастье прилип там, где его происхождение не вызывало никаких сомнений.
- Ну да, - кивнул я, - а что тут такого? Ты считаешь, что я твой муж и у тебя есть право на меня, как на приобретенную недвижимость? Между прочим, при коммунизме все женщины и мужчины будут жить вне брака. Так сказал Фридрих Энгельс.
Это произвело на Марселу совершенно неожиданное впечатление. Услышав, вероятно, совсем неизвестное ей имя, она притихла. А я, ободренный этим, проорал:
- Если уж ты потащилась в бега с коммунистом, то, будь добра, не проявляй частнособственнические инстинкты! При коммунизме все будет общее. Разве ты не слышала?
- Вообще-то слышала, - спокойным тоном пробормотала Марсела, - Анхель говорил что-то в этом духе, но я думала, что общими будут заводы, плантации, корабли, дома… А насчет женщин я не слышала.
- Ну что можно от тебя ждать? - вздохнул я. - Ты изуродована миром чистогана и наживы, заморочена церковью, которая, как известно, опиум для народа. Ничего, я тебя перевоспитаю. Ты должна относиться к женщинам, которые близки мне, как к сестрам и товарищам по борьбе.
- Какие же они мне товарищи? - проворчала Марсела. - Они гринго, империалисты-янки, богатые. Их надо экс…пертизиоровать, что ли?
- Экспроприировать, - поправил я, обрадовавшись, что вечноживое марксистско-ленинское учение постепенно проникло в Марселу, правда, не знаю, через какой канал. - Экспроприировать надо, это верно. Но когда собственность у них изъята, и они не являются более эксплуататорами, надо относиться к ним, как завещал великий Сталин: "И возлюби врага своего…"
- По-моему, это сказал Иисус, - Марсела явно это раньше слышала.
- Правильно, - выкрутился я, - товарищ Христос произнес только первую часть фразы, но товарищ Сталин дополнил, углубил и развил учение Иисуса Христа: "…А если враг не сдается, его уничтожают".
- А падре говорил мне что-то совсем другое, - почесала лоб Марсела.
- Все падре, - тут я мысленно попросил Господа простить мне этот грех, - как правило, извращают учение Христа и ставят его на службу контрреволюции и мировому сионизму.
По какой причине я затронул сионистов - черт его знает, наверно, как всегда, под горячую руку попались.
Наслушавшись научных мыслей, Марсела обалдела и стала их напряженно переваривать, а я тем временем успел убедиться, что Синди выскользнула из ванной и спряталась в каюту. Я вошел в душ и с удовольствием окатился в третий раз за эту ночь теплым душем. Когда я вышел, то увидел в коридоре следующую картину: Марсела, Синди и Мэри стояли кружком, и Марсела делала какие-то знаки руками и мимикой, пытаясь что-то объяснить американкам.
- Что она от нас хочет? - с опаской спросила Мэри.
Когда я перевел Марселе этот вопрос, она ответила:
- Я хочу, чтобы они поняли - мы все трое твои владелицы. Монополизм не пройдет!
- Она объявила вам, что с этого момента мы все - одна семья, - разъяснил я, подошел к этой троице и обнял всех сразу.
- Каждый коммунист немного мусульманин, - добавил я, жмурясь от удовольствия, через несколько секунд, - как сказал выдающийся коммунист современности аятолла Хомейни!
- Вам больше подходит роль покойного шахиншаха, - заметила Мэри, - но мне очень любопытно, как вы сумеете со всеми нами справиться!
А скажите, джентльмены, разве вам этого никогда в жизни не хотелось?
- Вот что, - сказал я, - может быть, не будем торопиться в Гран-Кальмаро? В океане так хорошо и уединенно…
Очень спокойный день
Итак, мы решили немного покататься вчетвером по океану и, свернув в сторону с курса на Гран-Кальмаро, позагорать на маленьком островке Сан-Фернандо, примерно в сорока милях восточнее. Как утверждал путеводитель, имевшийся у Синди и Мэри, "это островок дикой природы, такой, какую застал Колумб, прибыв в Новый Свет". По информации того же путеводителя, каждый турист, прибывший на Сан-Фернандо, может почувствовать себя немного Робинзоном, ибо никаких регулярных рейсов из порта Гран-Кальмаро туда не осуществляется, и попасть на остров можно только наличной яхте, вертолете и гидроплане. Я лично этому не поверил.
Тем не менее, когда мы бросили якорь у островка, никого поблизости не было. Как мы пришли на остров, я не запомнил, потому что завалился спать незадолго до рассвета и проспал до полудня. С удовлетворением обнаружив, что сплю я один, и никто меня не может потревожить, я посетил туалет и ванну, проделал несколько разминочных упражнений, надел все те же женские плавки и лишь после этого выбрался на верхнюю палубу.