* * *
Мамедов остановил "Ниву" у художественной школы, располагавшейся в двухэтажном здании, построенном в конце прошлого века. Фасад, выкрашенный серо-зеленой краской, кое-где облез, как неосторожный купальщик, перегревшийся на солнце. Поднявшись на второй этаж, он прошел длинным коридором, который привел его в большое помещение, служившее выставочным залом: по его стенам были развешаны ученические работы, выполненные в разнообразной технике. Больше всего было акварелей и графики.
Миновав выставочный зал, Мамедов очутился в помещении поменьше, освещавшимся проникавшими сквозь единственное окно лучами. Зато дверей он насчитал целых семь штук. На одной из них он нашел табличку "Секретариат". Открыв ее, он увидел миловидную шатенку, которая сидела за столом.
Закусив нижнюю губу, она что-то сосредоточенно записывала в раскрытый журнал. Ее аккуратный носик оседлали большие "с поволокой" очки в оправе из полупрозрачного пластика. Забранные в хвост гладкие волосы подчеркивали правильную форму головы.
– Добрый день, – Алискер улыбнулся и шагнул к столу, поправляя на ходу волосы.
Шатенка оторвала голову от записей и вперила свои зеленовато-голубые глаза в Мамедова.
– Здравствуйте, – бесстрастно произнесла она, кладя ручку между страницами журнала, – вы кого-то ищите?
– Вы очень проницательны, – Алискер сделал еще один шаг в сторону стола. – Этому тоже учат в художественном училище?
После этого комплимента улыбка слегка тронула ее чувственные губы. Она не ответила на вопрос, но переспросила уже более дружелюбно:
– Так кого вы ищите?
– Этот человек, возможно, учился у вас, – начал Мамедов издалека. – Я бы хотел приобрести несколько его работ.
– Вы что, коллекционер? – спросила шатенка, моргая своими павлиньими ресницами.
– Не так чтобы совсем коллекционер, просто недавно я видел одну работу Александра Чернышова и мне захотелось приобрести несколько его произведений. Вам ничего не говорит это имя?
– Саша Чернышов?
– Вы его знаете? – обрадовался Мамедов.
– Его отчислили с последнего курса, когда я только что начала здесь работать, в то время здесь все только об этом и разговаривали.
– Так вы мне поможете? – Алискер наклонился над столом, как бы отрезая шатенке путь к отступлению. – Кстати, как вас зовут? – второй вопрос вырвался у него совершенно непроизвольно.
– На какой же вопрос вам отвечать? – шатенка хитро прищурила за очками свои зелено-голубые глаза.
– Элла, – раздался из-за приоткрытой двери ведущей в кабинет срывающийся на фальцет женский голос, – зайди ко мне!
– На первый, – быстро среагировал Алискер на нежданную подсказку. – И запомните, Элла, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– Я думаю, что найдется ваш Саша Чернышов, – успокоила его Элла, выходя из-за стола, – подождите меня немного.
* * *
Чернышов жил в коммуналке в одном из домов, чей отреставрированный недавно фасад выходил на центральный проспект города. Надо сказать, что заново оштукатуренная внешняя стена дома резко контрастировала с буквально расползающимися стенами подъезда. На них клочьями висела облупившаяся синяя краска, тут и там их, подобно молниям, от потолка до пола рассекали гигантские трещины невообразимой глубины.
Войдя в эти пыльные джунгли и развалы рушащегося камня, Мамедов стал подниматься по щербатой, с огромными выбоинами лестнице.
Стены вдоль маршей были густо покрыты разнообразными надписями на русском и английском. Смысл всех этих разноцветных графитти сводился к нескольким ключевым темам, как то: секс, насилие, дзен, допинг, любовные послания, угрозы и лаконично-сильные посыл на…
Пахло запустением и, несмотря на всю эту живописность, провинциальной скукой.
Мамедов остановился перед высокой деревянной дверью, выкрашенной охрой. На двери было два звонка, один из которых – наполовину вывороченный. Напротив него красовалась миниатюрная металлическая рамка с картонным квадратиком, на котором кудрявились три английские литеры: "Yes".
Он смело нажал на звонок. Прислушался. На какой-то момент ему показалась, что унылая тишина, пыльным облаком висевшая с той и этой стороны двери, – единственное, что еще поддерживает дышащие на ладан стены.
Он снова надавил на кнопку вихляющегося на тонком проводке звонка. На этот раз его чуткий, настороженный слух уловил за дверью какое-то движение, смутный отзвук человеческих голосов. Еще через секунду он ясно различил шарканье ног.
– Кто?! – не очень любезно спросил высокий юношеский голос.
– Простите, что беспокою вас, – вежливо и дипломатично начал Мамедов, – я по поводу ваших работ. Мне дали ваш адрес в училище. Хочу приобрести кое-что.
За дверью послышалось натянуто-опасливое шушуканье, в котором вторую скрипку исполнял тонкий девичий голосок. Наконец, замок щелкнул, и дверь отворилась.
На пороге стоял смазливый парень лет двадцати в голубых джинсах и коротком шерстяном джемпере. Стройный, выше среднего роста, довольно мускулистый, он стоял в небрежно-расслабленной позе и пялилися на Алискера. Темно-каштановые волосы волнистыми прядями свободно падали ему на плечи.
– Здравствуйте, – Алискер кашлянул и протянул руку, – вы Чернышов?
Парень без всякой охоты пожал Алискеру руку и кивнул.
– Привет! – довольно фамильярно отозвался он, не сводя с Мамедова своих зеленых глаз.
– Войти можно?
Чернышов насмешливо пожал плечами и молча посторонился.
– Я не один, – бросил он на ходу.
– Ой, простите! – сыграл под простачка Мамедов. – Я не отниму у вас много времени.
– Ладно, – махнул рукой Чернышов, – мне деньги нужны.
Он распахнул дверь, и Алискер очутился в просторной комнате, в центре которой стояла огромная двуспальная кровать, по углам – аудиоаппаратура. Чуть поодаль гордо возвышался мольберт, около него – некое подобие этажерки, сплошь уставленной горшками с кистями, разных размеров мастехинами, мелкими акварелями и фотографиями в рамках из светлого дерева. Кругом валялись тюбики из-под красок, грязные, засохшие кисти, одеревеневшие тряпки, аудиокассеты. Стены были увешаны холстами. Но этого пространства для полотен было не достаточно: прислоненные одно к другому, они стояли на полу около этажерки и углового окна, лишенного занавески.
Среди этого живописного бедлама особенно трогательно выглядела молоденькая девушка, почти подросток. С растерянным видом она сидела на единственном кресле, задрапированном потертым пестрым пледом. Ангельская мордашка, короткие золотистые кудряшки, персиковая кожа и торчащие в вороте мужской рубашки ключицы придавали ей ни с чем не сравнимую хрупкость и угловатое изящество.
– Ксюха! – скомандовал Чернышов.
Девушка торопливо пересела на кровать.
– Садитесь, – сухо сказал Чернышов.
– Спасибо, – Мамедов приземлился в кресло и величаво закинул ногу на ногу.
– Что вас интересует? – более оживленно произнес парень.
– Сколько вы хотите вон за тот портрет? – Мамедов показал на висевший на стене холст без рамы, на котором была запечатлена длинноволосая шатенка на синем фоне. Портрет был выполнен в авангардной манере: в формах сквозила угловатость, голова девушки была повернута вправо, видимый глаз – обозначен грубым черным мазком.
– Сто баксов, – выпалил Чернышов.
– Я подумаю…
– Может, хотите посмотреть что-нибудь еще?
– Может быть. Но сначала я бы хотел кое-что узнать у вас.
– Что именно? – насторожился юнец.
– У вас есть ружье?
– Ружье? – недоуменно за вращал глазами Чернышов.
– Угу, – кивнул головой Мамедов. – Винтовка с оптическим прицелом.
– Что-то вы мне не нравитесь, – произнес Чернышов и посмотрел на подружку, словно искал у нее поддержки.
– Я не девушка, чтобы нравиться или не нравиться, – Алискер поднялся с кресла и начал прохаживаться по комнате, краем глаза наблюдая за художником. – Мне нужно с вами поговорить о Юлии Козловой.
Введенный в легкое замешательство вопросом о ружье, Чернышов через некоторое время снова обрел тот гонор, с каким он встретил Мамедова.
– Собственно, кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы?
Вместо ответа Мамедов посмотрел на притихшую девушку-подростка.
– Дорогуша, сколько тебе лет?
– Девятнадцать, – робко улыбнулась она.
– Нехорошо старших обманывать, – погрозил ей пальцем Мамедов, – ты себе прибавила года четыре, правильно? – он не сводил с нее своих черных глаз.
– Вам-то какое дело?! – вмешался возмущенный художник.
– Мне не будет до этого никакого дела, если ты уделишь мне несколько минут твоего драгоценного времени и честно ответишь на мои вопросы, идет? Я не из милиции, просто частный детектив, а интересуют меня твои отношения с Козловой, потому что ее убили сегодня днем, понятно?
– Юльку убили? – Чернышов обхватил рукой шею.
– Так есть у тебя ружье или нет? – не давая ему опомниться, напирал Алискер.
– Не-е-т, – озадаченно протянул художник, потирая шею ладонью.
– А у друзей?
– Тоже нет.
– У тебя есть алиби на время убийства? – Алискер испытующе глядел на побледневшего Чернышова.
– Так я же не знаю, когда ее…
– Где ты был сегодня в четырнадцать тридцать?
– Полтретьего? – он почесал затылок и повернулся к подружке, – Ксюха, ты не помнишь? Кажется, в "Магнолии" кофе пили, да?
Ксюха пожала плечами, выпятив розовые губки.
– Не знаю, наверное.
– Вы там были одни?
– С Гасаном. Да нас и тетя Тая знает, буфетчица, можете у нее спросить.
– Конечно, спрошу, – Алискер помолчал немного, переводя взгляд с Ксюхи на Александра, – почему вы расстались с Козловой?
– Ну, у нее ведь муж… – промямлил смущенный Чернышов.
– Это не объяснение, Саша. Муж у нее был давно, и это не мешало вашим отношениям. Что же послужило причиной разлада? Только не ври! – пришпилил его взором Алискер.
– Она перестала давать мне деньги, – с разоблачающим цинизмом ответил Чернышов.
– Вы еще какое-то время преследовали ее?
– Пытался, – он все-таки опустил глаза к грязному полу. – Кому охота терять источник дохода?
– Почему Юля отказалась снабжать вас деньгами?
– Ну, узнала, что я не только с ней… Сцену закатила, я и вылепил ей всю правду, что нужны мне только ее бабки. Потом пытался все восстановить, и так и эдак подкатывал, все бестолку. Пришлось поставить на ней крест.
– Ладно, с тобой все ясно, если не соврал, – Мамедов пристально посмотрел на него. – Может быть, больше мы с тобой не встретимся. Хотя, не исключено, что портрет я у тебя все-таки куплю. А ты, девушка, – он обернулся и взглянул на Ксюху, – подумай, с кем имеешь дело.
* * *
Ольга Минькова заведовала терапевтическим отделением частной зубоврачебной клиники "Эко-Дента", где самая дешевая пломба, как выяснил ознакомившийся в регистратуре с прейскурантом Толкушкин, стоила десять условных единиц.
Произведя несложные арифметические подсчеты, Валера понял, что вместе с лечением один зуб обойдется клиенту минимум в триста-четыреста рублей.
Договорившись о встрече по телефону, он прибыл немного раньше назначенного времени. И вот, устроившись в удобном кресле, он хладнокровно перелистывал журнал, изредка поглядывая на немногочисленных клиентов элитного салона, которые пришли сюда, влекомые мечтой о голливудской улыбке.
Что касается Толкушкина, то в отношении зубоврачебной практики он был неисправимым скептиком. Его скептицизм выражался в безотчетной тревоге, а порой и страхе перед мощными сверлами волгоградских бормашин. Запуганный ими с детства, он никак не мог поверить, что существует техника, позволяющая чистить дупла совершенно без боли.
Ровно в пять тридцать матовая дверь одного из кабинетов приоткрылась, выпуская полноватую невысокую женщину лет сорока в небесно-голубой робе и свободных брюках, напоминавших пижамные.
– Вы Толкушкин? – она воззрилась на похолодевшего от разочарования Валеру, ожидавшего увидеть Орнеллу Мутти, или на худой конец Белинду Карлайл.
Толкушкин кивнул и, как агнец на заклание, поплелся в кабинет за этой очкастой пампушкой. Ко всему прочему его мутило от неистребимого ментолово-прохладного запаха лекарств и антисептиков.
* * *
Сегодня в местном театре оперы и балета давали "Аиду". Как было известно Антонову, Симонов, певший в театральном хоре, приходил туда к шести. Николай не стал заезжать к Леониду домой, где тот жил с мамой в однокомнатной квартире, а решил дождаться его у служебного входа.
Без пяти минут шесть в зеркале заднего обзора своей "шестерки" Антонов заметил высокую сутуловатую фигуру Симонова. У него было интеллигентное лицо, густые светлые волосы, торопливая походка и растерянный взгляд. "Конечно, – подумал Антонов, – трудно сохранить спокойствие, когда на глазах у тебя замертво падает любовница. Да и общение с милицией – занятие не из приятных".
Антонов быстро открыл дверцу, пружинистой походкой обошел машину и встал на тротуаре, поджидая хориста.
– Господин Симонов, – окликнул он его, – можно вас на минуточку.
– А? Что? В чем дело? – Симонов как бы вернулся на землю после ста часов проведенных в невесомости.
– Да не пугайтесь вы, ради Бога, – Антонов снисходительно улыбнулся, – мне просто нужно с вами поговорить.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
* * *
"Вскоре позвонил Алискер.
– Слушаю, – сказала я в трубку.
– Я только что от нашего художника, по всей видимости, он ни при чем. У него якобы даже алиби имеется, но его, правда, еще нужно проверить.
– Что за алиби?
– В момент убийства он сидел со своей юной подружкой в кафе "Магнолия". Я сейчас как раз туда направляюсь. Какие будут распоряжения?
– Алискер, после того, как побываешь в "Магнолии", отправляйся домой. Завтра в девять проведем совещание. Да, – спохватилась я, – как там дела на стройке?
– Как я и думал, – все затоптано. Если бы ребята догадались заглянуть туда сразу же после выстрела…
– Они же не могли предположить, Алискер, что нам поручат это расследование. Так что не придирайся к ним.
– Они бы могли даже увидеть убийцу…
– Нечего сожалеть об упущенных возможностях, надо работать, – может быть, несколько резковато ответила я.
– Окей. Тогда до свидания.
– До завтра. Смотри, много не пей и с девушками не заигрывай, – пошутила я.
Надо сказать, что Алискер пил очень редко, да и то по серьезному поводу. А вот насчет девушек… Ну да ладно, с девушками он сам разберется, не маленький уже.
День выдался не слишком напряженный, поэтому я не могла понять, откуда вдруг такая усталость? А мне ведь еще предстояло готовить ужин, проверять уроки у Максима. Честно говоря, Максим был довольно самостоятельным подростком для его двенадцати лет и не слишком-то нуждался в моей опеке.
Я уже ехала домой, когда в моей машине зазвонил телефон.
– Узнай кто это, – попросила я сидящего за баранкой Болдырева, – если ничего срочного, то меня нет.
Он поднял трубку.
– Антонов Коля, хочет отчитаться о проделанной работе.
– Ладно, давай, – я прижала к уху трубку. – Что там у тебя?
– Я говорил с Симоновым, мне кажется, он ни при чем, – проговорил Антонов.
– Хорошо, Шурик, доложишь завтра в девять, ладно?
– Хорошо, Валентина Андреевна, до завтра.
Я положила трубку на рычаг в тот момент, когда Сергей остановил "Волгу" у входа в супермаркет. Не забыл.
– Мне пойти с вами?
– Сиди уж, сама справлюсь, – надо было подкупить продуктов на пару дней.
Ох уж эти наши супермаркеты! Название крутое, с приставкой "супер", а ничего существенного купить практически невозможно. Единственно, что впечатляет, так это полки с алкогольной продукцией, одной водки несколько десятков сортов! Из мясных продуктов – лишь котлеты и пельмени. Хорошо хоть овощи есть. Все в пенопластовых ванночках, затянутых в тонкий прозрачный пластик. Так, ванночку помидоров, ванночку огурчиков. Зелени, конечно, нет. Кажется, у меня осталась пара пучков петрушки и кинзы от последнего похода на рынок. Дальше. Колбаса – мимо, лучше отварить кусок телятины или запечь в духовке свиной краешек. Ага, копченые ребрышки, вроде бы неплохие – в корзину. Еще сыру, вот аппетитный ломтик. Что дальше? Макрель в томатном соусе – пару банок, баночку шпрот, ага, и килька в томате – обожаю кильку. Ну, хватит, Сергей, наверное, уже заждался. О, Господи, чуть не забыла, Максим же просил купить мюсли и сгущенку. Заодно прихватила упаковку норвежской сельди.
Вы можете подумать, не много ли на пару дней? Я ведь как бы склонна к полноте. Все это ерунда! Просто я фигуристая. Жалко смотреть на тех дамочек, стремящихся сбросить лишние. По их мнению, килограммы, истязающих себя модными диетами, тратящих большие деньги на новомодные сжигатели жиров… С моей точки зрения – все это комплексы. Не могу сказать, что я полностью от них свободна, но, во всяком случае, стремлюсь к этому".
Микроволновая печь подала сигнал, что процесс разогревания завершен. Вершинина отложила тетрадь с началом очередного "шедевра", открыла дверцу чудо-печи и достала тарелку с сочными набухшими ребрышками.
– Макс, – крикнула она в сторону комнаты сына, а сама стала накрывать на стол.
– Мам? – в дверях появился Максим – внешне – точная копия отца: те же светлые волнистые волосы, тот же разрез и цвет глаз, опушенных темными ресницами, тот же точеный нос и ямочка на подбородке. И даже линия бровей!
– Вырубай свой компьютер и мой руки.
– Выглядит неплохо, – подражая героям американских фильмов, произнес Максим и снова отправился к себе в комнату.
В это время запиликал телефон.
– Да, слушаю, – Валандра с трубкой в руке присела на табуретку.
– Валюха, привет, – она узнала бодрый, жизнерадостный голос Виктора.
– Привет, сколько лет, сколько зим! – Валандра представила его открытое улыбающееся лицо.
– Был в столице, повышал квалификацию, может, обмоем это дело?
– Я бы не прочь, но смертельно устала. День сегодня какой-то странный…
– Хватит прикидываться, – весело произнес Виктор, – а если даже и устала! Отдохнем вместе.
– Как ты себе это представляешь? Максим скоро отправиться в постель, да и у меня, честно говоря, глаза слипаются.
– Я за тобой заеду. Посидим где-нибудь недолго, а я тебя потом отвезу. Идет?
– Вить, ну давай перенесем это мероприятие, скажем, на завтра, а?
– Знаю я тебя, Валюша. Завтра ты снова скажешь: "Давай перенесем на завтра" и так далее. Поэтому я и решил взять быка за рога.
– Получается, что бык – это я? – иронично предположила я.
– Ну что ты, в самом деле! Это же я фигурально выразился. Бык скорее всего – я.
Виктор и вправду был мощным и мускулистым, совершенно не похожим на брокера. Обычно этот биржевой народ отличается худосочностью, лоском и натянутым выражением лица. Виктор же был бонвиваном в прямом смысле этого слова. Казалось, он не ведает ни усталости, ни огорчений.