- Бес, не лез бы ты… Тебе какое дело… Раз я так решил… - слова даются с трудом, все сложнее сфокусировать взгляд, все расплывается в багровой мути, теряет очертания, пропадает, уходит куда-то вниз под ноги, как тогда в почти позабытой прошлой жизни, когда еще нормально слышавшие уши глушил грохот выстрелов и надрывный рев Беса: "Тяните Пашку! Я прикрываю!"
И точно так же как тогда мозг вдруг заполнило полное и совершенное спокойствие: "Я не один. Вокруг снова свои, те - настоящие… И что бы не случилось меня не бросят, не сдадут, вытянут… А значит, все в порядке", лишь откуда-то издали доносился постепенно слабеющий и затихающий мат Беса, накладывавшего жгут на все еще кровоточащую руку.
"Тоже мне, самурай хренов!" Так потом и повелось Самурай, да Самурай, слегка иронично, с нормальной открытой улыбкой, не такой, как там. В том странном и подлом мире, где он жил, или существовал, после решения военно-врачебной комиссии, ставшего приговором, люди не умели улыбаться. Они лицемерно кривили губы, а глаза оставались злыми и холодными. Уголки ярко накрашенных женских губ дозировано ползли в стороны, ровно настолько, чтобы приоткрыть тщательно отбеленные косметическим стоматологом зубы, но так, что не видно десен, а за масксетью накладных ресниц прыгали цифры со значком доллара безошибочно определяющие, сколько с тебя можно поиметь. Широкая щербатая улыбка в подворотне, разведенные в стороны руки: "Извини, братан, ошибка вышла, обознались!", в следующий миг на твой череп обрушится кастет. Барская, тщательно скрывающая брезгливость, так и сквозящую во всем облике, улыбка военкома… Продолжать можно бесконечно - ЗДЕСЬ никто не умел улыбаться, так как Бес и остальные ребята, толпившиеся через два дня в грязно-белой, пропахшей специфическими больничными запахами палате. Может это от того, что они были живыми и настоящими, не теми заводными куклами с нелепой программой, что окружали его последний год. Или потому, что они знали цену: цену жизни и цену смерти, цену страха и цену мужества, цену настоящей мужской дружбы и цену предательства…, они знали цену всему на этом свете, вот только цену денег они так и не поняли, слишком много было в их жизни того, что гораздо дороже нарисованных на бумаге фантиков. Короче, они были настоящие. "Тоже мне, самурай хренов!" - говорили они и хлопали его по здоровому плечу, а в глазах светилась настоящая радость, просто от того, что он, Пашка, жив, что он скоро поправится и будет здоров, от того что они пусть вот так в больнице, но снова встретились. И от этих дружеских шлепков, от светящихся глаз, гадкий и мрачный мир, окружавший его последний год начал трескаться и разламываться по швам, грязной вонючей шелухой опадая с другого, настоящего, пропахшего вольным степным ветром дальних дорог, где нет места мелочной трусости и подлости, где правят давно забытые здесь понятия Честь и Мужская дружба.
На лицо упала чья-то тень, и Самурай открыл глаза, быстро осмотревшись вокруг. Народу на поляне собралось уже довольно прилично, мужчины в ярких спортивных костюмах группками по двое, по трое, теснились на всей ее площади. Курили, жали друг другу руки, травили анекдоты или обсуждали политику, но всех объединяло одно - глаза. Глаза наркоманов в предвкушении очередной дозы, шалые, нетерпеливо мечущиеся, не могущие ни на миг остановиться, постоянно перебегающие с одного на другое, горящие нездоровым азартом и куражом.
Все они были его врагами, все до одного, пресыщенные, развращенные, разжиревшие и благополучные, собиравшиеся здесь из-за нехватки острых ощущений. Это они, соблазнив красивой жизнью и легкими деньгами увели его жену, это они набивали себе карманы, пока он кровью оплачивал их спокойную жизнь, это они продали и предали ту страну, которую он клялся защищать… Виновны! Виновны! Виновны! Троекратная формула ответа на суде присяжных, оставляющая время на последние сомнения, четкая и однозначная, не допускающая двойного толкования после произнесения. Давно им самим сформулированная и выговоренная специально для них. Он не может поставить их к стенке прямо сейчас, не может воздать им по делам полной мерой - слишком хорошо они защищены специально придуманными законами, специально прикормленными ментами и судьями, всей мощью украденных денег… У него есть лишь эта маленькая несерьезная лазейка, пусть это мелочь, но даже мелочь лучше чем ничего… Паранойя? Злобное человеконенавистничество? Зависть? Быть может… Но кто вправе его обвинять?
- Первое правило бойцовского клуба: никому не рассказывать о бойцовском клубе.
Леха-Завклуб, а в миру Алексей Леонидович и исключительно на "вы", топ-менеджер какой-то жутко прибыльной и рентабельной совместной англо-русской фирмы не то по поставке россиянам тушенки из мяса бешенных коров, не то еще чего-то чрезвычайно необходимого, сделал паузу и внимательно оглядел парней стоявших вокруг утоптанного пятачка земли. Парни были совершенно разные и одновременно похожие, как близнецы: одинаково аккуратные прически, чистая ухоженная кожа лиц и рук, аромат дорогой туалетной воды и своеобразный дресс-код - дорогие спортивные костюмы. Выпадал из общего стандарта лишь один - угрюмый и широкоплечий, явно азиатской внешности, нарочито одетый в самошитые из грубой кирзы широкие штаны и выцветший тельник. Казалось из присутствующих лишь он не волновался ничуть. Завклуб знал его под именем Самурай, больше о парне ничего известно не было, впрочем, одним из законов клуба была анонимность бойцов, если они сами того желали. Желал пока лишь один Самурай. Кто он такой в обычной жизни не знал никто.
- Третье правило бойцовского клуба: в схватке участвуют только двое.
Когда культовый роман Паланика и, даже в большей мере, снятый по нему фильм добрались до России, бойцовские клубы начали появляться и расти как грибы после дождя. Американский идеолог решивший научить зажравшийся и благополучный средний класс родной страны как из тупых обывателей через кровь и боль вновь стать людьми, наверное и представить не мог, что в далекой полной проблем загадочной России у него найдется столько последователей. Однако нашлись. В основном местный аналог, по степени благополучия, американского среднего класса, то есть топ-менеджеры, директора средней руки филиалов и прочая бизнес-элита, которой по определению не приходилось ежедневно заботиться о хлебе насущном. Ну а дальше все просто: с культурным уровнем у нас проблемы, так что литературные салоны и вечера классической музыки подойдут для развлечения и снятия стресса далеко не всем. А когда не приходится постоянно думать о жратве очень хочется именно развлечься и снять этот самый стресс, который на голодный желудок как-то не возникает. Вот и повалил народ, затурканный бумажными бизнес-боями на бои реальные, чтобы зверем первобытным себя почуять на минуту, древним инстинктам дать волю, уверенность в своей мужественности ощутить. С жиру бесились короче, ну чего проще, пойди прогуляйся после захода солнца по городу, да не по центральным ярко освещенным улицам, а по темным вонючим подворотням - никакой бойцовский клуб не понадобится, адреналина на всю оставшуюся жизнь хватит, а на родной охраняемый офис молиться будешь. Но нет, это как-то не комильфо, да и покалечить серьезно могут, а то и убить, страшно… Другое дело здесь - жесткий, кровавый, но все же спорт. Видать не все поняли, что Паланик сказать хотел, ну да это дело обычное…
- Шестое правило бойцовского клуба: поединок продолжается столько сколько потребуется. Если противник теряет сознание, или делает вид, что теряет, или говорит: "Хватит!", поединок окончен.
Самурай исподлобья оглядывал сегодняшних участников, он знал, что никто из старожилов клуба с ним драться не будет, понимают, что не стоит. Бывало кто-нибудь из бойцов, считавших себя особенно крутыми, рисковал бросить ему вызов, но дело всегда оканчивалось одинаково, потому герои перевелись сами собой, все же в развитом чувстве самосохранения этим господам не откажешь. Теперь его удел только новички, и сегодня, судьба как раз приготовила ему подарок. Вот тот рослый брюнет с кукольной внешностью друга Барби Кена явно здесь впервые. А это значит, что сегодня произойдет очередной бой его маленькой личной войны, глупой и мальчишеской, но такой сладкой мести, каждый раз бальзамом проливающейся на все еще кровоточащую и саднящую рану. А если бы было иначе, кто бы стал тратить время на месть? Кен - так Самурай не долго думая, обозвал для себя будущую жертву, широк в плечах, молод и мускулист. Это хорошо, дольше продержится. Одет в шикарный найковский костюм и умопомрачительные кроссовки, а приехал сюда вроде на новенькой "Вектре", то есть он отнюдь не бедный парень с рабочих окраин, это главное, значит это правильный враг. Самурай ненавидел собравшихся сегодня здесь, не их конкретно, а весь этот благополучный класс нынешних сытых "хозяев жизни", ненавидел чистой и прямой, как лезвие меча ненавистью, и сюда он приезжал лишь за тем, чтобы ее утолять. Самурай никогда не задумывался, почему именно этих вот холеных уверенных в себе и завтрашнем дне людей он решил сделать виновниками всех своих бед. Возможно, его просто бесил вид чужого благополучия, может быть он им банально завидовал… Он сам не смог бы однозначно ответить. Но факт оставался фактом, за всю боль, все удары, полученные от продажной девки Судьбы, Самурай решил спросить с мужчин в дорогих костюмах, а бойцовский клуб предоставил ему возможность сделать это почти законно. Браво, Чак Паланик! Отличная идея, парень!
- Седьмое правило бойцовского клуба: новичок обязан принять бой, - Леха-Завклуб значительно глянул на переминавшегося с ноги на ногу Кена и тот, согласно кивнув, неторопливо вышел на середину.
Несколько секунд он стоял, гордо вскинув голову и обводя взглядом оставшихся на траве бойцов в ожидании, кто же из них примет вызов, с кем именно состоится его первый бой в этом клубе, о котором так восхищенно закатывая глаза вчера рассказывали девчонки из бухгалтерии. Потом в круг вступил Самурай. Новичок потянулся было с рукопожатием, но холодный злой взгляд остановил его руку на полдороги и заставил нервно вздрогнуть. Самурай криво усмехнулся. Ты даже не представляешь, парень, как ты попал! Для тебя бойцовский клуб станет отнюдь не экстремальным развлечением, по крайней мере сегодня, здесь и сейчас!
- Начали! - прокричал Леха, шустро отскакивая за пределы утоптанной земли.
Самурай сделал маленький шаг вперед, чувствуя, как откуда-то из заповедной глубины мозга поднимается знакомая волна холодной ярости: "Вы хочете песен, их есть у меня!", сейчас будет тебе веселье, урод. Главное осторожно, чтобы сразу не упал. Темный круг утоптанной земли расширялся, заполняя собой Вселенную, закрывая остальных бойцов, Завклуба, чахлую березовую рощу… На последних секундах, пока окружающий мир еще не исчез окончательно Самурай краем глаза зацепил три тонкие девичьи фигурки с совершенно дикими прическами и покрытыми черной помадой припухшими губами. Его даже слегка передернуло от отвращения, выбивая из боевого настроя. Если кто и раздражал в этой жизни Самурая больше, чем благополучная армия офисных клерков, так это вот такие трупоедки. Извращенки, приходившие сюда смотреть на боль и страдания бойцов, сексуально возбуждавшиеся от увиденного и здесь же на кожаных сидениях машин отдававшиеся избитым провонявшим потом, порой окровавленным парням. Дополнительный элемент экзотики и снятия стресса.
- Обожаю видеть боль! - хриплый от возбуждения шепот одной из них долетел таки до Самурая.
Потом мир привычно сжался до размеров круга, выбрасывая в пропасть небытия зрителей, их реплики и вообще все, кроме изготовившегося к бою противника, серой земли под ногами и клочка ярко-синего неба над головой. И между землей и небом остались только они двое: Самурай и его сегодняшний враг. Да полно, почему сегодняшний, тот самый, вновь оживший подобно стоголовой гидре и представший в новом обличье… Тот самый, кто соблазнил и увел Лику, тот кто глумился над ним издевательски хохоча и орал в оглохшие уши: "У тебя нет денег, ты - неудачник! Ты - никто! Твоя жизнь не удалась! Посмотри на меня - я в полном порядке! А ты по сравнению со мной - дерьмо! Лучшее, что тебя остается сделать - убить себя, потому что ты - неудачник!" Чувствуя, как зубы впиваются в губу, разрывая ее до крови, Самурай крепче сжал побелевшие кулаки: "Врешь, сука! Сейчас посмотрим кто из нас кто! Сдохнешь, гнида!"
Новичок, демонстративно играя мышцами, грациозно присел в экзотической стойке. Похоже насмотрелся китайских боевиков и посещал какую-нибудь платную секцию ушу, где за бешенные с точки зрения простого бюджетника деньги ловкач-тренер обучал его обычной гимнастике, без зазрения совести выдавая ее за смертоносное древнее искусство самозащиты. Проще надо быть, господин хороший, ближе к народу. Самурай сделал еще шажок, по направлению к плетущему руками сложную вязь врагу и для пробы несильно пнул его в слишком далеко выставленное вперед колено. Проведенный с должной скоростью и силой этот удар сломал бы новичку ногу, а так получилось просто очень больно. Кен зашипел, поджимая пострадавшую конечность, и продолжая свои нелепые пассы.
Самурай, чувствуя нарастающие клокотание обжигающей кипящей ярости где-то внутри, ударил его в лицо, хлестко и резко, прямо сквозь плетущие защитные кружева руки. Попал в запястье правой и вбил его новичку в губы кровяня их. "Это тебе за отца, сука!" Отца Самурай помнил смутно, в основном по фотографиям, тот погиб в Афганистане, когда его сыну не исполнилось и восьми лет. В памяти отпечаталось лишь такое же, как у самого широкоскулое, восточного типа лицо, так дико смотрящееся в сочетании с именем Павел. Имя ему дала мать, простая русская женщина родом из-под Самары…
Левая рука стремительным гибким ужом метнувшаяся в разрез, отвесила новичку еще одну ощутимую плюху, выбив струю алой крови из носа. "Это за мать!" После гибели отца мать так и не оправилась, запила и как-то очень быстро опустилась, до последней копейки изводя на водку и так не слишком щедрую пенсию. В маленькой однокомнатной квартирке все чаще стали появляться пьяные незнакомые мужики, с утробным хрипом заваливавшие такую же невменяемую мать на грязный зассанный и облеванный матрас, расплачивающиеся водкой, которой нужно было все больше… И наконец голое желто-восковое женское тело лежащее в тронутой ржавчиной ванне полной отчего-то густо красной водой, черты лица, лишь отдаленно напоминающие материнские и суетливые люди в белых халатах…
Нырок, под размашисто бьющую руку… В еще недавно гордых и уверенных глазах Кена страх… Не ожидал? Все по взрослому, дорогой, все по взрослому… Уклон влево, и с уклона четкий боксерский крюк в челюсть. "За родной детдом Љ 18! За казенные кровати с ржавой пружинной сеткой! За жалкую пайку, оставляющую вечно голодным! За дранную второсортную одежду и такие же игрушки!"
Самурай бил четко и расчетливо, как на ринге. При желании он мог закончить поединок за пару секунд, пустив в ход, что-нибудь из зубодробительного арсенала, любовно преподанного инструктором в военном училище. Но это было совсем не то, поэтому удары лишь эффектные болезненные, но не слишком эффективные с легким сарказмом именуемые среди рукопашников "спортивными". Новичок порядком избит и утомлен, пытается прижаться, повиснуть на груди. В ноздри густо шибает перебивающим резкий запах дезодоранта потом. Взмокшие вяло-безвольные руки стараются зацепиться за плечи, вжаться под мышки не дать пространства для замаха. Нет, вот это уж хрен! Продолжаем наши игры! Самурай резким рывком разорвал дистанцию и, уже не опасаясь ощутимо плывущего противника, красивым и таким же бестолковым ударом ноги достал его в голову. "За Маринку! Двенадцатилетнюю девчонку, изнасилованную пьяным воспитателем и повесившуюся ночью в туалете! За общество равных возможностей! За масляный взгляд профессора-педика на экзаменах в институт! За цифру 1000 со значком доллара рядом на бумажке переданной воровато оглянувшимся доцентом!"
Подшаг вперед на среднюю дистанцию. "За военное училище! За горячие точки! За контузию! За пятидесятипроцентную потерю слуха! За инвалидность!"
Он вот-вот упадет! Нет, не так просто, парень! Рывок за плечи и насаживающий удар коленом по ребрам, уже в полную силу. Кажется, что-то там внутри разрывается с хрустом и скрежетом. Плевать! "За военно-врачебную комиссию! За комиссацию из Вооруженных Сил!" Кен утробно кхекает и начинает заваливаться набок. Нет, подожди! Куда это ты собрался? Горящие глаза Самурая двумя раскаленными мечами впиваются в расфокусированные мутные зрачки жертвы. И самое главное, последний аккорд! Правая рука надежно фиксирует болтающуюся голову новичка, собственная голова откидывается назад так далеко, что немеет шея… "За любимую женщину, ушедшую к такому же как ты! За месяцы черной одинокой пьянки! За вспоровшую живот "розочку", зажатую в своей же руке!" Лоб стремительно летит в еще недавно бывшее таким красивым и ухоженным лицо новичка. Лобная кость толщиной в пару сантиметров - самая твердая часть человеческого тела, вес головы три-четыре килограмма, плюс вложенное ускорение. Эффект, как от удара кувалдой! "За всю несправедливость этой блядской жизни! Нна!" Глухой стук, как от столкновения бильярдных шаров. Новичок сломанной тряпичной куклой оседает на серую утоптанную землю, он уже ничем не напоминает стильного дружка Барби, из разбитого в алое с ярко-белыми осколками зубов месиво рта толчками выбивается густая черная кровь.
Мир вновь расширяется до обычных границ, начинает пропускать звуки и нога, уже занесенная для последнего контрольного удара каблуком в висок, медленно с усилием опускается в пыль рядом с поверженным телом. Вокруг напряженная тишина, лишь сладко постанывает, зажав ладони между ляжек и содрогаясь всем телом, одна из жутко размалеванных девиц. Самурай обводит взглядом круг, мужчины в дорогих спортивных костюмах, пахнущие элитным парфюмом отводят глаза, отворачиваются, становясь будто ниже ростом.
- Четвертое правило бойцовского клуба: не более одного поединка за вечер! - быстрой скороговоркой тараторит Завклуб, когда взгляд Самурая останавливается на нем.
И столько в этой торопливости неприкрытого страха, так комично трясется посеревшее лицо топ-менеджера, что Самурай прыскает в сторону истеричным смешком.
- Скорую ему вызови, удод! И не трясись так… С кем тут еще драться? Не с тобой же…
- Ты такой крутой, малыш… - пользуясь секундной заминкой одна из шлюшек подобралась вплотную и уже принялась мурлыкая тереться о плечо. - Я хочу тебя!
Самурай с удивленной брезгливостью осмотрел поплывшую черную тушь, темно-фиолетовую помаду и покрытые черным лаком длинные накладные ногти, заглянул в подернутые наркотической мутью выцветшие глаза.
- Любишь боль, кошка?
- Муррр! - горячий влажный язычок ловко слизнул каплю засохшей крови с костяшки его кулака. - Очень, котенок! Сделай мне больно! Разорви меня, хищник!
- Ну, тогда держи!
Оглушающая хлесткая пощечина кинула девушку на колени. А Самурай не обращая больше на нее никакого внимания, широко зашагал к предусмотрительно привезенной Завклубом бочке с водой. Дорогие спортивные костюмы поспешно уступали дорогу. Девчонка, сидя на земле, пристально смотрела ему вслед, нежно водя пальцами по быстро набухающей красным щеке.