ГЛАВА 13
Мы проехали мимо пивного бара и приблизились к дому, вокруг которого горели фонари. Подъездная дорожка к нему была полностью занята машинами, поэтому мы припарковались прямо на обочине основной дороги. Как только мы вылезли из машины, Крис споткнулся и сломал каблук. Чертыхаясь, он принял решение отломить другой каблук, а я, смеясь, направился к дому. Крис держался в нескольких шагах позади меня.
Кусты вокруг как будто светились изнутри.
Вдруг я запутался в какой-то сети и веревках, и неодолимая сила поволокла меня, но не в сторону смутно видневшегося в тени дома, а куда-то в сад, через небольшие, неказистые воротца.
Гирлянды фонариков и больших разноцветных ламп, похожих на груши, подвешенные к деревьям, заливали сад ярким светом. Я оказался под навесом из освещенных ветвей и листьев. Великолепная декорация! Как раз для веселой компании, собравшейся на вечеринку.
Для меня эта вечеринка началась с того, что один из гостей был привязан к стволу клена рядом с гроздью ярко горящих грушевидных красных ламп, освещающих крупные, уже пожелтевшие и покрасневшие листья, образующие балдахин. Самое неприятное, что этим гостем был я сам. Меня, именно меня привязали спиной к дереву. Веревки впивались мне в лодыжки, в запястья вывернутых за спину рук и – что хуже всего – опутывали шею.
На вечеринках, которые я посещал раньше, мне не приходилось встречать этих четверых ублюдков, но они были хорошо мне знакомы, а то откуда бы я знал, что они ублюдки. Один из них был занят тем, что надевал боксерские перчатки.
Обыкновенные боксерские перчатки из красной кожи.
Явилась и вся остальная компания: Пэтси, Сэртис и Оливер Грантчестер. Больше, кажется, никого. Не густо.
У Сэртиса был торжествующий вид. Грантчестер серьезен и деловит. Пэтси чем-то взволнована.
Я попытался осмотреться вокруг. Хотел увидеть, как отсюда выбраться. Увидел немногое. Лужайка, окруженная кустами и освещенная со стороны сада. Ближе к дому она оставалась в тени. Клумба с хризантемами. Маленький пруд с золотыми рыбками. Искусственный ручей, ниспадающий в этот пруд с декоративного нагромождения камней.
Слева от меня – большой дом, темный, но ярко освещена оранжерея, выходящая в сад.
И – Оливер Грантчестер.
Как же я упустил из виду, что у него дом в той же деревне, где живет Пэтси, и что расстояние между их домами – полмили? В записной книжке Айвэна есть адрес и номер телефона Оливера Грантчестера...
Это его, Оливера Грантчестера, без колебаний узнала миссис Ньютон среди лиц, которые я набросал на листке бумаги у нее в доме. Именно он был тем, кто заехал за ее братом, когда Норман Кворн собирался в Испанию.
Я знал, кто будет охотиться за мной, но не учел где. Надо же быть таким идиотом!
Пэтси никогда не изменится. Какого черта я поверил ей?!
Мне хотелось поверить, хотелось положить конец этой долгой дурацкой вражде.
Так мне и надо.
Грантчестер стоял в шести футах от меня.
– Где "Честь Кинлохов"? – спросил он.
Вот так сюрприз! Ему-то зачем это знать? Он подал знак парню в боксерских перчатках, и тот нанес мне удар в живот. О-ох! Да еще я дернулся от боли, и в горло мне впилась веревка. Адова мука!
– Где "Золотой кубок короля Альфреда"? Сумка для гольфа. Шкафчик. Клуб. Шотландия.
Попробуй, доберись туда.
Удар в ребра. Меркнет сознание. Дальше, кажется, некуда, но, похоже, это только начало. Проклятье!
– Айвэн переправил кубок тебе? Где кубок? Спроси у Самого.
Еще один прицельный удар. Мир содрогнулся у меня перед глазами.
Где мой телохранитель, черт бы его побрал?! Сэртис подскочил к Грантчестеру и взвизгнул:
– Где Гольден-Мальт? Пусть скажет, куда он его упрятал!
Бандит в боксерских перчатках – тот ублюдок, что спрашивал меня в горах: "Где это?" Скотина!
– Где Гольден-Мальт? – спросил Грантчестер. Я молчал. Мучительное решение.
Сэртис от нетерпения подпрыгивал, как мячик.
– Заставьте его сказать. Дайте ему покрепче. Еще, еще!
Я отрешенно подумал о том, что предпочел бы, наверное, умереть, чем спасовать перед Сэртисом. У Оливера Грантчестера были другие интересы, чем у мужа Пэтси.
– Где твоя мать? – спросил адвокат. В Девоне, подумал я. Хвала Господу! Удар.
Он, кажется, спятил, если думает, что я отвечу ему.
– Где Эмили Кокс?
Тоже в безопасности, слава Богу. Удар.
– Где сестра Нормана Кворна?
От полученных ударов стало трудно дышать. Я не мог бы сейчас ответить Грантчестеру, даже если бы захотел.
Он приблизился и, остановившись в метре от меня, уже не спросил, а рявкнул:
– Где список? Наконец-то.
Из– за этого списка и разгорелся весь сыр-бор. Оттого меня и били, надеясь, что, пока дойдет до этого вопроса, я сломаюсь и отвечу на него.
– Где список?
Грантчестер всегда недолюбливал меня, видел во мне угрозу его положению при Айвэне. И подозрения Пэтси на мой счет он тоже всегда поддерживал, подливал масла в огонь. Я вспомнил, как он испугался и разозлился, когда Айвэн сделал меня своим доверенным лицом, а не его или Пэтси. Грантчестер ни за что не хотел допускать меня к делам пивоваренного завода. Не зря он боялся этого.
От его громоздкой, тяжеловесной фигуры исходила грубая, беспощадная враждебность. Плевать ему было, изувечат ли меня, превратят ли в кровавое месиво. Грантчестер наслаждался тем, что происходило под этими гирляндами огней. Сам он не прикасался ко мне, но при каждом ударе испытывал что-то вроде экстаза. Он хотел, чтобы я покорился и сдался, но чтобы это случилось не сразу и не очень быстро.
Я заметил удовольствие в его глазах. Видел улыбку на его толстых губах. Я ненавидел его, ненавидел до внутреннего содрогания.
– Говори, – не унимался он, – говори, ну!
Он жаждал моей капитуляции с не меньшим вожделением, чем самого списка, и был уверен, что добьется и того, и другого. Только бы не сдаться, не дать ему насладиться этой изуверской радостью...
– Список, где он?
Боксерские перчатки еще раз прошлись по мне. Лицо, ребра, живот, голова. Не сосчитать...
– Где список?
Какой чудесный сад! Это я уже не думал, а в полубеспамятстве просто видел перед собой.
Упражнение с "боксерской грушей" окончилось. Грантчестер ушел. Четверо ублюдков стояли вокруг меня, наблюдая, не выскользну ли я из их веревок и узлов. Хотел бы я этого, но где там...
Возле меня возникло лицо Пэтси.
– Что за список? – спросила она.
К чему эта хитрость? Она наверняка знает, чего хочет от меня Грантчестер.
Пэтси казалась взволнованной и даже испуганной. Но ведь это она и заманила меня сюда. Хотя какая разница – я сам виноват, что попался на удочку.
– Зачем Оливер спросил, где ваша мать и Эмили? – сказала Пэтси.
Собрав все силы, какие еще оставались во мне, я заговорил, заставляя свой голос звучать твердо:
– Откуда он знает, что их нет дома?
– Александр, – сказала Пэтси с искренним – это я видел – огорчением, – отдайте Оливеру все, чего он хочет, ради Бога, умоляю вас. Это... это... – Она обвела взглядом спутавшие меня веревки, а потом ублюдков, стоявших поблизости, – это... ужасно!
Я мог сто раз согласиться с ней, но мог ли я поверить, что она не знает, чего хочет от меня Грантчестер, ее сосед и питающий к ней дружеские чувства адвокат? Больше я ей никогда в жизни не поверю. Или до конца того, что осталось от жизни.
Оливер Грантчестер вел игру, ставка в которой исчислялась миллионами, но боксерские перчатки не принесли ему желаемого результата. И вот я увидел, как он возвращается со стороны дома и тянет за собой мангал на колесиках.
О Боже, подумал я, только не это.
Я не выдержу, скажу ему все. Знаю, что скажу. Черт с ними, с этими миллионами. Не мои же они, в конце концов.
Грантчестер снял с мангала решетку и приставил ее к опоре. Потом он опять ушел в ярко освещенную оранжерею и принес оттуда сумку с брикетами древесного угля и бутылку с горючей жидкостью. Он высыпал брикеты из сумки в топливную камеру и вылил туда же все содержимое бутылки.
И вот чиркнула и загорелась спичка.
Пламя рванулось из мангала вверх ревущими и трепещущими золотисто-алыми языками. Оно отражалось в глазах Грантчестера, и на миг мне показалось, как будто внутри головы у него полыхает огонь.
Довольный, он парой длинных щипцов поднял решетку и опустил ее на мангал, чтобы накалить.
На лицах четверых бандитов я не видел ни любопытства, ни удивления. Разве что один из них смотрел на огонь и на решетку с отвращением. "Они уже видели это раньше", – подумал я. И видели на моем месте Нормана Кворна.
Норман Кворн... обожженный, в этом саду, с обрывками травы на одежде...
Пэтси, казалось, не понимает, что происходит. Такой же растерянный вид был и у Сэртиса.
Брикеты древесного угля горели ярко.
Я все скажу. Хватит с меня. Все мое тело и так уже изнывает от боли. Глупо и дальше терпеть эту пытку. Всякие там высокие материи вроде стойкости человеческого духа, может, и хороши, когда их изображают на картинах, но не в таких вот милых деревенских садиках вечером во вторую субботу октября.
Нормана Кворна прожгли решеткой до самых ребер, замучили до смерти, но он так ничего и не сказал Грантчестеру.
Я не Норман Кворн. Его миллионов у меня нет, терять мне нечего. Это миллионы Пэтси, будь она проклята!
Грантчестер между тем с наслаждением дождался, пока решетка не раскалилась докрасна, щипцами извлек ее из пламени и плашмя положил ее на траву. Трава зашипела и задымилась.
– Если будешь и впредь молчать, придется положить тебя на эту решетку, – с глумливым сочувствием сказал мне Грантчестер. – Так где список?
Упрямство, стойкость, мужество... Есть ли они у меня? Не знаю. Но я скажу ему все, чего он хочет, пропади он пропадом!
Мое поражение, мое унижение – вот оно, лежит у моих ног, дочерна опаляя траву. Деньги здесь ни при чем, они не имеют значения. Мое решение – дело моей воли. Дело гордости. А цена этой гордости слишком высока.
Скажи ему все... так надо, убеждал я себя.
– Где? Говори, – сказал Грантчестер. Еще секунда – и я скажу. Секунда прошла, другая, третья... Ну же! Нет... Не могу.
Что будет, то будет. Пусть жгут меня...
* * *
Такие отметины останутся навсегда, но я не увижу их, если не буду смотреть в зеркало.
* * *
Раздался чей-то пронзительный крик, и я вспомнил обещание Сэртиса: "В другой раз ты у нас завизжишь". Но кричал не я. Кричала Пэтси.
Это ее тонкий от ужаса голос.
– Нет, нет! Ради Бога, не надо! Оливер, Сэртис! Вы не сделаете этого. Слышите? Ради Бога, не надо...
Сэртис так и не дождался от меня пронзительных воплей. В каких-то атавистических глубинах моего существа, зарождаясь где-то внутри меня и кончаясь рычанием в глотке, жил стон. В нем объединились, слились в единый сплав все мои ощущения и чувства, в нем каждый нерв бурлил всепоглощающим стихийным протестом. Это был даже не стон, а первобытная мука, которая выпала на мою долю.
– Где он? Где он? – доносился до меня голос Грантчестера.
Зря он старался. Это уже не имело никакого значения.
Через минуту, может, две все кончилось.
Или прошло полжизни?
Я не мог уже произнести ни слова, когда все вокруг меня внезапно изменилось.
Что– то захрустело, затрещало, залязгало, и какой-то автобус величиной с пол пассажирского вагона смел ограду и ворота между подъездной дорожкой к дому и садом. На лужайку из автобуса посыпалась орава полупьяных футбольных фанатов в чем-то оранжевом и в развевающихся оранжевых (или так только казалось) шарфах. Затопали тяжелые сапожищи, загорланили хриплые голоса:
– Где тут пиво? Где пиво?
Через поваленную ограду сюда хлынул целый поток оранжевых шарфов. Какие-то хулиганские физиономии и жизнерадостный галдеж:
– Где пиво?
Четверо ублюдков, прижавших к земле мои руки и ноги, решили по-тихому убраться отсюда, благодаря чему я сумел избавиться от решетки и уткнулся лицом в холодную траву. В моем ограниченном поле зрения возникла пара длинньгх ног в черных колготках, и знакомый голос произнес надо мной:
– Боже милостивый! Ал!
А я хотел сказать: "Где тебя носили черти?", но так и не смог.
Ярко освещенный сад до отказа заполнили оранжевые шарфы и рев голосов охотников до пива. Фантасмагория, подумал я. Сюрреализм.
Крис сперва исчез, но тут же вернулся и вылил на меня из какой-то емкости холодную воду. Потом он опустился возле меня на корточки и сказал:
– Твой свитер истлел.
Я хотел сказать ему, что вода лучше огня, но сумел только подумать об этом.
– Ал, – спросил он, – с тобой все в порядке?
– Угу.
На траве билась золотая рыбка, бедное маленькое создание. Золотая рыбка. Значит, Крис облил меня водой из пруда.
Холодная вода. Прекрасная мысль.
Я попробовал приподняться и потерпел неудачу. Крис поспешил на помощь и освободил мои руки, ноги и шею от веревок. Потом он взял меня под мышки и потащил по траве. Вот она – моя цель, маленький прудик. Я вытянулся во весь рост в холодной воде, прислонясь головой к камням, как к подушке. Боже, какое облегчение я испытал!
– Кто тебя так? Скотина Сэртис? – спросил Крис. Гнев клокотал в его голосе.
– Скотина Грантчестер. Крис опять куда-то исчез.
В саду было полно людей. Появились какие-то полицейские. Огромный автобус, желтый, белый, серебристый, высился над всей этой сценой, как гигантское олицетворение хаоса. Я лежал в пруду и наблюдал за снующими вокруг в поисках дармового пива футбольными фанатами, которые злились, что никакого пива здесь нет. Полицейские кого-то хватали и щелкали наручниками. Попались в руки стражей порядка и четверо бандитов, переоценивших возможность скрыться. И еще я видел, как растеряна Пэтси и как веселое настроение Сэртиса сменилось отупением и тревогой.
Какой-то фанат объяснял полицейским, что никому не известная девица угнала автобус, стоявший возле пивного бара, где они собирались немного освежиться. Эта девица вдруг объявила, что где-то поблизости бесплатного пива – хоть залейся. Симпатичная такая, она еще сказала, чтобы мы поспешали в этот сад.
Когда они ушли, вернулся Крис.
– Этот гад Грантчестер пытался улизнуть, – сказал Крис. – Теперь он никуда не уйдет.
– Крис, – сказал я, – тебе лучше слинять отсюда.
– Ты так думаешь? – Полиция ищет молодую женщину, которая управляла автобусом.
Что– то шлепнулось в воду мне на грудь.
Вот оно что – влажно поблескивающий медный кастет. Я смахнул его в воду. Пусть скроется на дне.
Рука Криса на миг сжала мне плечо, и вот уже его темная фигура промелькнула передо мной в последний раз и нырнула из освещенной части сада в тень.
Фарс продолжался. Какой-то здоровенный полисмен в форме велел мне выбираться из пруда. Я не подчинился, и тогда он надел на меня наручники и ушел, не слушая никаких возражений.
Постепенно в саду оказалось много людей, которые не были ни полицейскими в форме, ни футбольными фанатами, а представителями закона в штатском, или – иными словами – в твидовых жакетах с кожаными латками на локтях.
Над головой у меня плескался искусственный водопад. Я поднял руки в наручниках и направил тонкую струйку холодной воды себе на лицо.
Чей– то голос произнес:
– Вылезайте из воды.
Я открыл глаза. Приказ исходил от какого-то полицейского чина. Чуть позади него стояла Пэтси.
Этот полицейский был человеком средних лет. Его голос звучал спокойно, без всякой злости, но вряд ли пребывание в пруду длинноволосого типа в наручниках заслуживало поощрения.
– Вылезайте, – повторил он. – Давайте-ка, давайте.
– Не знаю, сумеет ли он, – озабоченно сказала Пэтси. – Его избили...
– Кто?
Пэтси взглянула на унылые группы людей в наручниках, сидевших на траве. Вид у бедняг был разочарованный – ни тебе пива, ни веселья и вообще чепуха какая-то...
– И у него ожоги, – добавила Пэтси. – Я не сумела остановить их.
Полицейский чин взглянул на мангал с тлеющими угольями.
– Нет, ожоги вот от этой решетки.
Один из полицейских нагнулся, чтобы поднять решетку, и сразу отдернул руку и принялся дуть на пальцы.
Меня это рассмешило.
Пэтси мой смех огорчил.
– Это не смешно, Александр, – сокрушенно-назидательно сказала она.
– Миссис Бенчмарк, вы знаете этого человека? – спросил полицейский чин.
– Да, конечно. – Пэтси сверху вниз смотрела на меня. Я старался ответить ей самым безразличным взглядом, готовый снести какое-нибудь очередное оскорбление. – Он... он мой брат.
Меня это сокрушило сильнее, чем все старания Грантчестера.
Пэтси увидела, какое действие оказали на меня ее слова, и заплакала.
Пэтси, мой непримиримый враг, заплакала.
Но вот она быстро смахнула с глаз слезы и сказала полицейскому, что могла бы в толпе футбольных фанатов найти тех, кто избивал меня, после чего полицейский чин и Пэтси ушли, а на их месте возник Сэртис, снова сдуру повеселевший.
– Где Гольден-Мальт? – ни с того ни с сего спросил он меня, глумливо улыбаясь.
Мне показалось, что еще немного, и он лягнет меня ногой в голову.
– Заткнись, – сказал я ему, – и не рыпайся больше, понял? Иначе Пэтси узнает, куда ты шастаешь вечерами по средам. Я назову ей точный адрес, да-да, адрес одного маленького домика на окраине Гвилфорда и имя той проститутки, что живет в этом домике. И зачем ты ходишь туда, Пэтси тоже узнает.
От испуга у Сэртиса отвисла челюсть, и глаза чуть не вылезли из орбит.
– Что? Как... Что? – заикался он. – Это неправда, я скажу ей, что ты врешь.
– Я платил тому, кто следил за тобой. – Настала моя очередь злорадно усмехаться. – Так что держи язык за зубами и не давай волю рукам. И если ты пока еще устраиваешь Пэтси, я не стану ее разочаровывать в тебе, понял?
У него был жалкий вид. Он попятился от меня, как будто боялся заразиться чумой. А у меня на душе полегчало, и яркие разноцветные огни среди деревьев опять понравились мне. Нет, что ни говори, а все-таки бывают в жизни приятные минуты...
* * *
Никто воочию не видел, как подвергся нападению и был надежно связан у себя в гараже Оливер Грантчестер. Его так быстро нокаутировали, что он и сам не успел не то что разглядеть, но и заметить своего обидчика. Когда его нашли, он уже успел прийти в себя. У него сильно болела голова от удара по затылку, а нос и челюсть оказались сломаны. Выяснилось также, что кто-то, когда Грантчестер был уже в нокауте, повредил его гениталии.
Знать бы кто. Да разве узнаешь? Экая досада!
Полиция поместила Грантчестера в тюремный госпиталь, где адвокату оказали врачебную помощь.