Попивая максимально не крепкий напиток - сухое белое вино, к тому же на две трети разбавленное минералкой - я информировала любимого о событиях последних дней, попутно присовокупляя некоторые собственные выводы и соображения.
Больше всего сомнений вызывал сам Ренусь как таковой. Я могла понять неприязнь ко мне, как-никак пыталась подпортить им бизнес. Логичным представлялось мне и стремление избавиться от Елены. Какой-то смысл был и в таинственных, якобы хранящихся у меня бумагах. А вот Ренусь… Ну никак он не подходил ни к одному из перечисленных выше моментов, не тот человек, не тот характер. Правда, лично его я не знала, но в последнее время переговорила с людьми, знавшими его хорошо, и вывод был один: на роль предприимчивого афериста и хладнокровного преступника он годился так же, как дохлая коза в качестве тягловой силы при золочёной карете. Разумеется, люди могли не заметить, как он изменился, как из рохли превратился в закоренелого преступника и законченного негодяя, у человека с годами меняется характер, но мне не давал покоя огонёк, сверкнувший в глубине глаз ксёндза викария.
И я задумчиво произнесла:
- Вот и смущает меня это обстоятельство, ну никак не укладывается в образ того Ренуся, которого все знали. Правда, он связался с Новаковским, настоящим подонком, но и Новаковский никогда не был орлом. Обычная вошь… И знаешь к чему я постепенно прихожу? К тому, что это не Ренусь кого-то убил, а его убили. Абсурдная идея, тем не менее не идёт из головы. Однако… если делом заправляет Мизюня - все возможно. Вот уж она всегда была девушкой неглупой, хотя, глядя на неё, такого не скажешь…
Гжегож перебил меня.
- Теперь моя очередь. Боюсь, телефонные разговоры меня разорят. Итак, по порядку. Дядюшка отпадает, Ренусь его не убивал, не было тогда Ренуся в США. И вообще, с тех пор как он после тридцатилетнего отсутствия на родине опять вернулся в Польшу, за океаном его никто не видел. Между континентами курсировала Мизюня, муж дал ей полную доверенность на ведение всех своих дел. Как-то на Ренуся наткнулся один из его приятелей студенческой поры, вряд ли ты его знала, некий Владек Ягелло…
- Знала, очень рассеянным парнем был этот король.
- Рассеянный не рассеянный, а с Ренусем они вместе учились, в одной группе. Так вот, Владек уверяет, что сразу узнал старого знакомого, тем более, что тот опять вернулся к давней студенческой моде - вся рожа заросла волосами: борода, бакенбарды и снова патлы до плеч. А вот что касается характера, в этом отношении Ренусь изменился до неузнаваемости. Раньше Ренусь был болтливым, теперь напротив, раньше симпатичный и открытый - теперь наоборот, ну и все в таком же духе. Мизюня же почти не изменилась, хотя неумолимое время её основательно поклевало. Оба супруга единодушно разорвали все связи с прежними знакомыми, стараются ни с кем не общаться. И рискну высказать предположение - Ренусь вовсе не Ренусь, как бы по-идиотски это ни звучало.
Я обрадовалась - хорошо, что он первым сказал это.
- Точно такая же мысль мелькнула у меня в голове, когда я сидела у постели ксёндза викария. Я вслух высказывала свои соображения, и, когда заявила - преступником является Иреней Либаш, у ксёндза лицо окаменело. Нет, не Либаш. Значит, если что - оба мы с тобой идиоты.
- Вместе с тобой - все, что угодно! Только вот сначала расскажи мне подробней о таинственных бумагах, что-то я не понял. У тебя и в самом деле они припрятаны?
Я вздохнула.
- Если бы знать! Бумаг у меня в чулане побольше, чем на складе макулатуры, а вот есть ли среди них секретные - одному Богу известно. Знаешь, мой бывшенький недоумок из тайных служб был прямо маньяком по части собирания вссвозможного компромата на всех и вся. Возможности у него были, вот и пользовался ими. Правда, ограничивался только сбором, на то, чтобы привести в порядок архив, у него не было ни времени, ни желания. Сколько раз его драгоценный блокнот извлекала я из-под дивана. Мне вменялось в обязанности беречь его как зеницу ока, впрочем, не только блокнот, но и бесчисленные записки, а такими наша квартира была просто усыпана. Поскольку я была лично ответственной за бесценные записи, старалась их собирать в кучу. Сам знаешь, я тоже не отношусь к аккуратным педанткам, но много раз выскакивала за своим повелителем в парадное и возвращала его с лестницы, ибо снова забыл у телефона очередную бесценную запись. Господи, сколько нервов мне все это стоило! Часами спорил со мной о двадцати злотых, которые якобы я осталась ему должна или он мне, без разницы, а может, не двадцать, а двести, памяти у него - никакой, все путал, перевирал и из-за этого становился ещё более дотошным. Раз помню, довёл меня до нервного припадка из-за ста злотых, которые у него куда-то задевались, а когда я, желая прекратить спор, вручила ему свои сто злотых, обиделся на меня смертельно.
- Так что же ты в нем такого нашла?
- Были у него и достоинства. Хотя, с другой стороны, тоже оборачивались недостатками. Вот представь, тебе захотелось… иметь дело с твоим собственным мужчиной…
- Такого не могу представить! - решительно заявил Гжегож.
- Ну ладно, в твоём случае тебе захотелось со своей женщиной… поговорить в постели. А она намертво приросла к кухонной мойке и бренчит бесконечными грязными тарелками…
- Тарелки отберу, кран прикручу, а её силой утащу в спальню.
- Возможно, но наверняка в твоей женщине нет ста восьмидесяти сантиметров роста и мускулов как у борца-тяжеловеса. Тебе хватит сил, возможно, не просто утащишь, но по дороге ещё и подтолкнёшь пару раз… Нет, ты представь эти два метра с мускулами, как они скалой высятся посередине кухни. Попробуй подтолкни такой памятник! А посуду он мыл по собственному почину, добровольно, хотя я почему-то не испытывала особой радости по этому поводу. Ну, ещё тяжести таскал свободно… И внешне был красив, к тому же чистюля. Не вонял!
- Послушай, давай лучше вернёмся к нашим баранам, а то мне что-то нехорошо становится, из двух зол уж лучше преступление.
- Согласна. Так вот, чем черт не шутит, возможно, кое-что из записей этого моего детектива и валяется у меня в чулане до сих пор. Думаю, это скоро обнаружится, потому что я рассказала полиции о чулане и даже дала капитану ключ от него. Не исключено, они в данный момент там шуруют, и я им не завидую.
- А что ты вообще держишь в своём чулане?
- Я не держу, оно там просто лежит само. Дубовые двухдюймовые доски четырехметровой длины, стремянка, изумительно сохранившаяся деталь обшивки парусника, выброшенная морем на пляж, громадное количество бутылок, запчасти к автомашине, в том числе часть кузова, поломанная мебель и немного дров, книги, которые я никогда не стану читать, неисправная газовая колонка, водопроводные трубы, два велосипедных колёса и многое другое, чего я уже и не помню, но его намного больше того, что я запомнила. Ага, ещё три пластиковых ящика для рыбы, тоже выброшенных морем.
Смеясь, Гжегож принялся приготавливать нам ещё по одному лёгкому коктейлю.
- Кончай смеяться, я ещё не закончила.
- Погоди, давай я тебе вот ещё что скажу. В числе моих бесчисленных телефонных разговоров был один особенный. Ты помнишь Ганю? Она до сих пор сидит в Канаде.
Я вся превратилась в слух. Ганя была некогда лучшей подругой Мизюни, так что следовало ожидать сенсации. И я не была обманута в своих ожиданиях.
- …расчувствовалась и разговорилась, - продолжал Гжегож. - Как только я упомянул Ренуся, она ударилась в воспоминания. Воспоминания, так что речь шла только о прошлом, но я узнал одну очень важную вещь, а именно: в этом прошлом Мизюня пережила любовную драму. Тот, которого она пламенно любила, разбил её сердце, так что Мизюня вышла за Ренуся, чтобы забыться. И ещё потому, что он, Ренусь, был внешне очень похож на её большую любовь…
- Интересно, когда же это все происходило? - недоверчиво спросила я. - В те времена, когда мы дружили, что-то я не замечала в ней никаких любовных страданий.
- Говорят, драму она пережила в семнадцать лет.
- А, ну тогда другое дело. Мы подружились, когда нам обеим было по восемнадцати.
- Моя дорогая, ты ведь сама напомнила мне о сцене перед зеркалом в кафе, когда увидели свои отражения в зеркале Ренусь и второй стиляга, столь на него похожий. Погоди, не перебивай ход моих рассуждений. Итак, зеркало в кафе. Идём дальше. Ты сама сообщила мне, что Ренусь связался с Новаковским. Возможно, ты не в курсе, но Новаковский представлял собою, так сказать, верхний, наружный слой, за ним стоял Спшенгель. Последний обделывал свои делишки тайно, старался использовать подставных лиц, сам предпочитал оставаться в тени. Вот и на меня напустил Новаковского, поэтому люди знали много нехорошего о Новаковском, считали его законченной свиньёй, а я не стал опровергать распространённое мнение. Со Спшенгелем мне довелось беседовать лишь раза два, и то по телефону, и я с большой неохотой вспоминаю эти беседы. Лично я Спшенгеля никогда не видел в глаза.
- И даже не представляешь, как он выглядит?
- Понятия не имею. И не испытывал желания лично встретиться с таким типом. Мне кажется, единственным человеком, знавшим в лицо Спшенгеля, была моя бывшая жена Галина, вряд ли они занимались любовью только в темноте.
- А ведь он был крупной шишкой в тайных службах, - задумчиво произнесла я. - Интересно, твою Галину ему назначили или он заинтересовался ею по собственной инициативе? Вынуждена признать - вполне мог заинтересоваться, твоя Галина была бабой что надо.
- Наверняка они не афишировали свою связь, но близкие подруги Галиночки знали о ней. Слушай, может, не стоит больше о Галиночке? В твоей афёре Спшенгель представляет пока лишь одно звено в цепи моих рассуждений. Не знаешь, что с ним происходит в настоящее время?
- Не могу сказать, возможно, получу информацию, опять повисев на телефоне. Ты не представляешь, какого труда это стоит…
- Очень даже представляю, сам немало повисел за последние дни. Попытайся.
- Разумеется, попытаюсь и обещаю тебе - стану безжалостно пытать своих ближних.
- Однако вернёмся к нашим баранам. Почему во все это замешана ты?
Я постаралась сосредоточиться и по возможности связно и последовательно повторить ещё раз то, что уже хаотично неоднократно сообщала ему по телефону.
- По двум причинам. Одна официальная: моя публикация в печати подпортила их бизнес, а я не имела понятия, кого персонально вывожу на чистую воду. Бизнесом они продолжают заниматься, так что не очень-то сильно я им навредила, однако могут действовать профилактически, опасаясь, что я в состоянии нанести им более значительный ущерб. Возможно, моя публикация заставила встревожиться кого-то из их высоких покровителей, и тот велел платить себе ещё больше, что повысило производственные расходы. В любом случае требуется заставить меня угомониться и больше не встревать в их дела.
Вторая причина - частного характера, и кроется она в покойнице Елене, пусть ей земля будет пухом. По этой линии я то и дело натыкаюсь на сведения о каком-то преступлении, связанном с Ренусем и Мизюней. Елена же, насколько я понимаю, стакнулась с моим бывшеньким, тем самым детективом-любителем. Не исключено, он кое-что ей поведал, она проболталась и вызвала огонь на меня. Так мне все это представляется. У меня якобы находятся какие-то документы, может, бумаги, может, фотографии. Например, снимок, на котором запечатлён Ренусь в тот момент, как вонзает в кого-то нож. Или наоборот… И вот я, по их мнению, храню такой снимок на груди, не расстаюсь с ним ни днём ни ночью, потому как в моем чулане они его не обнаружили. Вернее, в чулане, который считали моим, а на самом деле обшарили чулан соседа, не знали, что мы с ним поменялись чуланами. О чем это я? Ага, о вещдоке в виде фотографии, однако не исключено, он существует в виде достоверных показаний, подписанных достоверными свидетелями. Они уверены - что-то такое находится в моем распоряжении, и это им не нравится.
Впрочем, изложила я тебе только две версии. А их может быть тысяча. К примеру, кто-то из их шайки решил смыться, прихватив все денежки, второй догадался, из зависти стал совать палки в колёса и принялся шантажировать. Я для них очень ценная фигура в такой игре, не знают ведь, что от меня в таких делах столько же пользы, как рыбке от зонтика.
- У Спшенгеля в активе порядочно заслуг, - пробормотал Гжегож. - Насколько мне известно, лично пришил трех человек в рамках своих служебных обязанностей. Уверен, они такие же служебные, как я папа римский.
- А может, имеет смысл в этом покопаться? - робко предложила я.
- Не смеши меня, ведь знаешь же, как у нас обстоит дело с обнародованием архива Министерства внутренних дел и Комитета Безопасности. Надо спятить, чтобы добровольно соваться в такие дела, надеюсь, ты не серьёзно предложила? Или я должен силой тебя увезти во Францию и там держать под замком? Очень прошу - опомнись, нет у меня пока таких возможностей, потому как нет пока замка с подземельями.
- А если когда и появится возможность держать меня взаперти, - попросила я, - пожалуйста, не заточай меня в подземелья, я там неважно себя чувствую, лучше уж держи в высокой башне. А знаешь, возможно, ты и угадал. Не исключено, что мой бывшенький случайно докопался до тайных документов, подлежащих уничтожению… Но тогда это касалось бы скорее Спшенгеля, ибо Новаковский ведёт себя спокойно, не нервничает. Как думаешь, что у Спшенгеля общего с Мизюней и Ренусем? Бизнес? Ты прав, надо попытаться разыскать Спшенгеля!
Гжегож в ужасе даже привстал с места.
- Ну, знаешь, если ты из моих деликатных намёков сделала такой вывод…
- Почему я? Ты же сам только что сказал.
- Я имел в виду лишь целесообразность разузнать кое-что о Спшенгеле и по возможности дипломатично. Если же ты предпочитаешь действовать энергично, тогда уж лучше попытайся встретиться с самим Ренусем, обставив встречу как случайную. Откровенно говоря, именно это я бы и предложил в первую очередь. Ты знаешь, где они с Мизюней живут?
Допив остатки прохладительного, я ощутила аппетит.
- Где-то недалеко от ипподрома, - мрачно информировала я, - неподалёку от здания управления бегами, их излюбленного вида бизнеса. Как вспомню о том, что испоганили этот благородный вид азарта, так за сердце хватает. Мне известно, живут они в каком-то большом доме с запущенным садом на окраине города, так что и не знаю… До сих пор никто конюшен и беговых дорожек не называл запущенным садом. Запущеный… Ох, постой… факт, но не сад же!
В памяти мелькнуло какое-то туманное воспоминание, что-то такое, чему я в своё время не придала значения, потому что не интересовало меня. Не успела я углубиться в туман, как Гжегож мне помешал. Оказывается, он тоже мыслил творчески.
- А чем они, собственно, занимаются в этой своей фирме? - спросил он. - Как её, "Ребус"?
- "Ребас" или "Рибас". Кажется, всем на свете: торговля автомашинами, импорт, торговля лошадьми, аукционы, спекуляция земельными участками, собственные банки, какие-то акционерные общества, казино, азарт во всех видах…
- И бордели тоже содержат?
- Если так, то неофициально, о них мне как раз ничего не известно. А ипподромы мечтают закупить на корню, превратив их в частный бизнес. Но знаешь, поскольку они претендуют на ведение честного бизнеса, должны быть где-то прописаны, в полиции должны знать адрес Либаша. Вечером, вернувшись домой, я у них поинтересуюсь.
- А какого черта ты вообще собираешься возвращаться домой, можешь сказать?
Я так и раскрыла рот. В самом деле, какого черта…
И сразу исчезла грандиозная афёра, со скрежетом опустился железный занавес, отделив меня от всех Ренусей, Мизюнь и мёртвых голов. Дни, проведённые с Гжегожем, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Сейчас благодаря чудесному стечению обстоятельств в нашем распоряжении оказалось целых двое суток, а возможно, и больше. От волнения не смогла сосчитать, сколько именно часов мы пробудем вместе. Дура несчастная, могла бы подсчитать заранее, ведь было же время, и тогда соответственно бы настроилась, подготовилась, забрала с собой кое-что из необходимых мелочей, ну хоть бы зубную щётку. Хотя теперь купить зубную щётку - не проблема…
- Не уверена, что хозяйка виллы оставила нужную мне косметику… - начала было я, но Гжегож не дал закончить.
- А я не поверю, что ты не захватила с собой нужных тебе мелочей, у любой женщины они всегда при себе, в сумочке.
Может, все женщины и таскают, но только не я. Пудра давно кончилась, а я все забываю насыпать её в пудреницу, тушь для ресниц осталась дома, с собой только духи и расчёска. Я уже и не говорю о косметическом молочке… Ну, голова, допустим, до завтра выдержит. Как бы то ни было, Гжегожу я не признаюсь в таких упущениях.
В голову тут же полезли всякие сомнения, вроде нижеследующих: до какого возраста дозволено женщине представать по утрам перед возлюбленным в натуральном виде, без косметики? Если это постоянный партнёр, вроде мужа - так до конца жизни, ведь мужчины, со свойственной им тупостью, не замечают постепенных изменений в наружности их постоянных спутниц жизни. До тридцати лет дозволено показываться приходящему любовнику. Допустим, мне повезло, эту границу я могла отодвинуть, но теперь?… Макияж - дело десятое, пусть даже размажется, сойдёт, но вот волосы… Холера, опять эта голова!
Вспомнилась мне в связи с этим приятельница моей тётки, женщина лет пятидесяти. Всегда цветущий вид, всегда персиковая кожа, бездонные глаза и прочее в том же духе. Все знали - макияж, но какой!!! Просто чудо! Никто никогда не видел её в естественном виде, до такой степени, что, если случалось ей провести ночь по какой-то причине в экстремальных условиях, она вообще не смывала на ночь боевой раскраски. Не мылась вообще и все тут! Всегда пользовалась самой дорогой косметикой, не жалела на неё денег и по утрам являлась народу столь же прекрасной, сколь удалялась накануне вечером на ночной отдых. Уединившись, запиралась в ванной и там приступала к своим таинственным косметическим манипуляциям. Тётка призналась, что как-то ей довелось провести двухнедельный отпуск в одном номере пансионата вместе с этой приятельницей, а она, тётка, так и не видела её в натуральном виде, так и не знает, как же та выглядит в действительности. Допустим, у той приятельницы не было проблем с волосами, пышная шевелюра сама укладывалась в естественные локоны, меж тем как у меня… Эх, лучше и не вспоминать! Черт бы подрал эту голову!
Вышеприведённые мысли промелькнули в голове в считанные доли секунды. Наверное, стоит рискнуть.
Вслух я попыталась возразить, выдвинув не очень веский аргумент.
- Дело в том, что с собой я не захватила записной книжки, а там все номера телефонов. Значит, я не смогу никому позвонить и мы ничего не узнаем.
- Ты и в самом деле думаешь, что это отравит мне жизнь? А если станет отравлять тебе, уж я постараюсь как-нибудь помочь горю.
- Гжесь, ну как бы тебе объяснить… Кто-кто, а ведь ты имеешь представление о женщинах. Вот скажи, как ты думаешь, кого узришь завтра утром рядом с собой в постели?
Какое-то время Гжегож, не отвечая, смотрел на меня улыбаясь.
- Думаю, тебя, - наконец мягко ответил он. - Неужели тебе в голову не приходит такая простая мысль, что в тебе я люблю не только твою внешность?…
Мы и в самом деле поехали в константинскую забегаловку пообедать, точнее, уже поужинать.